MoNSTRUM. Не верь глазам своим

Лина Леони

Ник Кауфман — врач с безупречной репутацией, любящий муж и заботливый отец. Казалось бы, он контролирует течение своей жизни. Но внезапно на него начинают обрушиваться неприятности: жена-инвалид что-то от него скрывает, пациентка обвинила во врачебной халатности, а дочь подралась с одноклассником. В добавок ко всему пропадает физиотерапевт его жены Анна Лева. И у полиции возникают вопросы к доктору Кауфману, в ответ на которые ему приходится лгать. Но ложь порождает новые вопросы и вскрывает тайны, о которых Ник Кауфман предпочел бы не знать.

Глава I

2012

Рука Ника дрогнула. Бутылка звякнула о стакан, выскользнула из рук и упала на старый, затертый, голубой коврик, который заглушил удар. Мужчина быстро подхватил бутылку с пола и замер, прислушиваясь к ночным звукам. Где-то вдалеке слышался вой сирены; деревья за окном мерно шумели на ветру. Но дом был тих. Значит, никто не проснулся. «Хорошо, что бутылка не разбилась», — подумал он и аккуратно вытер ладонью расплескавшийся по столу виски. Приятно журча янтарной жидкостью, Ник наполнил стакан наполовину, потом сделал небольшой глоток и налил виски почти до самого края.

Сев на край ванной, он опустил глаза на ковер — между его ступней на голубом ковре темнело пятно разлитого виски. Недолго сомневаясь, он поставил ногу на пятно и сильно нажал на него, как будто давил насекомое. Через мгновение Ник почувствовал, как прохладная жидкость впиталась в носок.

В воздухе витал аромат алкоголя. Ник широко распахнул окно ванной, в которой он прятал виски от Риты, сиделки его жены. Если Рита находила бутылку, то обязательно угощалась, и не раз. Бывало, что Ник приходил домой, а Рита встречала его уже хорошо под градусом. Поэтому лучшим способом уберечь любимый напиток было спрятать его в ванной на втором этаже, куда Рита с Вероникой никогда не поднимались.

Ванная комната наполнилась прохладным ночным воздухом, пропитанным ароматом леса, окружающего их дом. Ник постоял, подышал этим терпким ароматом, смешанным с еще более дорогим его сердцу и носу запахом хорошего виски. Он полюбил его пить еще когда был студентом медицинского института. Правда, в те времена виски, который он мог себе позволить, был не так хорош. Он перепробовал все дешевые марки и временами ублажал свои вкусовые рецепторы отличным коллекционным виски в кабинете отца. Как и Рита, он воровал напиток, но никогда не напивался на «месте преступления». На тот момент его отец был главным дантистом центрального округа. К нему выстраивалась вереница состоятельных и статусных пациентов, которые иногда одаривали отца разнообразными бутылками. У него скопилась целая коллекция.

На свое девятнадцатилетние Ник в порыве азарта утащил у отца двенадцатилетний Dalmore. Эту бутылку Адлер хранил и планировал открыть, когда у Ника родится его первенец. Но олень с размашистыми рогами, изображенный на бутылке, давно манил Ника Кауфмана, который в те времена не был эстетом и благодарным сыном. Они с друзьями просто опустошили бутылку, не оценив аромат апельсина и послевкусие ванили. Когда пары алкоголя выветрились, Ник разбавил чай водой, наполнил бутылку и поставил подделку обратно на полку. Его отец до конца жизни стирал пыль с подкрашенной воды, потому что Лиза Кауфман родилась после его смерти.

Ник медленно приоткрыл дверь ванной, высунул голову в коридор, огляделся по сторонам, прислушался — в доме стояла тишина. Он засунул бутылку под мышку и пошел в сторону гостевой комнаты, совмещенной с его кабинетом и библиотекой одновременно. Теперь он спал тут, в окружении пыльных книг, оставшихся еще со времен его учебы, и запасных одеял с подушками, которые не помещались в шкаф. Ему пришлось переехать из своей спальни из-за состояния его жены.

Вероника была мрачна и подавлена большую часть времени. Сначала она просто отказывалась с ним общаться, потом с ней стало тяжело находиться в одной комнате даже ночами. Она стонала и неуклюже ворочалась в постели. Ее громкое, сбивчивое дыхание было слышно на протяжении всей ночи. В итоге это привело к тому, что ночью Ник не мог сомкнуть глаз. Он лежал, смотрел в потолок и считал по секундам длину вдохов и выдохов. Но Ник нисколько не винил жену за эти неудобства — сложно быть веселым и в гармонии с собой, если в сорок лет ты прикован к инвалидному креслу.

Скоро бессонные ночи начали сказываться на его врачебной практике, и ему пришлось переместиться в отдельную комнату их уютного дома. Сам дом очень удачно располагался на склоне большого холма, окруженного деревьями. С него открывался вид на море, которым жена была одержима. Море казалось просто сияющим на закате горизонтом, а в пасмурную погоду его и вовсе не было видно. Но, несмотря на это, Ник всегда мог оставить жену в удобной коляске лицом к этой сверкающей полосе и заняться своими делами, зная, что Веронике наверняка не скучно. Так было и вчера вечером, и неделю назад.

Иногда Веронике приходила в голову какая-то мысль, она начинала нервничать и дергаться — выглядело это порой жутко. Из-за физической слабости она ничего не могла с этим поделать, тело больше ее не слушалось. Временами Ник находил ее на полу в замысловатых позах. В промежутках между приступами Вероника оставалась спокойной и даже могла произносить некоторые слова. Не совсем четко, но можно было понять, чего она хочет. Их дочь Лиза привыкла к тому, что мама не такая, как мамы ее одноклассниц, ведь ее мама была особенной. Лиза, которой было уже семь, и не помнила ее другой.

Раньше Вероника любила рисовать. Теперь она могла просто сидеть и смотреть на холст, держа кисть, которую ей вкладывала в руку Рита. Женщина все надеялась, что Вероника снова сможет писать картины. Ник наблюдал за их пленэром и не вмешивался. Если это как-то облегчало страдания его жены — что ж, пусть сидит и смотрит на пустой холст. Он даже сам съездил в магазин, купил все, что было надо, и организовал на улице небольшую деревянную площадку. Вероника была довольна.

Ник привык ухаживать за своей супругой, он понимал все ее знаки, а она принимала его заботу. Единственное, о чем он жалел, что в прошлом не был достаточно настойчив или более к ней внимателен — возможно, он мог бы что-то изменить. Иногда его мысли омрачались, и он думал о том, как отвратительно проходит его жизнь. Ему казалось, что другие люди живут лучше: смеются, путешествуют, занимаются любовью, имеют общие планы. Нику его будущее казалось непроходимыми дебрями, из которых он не видел выхода. Единственным лучиком, который освещал его путь, была дочь Лиза.

И этот лучик всеми своими тридцатью двумя килограммами обрушился на живот Ника, отчего тот с громким выдохом сложился вдвое.

— Лиза!

— Па-а-ап, вставай! — закричала она.

— Лиза, ты убьешь меня, слезь, пожалуйста! — взмолился отец.

— Прости, пап, — Лиза, одетая в пижаму, украшенную желтыми слонами, села рядом. — Мы идем на пляж?

— А что, уже утро?

— На твоих электронных часах 7:15.

— На электронных? — Ник поставил ноги на пол. — Электронные часы — для маленьких, мы же договорились, что пользуемся часами со стрелкой.

Лиза скривила личико.

— Сделаешь блины на завтрак?

— Конечно, — он медленно встал с кровати. — Давай позавтракаем часов 8? Хорошо?

— Хорошо.

— Иди чисти зубы, а я пока спрячу электронные часы, — заговорщицки предупредил он дочь.

— Так нечестно, — Лиза любила растягивать слова, когда ей что-то не нравилось. Получалось: та-а-ак не-е-е-е че-е-естно-о-о.

Ник поцеловал ее в макушку.

— План таков: зубы, завтрак — и поедем к морю.

— Ура-а-а! — Лиза с победным кличем спрыгнула с кровати и умчалась в ванную.

— Ура, — крикнул он ей вслед.

Ник пошел в комнату Вероники, которая для практичности располагалась на первом этаже. Он тихонько постучал. Женщина лежала спиной ко входу в комнату. Тусклые волосы с проседью разметались по подушке.

— Милая, — позвал он жену. Ответа не было.

Он обошел кровать и приблизился к Веронике, она лежала с открытыми, неподвижными глазами. Ник спокойно встал рядом, подождал несколько секунд. Она все так же не двигалась и даже не моргала. Он протянул руку и тронул ее за плечо. Она перевела на него взгляд больших, глубоко посаженных глаз.

— Пора вставать, дорогая, — Ник откинул ее одеяло. — Твоя дочь хочет к морю, думаю, вы в этом солидарны. Давай я помогу тебе собраться.

Он поднял ее с постели и отнес в ванную комнату. Туалет, душ, чистка зубов — для Ника это была уже рутина, которую он исполнял последние несколько лет. Нику очень помогала Рита. Несмотря на свое пристрастие к алкоголю, она была незаменима. Рита жила в соседнем доме и всегда могла быстро к ним прийти, если была нужна ее помощь. Более того, она была медсестрой на пенсии, ее знания и опыт всегда пригождались. И в свои пятьдесят шесть она оставалась крупной, сильной женщиной и с легкостью могла поднять худенькую Веронику, если это было нужно.

Ник усадил жену в кресло-каталку, вывез на кухню и принялся за приготовление завтрака. Время подходило к восьми. На втором этаже слышался топот — малышка мчалась на кухню. Спустившись к завтраку, Лиза первым делом подбежала к матери и обняла ее за шею.

— Доброе утро, мамочка.

Вероника в ответ вяло улыбнулась, она говорила редко и едва слышно. Лиза чмокнула ее в щеку.

— Оброе уто, — прошептала она в ответ девочке.

Наконец-то Ник рассадил всех вокруг стола. Он любил воскресные совместные завтраки. Лиза что-то щебетала про своих кукол, которых так же садила рядом. За окном светило солнце, заливая кухню светом, и глаза Вероники становились озорными. Как удивительны глаза человека: Вероника, не имея способов коммуникации через речь или действия, могла выразить все свои чувства, эмоции, просто посмотрев с определенным выражением. Когда она смотрела на Лизу, ее глаза светились теплом и лаской, появлялись озорные огоньки. Потом она переводила взгляд на мужа, и было видно, как тепло в ее глазах сменяется на холод, который становился почти осязаем. Ник мог поспорить, что в этот момент ее глаза становились темнее.

Когда завтрак был окончен, вся семья расселась в автомобиле: обычно Веронику вместе с коляской помещали в салон автомобиля через заднюю дверь, рядом устраивалась Лиза в детском сиденье. Сам Ник усаживался за руль, и они ехали всей семьей к морю. Для купания было холодно, но дышать морским воздухом и бегать по пляжу можно, и Лиза всегда находила себе компанию из таких же шумных одногодок и расплескивала свою энергию вдоль кромки моря.

Вероника в это время была в прекрасном настроении, ее даже можно было посадить на расстеленное покрывало. Ветер раздувал ее волосы, собранные Ником в неаккуратный хвост на затылке. Вероника трогала песок непослушными пальцами.

Нику всегда было больно смотреть на ее руки — если бы она не была одержима мыслью стать великим художником, ничего этого бы не было…