Они исчезли

Лина Кирилловых

Мир, из которого разом исчезли все взрослые, предоставляет детям уйму самых разных возможностей. И берёт за них самую разную плату.

© Лина Кирилловых, 2022

ISBN 978-5-0056-7494-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Вечером Варя постучалась. Так стучалась только она, Артём всегда узнавал: три аккуратных и лёгких удара костяшками. Хотя теперь и узнавать было совсем не обязательно. Он — на четвёртом, она — на седьмом. И на этом всё. Артём открыл дверь. Варя улыбнулась. Старенькие выцветшие бриджи и футболка — самая её любимая, зелёная, чуть вытянувшаяся. Странное чувство кольнуло, похожее на боязливое уважение. Этот отказ потреблять — ностальгия. Знак траура?

— Привет, — сказал ей Артём.

Варя увидела стоящие у стены пятилитровые бутылки с водой.

— Спасибо, Тёмка. Большое спасибо.

— А, ерунда. Мне не сложно.

Артём немного лукавил. Он утомился порядком, ещё когда грузил бутылки в магазинную тележку, когда катил её, тяжело налегая, по улице, попадая колёсиками в ямы и выбоины. А потом, занося воду к себе на четвёртый этаж, весь взопрел и взмок. Но как иначе-то. Варя поправила чистые, тщательно расчёсанные волосы, убрала их за уши — жест примерной школьницы. На тонком запястье звякнул и перекатился браслет. Тёмные гранатовые бусины. Браслет Вариной мамы.

— Да ты заходи. Выпьем чаю.

— Спасибо, — снова сказала Варя. — Я с радостью.

Артём, впустив её, щёлкнул замком. По сути, это являлось атавистическим действием — закрыть вход в жильё, однако…. Варя, сняв кеды, прошлепала в носках на кухню, погладив по пути растущую в горшке монстеру. Артём опять подумал про полицейский участок. Решётки на окнах, железная, толстая, будто сейф, не поддающаяся инструментам дверь. Он найдёт способ. Прежде, чем способ обнаружат другие.

— Вафельный торт! — крикнул Артём Варе вслед. — Сливочный, как ты любишь. И ещё козинак и зефир!

Трудолюбивый круглый примус вскипятил им воду в маленькой кастрюльке. Артём открыл окно: лето ложилось густыми тенями, колыхались и шелестели деревья. Солнце бликовало в стёклах. Где-то прокатился детский смех. Синюю машину неудачника плотно облежали дворовые нахалюги-коты. Как диван. Машина стояла на солнцепёке весь день и нагрелась, и коты, развалившиеся на капоте и крыше, наверняка сейчас довольно мурлыкали. Ты перекрыл подъездную дорогу, впилившись здесь в парковочный шлагбаум, спасибо тебе, неудачник.

Артём потом колёса проколол ещё синей машине. Ножом.

— Зелёный, чёрный, жёлтый, белый, красный, травяной? Я побывал в чайной лавке, которая на Строительной. Ты знаешь, ценники там были — просто конские…

— Запасся, — хихикнула Варя.

— Коробку притащил, — признался ей Артём.

Он сыпнул чай наугад, и тот, оказавшись жасминовым, запах нежно, протяжно и тонко. Варя вымыла руки: дачный пластиковый рукомойник над раковиной оказался очень удобным решением. Вытерлась полотенцем и стала аккуратно нарезать вафельный торт. Артём вскрыл упаковку зефира и наломал козинак, крошащийся липкими семечками. Ветер надул кухонную штору, словно парус. Чаепитие после трудного дня — хорошо. Заварившийся свежий чай смотрелся так же хорошо в прозрачных кружках. Чай, чаепитие, гость: сохранение прежней нормальности с помощью маленькой милой традиции. Артём откинулся на спинку стула и захрустел куском торта. Варя отхлебнула из кружки, зажмурилась. Загар уже слегка позолотил её лицо.

— На перекрёстке у Куба, — поделилась с Артёмом она, — стоит гигантский трактор. С таким приспособлением прицепленным… Наверное, борона. Не знаю, кто его в город пригнал, но, может быть, знаю, зачем.

— Распахивать газон под грядки? — предположил Артём, хотя на ум отчего-то пришло первым делом «давить неугодных».

— Да, точно. Я заглянула в окно. Ключей зажигания не оставили.

— Хотела угнать чей-то транспорт, а, маленькая разбойница?

— Да ну тебя, — Варя фыркнула. — Только проверила. Я думаю, владелец трактора — толковый человек. Кто это мог бы быть?

— Не поздновато ли пахать и сеять. Уже лето… А, впрочем, я ничего в этом деле не смыслю.

— Я тоже, но задумка благая. Так можно вырастить овощи, зелень. Пшеницу.

— Я завтра дойду туда, — сказал Артём. — Посмотрю.

— В парке носятся стаи собак, — добавила Варя встревоженно. — Осторожней.

— И ты одна там ходишь? — Артём резко выпрямился.

— Я обхожу по бульвару, — сказала Варя и глубоко вздохнула. — Они — забытые, Тёмка. Все брошенные.

— Они опасные, как ты верно заметила.

— Да. И в этом виноваты мы.

— Ну, нет.

— Если бы.

— Патруль ведь кормит животных, — Артём разгрыз козинак. Слишком громко, не в тему. — Гм… гхм!

— Не подавись, — сказала Варя серьёзно. — Семечки дело такое… Да-да. Ты сам же носишь нашим дворовым котам мешки с кормом. Причина в чём… Мы их повыпускали из квартир, когда всё случилось… когда… — и Варя опустила глаза в свою кружку. — Не дали погибнуть. Но не дали ещё и любви. Их слишком много. Привыкшие к человеческой ласке, они получили от нового мира колючие дикие улицы. И сами одичали все.

— Мы тоже, — сказал Артём и испугался своих слов.

Варя промолчала.

— Как сад и мелкие? — спросил Артём, чтобы перевести разговор.

— Замечательно, — и Варя благодарно поддержала тему. — К Марьяне пришли на работу ещё две девушки. Я раньше с ними не встречалась, но они очень славные. Добрые. А Герка приволок игрушек — на три поколения хватит.

— Я обещал их навестить, — припомнил Артём.

— Давай сходим вместе.

— Конечно.

— И вот ещё что, — Варя, видимо, тщательно взвесила эти слова. — Ты знаешь, Тёмка… Метки.

— Ты снова видела?

— Да.

Артём допил чай и нахмурился.

— Шестой микрорайон уже сплошь в них, и я не понимаю… — он заговорил то ли с Варей, то ли с пространством вокруг. — Не понимаю, но слышу. Я вот что слышал там — ничего. В смысле, и кошки орут друг на друга, и птицы чирикают, но… В шестом я не слышал детей. Площадки пустынные. На одной самокаты валяются. И пыли на самокатах тех — густой слой. В шестом микрорайоне, на улице Шуманова, жил мой знакомый, Валера. Пятнадцатый дом, третий подъезд, квартира номер сорок. Мы на английский несколько лет вместе ходили. До этого всего. А сейчас… Я заглядывал к нему несколько раз, как стали появляться эти метки, стучал в дверь, записки оставлял — и глухо. Так они в дверь и воткнуты. Бумажки с просьбой отозваться.

Варя подняла на Артёма печальные дымчатые глаза.

— Но я не хочу грузить тебя конспирологией, — поспешно добавил Артём. — У меток на зданиях есть объяснение. И я его узнаю.

— Ох. Скорее всего, — Варя снова вздохнула, — тут нечего знать. Совсем нечего.

— А?

— Канализация. Трубы. Скоро всё засорится и здесь. Мне кажется, из нижних квартир уже дурно пахнет. Однажды нам тоже придётся искать жильё в другом месте.

Артём сглотнул. Слюна почувствовалась горькой.

— Я не могу. Это мой дом.

Панельный тёмно-серый дом стоял мирно. Бельё висело на балконах — сухое. Там, где балконы не были застеклёнными, бельё снова мочилось дождём. Ещё оно выцветало от солнца. И покрывалось пыльцой. Ещё на бельевых верёвках отдыхали птицы. Тяжёлая домофонная дверь не работала. Заглохший лифт висел между лестницами и этажами: в пустой шахте выл ветер, и Артём, поднимавшийся на девятый, последний, слушал заунывный звук, как чей-то тихий плач. Да, из ничейных квартир шёл душок. Он не являлся тошнотворным знаком смерти и не пугал Артёма, как краска на стенах шестого покинутого микрорайона: испорченная еда в холодильниках и, может, действительно чуть-чуть канализация. Замки и петли многих дверей были сковырнуты или выдраны с корнем: сначала — добровольцы, заслышавшие лай и мяуканье, а то и действующие по наитию, затем — организованный для этого Патруль. Артём так выпустил котов Людмилы Никоноровны. Хотел забрать себе, но коты убежали на улицу. Они теперь все обитали там. Артём — остался. Он поливал монстеру, когда-то купленную бабушкой на рынке, и неприхотливые кактусы. Готовил еду на отцовском примусе, который тот всегда возил с собой в походы. На примусе Артём нагрел и утюг, чтобы погладить постиранные в ванне вручную мамины разноцветные платья. Они лежали в барабане машинки, бесполезной теперь, как плита, потому что туда накануне последнего дня их закинула мама. Артём погладил их, верно — через кусок ткани, чтобы не запачкать: пламя примуса на спиртовой таблетке давало гарь. То, что случилось со всем этим миром, считалось, должно быть, свободой. Но гарь оставалась от яркого пламени, от огня вседозволенного, бесконтрольного. Старые бриджи, футболка: Варя не поддавалась. Спасибо, спасибо…

— Ну, ладно, не будем, — Варя накрыла ладонью лежащую на столе кисть руки Артёма и крепко сжала.

— Не будем… Налить ещё чай? Может, другой заварить? И, — Артём совсем запамятовал, — конфеты есть — карамельки. И хлебцы. И ореховая паста. И печенье. А вообще на ужин оставайся: консервов — море…

— Ты, Тёмка, чудо. Но я пойду к себе. Сегодня вечером хотела прибраться. Протереть полки от пыли в библиотеке. За книгами нужен уход.

Артём кивнул.

— Хорошо.

Он вышел на площадку и запер дверь, громко звякнув ключами. Возможно, Варя имела по этому поводу мнение, но никогда ещё его не озвучивала. Артём потащил вслед за ней, крепко сжав по паре пластмассовых дужек в руке, побулькивающие пятилитровые бутылки. Потом вернётся.

Перетаскает к Варе воды сегодня как можно больше.