Король плоти и костей

Лив Зандер, 2022

Хуже, чем безжалостный король… это одержимый король. Одиночество, мрак и гниющая плоть окружают меня, душат. Я – злой король темного королевства. Я жажду тепла, однако все, к чему прикасаюсь, отдает холодом. Когда она попадает в мое королевство, потерянная и напуганная, одинокая и сбитая с толку, я пугаю ее еще больше. Она называет меня дьяволом, и поэтому я решаю доставить ей дьявольское удовольствие. Я – жар, который возбуждает ее плоть, страстное желание, от которого плавятся кости. Она умоляет меня, пытается вырваться из моих объятий. Но отныне я ее хозяин, я – король плоти и костей.

Глава 2

Ада

Мокрая ткань липла к коже.

Шлеп.

Что-то бугристое ткнулось в спину.

Шлеп.

Боль вгрызалась в тело со всех сторон.

Шлеп.

Что случилось?

Я моргнула, разлепив слезящиеся глаза, и уставилась в темно-лиловое небо. Это что… почти утро? Божьи кости, где я? Еще один шлепок у плеча, я поворачиваю голову, вижу лохмотья, зияющие раны, пронизанную черными венами кожу…

Крик застрял у меня в горле. Потрясенная до немоты, я уставилась на трупы, приткнувшиеся ко мне слева и справа.

Они тоже смотрели на меня.

Юноша без руки.

Вор.

Мальчик, весь в волдырях.

Чума.

Да, эти смотрели. А солдат рядом с ними, солдат в ржавом нагруднике — не смотрел, потому что глаза его выклевали и они превратились в черные зияющие дыры. Выклевал их, наверное, ворон, сидящий на остатках его плеча, с которого на лоскуте кожи свисала высохшая рука.

Я заворочалась, и подо мной что-то хрустнуло. Ветка?

Напрягая ноющие мускулы, я оглянулась через плечо, борясь с накатывающей дурнотой. Позади меня тянулась борозда грязи и страдания, вымощенная помятыми, раздавленными трупами, торчащими из земли — там, где они не громоздились кучами высотой с колокольню.

У меня перехватило дыхание.

Груды трупов.

Их было множество.

И я слышала лишь об одном таком месте.

Я приподняла голову и повернулась на шлепанье тонущих в грязи и вытаскиваемых с влажным чмоканьем копыт. Сбросивший путы Августин плелся сквозь расступавшуюся перед ним толпу трупов. Через тех, кто не мог двигаться за отсутствием слишком многих частей тела, он перешагивал — или просто с леденящим кровь хрустом втаптывал их в землю.

И он тащил меня по этому месиву.

Проклятье, мне нужно освободиться.

Я потянулась к кожаному ремню, стянувшему мою щиколотку. Еще немножко… еще чуть-чуть… почти-почти…

Боль сковала все мышцы.

Голова ударилась о землю, медный вкус крови обжег язык.

Краешком левого глаза я приметила возвышающееся надо мной серое сооружение, холодная тень которого накрыла мое дрожащее тело. Проклятый мул притащил меня на Порченые поля, но я же не могу пройти через Эфенские врата в Седеющую башню. Ни один человек…

Хлюпанье и чавканье грязи под копытами сменилось звонким цоканьем.

Внезапный холод парализовал меня. Холод сопровождала тьма. В голове билась паника. Я не должна быть здесь. Я это чувствовала, чувствовала всем своим существом, это чувство пробирало до мозга костей, чувство… что оказалась я не в том месте.

Несколько долгих мгновений нас преследовал свист ветра, мы углубились в проход, и ветер затих, но впереди вдруг что-то яростно грохнуло, и между камнями лихорадочно заметалось эхо.

— Вино. Всегда… вино, — пророкотал низкий голос, после чего снова громыхнуло: будто разбилась груда тарелок. — У них что, кончилась вся медовуха? И эля не осталось вовсе?

— Коли те нужна медовуха, так не подпущай гниль к моему телу, шоб я еще разок прошлася до ближайшей деревни. Будта у меня и без того мало хлопот, чтобы еще искать вино для твоей пьяной башки.

— Следи-ка за языком, Орли, — прорычал низкий голос.

Последний раз цокнули копыта, и Августин остановился.

Мотающийся из стороны в сторону хвост закрывал обзор, но мне удалось разглядеть белые ступени, усеянные осколками глиняных кувшинов. Со ступеней стекало вино, скапливаясь на бледном алебастре красными лужами.

— Ох, бедная скотинка, замучили тя до смерти? — За четырьмя жилистыми ногами моего мула появились черные башмаки, и голос Орли сделался мягче. — Не стал сбрасывать сбрую, аха? Славная ты скотинка, притащил усталые кости отдохнуть со своим хозяином.

Кости — отдохнуть с хозяином?

Меня затрясло, сердце и легкие разрывались, нарастающее отчаяние затопило меня целиком. Я что, действительно в Сумрачной башне? Нет. Это просто дурной сон. Сон. Да, всего лишь сон. Просто…

Ремень дернулся, и лодыжку мою пронзила такая острая боль, что я резко втянула в себя воздух…

…и подавилась им.

Под ребрами забулькало, разбухая, расширяясь, распирая грудь, что-то густое и теплое заклокотало в горле вперемешку с судорожным кашлем, я резко повернула голову — и все выплеснулось наружу. Липкая жижа покрыла десны, заполнила промежутки между зубами, потекла по подбородку, словно рыбий жир.

Кровь.

Слишком горячая, чтобы это было сном.

Топ. Топ.

Шаги.

— Охо! — Орли всплеснула руками и прижала их к груди. Бледное лицо ее было сплошь пронизано тонкими черными прожилками. Такие же прожилки испещряли белки глаз.

Говорящий труп?

Но… как?

Седые косы взметнулись — Орли повернула голову в сторону лестницы:

— Подойди-ка сюда, посмотри.

Мужчина вздохнул:

— Что, мул привез медовуху?

— Не-а.

— Эль?

Орли покачала головой, руки ее скользнули вниз, к широким бедрам, обтянутым простым хлопковым платьем в зеленую клетку. Женщина подбоченилась.

— Молодую девку.

Черепки захрустели под медленными шагами, но буханье крови в моих ушах заглушило скрежет растираемой в порошок глины. Сердце колотилось неистово, до боли, но когда мужчина обошел мула… оно просто остановилось.

Нет, не может быть…

Холодные бесцветные глаза встретились с моими. У мужчины был прямой нос, квадратная челюсть, длинные черные волосы, ниспадавшие на белую, не зашнурованную рубаху, не скрывающую мускулистой груди. Подол рубахи был заправлен в черные бриджи.

Никакой богатой вышивки.

Никаких золотых цепей.

Никаких украшений.

Казалось бы, обычный человек. Ничто не выдавало в нем злобное создание иного мира — и все же я поняла, кто это. Нет, его выдавала не гордая осанка, не надменно изогнутая бровь и даже не бесцеремонность шарящего по моему телу взгляда. О том, что это Король плоти и костей, говорил сам окружающий его воздух — холод, исходящий от него волнами. А еще — гримаса отвращения, кривящая его верхнюю губу.

Он наклонил голову и подбоченился:

— Как эта смертная попала на мой двор?

Орли похлопала Августина по крупу и небрежно пожала плечами:

— Родичи привязали девку к мулу.

Взгляд Короля скользнул по кожаным ремням, врезавшимся в мою кожу, потом вновь вернулся к лицу:

— Это что, новая уловка? Ты посмела явиться ко двору без приглашения? Незваной, непрошеной?

Губы мои беззвучно шевельнулись. Все извинения застряли в горле, вновь наполнившемся кровью. Пятна света и тьмы заплясали перед глазами. Мне нужно проснуться.

Проснуться. Проснуться. Просну…

— Говори! — Крик Короля заметался между стенами, впиваясь в мои кости. — Ты смотришь на меня, в твоих глазах еще теплится душа, и я требую ответа, пока ты еще в здравом уме. — Он шагнул ко мне и присел на корточки, касаясь носками сапог моей талии. — Так что, это новая уловка вашей подлой породы? Говори, и я, может, проявлю милосердие, вышвырнув тебя вон, прежде чем свернуть тебе шею. А будешь молчать — сделаю тебя своей рабыней — на веки вечные.

— Ну-ну-ну, — пробубнила Орли, внезапно сгорбившись, — дай девке высказаться…

Король вскинул руку, приказывая старухе замолчать, по-прежнему не отрывая от меня взгляда.

— Заткнись, пока я не зашил тебе губы, чтобы ты подавилась собственным языком. Та, от кого я требую молчания, не перестает докучать мне, а та, от кого я жду ответа, молчит. — Он опустился на колени, наклонился, прижал губы к моему уху и зашептал: — Слушай мои слова, смертная. Лучше тебе ответить прежде, чем я найду тебе занятие при Бледном дворе. Если ты полагаешь, что вечно блуждать по земле — скверная участь, то, уверяю, служить мне — куда более серьезная кара за ваши мерзкие человеческие делишки. Что же мне теперь, запретить приходить ко мне даже зверям?

Я сглотнула ком крови и страха.

— П-прос-с… д-долж-ж…

Безжалостный кашель свел на нет все мои усилия, алые капли забрызгали белую рубаху Короля, его широкую грудь под распущенной шнуровкой, попали на щеку.

Орли покачала головой, хмуря густые брови, и на лице ее мелькнула тень жалости:

— Девка захлебнется в собственной крови.

Король машинально поднял руку, стер со щеки кровь и уставился на измазанные красным пальцы. Пальцы, которыми он мигом позже нерешительно потянулся ко мне.

Его ладонь легла на мою щеку.

Кожа коснулась кожи.

Я вздрогнула, неожиданно ощутив тепло.

Вздрогнул и Король.

И резко отдернул руку, словно обжегшись. Потом так же резко встал и отступил на шаг.

— Так… тепло.

Он сверлил меня своими пугающими глазами с радужками цвета осенних туч, предвещающих бурю.

— Кто тебя подослал? Какой-нибудь король смертных? Они больше не привязывают своих шлюх к деревьям, чтобы выманить меня наружу, зато привязывают их теперь к зверям?

— Не получить те ответов от полумертвой, — встряла Орли. — Судя по виду, ее проволокло по каждой острой косточке да стукнуло о каждый череп по пути сюда. Нога вывернута. Не, по мне, так не похоже на ловушку.

Король шагнул к Августину.

— Внешность людей обманчива.

Он подхватил перекрученный кожаный повод, удерживающий мою лодыжку, и дернул — без видимых усилий, но ремень тут же лопнул, и моя нога стукнулась о твердый алебастр. Боль пронзила кожу, опалила плоть, скрутила тело, точно впившись в него грубыми веревками. Я вскрикнула, так громко, что даже мул вздрогнул — и принялся топтаться, переступая с ноги на ногу, точно приплясывая, пока эхо крика не стихло.

— Ни один смертный не умрет и не найдет покоя в моем королевстве. — Властный голос Короля разносился по безжизненным покоям, метался между обшитыми белыми панелями перекошенными стенами, взмывал к кривому потолку и стелился по земле, на которой стоял властелин этих земель. — Вытащите ее наружу и швырните на какую-нибудь кучу трупов…

Голос его затих, а вместе с ним исчезли и все звуки. Меня снова накрыла тьма, и пришел новый голос — незнакомый, но успокаивающий, как объятья возлюбленного, манящий меня туда, где тьма бледнела, уступая дорогу слепящему свету.

— Иди ко мне, — убеждал голос. — Позволь мне забрать твой последний вздох.

Оцепеневшая, равнодушная ко всему, я шагнула к свету. Сияние окутало меня коконом, изгоняя боль, и страдание, и…

— Я запрещаю тебе идти к нему! — рявкнул Король, и что-то тяжелое легло мне на грудь. — Лучше уж я подлатаю твою плоть и сохраню тебе жизнь, чем позволю тебе умереть и нарушу свой обет.

Боль вернулась, обрушившись на меня с удвоенной силой, душа, вырывая из света. Легкие горели, ноги подергивались, спина выгибалась дугой… Я боролась со смертью, боролась долго, и вот наконец долгий глубокий вдох, иссушив горло и опалив ребра, наполнил мою грудь холодным воздухом. Привкус крови во рту исчез, а боль притупилась, превратившись в слабую пульсацию.

Веки мои, затрепетав, сомкнулись.

— Орли, выйдешь через Ноктенские врата, — велел Король. — Купишь в ближайшем селении еды и что там еще нужно… с учетом ее смертных потребностей.

Тело мое оторвали от земли. Отяжелевшие конечности вяло повисли, ноющие сухожилия натянулись. Живот прижался к чему-то теплому. Странный запах проник в ноздри: что-то вроде пепла, припорошившего свежевыпавший снег.

— Твое сердце будет биться вечно, и возраст не коснется твоего горячего тела, пока ты служишь мне, маленькая смертная, — прошелестел мрачный шепот Короля у моего виска, усеянного крупными жемчужинами соленых капель пота. — Добро пожаловать на Бледный двор.