Старшая сестра

Лилия Фандеева, 2021

Старшая сестра – больше, чем просто друг, который заботится, поддерживает, защищает, помогает; она – вторая мама. Сёстры Богдановы выросли и воспитывались в одной семье, но подругами не стали. Ирине было двадцать лет, когда она оформила опеку над шестнадцатилетней Анастасией. Легко ли быть старшей сестрой, повзрослевшей раньше срока? Как из няни и гувернантки стать подругой, если ты с сестрой два полюса, если при безграничной любви тебе хочется свернуть ей шею за очередную выходку? Можно ли с синдромом «старшей сестры» самой стать по-настоящему счастливой?

Глава 3

Было около полудня, когда Ирина, включив левый поворот, развернула автомобиль «Субару» на свою улицу и заметила у дома «Тойоту» Зимина. «Что ему понадобилось у нас дома? — спросила она вслух. — Он не появился даже на похороны мамы, а сейчас нарисовался. Прошло три месяца. Всё это не к добру», — подумала она, вспоминая разговор месячной давности с дочерью Зимина.

Елена позвонила Ирине по телефону и пришла к ним домой без приглашения, поставив в известность о времени приезда. Они немного знали друг друга. Одно время учились в одной гимназии, но после девятого класса Лена уехала учиться в Англию. За эти годы она почти не изменилась. Худощавая девушка ростом выше Ирины сантиметров на пять-семь, тёмная шатенка с зелёными глазами. Разговор занял не более пяти минут, но оставил в душе Ирины смутную тревогу. «Раз уж я в городе, решила встретиться с тобой и поговорить, — начала разговор дочь Зимина. — Я плохо помню твою маму, но искренне вам соболезную. Ира, прими один мой совет. Отец далеко не ангел, в чём старается убедить всех, и у него это получается. Я его очень любила, но в какой-то момент в моём отце что-то сломалось. Да, он внимательный, заботливый, возможно, любящий, когда трезв, но в таком состоянии он бывает в последние годы не часто. Я все каникулы обязана была проводить здесь, поэтому это не моя выдумка. Его психика в это время не поддаётся объяснению. Он становится не просто сумасшедшим, он становится безумным. Мало того, позже он не помнит или делает вид, что не помнит, и выходит сухим из воды. Мне страшно и стыдно об этом говорить, но он действительно не только жестокий, но изворотливый тип. Моя мама умерла ни от сердечного приступа, а от его глупой ревности. Мне кажется, он задушил её подушкой, а иначе, зачем, после похорон, напившись, повторял это несколько раз. Я видела его в этот момент — это жуткая картина. Он никогда не наказывал меня физически, но его запреты и оскорбления были как пощёчины. После смерти мамы, я уехала в Англию не по тому, что мечтала там учиться. Он меня отправил туда, даже не спросив моего желания. Возможно, для меня это стало лучшим вариантом, а потом уже я не хотела возвращаться, да он и не настаивал. Для него существует только одно правило: «Я хочу и могу, а что нельзя купить, можно взять силой». Держитесь от него как можно дальше, какими бы не были ваши отношения, не доверяйте ему, никогда не просите помощи — это капкан. Он может уничтожить человека не столько физически, сколько морально». Елена говорила ещё пару минут, а потом уехала.

Ирина, остановила машину у дома, следом за Тойотой Зимина. Стекло у дверей пассажирского места было опущено, а на кресле лежала папка. Машина стояла так, что из окон дома её действия не просматривались из-за дощатого забора. Достав папку через окно, она расстегнула на ней молнию. Конверт из плотной бумаги, заявление её сестры в полицию об изнасиловании, датированное двумя днями раньше, и другие бумаги, не имеющие отношения к ним. Ирина на мгновение остолбенела. Закрыла папку, взяла её под мышку, достала свой смартфон и, вошла в калитку. Входная дверь днём не закрывалась, на крыльце лежал сторож. Потрепав собаку за холку, Ирина включила диктофон, держа его в руке, положила папку наверх шкафа, встав на цыпочки, и услышала голос несостоявшегося отчима из комнаты, которую они занимали с сестрой.

— Сопли вытри и не ной. Строишь из себя маленькую девочку, а ведёшь себя как шлюха из борделя. Пристегнулась? Молодец! Не будешь дёргаться — управимся быстро, — говорил он, и по голосу было понятно, что он пьян.

— Что здесь происходит? — спросила Ирина, входя в комнату и опустив руку на книжную полку, оставила на ней смартфон. — Вы, товарищ майор, что делаете в нашем доме? Почему моя сестра в наручниках?

— Вот только тебя мне не хватало, — недовольно сказал он. — Что ты вечно появляешься не там, где надо, суёшь свой нос не туда? Ты прямо затылком чувствуешь моё присутствие в доме. Чего тебя принесло раньше срока?

— Вы мне не ответили. Если Ася в чём-то виновата, почему Вы один, где участковый и понятые?

— Тебе, действительно, интересно это знать? Полюбуйся, что вытворяет твоя сестра, — говорил Зимин, включая смартфон и находя запись, передал его Ирине, — а потом ответь мне: куда смотрит попечитель, которым ты являешься? Нравится? Ей всего шестнадцать лет, — в его голосе появился металл. — Я кавалера уже наказал, а теперь очередь за твоей сестрой, — сказал он, разрывая на Асе футболку. — Как ты думаешь, для чего он это снимал?

— Какое Вам дело до нашей семьи? Оставьте девчонку в покое, — повысила Ирина голос, не досмотрев до конца и удаляя запись. Ей всё ещё не верилось, что он может навредить Насте, но его глаза были безумны. — Вы кто такой, чтобы нас воспитывать?

— Для вас я сегодня волшебник или злодей, и зависит это от вашего поведения. Ты расстроена тем, что увидела? Сопливая сестра развлекается с твоим парнем — это обидно. За это надо её наказать. Я ей и устрою настоящий бордель, а ты не мешай, — он упивался превосходством, зная, что старшая сестра не оставит младшую, и что-то задумывая. — Сама не хочешь развлечься? Это даже забавно. Иди сюда, — он схватил Ирину за руку и потянул к себе. — Ты мне нравишься гораздо больше, чем твоя сестра. С ней я займусь позже. Руки за спину завела и замерла, — грубо стягивая её руки поясом халата, говорил он.

— Вы сумасшедший, Зимин? Пришли в чужой дом и творите беззаконие. Пустите меня. Думаете, Вам сойдёт это с рук? — говорила Ирина, кривясь от боли.

— Я не думаю, я знаю. Кто мне может помешать сделать то, что я задумал? Парализованная старуха? Ты пришла немного не вовремя, но это даже лучше — с тебя и начнём, — оскалился он, связывая её руки за спиной. — Говорю один раз, но обеим: будете орать — заткну рты.

— Динар, ко мне, — крикнула Ирина, и, заметив пса в дверях, продолжила: — Взять.

Пёс лаял, он не мог броситься на мужчину, которого знал и который сам учил его командам. Замешательство длилось секунды. Видя, что хозяйка в опасности, он вцепился зубами Зимину в левую руку выше кисти, но, видимо, несильно. Майор закончил связывать руки Ирины и оттолкнув её. Выхватил из кобуры пистолет правой рукой и выстрелил в собаку. Настя закричала, в комнате запахло порохом, а пёс упал на пол, не издав звука.

— Собака, что вам сделала? — дрожащим голосом спросила Ира, опускаясь на колени и припав головой к телу собаки.

— Заткнулись обе. Собаку они пожалели. Мою руку вам не жаль? — говорил Зимин, открывая ящики в поисках перевязки. Он ещё три месяца назад бывал здесь в течение полугода часто и знал, где что лежит. — Ты зачем позвала собаку, дура? Теперь, кто кого. Не скули. Она подохла мгновенно. Вставай, поговорим, пока я добрый, — поднимая Ирину за связанные за спиной руки, говорил он, смахивая всё с письменного стола и усаживая на него Ирину. — Ты, Ирина Богданова, не Богом данная, а обделённая им, так сказать, ущербная. Вместо того чтобы заниматься своей жизнью, ты тянешь на себе парализованную старуху, беспутную сестру, а она тебя предаёт. Откажись от них, сдай бабку в интернат, Настю в детский дом, пусть там устраивает свои выкрутасы. Из этой шалавы уже ничего хорошего не вырастет. Её место на панели. Обменяй этот дом на квартиру и живи в своё удовольствие, — говорил он, перевязывая руку, поверх рукава форменной куртки.

— Я не могу, — сквозь слёзы говорила девушка. Она не знала, как потянуть время, но была уверена, что услышав крики, лай и выстрел, соседи вызовут полицию. Она очень на это надеялась.

— Вот и мать твоя говорила: «Я не могу», — сказал Зимин со злостью. — Я её со школы любил, а она выбрала твоего отца. Разве это правильно? Где теперь они оба?

— Вы были в доме в ночь смерти мамы? — тихо спросила Ира.

— Был, но тебе этого не доказать. Больше двадцати лет я ею дышал, пока она снизошла до меня. Когда пропал твой отец, я уже тогда предлагал выйти за меня замуж, но она отказала, и я ждал. Дурак был. Ты знаешь, на чём я её взял, устав ждать? На любви к твоей беспутной сестрёнке. Мать бы в гробу перевернулась, узнай, что она вытворяет, но нет, сама под меня легла, спасая сопливую дочь от тюрьмы за дурь. Эта соплячка, — он кивнул на Асю, — мать родную подставила, а дружков своих не сдала. Меня ненавидела, мать стала презирать, а компанию мажоров не бросила потому, что дура. Будь умнее, догадалась, что дружки и «позаботились» о ней. — Зимин на секунду замолчал. — Оказалось, что уступив, Светлана очень быстро стала мне неинтересна. Это была не любовь, а обида, уязвлённое самолюбие. Она, стерва, даже не пыталась как-либо притворяться, что я ей нужен, и хотела со мной расстаться. Разве я мог это допустить? Что мне оставалось делать?

— Папе вы тоже помогли исчезнуть? — спросила Ирина с дрожью в голосе.

— Нет. Его просто никто никогда не искал. Нельзя было, чтобы его нашли ни живым, ни мёртвым. Живого бы мать простила, по мертвому — скорбила. Человек уехал на рыбалку и пропал, бывает. Может он имитировал свою смерть, ведь тело так и не выбросило. Здесь я чист, — говорил он, разглядывая Ирину. — Ты напоминаешь мне Светку в молодости. Глаза — синие, глубокие и умные, а фигура и грудь даже лучше, чем у матери.

— Я не знаю, что у вас на уме, но очень прошу, в память о маме, оставьте нас и уходите. Вы и так нас изрядно напугали.

— В память о маме? Плевал я на вашу маму и на память о ней. Я выбросил её из головы и из сердца, когда она перестала дышать. А уйду я тогда, когда захочу, а захочу я не скоро, — оскалился он. — Ты, дурочка, ждёшь приезда полиции? Какая ты наивная и глупая. Расслабься и получай удовольствие. Они не войдут в дом, заметив у ворот мою машину, — сказал он и с силой рванул на себя блузку Ирины. — Или ты забыла, где и кем я работаю?

— Пожалуйста, не надо, — просила она, не давая повалить себя на стол. Но Зимин хотя и пьян, был гораздо сильнее Ирины. Его руки были словно тиски.

— Я хотел быть с тобой деликатным, но ты сама выпросила, — сказал он, ударив её по лицу рукой, всё ещё державшей пистолет. — Ещё раз дёрнешься, и я тебя пристрелю, как собаку. Вы, девочки, меня недооцениваете. Теперь вы обе в моей власти. Будете ходить по струнке и делать то, что я скажу. Я изведу всю вашу породу.

— Олег Васильевич, товарищ майор, отпустите девушку, — попросил мужчина в гражданской форме, появившийся в дверях. — Не усугубляйте положение. — На пороге стояли человека три с оружием в руках.

Зимин, стоя рядом со столом, на котором полулежала Ирина, развернулся к двери и направил пистолет в сторону говорившего.

— Стоять! Я дважды повторять не буду, — усмехнулся Зимин, — Кто первый переступит порог — ляжет. Живым мне не быть, но и вас парочку прихвачу с собой.

Ирина согнула ноги в коленях и с силой толкнула Зимина, стоящего к ней боком. Тот не удержался и падал, когда прозвучал его выстрел. Он упал между кроватей девушек, которые стояли поперёк комнаты напротив стола. Спинки у кроватей были слишком низкие, чтобы ухватиться за них и удержаться на ногах. Пуля, выпущенная из его пистолета, угодила в стену напротив. Всё произошло в считанные секунды. В комнате девушек стало тесно от вбежавших людей в гражданской одежде.

— Он мёртв, — сказал один из них. — Здесь пирамида в виде соляного светильнику, он разбил об неё голову.

— Зови понятых, — попросил второй. — Скорая подъехала? Пусть заходят. Нужно посмотреть девушек, — освобождая руки Ирины от пояса, говорил он. — Чем он тебя стукнул?

— Кажется рукой с пистолетом. В соседней комнате наша бабушка. Она не говорит, но всё слышит. Пусть доктора посмотрят в первую очередь её, — сказала Ирина, доставая из шкафа футболку для себя и сестры. — Можно нам переодеться?

— Вещи, которые снимите, положи в отдельный пакет, — тихо ответил второй, освобождая от наручников Настю, которая тихо рыдала. — Где мы можем составить протокол?

— Пойдёмте на кухню за стол, — предложила Ирина. — Я загляну к бабушке, — сказала она и, не дожидаясь ответа, пошла в комнату бабушки. — Бабушка, родная, ты не переживай. С нами всё в порядке, — успокаивала её Ирина, присев рядом. — Зимин приехал пьяным, устроил маскарад с пальбой, напугав нас. Ты успокойся, а я с полицией закончу и сразу к тебе, — говорила она, вытирая на лице бабушки слёзы и целуя её в щёку. — Она справится? Что выпить сестре? — спросила она доктора.

— Давление мы нормализуем, уколем успокоительное, не волнуйтесь, — ответил врач скорой помощи. — Держите таблетку для сестры. Вам самим врач не нужен?

— Спасибо. Я справлюсь, — ответила Ирина, взяла смартфон с полки и прошла в кухню. — Скажите мне честно: вы будете защищать честь мундира или разбираться по существу? — спросила Ирина приезжего. — Если предъявите мне превышение пределов самообороны, найдёте адвоката? — спросила она равнодушно, глядя мимо него и отправляя запись на свой почтовый ящик. — Только, для начала, послушайте, о чём говорил ваш коллега. — Положив смартфон на стол, она включила диктофон, наполнила чайник водой, нажала кнопку и протянула сестре стакан и таблетку. — Ася, выпей, её доктор дал. У нас с тобой на сегодня много дел. Меня от страха и напряжения саму колотит, но это надо пережить. Прошу тебя, не добавляй мне проблем.

Пока следователь слушал запись, сёстры успели выпить по чашке чая. Несмотря на то, что на улице был полдень июля месяца, обеих знобило. Карета скорой помощи уехала, увезли труп, авто Зимина отогнали в отделение.

— Как вы додумались сделать запись? — спросил следователь, глядя пристально на Богданову старшую.

— Чуть больше месяца назад нас навещала дочь Зимина. До её отъезда, мы учились в параллельных классах. Она сама мне звонила и просила о встрече. Мне не так часто звонят и её входящий должен остаться в телефоне. Лена просила, чтобы мы держались от Зимина подальше, не принимали от него помощи, как будто извинялась за отца. Я с ним не виделась месяца три, особо не придала значения разговору. Сегодня узнала его машину, когда подъехала сама к дому. Какие у нас с ним могут быть дела? Да, он жил здесь полгода, но даже на похороны мамы не пришёл, не звонил, не навещал, а спустя три месяца приехал. Зачем? Что ему было нужно? Я решила себя как-то обезопасить хотя бы записью, вспомнив разговор с Леной, — говорила Ирина. — Как видите, сделала это не зря. Если Вы решите забрать телефон, знайте, я её отправила через блютус на почту. У меня будет копия. Вы всё слышали сами, мне и добавить нечего. Если он на вас направил оружие, что говорить о нас. Что со мной будет? У меня бабушка на руках и сестра под опекой. Мне нельзя в тюрьму, — вытирая слёзы, грустно говорила Ира. — Можно я уложу сестру в постель? — Ася ложись в зале, я принесу плед. Не хочешь спать — полежи. — Она вернулась с пледом и, уложив сестру, присела к столу. — У вас есть ещё вопросы?

— Что была за запись, которую вам показывал Зимин?

— На ней моя сестра занималась любовью со своим молодым человеком. Я её удалила, да Зимин и не возражал. Возможно, он хотел меня этим подставить и лишить опеки, может сам, что-то задумал. Я не понимаю ни его поведения, ни его поступков. Как Вы думаете, он мог быть причастен к маминой смерти? Он не отрицал, что был в доме, а я себя убедила в том, что слышала голоса во сне, а не наяву. Выходит, и отца нашего не искали, а дело закрыли. Имя парня я вам не назову — это мои проблемы. С ним я сама разберусь.

— Я не дам тебя посадить в тюрьму. То, что он сделал и наговорил при этом — уже приличный срок. Если бы не твой удар, он точно в кого-нибудь попал. Нам запрещено применять оружие в квартирах, где кроме преступника есть ещё люди, а он выстрелил. Я тебе обещаю — для вас всё закончилось. Телефон Зиминой у тебя есть?

— Есть. Вот он. Вы пирамиду забрали, а наши вещи вам не нужны?

— Распишись в протоколе, сложи одежду в пакет, перешли мне запись с диктофона, — говорил он, доставая свой телефон. — Тебе помочь с собакой?

— Помогите мне его вынести на покрывале, а дальше я сама, — попросила она. Провожая следователя, она вспомнила о папке Зимина. — Подождите меня пару минут. — Она вернулась в дом, достала папку со шкафа и, расстегнув её, вынула заявление Насти и конверт, в котором лежали доллары. Оставив их на шкафу, закрыла папку и вышла на улицу. — Это, видимо, его. У нас не было такой вещи.

Ирина поставила машину с улицы во двор и с помощью соседа похоронила собаку, роняя слёзы. Накормила бабушку, как смогла, успокоила её. Она была уверена, что бабушка и разговор слышала, пусть и не весь, и выстрелы. Всё это нужно было как-то объяснить. Просидев рядом с ней не меньше часа, принялась за уборку. Уборка в комнате заняла не меньше часа. Отмыв пятна крови и почти избавившись от запаха пороха, Ирина приготовила ужин. Настя спала. Достав со шкафа конверт, извлекла из него деньги. Корешок долларов купюрами достоинством в сотню были в банковской упаковке. «Хорошо он «наказал» Антона, — думала она. — Это будет и нашей компенсацией за унижение и страх. — Её охватила такая злость на Зимина за его действия, за его выводы о родителях, за то, что он собирался сделать с ней и Асей. — Ты получил по заслугам, Олег Васильевич». — Ирина достала тонкую леску и отрезала от неё сантиметров тридцать. Поместила конверт с долларами в целлофановый пакет, завязав его узлом и привязав к нему леску, опустила в щель между стеной и шкафом над мойкой, закрепив второй конец лески за дюбель, на котором висел сам шкаф. Спрыгнув со стола, заглянув к бабушке и Насте, вышла на крыльцо и позвонила Жилину. «Я жду ровно полчаса. Ты привезёшь мне сто тысяч, иначе, я сдам тебя полиции», — сказала она и отключилась. «Как я могу ещё наказать самовлюблённого нарцисса? У меня теперь нет доказательств, но он об этом не знает, — думала она, присаживаясь рядом со свежим холмиком под черёмухой. — Мне будет не хватать тебя, Динар. Кто меня будет радостно встречать? Кто будет слушать мои новости, и будить по утрам? Ты десять лет был мне отличным другом, а я заставила тебя делать выбор. Люди бывают жестокими. Прости меня, пёс».

— Ты с кем разговариваешь? — спросила Настя, выйдя на крыльцо. — Оплакиваешь собаку? Ир, мне тоже жаль псину, но не убивайся ты так.

— Тебе жаль? В том, что сегодня здесь произошло, твоя вина. Присядь и послушай, что я тебе сейчас скажу, — попросила сестру Ирина. — Не хочу пугать, но ты должна быть к этому готова: если меня привлекут к суду, то лишат опеки и тебя заберут в детский дом. Подумай, и если надумаешь, обратись к отцу. К себе он тебя может и не возьмёт, но куда-нибудь пристроит. Придётся тебе потерпеть.

— Может, обойдётся? — тихо спросила Ася.

— Я тоже хочу на это надеяться, и у нас всего одна надежда — порядочность следователя. Ума не приложу: что мне с бабушкой делать? Нужно что-то придумать с сиделкой. Нельзя её отправлять в дом инвалидов. У неё кроме нас нет никого.

— Ир, прости меня за Антона.

— Ты его любишь?

— Нет.

— Тогда зачем всё это? Кому и что ты хотела доказать? Как можно спать с человеком, к которому нет чувств?

— Тебе назло.

— Настя, мы с Антоном ни разу не целовались. Мы дружим со школы, но он прекрасно знает, что для меня он одноклассник и всё. Он симпатичный, обеспеченный, но не очень умный, а главное — самовлюблённый. С чего ты взяла, что он мой друг?

— Он сам сказал мне об этом. Ты хочешь сказать, что он мне врал, лишь бы затащить в постель? — не понимала Настя.

— Я тебе лгала раньше? Какой мне смысл, скрывать от тебя нашу близость? Я совершеннолетняя, в отличие от некоторых, и моя личная жизнь никого не касается. Только нет у меня этой жизни, — говорила Ирина, глядя перед собой, и на глазах у неё вновь появились слёзы. — Что происходит, Ася? С каждым днём мы с тобой становимся всё дальше друг от друга. Что не устраивает? Что я делаю не так? Зачем ты согласилась на попечительство, если стараешься меня не замечать? До обеда спишь, приходишь в себя до вечера, уходишь и возвращаешься под утро. Почему? Может, Зимин был прав и мне стоит заняться собой? Сессия, практика у меня позади. Бросить всё и уехать дней на десять. Тебе трудно без мамы. Думаешь, мне легко? Я могу бросить тебя, а вот бабушку не смогу. Тебя бы связать и оставить в кровати на сутки, чтобы ты поняла какого ей. У неё, в отличие от тебя, с головой полный порядок. Она всё слышит и понимает, но не может двигаться и говорить — это невыносимо.

— Ты меня презираешь? — грустно спросила сестра.

— Я тебя не понимаю. Я всё время была няней, гувернанткой, прислугой, но не сестрой и подругой. Тебе шестнадцать лет, мне — двадцать, что нам мешает жить дружно? — вытирая слёзы, говорила Ирина. — Ты не задумывалась о том, зачем ты вдруг понадобилась Антону? Куда и кому могла попасть запись твоих шалостей? Ведь Зимин, останься он жив, не так глуп и у него на этот счёт был свой план. Мне страшно представить, что могло с нами случиться. Ты слышала его «пламенную речь»? — Ирина на пару минут замолчала. — Выходит, ты и маму заставила сделать выбор. Это из-за тебя мама уступила Зимину, и погибла от его рук. Ты предпочла своих друзей и не сказала мне правды о том, как и почему он попал в наш дом. Господи! Как же я от всего устала. Почему я не могу жить как мои сверстники? — она опять заплакала, уткнувшись лицом в колени, а Ася сидела рядом и молчала. Прошли минуты три, прежде чем Ирина успокоилась. — У меня будет к тебе предложение: если всё обойдётся — потерпи меня год, — говорила Ирина, вытирая слёзы. — Окончишь школу, тебе исполнится восемнадцать, ты сможешь переехать в квартиру бабушки, а мы останемся здесь. Будешь учиться — будешь получать пенсию. Решишь по-другому — будешь выкручиваться сама. Если бы не бабушкина пенсия, нам пришлось бы несладко, а ты к ней почти не заходишь. Тебе так трудно поздороваться с ней утром, пожелать спокойной ночи вечером? Она нас вырастила, а ты нос от неё воротишь. Просишь деньги у отца и тратишь на себя. Не хочу на тебя давить, но определись, наконец: взрослая ты или ребёнок и поступай соответственно. У меня есть друзья и подруги, но у меня нет возможности с ними встречаться. И против твоих компаний я ничего не имею, но тебе никогда не стать на одну ступеньку с золотыми мальчиками и девочками, хоть ты трижды перекрашивай свои волосы и делай очередную татуировку. Как ты этого не понимаешь? Я вот не пойму, почему ты и в учёбе подражаешь им? Через год им оплатят учёбу там, где они захотят учиться. А что будет с тобой? Надеешься на Громова? Глупая ты, Аська. Тебе исполнится восемнадцать лет и он, даже по суду, не обязан тебя содержать. Как до тебя, сестра, достучаться? Какие доводы нужны, чтобы ты услышала меня?

— Я не буду больше встречаться с Антоном.

— Да при чём здесь Антон? Дело не в Антоне, дело в тебе. Если двое нравятся друг другу — это нормально, а если один просто заполняет рядом с собой пустоту, а второй делает это от скуки — это плохо. Встречайся, влюбляйся, ошибайся — это твоя жизнь, но не позволяй собой пользоваться как вещью. Имея четвёрку по истории вместо тройки, ты изгой в компании? Большей глупости я не слышала. Получается, чем ты тупее и глупее, тем круче? Ладно. Поговорили. Как мне разговаривать с Антоном? Я ему звонила, и он обещал подъехать.

— Зачем он тебе понадобился? Пошли его ко всем чертям. Ир, ты только не бросай меня. Я без тебя не смогу и постараюсь быть хорошей. Прости.

— Не нужно стараться. Будь собой, но взрослей и включай мозги, — сказала Ирина, заметила подъехавшую машину Антона и поднялась с крыльца. Она знала, с какой целью приехал Антон после её звонка.

Разговор с Антоном длился минут десять. Правду он ей рассказал или нет, но она узнала подробности съёмки и шантажа.

— Я в тебе не просто разочарована, я готова тебя убить за твои подвиги. Ты знал, сколько лет Аське и это тебя не остановило. Мы были неплохими друзьями многие годы, а ты мне, таким образом, отомстил за мою несговорчивость? Это подло, Антон.

— Я не мстил тебе, Ира. Я сам попал в неприятную историю и делал то, что сказали от страха за свою шкуру. Я трус и совсем не думал в то время о тебе, — хмуро ответил он.

— Тоша, скажи честно: ты и меня считаешь вымогательницей? Звоню, требую деньги, угрожаю полицией — это шантаж.

— Богданова, я знаю, что виноват. Извини. Деньги я привёз. Если тебе станет от этого легче — проси ещё.

— Жилин, я больше тебе не позвоню и не побеспокою. Ты мой характер знаешь, как знаешь и моё финансовое положение. Не думаю, что ввела твою семью в большие расходы. В утешение могу сказать: Зимин мёртв. Пришёл воспитывать Настю. Я его толкнула, он головой стукнулся о соляную пирамиду. Есть свидетели, но нет уверенности в том, что я останусь на свободе, а не попаду за решётку. Шанс получить срок и какое-то время отсидеть в тюрьме реальный. Вот, как-то так, — не глядя на Антона, сказала Ирина. — Это оправдывает мой шантаж?

— Ты говоришь это мне серьёзно? Я могу помочь?

— Я не в том положении, Тёма, чтобы шутить. Помочь ты мне вряд ли сможешь, а я тебе помогла — записи больше нет, если, конечно, нет копии. Прощай, — ответила Ирина, покидая машину Антона и возвращаясь в дом.

— Чего он хотел? — спросила Настя.

— Это я от него хотела денег. Садись ужинать, а я потом займусь с бабушкой.

— Много взяла? А за что?

— Не язви, мне не до этого. Я не для себя старалась. Тебя к школе оденем, если сяду в тюрьму, какое-то время протянете. Не оценила я работу оператора. Хреновое он снял кино, вот и заплатил штраф, — как можно равнодушнее сказала Ирина.

— Ты о тюрьме лучше не вспоминай. Мне страшно становится от одной мысли. Тебе помочь с бабушкой?

— Посиди с нами пока я её буду кормить. Пусть думает, что у нас всё хорошо. Раньше ложись спать. День был тяжёлый.

В понедельник Ирину вызвали в отделение полиции, а в среду приехала Лена Зимина.

— Я обо всём знаю, успели доложить. Разговаривали душевно, но чувствовалось, что он и их изрядно «достал». Отца похоронили, дело закрыли — тебе не о чем беспокоиться. Забудь, как кошмарный сон. Это был несчастный случай. Лучшее, что могло его ожидать.

— Лена, я не желала ему смерти, так случилось, прости. Ты знаешь, он признался, что был в доме в ту ночь.

— Я в курсе. Мне дали прослушать запись. Ира, в том, что произошло, нет твоей вины. Только и я не в ответе за отца. Может, меня отправил в Англию от греха подальше. Как сестра, бабушка?

— У нас всё без изменений. Что будешь делать?

— Получу через год диплом, возможно, вернусь, но в доме жить не смогу. Выставлю на продажу, куплю квартиру небольшую. Дом пока оставлю на прислугу отца, чтобы за год не разворошили. Я уже сейчас кое-что продаю, — с грустью говорила она. — Мне жаль, что вам с сестрой пришлось пережить подобное унижение. У тебя есть счёт в банке? Я привезла тебе деньги, но хочешь, положу их на счёт. Начнёшь учиться — найми на полдня сиделку, так тебе будет проще в уходе за бабушкой. Я не отдаю тебе последнее, хочу немного помочь.

— Я не могу взять от тебя деньги, — чуть не плача, говорила Ирина. — Это неправильно.

— Сможешь. У меня и причины нет, и в мыслях не было покупать тебя. Ты должна окончить учёбу не смотря ни на что. У тебя сестра выпускница. Ты справишься, а деньги тебе частично помогут. Считай это моральной компенсацией. Чем ещё могу вам помочь? Я буду здесь в течение месяца. Понадоблюсь — звони. Да, скажи мне: это кольцо тебе знакомо? — спросила Лена, держа на ладони широкое кольцо с небольшим бриллиантом.

— У мамы было такое. На нём была гравировка «Светлане»

— Держи. Я нашла его в сейфе отца. Извини.

Открыв шкатулку, где лежали скромные золотые украшения мамы и бабушки, чтобы положить кольцо, Ирина заметила пропажу цепочки с подвеской. Её носила мама.

— Ася, где мамина цепочка? — спросила Ирина сестру.

— Мне нужны были деньги, и я её сдала в ломбард, — спокойно ответила она. — Я тоже имею право на наследство.

— На что тебе нужны были деньги? Алкоголь, наркотики? Из-за них ты готова отдать последнее, что напоминало о маме? Ты не просто эгоистка, ты Иуда. Ты предаешь не только близких людей, но и память о них. У тебя есть неделя, чтобы вернуть вещь на место. Я никогда не контролировала наши расходы, надеясь на твою порядочность, а ты оказалась, мягко говоря, воровкой, — Ирина была сердита на Асю и не понимала сестру. — Я отдам тебе твою часть пенсии и живи, как хочешь. Не смей больше трогать то, что куплено для бабушки. Тебе шестнадцать лет — становись без меня взрослой. Делай, как хочешь, живи в своё удовольствие и сама отвечай за себя, а я умываю руки. С меня хватит!

Лена понадобилась первого августа — Мария Богданова тихо умерла во сне. Ирина не ожидала, что Ася позвонит Громову, но она это сделала по собственной инициативе. Ира позвонила Лене. С их помощью организовали кремацию, и захоронение урны на могиле матери девушек. Поминки устроили в доме с помощью соседей. Ирина ходила словно тень. Похороны двух близких людей за три месяца — это много. Она уже сутки не вставала с кровати, уставившись в одну точку, не вытирая слёз, которым не было видно конца.

— Ира, поговори со мной, — просила Ася. — Хочешь, чаю выпьем или поешь что-нибудь. Я положила мамину цепочку на место, а наркотики я даже не пробовала, а вот пиво пила. Давай поговорим.

— О чём говорить? О том, что я осталась одна на всём белом свете или о том, что мне жить не хочется? — сквозь слёзы говорила старшая сестра. — Я разговаривала с тобой по душам три недели назад. Помогло? Ты меня услышала? Ты сделала выводы из всего сказанного и услышанного? Тебе нет дела до того, что я чувствую, о чём я думаю, о чём мечтаю. Для тебя есть ты и твои желания. Ты сейчас думаешь о том, чтобы остаться здесь. Это единственное, что тебя волнует. Бабушки нет, а для тебя наступил тот момент, когда я могу от тебя отказаться. Не переживай, я самостоятельно не сделаю такую глупость, если ты сама всего не испортишь. Но и жить, как раньше, мы уже не будем. Подумай, что тебе нужно купить в гимназию. Через пару дней мы этим займёмся, а пока оставь меня одну. Я не хочу тебя слушать. Сегодня ты наобещаешь мне кучу всего, а завтра забудешь об этом.

Анастасия была готова к началу занятий в гимназии уже через неделю. Возвращаясь домой с покупками, Ирина сделала круг и привезла Асю на одну из старых окраин города.

— Зачем мы здесь? — спросила сестра. — Какие у тебя здесь дела? — глядя в окно, не унималась Ася, рассматривая аварийные дома в два этажа с дворами, где сушилось бельё, юных мамаш с колясками и подростков, оседлавших скамейки, которые курили, пожилых мужчин за игрой в карты, которые выражались матом. Кроме зелени больших деревьев, всё оставалось серым. Казалось и воздух пахнет пылью, а об асфальте здесь давно забыли.

— Это небольшая экскурсия в реальную жизнь большинства твоих сверстников. Думаешь, они не хотят жить немного лучше? Они тоже не выбирали родителей, просто им повезло меньше, чем нам. А чем они хуже нас? Кто-то из них выберется из нищеты, а кто-то останется в ней, обрекая уже своих детей на существование, — говорила Ирина, неспеша ведя машину. — Жалуясь на свою жизнь, вспоминай иногда о том, что видела. У тебя есть тёплый дом, почти законченное образование, ты не ходишь голодной и босой — это уже хорошо. Хочешь большего — дерзай, всё в твоих руках. Прости, если я испортила твоё настроение. Я это сделала в воспитательных целях. Ты иногда спускайся на грешную землю, после встреч со своими друзьями.

Ирина переоформила квартиру бабушки, согласно завещанию и сдала её на год в аренду. С первого сентября у девушек началась учёба. Теперь Ирина, пока позволяла погода, домой после занятий не торопилась. Отношения с Настей не стали хуже, но их нельзя было назвать дружескими. Вечера она проводила дома, по субботам встречаясь с друзьями, но разговоры сводились к диалогам: «Как дела в школе?» — «Нормально». «Помощь нужна?» — «Нет». «Сообрази сама ужин, у меня работа» — «Хорошо». «Продукты я купила. Чего не хватает — купи сама» — «После школы зайду». Теперь Ирина занимала комнату, которую занимала мама, а потом бабушка, перенеся свою кровать и сделав перестановку, а Ася осталась в своей. Утром старшая сестра готовила завтрак, через день обед, после завтрака завозила Асю в гимназию и ехала в университет. Двадцать шестого сентября Анастасии исполнялось семнадцать лет.

— Ася, у тебя день рождения в пятницу. Я сделаю тебе подарок деньгами. Пригласи подруг в кафе или клуб, но без фанатизма и в рамках. Соседи не поймут, если ты устроишь праздник дома.

— Ир, тебя просили зайти в гимназию. Замечаний и двоек у меня нет. Причины я не знаю, — сказала Ася.

— Поедем, завтра минут на десять раньше и разберёмся.

Ирина Богданова окончила эту гимназию в одиннадцатом году и была знакома с классным руководителем Аси. Она преподавала русский язык и литературу.

— Доброе утро, Галина Ивановна. Что у нас произошло?

— Ты не волнуйся, Ирина Сергеевна. С поведением и учёбой у нас проблем нет. Ты с ней дома справляешься? — участливо спросила учительница.

— Справляюсь. Мы видимся час утром и два вечером, время на выяснение отношений не остаётся. Живём, если честно, как соседи, — ответила Ирина. — Она меня слушает, но не слышит, или не хочет слышать. Мы так и не стали с ней ни сёстрами, ни подругами. Может в этом моя вина? Если дело не в учёбе то в чём?

— Ты слышала о поездках наших чад в Англию на каникулах? Как ты отнесёшься к тому, чтобы Ася с группой из десяти человек зимние каникулы провела в языковом лагере Англии? Я должна узнать твоё мнение, прежде чем озвучить ей эту возможность. От тебя будет нужно разрешение на вылет, паспорт, билеты на перелёт. Потянешь? Нужно ли ей это? Заслуживает ли она? Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Настя попала в эту десятку с барского плеча, для галочки, но это не так и зазорно. Язык она знает лучше любого другого, да и общается она с нашими мажорами на равных. Надо этот шанс использовать.

— Настя полетит в Англию. Я всё, что от меня зависит, сделаю. Разочарований не будет? Комитет может передумать и выбрать другого кандидата? — всё ещё сомневалась Ирина.

— Не переживай. Документы оформляются не один месяц. Всё будет хорошо, — убеждала её классный руководитель. — Попробуй дать ей больше самостоятельности, перестань её опекать, пусть становится взрослой не только внешне.

Вернувшись с занятий, Ирина сама начала с Асей разговор о возможной поездке. Передав разговор с классным руководителем, Ирина внимательно посмотрела на сестру.

— Если ты прилично закроешь полугодие, у комитета не будет претензий, а вот от твоих друзей будут и большие. Готовься. Мой тебе совет: не ссорься с ними. Напомни: где и как они два раза в год отдыхают, и как ты проводишь свои каникулы. Попроси оплатить тебе поездку, пообещав при этом стать прежней. Это будет не хуже пощёчины.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась сестра.

— Аська, я три года назад была на твоём месте. С тех пор ничего не изменилось. Меня в классе называли Ирина Сергеевна за то, что я была не такая как все. Мне мама давала советы. Я к ним прислушивалась и не поддавалась на провокации. Особой дружбы ни с кем не водила, но не позволяла себя унижать. Для видимости приблизила к себе Антона, чтобы не выглядеть белой вороной. Кто же знал, что эта дружба закончится таким образом. Ты для начала займись паспортом. За три месяца мы частично заменим твой гардероб. Не будем справляться сами, попрошу помощи у Громова.

— Я помню как мама и бабушка гордились тобой, когда ты на семестр уехала по программе в Англию. Как мы все ждали твоего возвращения перед Новым годом, — говорила Ася. — Ир, я не была нигде, а тут сразу Англия. Ты мне расскажешь о ней?

— Расскажу. Знаешь, о чём я мечтаю? Ты получишь аттестат, я получу диплом и полетим мы в Турцию дней на пятнадцать, где тёплое море и много фруктов, — мечтательно говорила Ирина.

— Ты хочешь меня успокоить, если не прокатит поездка в Англию?

— Поездка в Англию зависит от тебя, а Турция будет нашим призом за окончание учёбы и примерное поведение.

— Ир, ты из-за меня не дружишь с парнями? Какого принца ты ждёшь? — нерешительно спросила Ася.

— Тебе это действительно интересно? — спросила Ирина, глядя на сестру. — Я не такая безгрешная, как ты думаешь. В моей жизни был принц и одна сказочная ночь. Это был мой выпускной вечер. Я увидела его в клубе и утонула в его карих глазах, как в омуте. Мы продолжили вечер на даче одноклассницы, а с рассветом, пока все спали, я сбежала.

— Почему? Испугалась разговоров?

— Трудно сказать чего я боялась больше. Мне казалось, позови он меня, и я пойду за ним. А что будет, если не позовёт, а пошлёт? Проснётся утром, а рядом не та. Была не уверена в себе и сбежала от возможного разочарования, не хотелось быть отвергнутой.

— Вы больше не виделись?

— Мама говорила, он приходил, но для него я уже училась в Москве, хотя мы с тобой и с бабушкой были в деревне. На звонки я не отвечала. Через месяц он перестал мне звонить. Я знаю, что ты мне можешь сказать. Я сделала большую ошибку. Всё могло быть по-другому, а могло оказаться миражом. Три года прошло, а он сидит в моём сердце занозой, и забыть не получается.

— Так не бывает, — возразила Ася.

— Много ты понимаешь. В жизни всё возможно. Ты не путай влюблённость и страсть с любовью. Она бывает и взаимная, и безответная. Одна любовь — окрыляет, другая — приземляет. У меня, от короткого знакомства с ним, остались в памяти его нежные губы и карие глаза, — грустно говорила старшая сестра. — Что-то я с тобой разоткровенничалась.

— Почему мы раньше с тобой так не беседовали?

— Ты меня об этом спрашиваешь? Ты задай этот вопрос себе и попробуй на него ответить.

— Я не такая и плохая. Мама тебя любила больше, бабушка обожала, даже Зимин уважал, а я была никому не нужна.

— Не прикидывайся брошенной сироткой. Мама любила нас одинаково, а баловала тебя одну. Без бабушки одна она нас не потянула. Бабуля нас вырастила, а ты что сказала на её замечания? «Ты мне никто». Это ты относилась к ней как к чужой, а не она к тебе. Ты сейчас ждёшь, что я тебя обниму за плечи, поцелую в макушку, прижму к себе, скажу что-нибудь ласковое, как мама. Мне тоже этого хочется, но я не могу этого сделать после твоих слов: «достала», «отвали», «заколебала». Ты ни разу не спросила: «Ир, что тебя беспокоит? Как у тебя дела?» Нам нужно пережить это вместе, а ты шарахаешься от меня как от прокажённой. Теперь ты знаешь, что можно общаться без взаимных упрёков и претензий. Просто сказать то, что тебя волнует или радует. Пусть разговор ничего и не даст, но ты знаешь, что тебе если и не помогут, то выслушают.

— Давай попробуем жить мирно.

— Ты себе это скажи. В плену я тебя не держу и твой рабский труд не использую. Я никогда и ни в чём тебе не отказывала, а если не было возможности, просто просила немного подождать. Разве было по-другому? Ни одной вещи не купила без твоего согласия, хотя имела такое право, а ты считаешь, что моя обязанность только оплачивать дом и кормить нас с тобой. Попробуй неделю побыть самостоятельной, а я в эту неделю побуду невидимкой.

— Ты говоришь мне это серьёзно? Жить без ограничений?

— Абсолютно. На данный момент у тебя есть обязательства перед поездкой — значит, в гимназию ходить придётся, но решать тебе. Ограничение одно: в 22 часа ты должна быть дома. Это не моя прихоть, это условие опеки и ты об этом знаешь, — говорила Ирина, глядя на сестру. — Если не возражаешь, я буду подвозить тебя на занятия.

— Нет, я буду ездить маршруткой.

Теперь Ирина уезжала на занятия одна, а возвращаясь, перекусывала на кухне, убирала за собой посуду и уходила в свою комнату. Она видела, что сестре хочется что-то сказать, но сама вопросов не задавала. Ася приглашала сестру на ужин, который проходил в полной тишине. Младшая сестра не находила тем для беседы, а старшая не настаивала. Помыв за собой тарелку, Ирина поднимала большой палец правой руки вверх и удалялась к себе. Эксперимент закончился через три дня. Асю «прорвало» на третьем ужине.

— Всё! Я так больше не могу. Не хочу добираться маршруткой, мёрзнуть на остановке, не хочу каждый вечер придумывать ужин, который не получается, а от стирки одни неприятности, — говорила она, глядя на Ирину.

— Ты сама отказалась от поездок со мной. Некоторые вещи лучше стирать вручную, а перед стиркой разобрать бельё по цвету. Ужинать можно бутербродами, — улыбнулась Ирина. — Я видела квитанции пришли. Сама справишься?

— Издеваешься? — возмутилась Анастасия.

— Ась, у тебя с поясницей всё нормально? Почему ты боишься переломиться? Я дома и ты могла спросить совета, попросить помощи. Это не гордость, сестра, это глупость.

— Прости меня. Я действительно самовлюблённая дура. Я буду неплохим подмастерьем, но давай всё вернём назад. Договорились?

Как-то с этого времени Настя стала «меняться». Происходило это постепенно, но заметно, хотя и по мелочам.