Джек Ричер: Гость

Ли Чайлд, 2000

Джек Ричер, бывший военный полицейский и в прошлом чертовски хороший следователь, арестован ФБР по подозрению в убийстве двух женщин. Обе служили в армии, судились из-за сексуальных домогательств, обеим пришлось уволиться. Их нашли мертвыми в собственных домах, причем обстоятельства смерти были весьма странными. Вдобавок в том и в другом случае – никаких следов насильственного проникновения в жилище; жертвы сами впустили убийцу в дом. Признаки насилия или борьбы отсутствуют, улик тоже нет. Фэбээровцы составили психологический портрет преступника, и, по их мнению, Джек Ричер идеально подходил на эту роль, поскольку обеих женщин знал лично. Но когда обнаруживается тело третьей жертвы, убитой при идентичных обстоятельствах, Ричера освобождают, и он, без особой, впрочем, охоты, соглашается оказать содействие амбициозному специальному агенту ФБР Джулии Ламарр, которая крайне заинтересована в поимке серийного маньяка-убийцы… Ранее роман издавался под названием «Поиск вслепую».

Глава 8

Всего их девяносто одна, а тебе необходимо разобраться с шестью из них, то есть еще с тремя. Так что ты намереваешься делать дальше? Думать и прорабатывать мельчайшие подробности — вот что. Думать, думать и думать — вот что ты будешь делать. Потому что в этом основа успеха. Тебе нужно перехитрить всех. И жертв, и следователей. Много-много следователей. С каждым разом их становится все больше и больше. Местная полиция, полиция штата, ФБР, консультанты, приглашенные ФБР. Новые методы, новые подходы. Ты знаешь, что тебя ищут. Эти люди очень хотят тебя найти. Они будут стараться изо всех сил.

Обмануть следователей сложно, а вот женщин — легко. Проще простого. На этом строился весь твой расчет, и он оказался верен. Абсолютно верен. Жертвы шагают прямо в ловушку, как и предполагалось. Твои рассуждения были тщательными и всесторонними, и план оказался безупречным. Женщины отпирают дверь, впускают тебя в дом. Высунув язык, спешат навстречу собственной смерти. Они такие глупые, поэтому получают по заслугам. Твоя задача нетрудна. Совершенно нетрудна. Она требует кропотливой работы, и только. Как и все в этом мире. Если тщательно все продумать, все предусмотреть, досконально подготовиться, отрепетировать каждое действие, тогда задача не составит особого труда. Превратится в вопрос техники, как и предполагалось вначале. Все основывается на науке. Ты делаешь сначала это, затем это, потом это, а когда все остается позади, ты преспокойно возвращаешься домой. Все самое трудное остается позади. Но ты не перестаешь думать. Думать, думать и думать. У тебя получилось один раз, получилось два раза, три раза, но ты прекрасно знаешь, что в жизни нет ничего гарантированного. Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Поэтому ты не перестаешь думать, так как теперь твой единственный враг — твоя собственная самоуверенность.

— Как это вы не знаете? — повторил Ричер.

Ламарр вздрогнула. Она смотрела прямо перед собой, уставшая, сосредоточив все внимание на дороге, судорожно стиснув руль, управляя «бьюиком» словно автомат.

— Чего мы не знаем?

— Как умерли жертвы.

Ламарр тяжело вздохнула:

— Не знаем, и все тут.

Ричер пытливо посмотрел на нее:

— С тобой все в порядке?

— А что, я плохо выгляжу?

— Похоже, ты жутко устала.

Ламарр зевнула:

— Да, полагаю, есть немного. Ночка выдалась длинная.

— В таком случае, пожалуйста, будь поаккуратнее.

— Ты уже начал беспокоиться обо мне?

Он покачал головой:

— Нет, о себе. Если ты заснешь за рулем, мы очутимся в кювете.

Она снова зевнула.

— Такого еще ни разу не было.

Ричер отвернулся. Незаметно для себя принялся теребить ремень безопасности.

— Со мной все в порядке, — заверила его Ламарр. — Ни о чем не беспокойся.

— Почему вы не знаете, как умерли жертвы?

Она пожала плечами:

— Ты сам работал следователем. Ты видел мертвых.

— Ну и?

— Что ты искал в первую очередь?

— Раны, повреждения органов.

— Совершенно верно. Если человек продырявлен пулями, можно сделать вывод, что его расстреляли. Если у него раскроен череп, речь идет о травме, нанесенной тупым предметом.

— Но?

— Так вот, мы нашли три ванны, наполненные засыхающей краской. Трупы достали, патологоанатом их очистил. И ничего не нашел.

— Совсем ничего?

— По крайней мере, с первого взгляда ничего очевидного. Тогда, естественно, он начинает искать пристальнее. И по-прежнему ничего не находит. Делает вскрытие, но в легких нет ни воды, ни краски. Начинает искать микроскопические повреждения наружных органов. Но так ничего и не находит.

— Ни синяков? Ни следов от уколов?

— Абсолютно ничего. Но надо помнить, что жертвы были покрыты краской. А ваша армейская дрянь не пройдет ни одного санитарно-гигиенического теста. В ней полно едких химических соединений. Она разъедает кожу уже после смерти. Можно предположить, что краска уничтожила какие-то малозаметные следы. И тем не менее женщин убивает что-то тонкое, неуловимое. Ничего грубого и прямолинейного.

— А что насчет внутренних органов?

Ламарр покачала головой:

— Ничего. Ни подкожных кровоподтеков, ни повреждений внутренних органов.

— Яд?

— Нет. В желудке все чисто. Жертвы не отравились краской. Заключение токсиколога однозначно отрицательное.

Ричер медленно кивнул:

— Насколько я понимаю, следов сексуального насилия тоже нет, поскольку Блейк обрадовался, услышав, что Каллан и Кук переспали бы со мной, если бы у меня возникло такое желание. То есть преступник не чувствует себя сексуально отвергнутым и поэтому не насилует жертв. В противном случае вы стали бы искать мужчину, которого эти женщины отвергли.

Ламарр кивнула:

— Да, в нашем психологическом портрете для секса места нет. Мы считаем, что убийца раздевает жертв, чтобы их унизить. Наказать. Вообще лейтмотив преступлений — наказание. Возмездие.

— Странно, — заметил Ричер. — Определенно этот человек — военный. Но военные убивают не так. Они стреляют в своих жертв, пронзают их ножом, забивают до смерти или душат. Военные не любят тонких и неуловимых методов.

— Мы не знаем, как именно убийца расправляется с жертвами.

— Но ведь в его действиях нет ярости, правда? Если этот тип обуреваем местью, где же ярость? А тут все получается клинически стерильно.

Ламарр зевнула и кивнула — одновременно.

— Меня это тоже беспокоит. Но давай рассмотрим категорию, к которой относятся жертвы. Каким еще может быть мотив? А раз мы пришли к согласию относительно мотива, кем еще может быть убийца, если не разъяренным воякой?

Они погрузились в молчание. Мимо мелькали дорожные указатели. Ламарр сжимала рулевое колесо так, что сухожилия на запястьях проступали натянутыми канатиками. Ричер смотрел на дорогу и старался особенно этому не радоваться. Затем Ламарр снова зевнула и перехватила его встревоженный взгляд.

— Со мной все в порядке, — поспешила заверить она.

Ричер пристально посмотрел на нее.

— Со мной все в порядке, — повторила она.

— Я посплю часок, — сказал он. — Постарайся меня не прикончить.

Когда Ричер проснулся, они все еще ехали по Нью-Джерси. В машине было тихо и уютно. Двигатель ровно ворчал где-то далеко, тихим тенором пели покрышки. Едва слышно шелестел ветер. Небо оставалось серым. Ламарр буквально окоченела от усталости. Стиснув рулевое колесо, она таращилась на дорогу немигающим взглядом красных глаз.

— Давай остановимся где-нибудь и перекусим, — предложил Ричер.

— Еще слишком рано.

Он сверился с часами. Времени уже было час дня.

— Не разыгрывай из себя героя, черт возьми. Тебе необходимо влить внутрь не меньше пинты кофе.

Ламарр хотела было возразить, но затем сдалась. Ее тело внезапно как-то обмякло, и она снова зевнула.

— Ну хорошо, давай остановимся.

Проехав еще с милю, Ламарр свернула на площадку для отдыха, скрытую за деревьями. Она остановила машину и заглушила двигатель. Некоторое время они сидели во внезапно наступившей тишине. Ричеру довелось повидать сотни подобных стоянок: образчик дешевой архитектуры, насаждаемой федеральным правительством в пятидесятые годы, оккупированный точками быстрого питания, устроившимися в скромных помещениях под яркими, кричащими вывесками.

Выбравшись первым на холодный, сырой воздух, Ричер потянулся, разминая затекшие члены. За спиной ревело оживленное шоссе. Ламарр неподвижно сидела в машине, и Ричер направился в туалет. Выйдя оттуда, он нигде ее не увидел. Он вошел в здание и занял очередь в буфет. Ламарр присоединилась к нему через минуту.

— Ты не должен был так поступать.

— Как так?

— Уходить от меня.

— Почему?

— Потому что у нас для таких, как ты, есть определенные правила.

Она произнесла это без намека на шутку. Ричер пожал плечами:

— Хорошо, в следующий раз, когда я отправлюсь в сортир, я захвачу тебя с собой.

Ламарр даже не улыбнулась:

— Просто предупреди, и я буду ждать за дверью.

Пока очередь неспешно продвигалась вперед, Ричер решил, что вместо бутерброда с сыром возьмет бутерброд с крабовым мясом, хоть он и дороже. Платить-то все равно не ему. К бутерброду Ричер добавил кружку черного кофе на двадцать унций и сдобную булочку. Оставив Ламарр возиться с бумажником, он выбрал столик. Когда она присоединилась к нему, он насмешливо поднял кружку:

— Предлагаю выпить за несколько веселых дней, которые нам предстоит провести вместе.

— Не несколько дней, а столько, сколько потребуется, — поправила Ламарр.

Ричер пригубил кофе, думая о том же.

— Что означает трехнедельный цикл? — спросил он.

Ламарр остановила свой выбор на бутерброде из хлеба с отрубями и сыра. Услышав вопрос, она мизинцем смахнула с уголка губ крошку.

— Точно мы не знаем. Три недели — очень странный промежуток. Никак не связанный с луной. Трехнедельных циклов нет ни в одном календаре.

Ричер проделал в уме несложные арифметические расчеты.

— Девяносто одна цель, по три недели на каждую, — чтобы расправиться со всеми, убийце потребуется пять с четвертью лет. Чертовски долгосрочный проект.

Ламарр кивнула:

— Мы рассматриваем это как доказательство того, что продолжительность цикла обусловлена внешними причинами. Предположительно убийца работал бы быстрее, если бы у него была такая возможность. Поэтому мы считаем, что его работа связана с трехнедельным графиком. Вероятно, он две недели работает, затем неделю отдыхает. Эту неделю убийца тратит на то, чтобы выследить жертву, подготовиться и совершить преступление.

Ричер увидел открывшуюся перед ним возможность.

— Похоже на то.

— Итак, кто в армии работает по такому графику?

— С такой регулярностью? Различные дежурные части. Две недели боевой готовности, неделя отдыха.

— А кто находится на боевом дежурстве?

— Морская пехота, некоторые сухопутные части. — Помолчав, он сглотнул комок в горле. — И спецназ. — Интересно, клюнет ли Ламарр на приманку?

Она клюнула.

— Спецназ должен знать изощренные способы убийства, верно?

Ричер недовольно посмотрел на свой бутерброд. Похоже, крабовое мясо было сделано из тунца.

— Не совсем. Могут убить бесшумно — да, без оружия — да, без предварительной подготовки — да. А вот о том, чтобы убивать, я ничего не слышал. Наш приятель старается не оставить никаких следов. А спецназовцев действительно учат убивать, это точно, но им наплевать, будет ли кто-нибудь впоследствии ломать голову над тем, как именно они сделали свое дело.

— Что ты хочешь сказать?

Он положил бутерброд.

— А то, что я не знаю, кто это делает, почему и как. И не представляю себе, как я могу это узнать. Это ты у нас большой специалист. Ты изучала в университете декоративное садоводство.

Ламарр застыла с поднятым бутербродом.

— Ричер, нам не нужно твое нытье. Нам нужно от тебя дело, и ты знаешь, на что мы готовы пойти ради этого.

— Я знаю, на что вы грозитесь пойти.

— Ты хочешь рискнуть, понадеявшись на то, что мы не станем осуществлять свои угрозы?

— Если у Джоди хоть один волос упадет с головы, знаешь, что я с тобой сделаю?

Ламарр усмехнулась:

— Ричер, ты мне угрожаешь? Угрожаешь федеральному агенту? Ты только что снова нарушил закон. Глава восемнадцать, параграф А-три, раздел четыре тысячи семьсот два. Ты сам громоздишь обвинения против себя.

Он отвернулся и ничего не ответил.

— Помоги нам, и все будет в полном порядке, — продолжила она.

Допив кофе, Ричер посмотрел на нее поверх края кружки. Спокойно, бесстрастно.

— Тебя заботит вопрос морали? — спросила Ламарр.

— При чем тут мораль?

Внезапно ее лицо изменилось. По нему пробежала тень смущения, и оно чуть смягчилось.

— Понимаю. Меня в свое время это тоже беспокоило. Окончив академию, я не могла поверить в то, что мне действительно придется заниматься всем этим. Но Бюро знает, что делает. Я уяснила это быстро, очень быстро. Тут главное — практическая целесообразность. Как сделать лучше максимально большому количеству людей. Когда нам бывает нужна помощь, мы сначала обращаемся с просьбой, но, можешь мне поверить, мы обязательно добиваемся своего.

Ричер молчал.

— Вот во что я теперь верю, — продолжила она. — Но я хочу, чтобы ты знал: не я предложила оказать на тебя давление, угрожая твоей девушке.

Ричер молчал.

— Это была мысль Блейка. Не стану ругать его методы, но лично я не пошла бы таким путем.

— Почему?

— Потому что у нас и без того хватает женщин, над которыми нависла опасность.

— Тогда почему ты не остановила Блейка?

— Не остановила? Он ведь мой начальник. И мы работаем в правоохранительном ведомстве. Основное ударение на слове «правоохранительное». Однако мне все же хочется, чтобы ты знал: будь моя воля, все было бы иначе. Потому что нам с тобой нужно работать вместе.

— Это извинения?

Ламарр ничего не ответила.

— Неужели? Наконец-то?

Она поморщилась:

— Наверное, это максимум того, что ты от меня услышишь.

— Ладно, и на том спасибо.

— Теперь мы друзья?

— Друзьями мы с тобой никогда не станем, — сказал Ричер. — Можешь забыть об этом.

— Я тебе не нравлюсь.

— Хочешь, чтобы я был честен с тобой?

Она пожала плечами:

— Нет, наверное. Мне от тебя нужна лишь твоя помощь.

— Я готов стать посредником, — сказал Ричер. — Я согласился на это. Но ты должна сказать мне, чего конкретно ты хочешь.

Ламарр кивнула:

— Мысль о войсках специального назначения пришлась мне по вкусу. Первым делом тебе нужно будет заняться именно этим.

Ричер отвернулся и стиснул зубы, чтобы не улыбнуться. Пока что все шло хорошо.

Они провели на площадке для отдыха целый час. И только к концу этого часа Ламарр начала расслабляться. Когда время истекло, ей даже не хотелось возвращаться в машину.

— Хочешь, я сяду за руль? — предложил Ричер.

— Это машина Бюро. Ты не имеешь права управлять ею.

Однако вопрос снова вверг ее в нервное состояние. Схватив сумочку, Ламарр резко встала. Ричер отнес грязные подносы и догнал ее у дверей. Они молча прошли к «бьюику». Ламарр завела двигатель, выехала со стоянки и влилась в поток машин.

Вернулись ворчание двигателя, приглушенный шум дороги, негромкий свист ветра, и через минуту Ричеру уже стало казаться, что никакой остановки не было. Ламарр сидела в том же положении, прямая, напряженная. Ричер развалился справа от нее, глядя на мелькающие за окном пейзажи.

— Расскажи мне про свою сестру, — сказал он.

— Она мне сводная сестра.

— Как бы то ни было, расскажи о ней.

— Зачем?

Он пожал плечами:

— Ты хочешь, чтобы я вам помог. Для этого мне нужна какая-то отправная точка. Например, расскажи, где она служила, что с ней произошло и так далее.

— Моя сводная сестра была девочкой из богатой семьи, которой захотелось приключений.

— И она пошла в армию?

— Поверила рекламным объявлениям. Видел такие в журналах? Если судить по ним, служба в армии — это захватывающее, увлекательное приключение.

— Физически она крепкая?

Ламарр кивнула:

— Да, она очень спортивная, понимаешь? Обожает экстремальные виды спорта — альпинизм, горные лыжи, велосипед, виндсерфинг. Элисон думала, что в армии ей придется только лазать по скалам с ножом в зубах.

— Но это оказалось не так?

— Ты сам все прекрасно знаешь. По крайней мере, не в то время и не для женщины. Элисон отправили служить в транспортный батальон, посадили за руль грузовика.

— Почему она сразу же не уволилась, раз у нее есть деньги?

— Потому что не привыкла бросать дело, не доведя его до конца. Учебный центр она окончила с отличием. Ее не покидала надежда добиться лучшего.

— И?..

— Элисон пять раз ходила на прием к какому-то болвану-полковнику, пытаясь сдвинуть дело с мертвой точки. Во время шестой встречи полковник предложил ей раздеться.

— И?..

— Она его обвинила, после чего ей сразу же предложили то, о чем она мечтала. Перевод в подразделение непосредственной поддержки пехоты — ближе этого женщин к настоящему делу в армии не подпускают.

— Но?

— Ты ведь сам прекрасно знаешь, что бывает в таких случаях. Пошли слухи. Дыма ведь без огня не бывает. Понимаешь, все решили, что Элисон все-таки переспала с этим типом, даже несмотря на то, что она его обвинила и его вышвырнули из армии. То есть никакой логики. В конце концов Элисон не смогла больше терпеть перешептывания и уволилась.

— Чем она занимается сейчас?

— Ничем. Жалеет себя.

— Вы с ней близки?

Ламарр ответила не сразу.

— Если честно, не очень. Не так близки, как мне хотелось бы.

— Ты ее любишь?

Она состроила гримасу:

— А почему бы мне ее не любить? Моя сводная сестра — замечательный человек. Но я с самого начала допускала ошибки. Вела себя неправильно. Я была еще маленькая, мой отец умер, мы с мамой жили очень бедно, потом в нее влюбился богатый мужчина, и в конце концов меня удочерили. А я, наверное, так и не смогла принять то, что меня спасли. И поэтому решила, что не должна любить ее, поскольку она мне лишь сводная сестра.

— Ты так и не избавилась от этого?

Ламарр покачала головой:

— Полностью не избавилась. Признаю, это моя вина. Моя мать умерла рано, и я осталась в одиночестве, столкнувшись со многими трудностями. Сейчас моя сводная сестра, по сути дела, просто моя хорошая знакомая. Но когда мы с ней встречаемся, мы ладим друг с другом.

Ричер кивнул:

— Раз они с отцом богатые, у тебя тоже есть деньги?

Она отвела взгляд. Усмехнулась, на мгновение обнажив кривые зубы:

— А что? Ты любишь богатых женщин? Или ты считаешь, что богатые женщины не должны заниматься такой работой?

— Я просто пытался поддержать разговор.

Ламарр снова усмехнулась:

— Я богаче, чем ты думаешь. У моего отчима прорва денег. И он относится к нам очень справедливо, хотя я ему не родная дочь.

— Тебе повезло.

Она помолчала.

— А скоро мы с Элисон станем еще богаче. К несчастью. Отчим очень болен. Вот уже два года он сражается с раком. Старик оказался крепким, но сейчас все идет к концу. Так что на нас свалится огромное наследство.

— Прими мои соболезнования.

Ламарр кивнула:

— Мне его очень жалко. Все это так печально.

Наступила тишина, нарушаемая лишь шелестом мелькающих под колесами миль.

— Ты предупредила свою сестру? — спросил Ричер.

— Сводную сестру.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Почему ты все время это подчеркиваешь?

Ламарр пожала плечами:

— Потому что, если Блейк решит, что я принимаю все слишком близко к сердцу, он отстранит меня от дела. А я этого не хочу.

— Не хочешь?

— Конечно не хочу. Когда близкий человек в беде, возникает желание самой помочь ему, разве не так?

Ричер отвернулся.

— Надеюсь, ты сама веришь в это.

— К тому же родственные отношения всегда доставляли мне неудобство, — проговорила она. — Меня преследуют мои прежние ошибки. Понимаешь, после смерти матери меня могли отрезать от семьи, но этого не произошло. Отчим и сводная сестра продолжали относиться ко мне хорошо, с любовью, щедро, справедливо, но чем больше они старались, тем больше я чувствовала себя виноватой в том, что с самого начала взяла на себя роль Золушки.

Ричер промолчал.

— Ты считаешь, я снова веду себя иррационально? — нахмурилась Ламарр.

Он ничего не сказал. Ламарр уставилась на дорогу.

— Золушка, — повторила она. — А ты, наверное, к тому же еще назовешь меня дурнушкой.

Ричер ничего не ответил на это.

— Так ты все-таки предупредила ее или нет? — снова спросил он.

Ламарр искоса взглянула на него, и Ричер почувствовал, что она заставляет себя вернуться в настоящее.

— Разумеется, предупредила. Как только убийство Кук поставило все на свои места, я ей позвонила. И продолжаю звонить. Но она в относительной безопасности. Большую часть времени проводит в больнице с отцом, а когда она бывает дома, я велела ей никого не впускать в дом. Абсолютно никого, кто бы это ни был.

— Она прислушается к твоим советам?

— Я об этом позаботилась.

Ричер кивнул:

— Ладно, будем считать, она в относительной безопасности. Остается тревожиться только за остальных восемьдесят семь женщин.

За Нью-Джерси последовали восемьдесят миль Мэриленда, на которые ушел один час двадцать минут. Затем машина зацепила край округа Колумбия и, въехав в Виргинию, преодолела по шоссе I-95 последние сорок миль до Куантико. Городок остался позади, и начались пологие лесистые холмы. Дождь прекратился. Небо прояснилось. Ламарр вела машину быстро и вдруг, резко сбавив скорость, свернула на никак не обозначенную дорогу, петляющую между деревьями. Асфальтовое покрытие было очень хорошее, но крутые повороты не позволяли развить скорость. Через полмили дорога привела на аккуратную поляну, заставленную военными машинами и темно-зелеными палатками.

— Морская пехота, — объяснила Ламарр. — Нам выделили шестьдесят акров под учебный центр.

Ричер улыбнулся:

— Армии это видится в другом свете. Военные считают, что вы эту землю украли.

Еще полмили поворотов, новая поляна. Такие же машины, такие же палатки, такая же темно-зеленая краска.

— Армейский камуфляж, — заметил Ричер.

Ламарр кивнула:

— Видеть его спокойно не могу.

Опять повороты, еще две поляны. Машина углубилась в лес мили на две. Подавшись вперед, Ричер внимательно смотрел по сторонам. Ему еще ни разу не приходилось бывать в Куантико. Его охватило любопытство. Сделав крутой поворот, машина выехала из леса и остановилась перед контрольно-пропускным пунктом. Дорогу перегораживал полосатый красно-белый шлагбаум. Сбоку стояла будка из пуленепробиваемого стекла. К машине подошел вооруженный часовой. У него за спиной была группа приземистых строений песочно-желтого цвета, среди которых виднелись два здания повыше. Просторные, безукоризненно ухоженные лужайки свидетельствовали о том, что архитектору не приходилось экономить место. В целом местечко выглядело совершенно мирно, словно студенческий городок или штаб-квартира крупной корпорации. Это впечатление нарушали лишь ограда из колючей проволоки и вооруженный часовой.

Опустив стекло, Ламарр достала из сумочки удостоверение. Часовой, несомненно, прекрасно ее знал, но правила есть правила. Он кивнул, как только закатанное в пластик удостоверение показалось из сумочки. Затем перевел взгляд на Ричера.

— Вам должны были принести бумаги на этого человека, — сказала Ламарр.

Часовой снова кивнул:

— Да, мистер Блейк обо всем позаботился.

Нырнув в будку, он вернулся с закатанной в пластик карточкой на шнурке. На карточке были фамилия Ричера и его старая фотография из армейского личного дела. Карточка была перечеркнута бледно-розовой галочкой.

— Это означает, что ты здесь гость, — объяснила Ламарр. — Ты должен постоянно носить ее на шее.

— Или? — поинтересовался Ричер.

— В противном случае тебя пристрелят без предупреждения. И я не шучу.

Часовой вернулся в будку и открыл шлагбаум. Подняв стекло, Ламарр тронулась вперед. Дорога взобралась на холм, открыв вид на большую автостоянку. Откуда-то донеслись звуки стрельбы: отрывистый лай крупнокалиберного стрелкового оружия, ярдах в двухстах за деревьями.

Конец ознакомительного фрагмента.