Антайтл

Лидиана Мак

Судьба – интересное, увлекательное путешествие, которому не видно конца… Что, если она проходит через людей, которые даже не знают о существовании друг друга? И как быть, если на поворотах судьбы нужно выбрать, куда идти дальше?

Глава 2

…Сергей уже полчаса рассматривал какую-то только ему видимую точку на стене. Анна Николаевна терпеливо стояла рядом и с недоумением смотрела то на него, то на стену. «Что там?» — спрашивала она себя — «Что он там увидел?»

Анна Николаевна, средних лет женщина, была женой одного очень влиятельного человека в городе. И как это было заведено у влиятельных людей, он поселил жену в огромном шикарном «дворце», как он шутливо (или не очень) любил говорить, в престижном коттеджном поселке Северного Гондураса, иронично и с намеком именуемом «Таганский проезд». А она, слегка озверев от длительного, как говорят итальянцы, «дульче фарниенте» — «прекрасного ничегонеделания», активно начала менять все: интерьер, обстановку, приусадебный ландшафт, вложив в это занятие все свои нерастраченные силы, чтобы приезжающий пару раз в неделю супруг смог по достоинству оценить ее многочисленные таланты и тонкий художественный вкус.

Первым делом Анна Николаевна созвонилась с самой популярной в городе и безумно дорогой дизайнерской фирмой относительно стиля оформления дома и проведения ремонтно-строительных работ, по принципу «ни в чем себе не отказывай».

На осмотр будущего «театра военных действий» приехал молодой дизайнер Сергей (она уже знала от подруг, что его прозвище — «Художник», вошло в обиход с легкой руки одного из его клиентов, а благодаря весьма нестандартному, но в то же время благородному облику создаваемых им интерьеров, которые без натяжки можно было считать произведением искусства, все сливки местного общества мечтали заполучить его на оформление домов, квартир и даже офисов).

Сергей был в городе, что называется, нарасхват. Цена вопроса «за срочность» была молниеносно решена Анной Николаевной в свою пользу, и она заполучила великолепного дизайнера почти сразу, на зависть менее удачливым (или более прижимистым) подругам.

Но вот Художник уже полчаса стоит и рассматривает какую-то серую стену с таким многозначительным видом, что она даже не знает, что и думать.

— Сергей, что-то не так? — Анна Николаевна не выдержала затянувшегося молчания.

— Что? — очнулся Сергей, выходя из некоего подобия транса, потому что при взгляде на эту серую, ничем не примечательную стену, у него появилось резкое, щемящее чувство, что он видел ее раньше, во всех деталях и подробностях, каждое углубление, каждую шероховатость, неровность и даже цвет краски. Этого не могло быть в принципе. В этом районе города он бывал не часто, в «Таганском проезде» не работал.

— Я думаю над тем, как здесь будет смотреться сиреневый, — поспешил Сергей исправить положение, чтобы не показаться странным, мягко говоря, и не испортить репутацию.

— Сиреневый? — не поняла Анна Николаевна. — Ах да, конечно! — она облегченно улыбнулась. — И как вы это видите?

— Пока не знаю. Нужно осмыслить, — за свою недолгую, но более чем успешную карьеру дизайнера Сергей твердо усвоил негласное правило всех творческих и креативных натур: каждую свою идею, какой бы бредовой она не была, нужно преподносить клиенту уверенно, как откровение свыше, чтобы у него даже на секунду не возникло сомнений в ее драгоценности и уникальности. Это качество было у Сергея врожденным, он умел убеждать людей в своей правоте, почти не прикладывая к этому никаких усилий.

— Ах да, конечно! — Анна Николаевна в растерянности развела руками — обидно, что за недолгое время, прошедшее с момента ее замужества, она совсем отстала от жизни. — Может быть, чаю?

— Нет, спасибо. Пожалуй, на сегодня достаточно. Я заеду к вам на днях, посмотрю еще, думаю, за это время у меня оформится пара-тройка идей. Фронт работ я посмотрел. До свидания, — Сергей быстро направился к выходу, не давая клиентке что-либо возразить.

Он шел к машине, чувствуя, что увидит во сне эту стену. Ну и что, может быть это его сознание начало так быстро обрабатывать задание? И во сне он увидит как раз желаемый результат! Нет, ничего такого не будет. Сон будет о другом, он мог себе в этом поклясться.

Подойдя к машине, он махнул рукой и постарался улыбнуться. Как себя настроишь, так и пойдет. В конце концов, что-то все это должно значить, и рано или поздно он это поймет. Главное, чтобы до этого не сойти с ума. Голова ему очень нужна и желательно в рабочем состоянии.

Ложась вечером спать, Сергей еле сдержался, чтобы не напиться. Нет, завтра ему на работу, да и вообще, толку от этого не будет никакого. Голова опустилась на подушку, глаза закрылись, и сознание мирно пустилось в свои непостижимые странствия.

Улицы были темными, не освещенными, вдоль домов росли каштаны, огромные, могучие, очень старые, кажется, даже старше, чем дома. От их вида на душе стало тоскливо и уныло. Появилось ощущение ветхости, старости и какой-то незащищенности.

Сергей не любил старые интерьеры, дух прошлого, ретро, так сказать, и всегда старался отговорить клиентов от оформления жилища в стиле барокко, рококо и прочего «дворцового дизайна». Все должно быть современным, новым, и в то же время уникально-классическим. Когда-нибудь он напишет об этом книгу, мечтал он, в которой раскроет свой подход к дизайну интерьеров и свое видение прекрасного при создании модного, но в то же время уютного жилого дома.

По улице шел какой-то сгорбленный человек с плотно надвинутым на голову капюшоном. Он сильно сутулился, вжимал голову в плечи, но, тем не менее, шел достаточно быстро, несмотря на то, что выглядел как старик.

Человек перешел улицу и направился к двухэтажному деревянному дому. Дом был такой же старый, как и все вокруг. Человек внимательно огляделся по сторонам, прежде чем зайти и, убедившись, что все тихо, бесшумно проскользнул в приоткрытую дверь. Закрыв ее с другой стороны на щеколду, он поднялся на второй этаж и скинул капюшон.

В доме было темно, сквозь плотно задернутые шторы не проникал свет с улицы. Это создавало ощущение еще большей темноты, которая была почти осязаемой, казалось, ее можно было зачерпнуть, взять в руки, потрогать. Человек снова огляделся, как будто здесь кто-то мог быть и подошел к большому письменному столу. Он осторожно отодвинул один из многочисленных ящиков, порылся и достал плотно сложенный лист пожелтевшей бумаги и бумажный пакет с чем-то шуршащим, легким, приятно пахнувшим сушеными цветами. Аккуратно, боясь повредить, он стал разворачивать записку. Лист был сложен давно и весьма плотно и плохо поддавался, видно было, что у человека слегка дрожат руки. Когда он, наконец, развернул бумагу, то увидел всего одно слово, размашисто, во весь лист написанное черными чернилами: делай.

Человек на секунду закрыл глаза, с видом глубочайшей покорности судьбе, аккуратно засунул лист и пакет в карман плаща, вышел на улицу и снова, нервно озираясь по сторонам, чтобы убедится, что его никто не заметил, надвинув капюшон почти на глаза, направился в ту сторону, откуда недавно появился.

— Почему он так решил? Неужели я смогу это сделать? Прошло столько лет, сменилось несколько поколений, да что там, изменилась и сама жизнь! — думал человек, еще ниже наклоняя голову, словно боясь, что его мысли кто-то увидит и прочитает, — может быть, это не для меня? Мог же он ошибиться, в конце концов? Нет, и ты это отлично знаешь! Не мог он ошибиться, он видел все это задолго до того, как состоялся наш разговор! Он знал, что будет и что нужно делать, — человек ускорил шаг и вскоре дошел до своего дома. Зайдя в квартиру, он повесил плащ на вешалку в коридоре и прошел в гостиную.

— Мила, у нас есть еда? — спросил он звонким голосом, а посмотрев на него, вы с удивлением могли увидеть, что он еще очень молод, как будто на улице в плаще был старик, а теперь перед вами стоял высокий симпатичный молодой мужчина с ярко рыжими волосами.

— Да, конечно, садись кушать!

— На работе мне опять говорят, что пора менять план, — сев за стол, буднично начал он, — у них план, у нас план! У всех планы, а кто будет их выполнять не понятно… — между слов он быстро черпал суп ложкой, не роняя при этом ни капли.

— Главное, чтобы был результат, вы уже давно трудитесь над этим исследованием, — произнесла Лариса. — Я устала, ты так редко бываешь дома, я, конечно, понимаю, что все на благо нашей страны и светлого будущего, но без тебя у меня его не будет! Я все же считаю, что люди важнее планов, заданий и ударного труда на благо очередной пятилетки, которую нужно выполнять и перевыполнять!

— Тише! — сказал Иван, и по тому, как он испуганно оглянулся по сторонам, сразу стало понятно, что это именно он был на улице и в доме. — Никогда так не говори! Сегодня я понял, что все правильно, все, что я делаю, правильно! Пока не спрашивай меня ни о чем, но просто поверь, Мила!

— Хорошо, — устало вдохнула та.

Иван в молчании доел суп и подошел к окну. На небе всходили звезды, и луна висела огромным белым, полным собственного достоинства блином. Все вокруг было спокойно, но Иван знал, что это ненадолго, потому что его открытие скоро перевернет весь мир…

Едва забрезжил рассвет, как Иван открыл глаза и устало посмотрел в окно. Каждый день одно и то же. Серые унылые фигуры бредут по улице в таком же сером предрассветном сумраке, сливаясь с ним, сутулясь и стараясь не смотреть по сторонам, словно они не люди, а какие-то муравьи, запрограммированные двигаться только по заложенным в программу дорожкам и не знающие, что за пределами их муравейника есть огромные просторы чего-то более важного и значительного, чем они сами.

Иван понимал, что возможно скоро границы муравейника раздвинутся, распахнутся куда-то за горизонт, и от этого ему было немного страшно, даже голова слегка кружилась, как после поездки на карусели, на которой они с Милой часто катались в первый год после свадьбы. Но времени на такие размышления не было, может быть, когда-нибудь в старости он с улыбкой вспомнит эти дни. А пока, как обычно, Иван быстро встал с кровати, бережно укрыл жену одеялом и побежал под холодный душ.

Бодрость души и тела была его главным правилом. Рыжие взлохмаченные со сна волосы смешно торчали во все стороны. Иван быстро вымылся и пошел на кухню. Заботливая Мила как всегда оставила в духовке ароматную запеканку на завтрак, зная, как он ее любит. Кроме того, по собственному опыту она знала, что муж может так увлечься работой, что до самого вечера не возьмет в рот ни крошки еды, поэтому так важно было накормить его с утра.

Иван так же быстро поел и пошел одеваться. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить жену. Но она все равно стала ворочаться и сонно спросила:

— Ты нашел еду? Покушал?

— Да, Мила! Все в порядке! Спи, еще рано! Просто сегодня мы проводим серию опытов и договорились с Борисом встретиться на работе пораньше, чтобы успеть сделать кое-что до обхода!

— Хорошо, Ваня! До вечера! И не забудь покушать в обед!

— Так точно, мой генерал! — весело сказал Иван и чмокнул жену в щеку на прощание. Откуда ему было знать, что это действительно прощание. Мы никогда не знаем, когда последний раз увидим или поцелуем любимого человека…

Иван вышел во двор и бодро зашагал к трамвайной остановке. Он мог пройти несколько кварталов до работы пешком, и часто так делал, просто сегодня у него не было времени на прогулку, он спешил в лабораторию, где его уже наверняка ждал Борис.

Рассеяно глядя в пыльное и мутноватое вагонное окно, Иван задержал взгляд на ларьке с пивом. В такой ранний час там уже начала выстраиваться очередь из местных выпивох, которые рыбьими глазами смотрели вокруг себя и друг на друга. Их взгляд оживлялся только когда наталкивался на бутылки, выстроившиеся на витрине. Они подолгу не отрывали от них жадного взгляда и с нетерпением смотрели на часы. Время подходило, ларек открылся, и серая безликая масса торопливо всосалась внутрь.

Иван печально отвел глаза и вздохнул. Интересно, сможет ли его открытие избавить мир от такого вот ларька и людей с рыбьими глазами? Или ничего не измениться?

Объявили остановку, Иван ловко спрыгнул с подножки трамвая и быстрым шагом направился к большому, немного сумрачному зданию родной больницы. Войдя внутрь, он привычно направился к себе по широким прямым коридорам, улыбаясь идущим навстречу врачам и медсестрам, с некоторыми перекидывался несколькими фразами, мужчинам пожимал руку. Глядя на него, трудно было поверить, что этот молодой мужчина — подающий огромные надежды врач, ученый. Его лохматые рыжие волосы, круглое лицо и голубые глаза были по-детски веселыми и любознательными. Только очень внимательный наблюдатель, хорошо знающий Ивана, мог увидеть за всем этим неуловимую, прикрытую внешней беззаботностью обеспокоенность, чувство глубокой ответственности не только за себя, но за всю страну, весь мир.

Иван зашел в свой кабинет и только успел надеть халат, как появился Борис, вошедший как всегда торопливо и без стука, по его скованным движениям можно было понять, что внутри у него идет серьезная психологическая борьба.

Борис был старше Ивана лет на пять, ниже ростом, плотнее, но при этом нисколько не уступал Ивану в ловкости движений. Его наморщенный словно от тяжких дум, как любили говорить коллеги, лоб был предметом всеобщего подтрунивания, впрочем, беззлобного и не обидного. Все знали Бориса как человека очень ответственного, почти маниакально стремящегося к порядку во всем. Можно сказать, он в этом смысле был примером для всех, и когда Иван поступил в медицинский институт и подружился с молчаливой «библиотечной крысой», как называли Бориса ехидные и задиристые студенты, то сознательно стал перенимать у друга эту ценную, по его мнению, черту характера, не переходя, впрочем, грань разумного.

Борис Стрельников был молчаливым и прилежным студентом, которого всегда можно было увидеть в библиотеке, в научных кружках, где он редко выступал, но внимательно слушал и все записывал в толстую тетрадь в черном коленкоровом переплете. Профессора, читавшие лекции и приятно удивленные таким прилежанием, сначала думали, что Борис вот-вот сделает какое-нибудь важное открытие, уж слишком углубленным в себя и сосредоточенным он был, однако постепенно, курсу этак к третьему, эти надежды растаяли, никаких гениальных идей Стрельников так и не выдвинул, и преподаватели перестали обращать на него особое внимание.

Между тем сам Борис искренне верил, что однажды наступит его звездный час, за все трудолюбие и прилежание ему будет ниспослано выше что-то важное, великое, он найдет ответ еще на одну загадку природы, вот только что это будет и когда, он еще не знал. Именно поэтому он просто молча слушал, записывал, изучал, анализировал и терпеливо ждал своего часа.

Случилось так, что душа компании, веселый, легкий в общении, находчивый и талантливый Иван Рождественский, студент медицинского института, крепко подружился с Борисом Стрельниковым. Они подолгу говорили о чем-то в библиотеке, столовой, иногда в пустых аудиториях родного института, спорили с профессорами, вместе высказывая новые идеи развития и усовершенствования человеческого организма (при этом спорил и высказывал исключительно Иван, а Борис только находился рядом, всем своим видом показывая, что полностью поддерживает своего друга и абсолютно во всем разделяет его точку зрения).

Когда Иван закончил институт, его пригласил на работу в первую городскую больницу, сам профессор Светлаков, видя в молодом человеке подающего большие надежды врача и ученого, и отдав ему лабораторию, где Иван проводил опыты и исследования под руководством профессора, а иногда и самостоятельно.

Борис поздоровался с Иваном и отвлеченно показал на микроскоп, стоящий на столе:

— Сегодня трудился всю ночь во время дежурства над этим составом, и смотри, что получилось.

— Вижу! — Иван неопределенно махнул рукой. — Дружище, честно говоря, меня немного смущает, что ты занимаешься этой мелочевкой, словно тебе не интересна наша серия опытов, ты не хочешь финального матча (так Иван называл важные события своей жизни, поскольку был ярым футбольным болельщиком).

— Ваня, но ведь ты уже почти закончил! — возразил Борис. — Я сделал все опыты, которые ты просил, и осталось написать доклад, который, кстати, ты собираешься сделать сам, меня не посвящаешь в это дело, поэтому мне ничего не остается, как только занимать себя чем-то еще, пусть не столь важным, даже рутинным, но в нашем деле без рутины, увы, не обойтись.

— Да, да! — махнул рукой Иван. — Но когда я сделаю доклад, ты представляешь, что за этим последует! Вот тогда начнется главная работа! Это только начало! Эх, если бы не беременность Милы, я бы уже давно жил на работе! Столько всего нужно еще успеть сделать!

— Сделаешь! — махнул рукой Борис. — У тебя еще уйма времени!

— Нет, друг, мне всегда кажется, что времени очень мало! Я стараюсь успеть побольше, даже сон сократил бы, чтобы впихнуть в эти жалкие двадцать четыре часа как можно больше дел! Но опять же, Мила… Эх, как только все благополучно закончится, я постараюсь пересмотреть свой график, тем более, что она будет заниматься в основном с ребенком, я ей стану мешать, доставлять лишние хлопоты!

— Не гони лошадей! — усмехнулся Борис. — Всему свое время.

— Ладно, мне пора на обход! — вспомнил Иван. — Там больного интересного положили вчера, ты говорил. Какие-то необычные симптомы. Пойду, схожу, посмотрю. Потом вернусь, проведем еще пару опытов и все — сажусь писать доклад!

Иван бодро двинулся по знакомым коридорам больницы. Все так же здоровался с проходящими мимо коллегами, пожимал руки и улыбался. Спросил у медсестры номер нужной палаты и быстро направился к ней. Внутри было сумрачно, шторы плотно задвинуты, больной лежал спокойно, прикрыв глаза.

— Добрый день! — сказал Иван, подходя к нему и всматриваясь в серое неприметное лицо.

— Здравствуйте, — равнодушно сказал больной.

— Как вы себя чувствуете?

— Неважно, — ответил больной и начал подниматься.

— Лежите, если вам так удобнее.

— Нет, доктор, мне пора вставить. Належался, насиделся, — с ошеломляющей проворностью больной оказался рядом с Иваном, держа в руке возникший непонятно откуда маленький пистолет. Он больно вдавил пистолет в бок доктора и подтолкнул его к стоящему рядом с кроватью столику.

— Сиди тихо, братец, я тебя не обижу, — со странной улыбкой человек посмотрел на Ивана, — все, что мне от тебя нужно, это ключи от сейфа с докладом. Где ты их прячешь?

— Какого доклада? — Иван прикинулся непонимающим, пытаясь выиграть время.

— Того самого, который должен изменить мир. Ты знаешь, о чем я.

— Если вы о ежегодном докладе на научной конференции медиков, тогда подождите пару дней, я его еще не написал, выступление в четверг, ждать осталось не долго. Вы тоже сможете послушать, на такого рода мероприятия вход свободный.

— Где ключи от сейфа? — словно не слыша его, угрожающе повторил мнимый больной. В ту же секунду раздался приглушенный выстрел, и Иван, теряя сознание, понял, что это все.

— 0, черт! — выругался преступник, подолжая держать в руке теперь уже ненужный пистолет. — Что-ж это я нажал-то?

— Что-ж это ты нажал-то! — послышался у него за спиной язвительный и злобный голос, он повернулся и увидел перекошенное от бешенства лицо Бориса. — Ублюдок! Что ты наделал?

= Но вы же мне говорили убрать его! — попытался выкрутиться мнимый больной, понимая, что допустил ошибку.

— Да! После того, как он сообщит тебе местонахождение его работы! Сколько затрачено усилий, а все впустую, все коту под хвост! — по-змеиному прошипел Борис, было видно, что он постепенно свирепеет.

— Подождите! Может, он еще того, — преступник протянул руку, пощупал бездыханное тело и, понимая, что перестарался, опустил глаза.

— Ты не справился с заданием! — прошипел Борис. — Помнишь, мы договаривались, что ты ничего не должен помнить. Бери, выпьешь и забудешь! — он протянул больному таблетку.

— Как-то не так… — преступник, словно под гипнозом, взял ее и проглотил. — Я могу идти?

— Да, иди! — равнодушно сказал Борис, открывая ему дверь палаты.

Человек медленно вышел, направляясь по пустому коридору в сторону выхода, но на полпути рухнул как подкошенный, молча, почти бесшумно, закатывая глаза. А Борис спокойно вышел из палаты и сразу же зашел в третью по счету от конца коридора.

Через несколько минут вокруг мертвого тела стали собираться персонал и любопытные, но быстро поняли, что ему уже ничем не помочь, санитары положили труп на носилки и отнесли в местный морг, который располагался в цокольном этаже больницы. А потом в палате обнаружили труп Ивана. Это было страшное происшествие, весть о котором со скоростью света разнеслась по коридорам больницы и вырвалась на улицу…

Мила была дома. Она приготовила обед и, как обычно, в свободное от домашних дел время отдыхала, сидя в кресле на балконе. Стояли последние теплые дни уходящей осени, по улице шли по люди, и Мила без особого интереса разглядывала их, думая о чем-то своем…

Ваня так много работал, забывая при этом обо всем, что его окружало, даже о ней, так, что иногда ей казалось, что она совершенно одна в этом мире! Родителей у Милы не было, познакомились они в институте, когда она пришла сдавать вступительные экзамены, а Иван после третьего курса на общественных началах помогал в подготовке кабинетов к этим самым экзаменам. Увидев в толпе худенькую девочку с большими испуганными серыми глазами, Ваня понял, что это она, его будущая жена и мать его детей. Мила поступила на терапевтический факультет, была отличницей, и порой Ване казалось, что она будет гораздо лучшим врачом, чем он.

Время шло, и вот они ждут малыша… Через пару месяцев станут родителями… С одной стороны, Мила боялась этого события, но вместе с тем считала дни, оставшиеся до появления малютки.

Неделю назад Ваня повел себя странно. Он пришел домой как обычно в одиннадцать часов вечера, протянул ее заботливо упакованную картонную коробку и сказал:

— Мила, это дело всей моей жизни, оно важно не только для меня, но и для всего человечества, для будущего наших детей. Поэтому просто пообещай мне спрятать эту коробку в самое укромное место в нашем доме или за его пределами, в общем, как сама посчитаешь нужным, я полностью тебе доверяю… И никому не говори, где ты ее спрятала, даже мне…

— Ваня, ты меня пугаешь. В наше время секретов лучше ни от кого не иметь… и уж тем более прятать… Я даже боюсь спросить тебя, что там…

— Милочка, просто поверь мне! — ласково глядя на нее, сказал Иван. — Это мое главное открытие… Я не хочу хранить его на работе, мало ли что… я его скоро обнародую на ежегодной медицинской конференции, осталось провести всего несколько опытов и подготовить доклад, в коробке черновые наброски, самое важное, а пока пусть оно будет у тебя, мне так спокойнее.

Мила вздохнула и взяла коробку…

Сейчас она почему-то вспомнила этот разговор и закрыла глаза… А когда она их открыла, то с удивлением увидела, как к дому быстро подходит Борис Стрельников. У него на лице было странное выражение, Мила даже не смогла его определить для себя.

— Лара, добрый день, — сказал Борис, подходя к балкону, где сидела Мила, открой, мне нужно с тобой поговорить.

Лариса встала и пошла открывать нежданному гостю.

— Добрый, Боря, что-то случилось?

— Лара, я не знаю, как сказать… — Борис с сомнением смотрел на нее, как будто боялся сделать что-то не так, пытаясь подобрать слова помягче.

— Говори как есть, — нахмурилась Лариса, а сердце внутри уже резко трепыхнулось, пропустило удар…

— В больницу положили сумасшедшего больного и…

— Боря… — пробормотала Лариса.

— Он выстрелил в Ваню… насмерть…

Лариса сидела молча, тяжело дыша. Из груди не вырвалось ни единого звука, ни единого слова. Гробовое молчание. Оцепенение. Шквал, обвал, разрушение, которые внезапно, настигли ее, смяли, раздавили, а она не успела подготовиться, защититься, хотя к этому невозможно подготовиться, от этого нельзя защититься. Внезапно она скорчилась от резкой боли внизу живота…