Февраль
Вот и заступил на свою службу Февраль, на метелях да вьюгах в деревню въехав. Смотрит: высыпал народ на улицу, радуется чему-то.
Цыкнул Февраль на ветер, чтоб тот поутих да не мешал слушать, о чём бабы гомонят да мужики толкуют.
Прислушался — и уж сам тому не рад.
— Мужает батюшка-Февраль, — говорит кума[34] куме. — Да, злится коротышка, что ему мало дней отведено.
— Но, как люди говорят, «лютуй не лютуй, а с весною встретиться придётся», — отвечает ей та.
— Это уж точно, — отозвалась подошедшая к ним соседка Марья. — Хоть и злится Февраль, а весну чует. Февральский снег — и тот весной пахнет.
«У-у-у, глупые бабы, — озлился Февраль. — И невдомёк вам, что мои Тимофеевские морозы[35] хоть и не долги, да Крещенских холодов покрепче будут. Забыли вы, что Февраль — „апрельский дедушка” по-вашему — ещё и Лютичем, Студичем да Ледичем зовётся. Натерпитесь ещё у меня, так как не бывать весне зимы раньше! Меня не проскочишь, не перешагнёшь, лишь по дням проживёшь!»
Сказал Февраль как отрезал и вскорости землю такими морозами обжёг, что у деревенских на улице дух перехватывало.
Как тут слышит Февраль — совсем рядом песня звонкая, молодецкая в воздухе морозном задорно звенит, чей-то топорок в лесу заправски стучит.
«И кому ж это в такой морозище дома не сидится? — подумал Февраль. — Ишь ты, храбрец какой один на всю деревню выискался!»
Подошёл Февраль ближе. Глядит, а за просекой Иван, младший сын Прохора Гаврилова, дровишки радёхонько рубит. Хворост и снеголом[36] он уж подобрал, теперь дерево старое, бураном поваленное, хочет домой отправить. Да только много ещё с ним Ивану мороки будет, долго его топорику ещё стучать. А братья его всё на печке лежат, носа своего не то что в лес, а и за порог не кажут.
Дохнул Февраль холодом, домой Ивана прогнать хочет. Скоро опять мороз крепчать будет, метель разыграется. А его лошадёнка стара уже, не довезёт в такую погоду ношу тяжёлую. Едь уж домой, Ваня!
— Ничего, — подбадривает Иван свою старую клячу. — Чай, не пропадём! Соха нас с тобою кормит, топорок одевает-обувает, а Бог оберегает!
«Вот уж упрямец! — с досады стукнул своим посохом Февраль. — Настырный какой!»
Снова дует холодным ветром Февраль, крупою снежною больно по лицу Ваньку сечёт, домой из лесу спроваживает. Да только ничего у Февраля опять не выходит, Ванька за работой мёрзнуть не успевает.
«Как пить дать замёрзнет, глупец», — подумал Февраль.
Но, ничего не поделаешь, мороз работящему мужику не указ. Тут Ванька дрова рубить закончил и в обратный путь засобирался. Февраль ему вослед дует, ветром досадливо домой подгоняет.
Приехал, а дома его уж ждёт Марья-краса, щи да кашу подаёт, пироги на стол ставит, чаю душистого наливает.
«Вот и ладненько, — подумал Февраль, — дружно, любовно, сытно. С таким хозяином Марья как за каменной стеной, весь век в добре проживёт. Да и Ивану с Марьей не пропасть. Хорошая жена да жирные щи — другого счастья не ищи!»
Так день за днём идёт Февраль по земле русской, холодом пашет[37]. Поправит он шапку свою снежную, что чуть набекрень сбилась — глядишь, а в воздухе уж меленькие снежинки порхать стали. Погладит суровый месяц бороду свою снежную — сразу пушной снег на землю сыплется. Тряхнёт Февраль невзначай рукавом — метелица начинает замысловатые снежные кружева плести и тихо на землю своё рукоделие опускает. А коли уморится старик-месяц из края в край по Руси пешим ходить, так он скорёхонько её на буранах, вьюгах да завирухах облетит.
Да уж, буранная пора стоит, морозы лихие и ветры лютые из избы тепло гонят. Ну, злись, Февралюшка, не злись, дуй не дуй, а не к Рождеству пошло — к Великодню![38] Так ровно половина февральского срока под метели и улетела.
В эту пору Русь испокон века Сретение[39] величает. Славит народ встречу, что была во времена прадавние, когда старый праведный Симеон Богоприимец сподобился Спаса нашего увидеть да на руки взять. Тут Ветхому Завету конец, а Новому — самое начало.
А ещё на Сретение зима с весною встречаются. Коли зима верх возьмёт — долго ещё холодам стоять, а коли весна-красна одряхлевшую зиму одолеет — быть оттепелям скорым, солнышко сильнее пригревать начнёт.
Ведомо батюшке-Февралю, что зима, хоть весны и старше, а не всегда умней той бывает. Начинает лютовать, злиться. А чего тем добьёшься? Бывает, зима и в лицо весне снегом бросит, и морозом прихватит, и ветром лютым проймёт.
А весна нравом кроткая, незлобивая, голову опустит и уйдёт. А лицом ещё краше, ещё румяней от холода станет.
— Девица-весна, отчего ж ты в свой срок приходишь, коли только зиме с тобою спорить недосуг? Отчего ж за себя не борешься, на своём не стоишь? — бывает, спросит её Февраль.
— Ни к чему всё это, — кротко так ответствует ему Весна. — Зима со всеми спорить мастерица: она в Феврале со мно́ю борется, в Ноябре — с осенью, а в Августе — с летом. Так и живёт. Да только в споре, Февраль-батюшка, всегда уступит тот, кто умней. А ещё вовек красоту не сохранить, коли нрав злоблив да неласков. Злость с годами на лице проступает, от красоты былой следа не оставляя. А мне это незачем.
— Верно, девица-краса, — молвит ей в ответ Февраль, — верно, да только и зима, хоть порою и злая, а всё ж ох как красива бывает. Глаз не отвести!
На то Весна ему ответствует:
— После осенней распутицы[40], батюшка-Февраль, всяк ждёт, когда уж молодая зима-раскрасавица на землю ступит. Она чистуха[41], искусница, всем по душе. Она всё вокруг приберёт, белым чистым покрывалом землю укроет, душу простому люду красотою волшебною повеселит. И по всей Руси люди зиме рады. Любуется народ молодой богачкой. У неё горы серебра припасены, а алмазам да белоснежным нарядам и вовсе счёту нет. Через время зима свои наряды-то белоснежные поизносит, порядком вымажет, алмазы да жемчуга подрастеряет, лютовать начнёт, норов свой всем показывать. Тут уж народу не до красоты зимушки — гордячки да зазнайки. За её холодною красою с каждым днём всё больше дурной характер проглядывает, лють зимняя надоедать начинает. И со временем становится зима совсем злою, всем постылою. Она теперь нелюдима, прочь от людей бежит, своего платья в чёрных латках-проталинах стыдится. Потому и уходит зима перво-наперво из деревни, бросает ещё заснеженные поля и скованные уж ненадёжным льдом реки и прячется в лесу, подальше от людских глаз. Там зима дольше всего задержится, станет бесцельно бродить средь деревьев в своём жалком убранстве из грязного снега, а потом и из лесу уйдёт, видя как на Руси уж с великою надеждою народ весну кличет.
— Что верно, то верно, — обычно отвечает ей Февраль, — тут и возразить нечего.
— Вот и сегодня весна на своём стоять не стала, — говорит братьям-месяцам Февраль, — так что до первого подснежника ещё далеко.
— Да уж, — в задумчивости говорит Январь, — как зима под конец не злится, а весне всё одно покорится… Недаром в народе приметили, что Февраль строит мосты, а Март их ломает, что нет зимы, которая б не кончалась.
— Верно, братец-Январь! — ответствует ему Февраль. — Да только весна ещё не завтра будет. Пока мой черёд, тряхну-ка разок-другой сединою! Бывайте, братцы, служба зовёт!
Тут час от часу мороз крепчать стал, бабы с улицы домой заспешили, и вскорости в Николиной Сторонке такая метель разыгралась, что и словами не выразишь. Силён Февраль-месяц метелями!
— Да-а, — говорили в деревне, — ишь как пурга-то вздурилась![42] Не шутит Февраль-батюшка! — И бегом по домам.
Скучно и уныло стало на улице, небо серою рогожкою[43] низёхонько над землёй повисло.
А под крышами, снегом приваленными, кто у печки ноги греет, кто на лежанку тёплую взлез, а кто под одеялом пуховым от холодов схоронился. Кошки, и те перед морозами к печи жмутся.
Затосковал Февраль, пригорюнился, радости одному нет. Другое дело в хатах да избах.
Заглянул Февраль в одно окошко, а там люду много, смех, веселье, огонь в печи — и тот весело потрескивает.
У купца Платонова в доме тоже уютно, радостно.
Хозяйские дочки щебечут, бусики, брошки яркие да перстеньки друг у друга рассматривают, бисер, нити шелковые на богато расшитых бабьих кокошниках[44] поправляют.
Дед Иван с бабой Нюрой тоже из дома ни ногой — чаёвничают себе по-стариковски. Баба Нюра что-то рассказывает, а Иван в задумчивости чай с блюдечка прихлёбывает, баранки румяные ест.
Полюбовался Февраль их самоваром, под хохлому расписанным. До чего ж хороши узоры хохломские![45] Листочки, цветочки, ягодки, веточки-стебельки писаны красками сочными, яркими: и красным, и чёрным, и зелёным, и золотым цветом выведено, а меж листочками будто золотистый свет солнышка проглядывает. Красотища!
Заглянул Февраль и в окошко к Демьяну. У него суетливо как-то, детишки гомонят, игрушками, что им батенька с рождественской ярмарки привёз, играют.
Февралю шибко нравились резные мужик и медведь-кузнецы, которые в руках у Ванюши молотами по наковальне стучали.
Он таких во всей Руси великое множество видел. Любит детвора эту игрушку!
У Вареньки тоже есть забава. У неё деревянные куры наклоняются, будто зерно клюют.
«Это Богородская резьба[46], — подумал Февраль. — Приятно липовое дерево на ощупь. Оно всё больше не окрашено, гладенько, резьба затейлива — любо-дорого смотреть! А чем это Настенька в углу играет? Дымковскими[47] свистульками, что ли?»
Присмотрелся Февраль — там у неё не только свистульки, а и глиняные куклы, пёстро по белому разукрашенные.
Переставляет Настенька разные фигурки: и мамки есть у неё, и няньки, и водоноски, и кавалеры разные, и лошадки, и коровушки.
У старшенькой Ариши игрушка тоже с ярмарки — глиняная, вся цветная, Романовская[48]. Февраль о Романушке[49] частенько от братьев-месяцев слыхивал. Бывает, скажет осенний Ноябрь месяцу Маю: «Оделся ты, Май-месяц, сегодня пёстро, будто Романушка».
Заглянул Февраль и в окошко к бабе Настасье да деду Федоту. Федот спит, баба Настасья квашню[50] замешивает, Варенька рушник[51] любовно вышивает, стежочек к стежочку кладёт.
Видит Февраль, а на полотне у ней красные женские фигурки появляются, лошадки, петушки разные.
Невестки Варины прясть принялись. За работой щебечут, хохочут, тёплых деньков ждут.
Мужики у них в доме тоже не бездельничают: одни ложки-плошки вырезают, другие поделки своими руками мастерят.
И сколько ещё красоты всякой да вещиц диковинных повидал Февраль на земле русской: и финифти[52] ростовские видел, и шкатулки палехские[53], и картины лубочные[54], и утварь из бересты[55]. А ещё видал Февраль росписи чудесные мастеров мстёрских[56] да федоскинских[57], и букетики жостовские[58], будто живые, и гжель[59] сине-белую, и городецкие[60] узоры сочные, и платки павлопосадские[61], цветные, и иконы, будто душою писанные, и много-много ещё чего!
Улыбнулся Февраль, оттаял малость. Уразумел он, что человеку и зимой охота глаз яркими красками порадовать, зимой весну розовощёкую вспомянуть да лето красное.
И с тех пор Февраль всегда с оттепелями, и именно Февраль весеннему Марту место уступает.
