Коронавирус

Лили Рокс, 2020

Москва после эпидемии коронавируса. Я смотрю и не узнаю её. Наш мир изменился, все цели, надежды и мечты превратились в прах. Мир изменился, неумолимо увлекая за собой людей, выжимая из них все человеческое, порождая новые ценности. Человечество умирает. Антивирус до сих пор не найден, но есть надежда! В моей крови есть антитела и я пробираюсь сквозь ад, чтобы попасть в единственный оставшийся исследовательский центр, где из моей крови смогут сделать вакцину. Я хочу спасти тех, кто выжил и прячется… Осторожно: книга содержит сцены насилия.

Начало

Я смотрю на Москву и не узнаю её. Наш мир изменился, все цели, надежды и мечты превратились в прах, осыпающийся сквозь пальцы, подхваченный ветром, оседающий на разбитые, застывшие в немом хороводе машины.

Оборванные электропровода, заброшенные лабиринты улиц, обломанные тела мостов, которые никто не спешит чинить, разбитые витрины банков, наполненных деньгами — бумажками, потерявшими смысл в этом мире.

Мир изменился, неумолимо увлекая за собой людей, выжимая из них всё человеческое, порождая новые ценности, поражая мутациями больше даже не физическими, а умственными.

Некоторые выпотрошили и съели крыс, а на их место пришли сами, прячась по углам, разбегаясь от света, шума или от других людей. Они выживают, сжигая в себе гордость, надежду, любовь и остатки разума. Для них не остается ничего, кроме приступов голода, тут же утоляемого кучкой пойманных в канализации грызунов, чьи тушки, словно предупреждение, остаются за ними, как осязаемый след безысходности.

Другие — хищники, живущие тем, что обирают трупы, камнем лежащие на улицах гибнущего города. Одежда, еда, оружие — все, что есть у мертвого, они забирают, распределяя между собой. Они собираются в лагеря, оккупируя защищенные участки города, не позволяя чужакам приближаться к ним и на пушечный выстрел. Я помню их. Я их ненавижу. Они хоронят гибнущих, закапывая их в землю, но ведь в условиях невероятного голода у всех остальных, только у мародеров всегда есть свежее мясо.

Я смотрю на город и не узнаю его. Обломки зданий с торчащей, словно сломанные ребра, арматурой, осколки битого стекла, проглядывающие сквозь поросли сорняка, куски мебели и вещей того, прежнего мира покрывают улицы. Кремль, бывший некогда гордостью и главной достопримечательностью, потерял своё значение в этом грозном мире, лишенном каких-либо нравственных норм и ценностей. Его пик, оборванный, словно тонкая грань миров, прорезает небеса, а громоздкие стрелки часов навеки застыли, указывая 23:59 навсегда утерянного вчера, завтра которого так и не наступило.

Заросший буйной порослью сорняка, Большой театр ныне напоминает храм потерянного божества, навсегда покинувшего этот мир. Фонтаны, словно резервуары, наполнены водой, а изящная плитка покрылась трещинами, сетью оплетающими арки, словно нить едва видимой паутины, которую внимательный паук растянул на всю площадь, поджидая глупых, уставших мух, целенаправленно летящих в его смертельные объятия.

Храмы, церкви и святые места разрушены. В этом мире нет места религии. Нет места Богу. Золотые купола потускнели, покрылись вековой пылью, приняв свою участь остаться в забвении. Стены монастырей покрыли вмятины, словно чья-то отчаянная рука бесконечно долго осыпала их ударами маленьких кулачков, как дети, не ведая, бьют родителей, пытаясь выплеснуть на них всю ту бурю чувств, что они испытывают. Молельни разрушены, стерты в порошок до того времени, как человечеству вновь не понадобиться Бог.

Маленький цветочек, поражающий красотой в опустевшем, безжизненном мире, медленно раскрываясь, прорастает сквозь асфальт, пробиваясь к тусклому, потерявшемуся в горе обломков и пыли, свету. Мягкие, детские корешки вспарывают дорогу, словно неудавшийся шов на уродливой блузке, прорастая все глубже, охватывая все больше и больше территории. Тонкие, нежные и алые, словно капля чистой крови, лепестки покрывает роса, отторгающая пыль и нечистоты этого мира. Это — надежда. Искра чистой, незамутненной радости, оттеняющей тьму, которая просто не может существовать без света.

Я смотрю на цветок, прорастающий сквозь боль в моей пыльной душе и по грязной щеке, аккуратно повторяя изгибы кожи, стекает соленая вода.

* * *

Никто точно уже не может сказать точную причину, с чего всё началось. Вначале никто серьёзно и не относился к этой болезни.

Сколько нас пугали свиным гриппом в 2009 году? Помню, как я боялась выходить на улицу! Мама закупала продукты на месяц вперёд и мы даже каждые два дня меняли воду в бутылях, опасаясь, что придется сидеть дома, прячась от эпидемии.

Про знаменитую Эбо́лу — я вообще молчу. Тоже боялись, но уже не так. Когда в новостях впервые сказали об эпидемии Коронавируса, я только скептически пожала плечами: “Снова пытаются устроить сенсацию на пустом месте, уже не интересно, могли бы придумать что-то поинтереснее”.

Но я ошибалась… Всё закрутилось так, что я даже не успела понять, как из благополучного мира, мы перешли в этот кромешный ад.

Я первая подхватила этот чёртов вирус в школе и сразу же заразила мою маленькую сестрёнку.

Я училась в выпускном классе и готовилась к поступлению в универ. Помню, что даже не сразу поняла, что это за вирус. Родители тогда подумали, что это простое ОРЗ.

Откуда было взяться этому проклятому Коронавирусу в Москве? Тогда мы думали, что наша страна вообще находиться вне опасности. В Европе в это время часто вспыхивали очаги, но я по прежнему думала, что это маркетинговые ходы телеканалов, чтобы поднять себе рейтинг.

Два дня у нас держалась высокая температура, а уже к вечеру второго дня слегла наша мама. Ей было настолько плохо, что отец вызвал скорую.

Всю нашу семью госпитализировали. Нас разделили с родителями. Кто бы мог подумать, что мы с Иришкой больше никогда их не увидим?

Сейчас я уже могу говорить это без слёз… Тогда всё было по другому.

И мне и Иришке стало лучше уже не седьмой день, а затем мы преспокойно уже вставали с постели и бегали по палате.

Никто не придал значения тому, что у нас обеих каким-то образом выработался иммунитет к этой болезни.

Несмотря на то, что мы обе поправились, нас ещё долго не выпускали из больницы и долго не говорили о том, что родителей уже нет в живых. Мы наивно полагали, что скоро кончится весь этот кошмар и мы все вместе поедем домой.

Но этого не случилось… Вместо этого нас ждало новое и беспросветное будущее. Таких, как мы, исцеленных, было много. Но врачи нашли в нашей крови что-то такое, что их удивило. Я не особо вникала в это, мне просто хотелось уйти из больницы и всё.

Мы видели сквозь стекла между палатами других детей и подростков. Мы даже играли с ними и пытались общаться с ними на пальцах. Было порой забавно.

Нашу госпитализацию, как я потом узнала, строго засекретили. Всех, кто заразился этим вирусом, спрятали в карантин, но нигде в новостях об этом не упоминалось. Каждый день привозили всё новых и новых детей.

Палат было много. Многие помещения были настолько далеко расположены, что мы даже вглядываясь, не могли рассмотреть лица лежащих там детей.

Врачи заходили к нам всегда в спец.костюмах. Словно мы какие-то прокаженные… Меня это злило, ведь мы были абсолютно здоровыми!

А затем я стала замечать, что детей по одному куда-то уводят, но назад они не возвращаются. Иногда кто-то из тех, с кем мы общались знаками, пропадали без следа. Мы решили, что их выписывают и с надеждой в сердце ждали, что и нас вот-вот заберут туда же!

Первый страх посетил нас, когда в соседнюю палату привезли сразу несколько тяжелобольных подростков. Они не могли ходить и самостоятельно питаться. Мы с удивлением разглядывали новых подселенцев, а что ещё делать, если тебя оторвали от мира? Выдернули из жизни…

Эти новенькие один за другим умирали. В моей жизни это была первая встреча со смертью. Для Иришки — тоже. Я насильно заставляла её подходить к окнам исключительно другой стороны и тщательно следила, чтобы она не видела, как я плачу.

После этих ребят были и другие. Я назвала эту палату камерой смертников. Мне хотелось, чтобы они просто взяли и закрасили это стекло! Персонал, который изредка посещал нас, вообще не проявлял никакого интереса к нам. Они не отвечали на вопросы, они не задерживались, делали свою работу и уходили. Словно роботы…

До сих пор я не знаю, что происходило с этими детьми. Может быть они уже были заражены новым штаммом мутировавшего Коронавируса, а может быть на них ставили опыты… Почему я так решила?

Дело в том, что за эти две недели, когда я уже просто вешалась от отчаяния, непонимания ситуации и страха, в комнате смертников стали появляться те, с кем мы активно общались и кто уже давно выздоровел. Это вызвало у меня волну нового ужаса.

Но самое страшное случилось дальше. Люди в белых халатах пришли и забрали Иришку. Я долго кричала и пыталась набросится на мужчин в спец.костюмах, но меня просто отшвырнули, как котёнка и схватив визжащую сестрёнку, вышли из помещения.

Когда я вспоминаю, как она тянула ко мне свои ручонки и кричала: “Кира, помоги!”, у меня пробегает мороз по коже.

В этот момент я сидела в полной абстракции, не понимая, что происходит. Всё казалось страшным сном. Долгих два дня я была в полном неведении. Сходила с ума! Не могла ни спать, ни есть.

А потом моя сестра появилась в соседней камере… Её положили в кровать и поставили к ней всевозможные датчики. Со слезами на глазах, я стучала в непробиваемое и непроницаемое стекло, кричала так, что думала оглохну. Но эти стекла не пропускали звуков. Вообще никаких…

Она лежала, словно ангел, а я не отходила от стекла, пытаясь понять, что эти сволочи с ней сделали! Вечером она проснулась и попыталась встать. Люди в костюмах сразу же забежали, надели на неё какое-то приспособление, словно завернули в какое-то космо одеяло и увели куда-то.

Я прыгала и кричала, пытаясь привлечь их внимание, но они не реагировали на меня никак. Один из работников больницы проверял каждого из лежащих в постелях, но никто из них не подавал признаков выздоровления. Мне было хорошо видно, насколько им плохо… И я знала, они уже не жильцы…

Меня повели на “прививку” этим же вечером. Помню, как тряслись коленки, когда я заходила в процедурный кабинет.

— Не бойся, это не больно! — услышала я нежный женский голос. Мне он показался таким ласковым и успокаивающим, что стало сразу легче.

— Где моя сестрёнка?! — пытаясь выговорить каждое слово не заикаясь, спросила я.

— Она в карантине. Все в карантинной зоне. С ней всё в порядке, не переживай! — она подошла ко мне и смочив моё плечо спиртом, сделала укол какой-то дряни.

— Что это? — недоверчиво спросила я.

— Это прививка, — не задумываясь ответила женщина.

Я не видела её лица, но почему-то мне показалось, что ей не более 50 лет. А может быть, я ошибалась.

— Я абсолютно здорова! И сестра тоже! Зачем вы держите нас здесь? Где мои мама и папа? Мы хотим домой! Отпустите нас!

— К сожалению, это невозможно. — так просто и искренне ответила женщина.

У меня слова застряли в горле. Что это значит? Нас будут держать тут вечно? Сколько уже можно! Скоро месяц будет! Я была возмущена до предела.

— Я хочу увидеть свою сестрёнку!

— Ты с ней скоро увидишься! Потерпи немного и я обещаю, вы снова будете с ней вместе! — женщина приложила мне ватку к месту укола и сделала знак рукой.

По её зову тут же пришли двое и повели меня куда-то не туда… Я напряглась, видя, что мы идём мимо закрытых палат с железными дверями.

Это выглядело жутко! Эти двери, словно тюремные!

Слабая надежда, что меня ведут на выход и сейчас отвезут домой, улетучилась сразу же, как только мы подошли к одной из камер под номером 108.

Мужчина толкнул дверь и меня быстро завели внутрь. Грубый толчок в спину и мне пришлось сделать несколько шагов вперёд, чтобы не упасть.

— Куда вы меня привели? Выпустите меня! Где моя сестра? Где мои родители? — я продолжала барабанить в дверь, но уже понимала, что за ней давно никого нет.

Осмотрев свою келью, я поняла, это настоящая камера! Железная кровать с матрасом, чистое постельное белье застелено наспех. Оно даже ещё не высохло!

Над головой довольно высоко висела одинокая лампочка. Это было единственное освещение в этом клоповнике.

Мне было страшно и одиноко. Даже больше не за себя, мне в этот момент плевать было на моё благополучие. Мне хотелось знать, где мои родные!

К вечеру мне внезапно поплохело. Закружилась голова и я рухнула на пол, расхаживая взад-вперёд. Кое-как добравшись до кровати, я заползла и легла под одеяло. Меня знобило. Одеяла было явно не достаточно.

Зубы стучали так, что казалось, они просто раскрошатся в прах!

Вечером меня навестил медперсонал и мне измерили температуру. Я ждала, что мне дадут какое-то лекарство, но ничего такого не было. Каждый час ко мне заходили и брали кровь на анализ.

Изредка я засыпала и забывалась, но они приходили снова и снова и возвращали меня в эту суровую реальность.

Утром мне стало лучше. Кровь продолжали брать также каждый час и мне казалось уже, что из меня просто выкачали по капле всё, что во мне было. Я даже ворчала на них, но медперсонал по прежнему не реагировал на мои колкие замечания.

Вечером меня герметично “запаковали”, и к моему ужасу, отвезли в камеру смертников! Чёрт, никогда бы не подумала, что окажусь по другую сторону стекла! Почти месяц наблюдений за этим помещением и вот я сама в нём очутилась!

Уложив меня рядом с больными, ко мне подключили всевозможные аппараты и спешно удалились. Я осталась лежать в этом жутком месте, пропахшем смертью и отчаянием. Страх сковал меня до такой степени, что я буквально ощущала, как во мне рвутся нервы!

Утром я чувствовала себя гораздо лучше и попыталась встать в туалет. Конечно же, мне заботливо подложили “утку”, как и всем остальным умирающим, но я себя к их числу уже не причисляла.

Стоило мне только попытаться встать, как в палату сразу же забежали люди и стали снова меня “упаковывать”. Боятся заразиться, мерзавцы!

Меня положили на каталку и повезли в какое-то помещение, похожее на операционную. Там было много света. Меня слепило так, что я долго не могла открыть глаза.

Меня обследовали, брали снова кровь, исколов мне все вены. Целый час мучений и меня отвели в палату, где я увидела Иришку! Она сидела ко мне спиной и что-то рисовала, развалившись на диванчике.

Эта палата была гораздо удобнее предыдущей. Она была похожа на гостиничный номер со всеми удобствами!

— Кира! — обрадовалась сестра и побежала ко мне, обнимая и радуясь.

Я не могла вымолвить ни слова. Боже, столько времени неведения! Я думала сойду с ума! И вот она передо мной, живая и здоровая! Ну теперь-то, когда они видят, что с нами всё в порядке, может нас отпустят домой?

Когда к нам в очередной раз пришли брать кровь, меня это уже порядком стало напрягать.

— Когда вы нас выпустите отсюда? Сколько уже можно? У меня вены уже болят от игл! У ребёнка все руки чёрные от ваших уколов!

— Сиди спокойно и не дёргайся, сама видишь, вену сложно найти! — проворчала женщина. Меня это порадовало, потому что до этого никто из них не удосуживался отвечать или общаться со мной.

— Когда я могу увидеть родителей? Где они? — настаивала я, и по реакции медсестры сразу же поняла, что-то не так…

— Что с моими родителями, они знают, что мы тут? — настаивала я, затем наклонилась к ней и попыталась заглянуть сквозь маску на её лице. — Прошу вас, мне нужно знать! Скажите хоть что-нибудь!

— Я не должна говорить, — еле слышно прошептала женщина. — Твоих родителей больше нет. Мало кто выжил из заболевших, только вы…

— Что вы сказали? Они не выжили?! — меня буквально подбросило на месте. — Но как же так? Я видела, что многие выздоравливали!!! Это какая-то ошибка!

— Вирус мутировал, — сообщила словоохотливая собеседница. — Это уже что-то другое. Мы пытаемся понять. Лекарства пока не найдено. Иммунитет есть только у тебя и твоей сестры. Давай сюда руку, иначе попрошу, чтобы тебя связали!

Мои ноги подкосились, и я рухнула на стул. Женщина брала у меня кровь, расцарапывая мою несчастную вену, но мне уже было плевать на это. Эта медсестра явно новичок. Странно, что они взяли такую болтливую сотрудницу, но хоть теперь стало что-то прояснятся.

Насчет родителей я догадывалась. Не хотела верить до последнего, но догадывалась. Теперь нужно постараться быть сильной и не впасть в отчаяние. Я понимала, что мне нужно было держаться ради сестры. Я должна была вытащить её из этого проклятого места смерти!