Научи меня любить

Ли Лонли, 2020

Как вы представляете себе идеальную субботу чудесного летнего дня? Детектив-трудоголик Молния собирался спокойно поработать над рутинными делами, однако его планам не суждено было осуществиться: когда у тебя вдруг появляется возможность найти убийцу и предотвратить новое преступление, вся рутина уходит на задний план. Замкнутая и нелюдимая писательница Алиса Новак согласилась на серию интервью в виде исключения, с целью покончить со всеми неприятными делами за один раз, но она даже не подозревала, сколько неприятных событий может вместиться в такой короткий срок. Когда журналисты докопались до самых интимных подробностей твоей жизни, когда самый близкий человек предал твоё доверие, когда полиция подозревает тебя в убийстве, как долго ты сможешь сохранять хотя бы внешнее спокойствие? Любовь и предательство, верность и дружба, мистика и холодный расчёт, миллион вопросов, на которые предстоит найти ответы – и всего один, почти бесконечно долгий день…

Глава 3

«Башня», 63-й этаж. Суббота, 4 июля, 9:30

В девять тридцать утра невыспавшаяся Алиса с припухшими глазами и растрёпанными волосами, в узких чёрных джинсах, высоких кроссовках и чёрной майке с тонкими бретельками выходила из лифта на 63-м этаже «Башни». Девушку подташнивало от долгой поездки в лифте. «Как в космос летишь», — с раздражением подумала она.

Рядом с ней вышагивала на 12-сантиметровых шпильках бодрая, свежая, с аккуратной причёской и тщательным макияжем, модная до кончиков невероятно длинных ярко-красных ногтей…

— Кристина Казакова, агент Алисы, — девушка в безупречном бежевом костюме, сшитом точно по фигуре, протянула руку встречающему их представителю телекомпании. — А вы, наверное, Ник. Мы общались по телефону.

Стеснительный долговязый парень с косой рваной чёлкой пожал руку Кристины и повернулся к Алисе:

— Я Ник, помощник продюсера пост-продакшн. Если вам что-нибудь нужно…

Алиса не снималась раньше для телепередач, но уже чувствовала себя звездой — слегка уставшей, слегка томной, желающей поскорее закончить вынужденное общение с фанатами и вернуться обратно в своё закрытое для посторонних глаз пространство. А ведь утро только начиналось.

— Будьте добры, Ник — чёрный кофе. Без сахара и…

— Всё, что было заявлено в вашем райдере, мы учли, — кивнул парень. — Кофе вам приготовят, пока вы будете переодеваться.

Гримёрка оказалась небольшой, но вместительной. В центре комнаты у большого зеркала на передвижном столике расположились несколько коробок с косметикой, феном, расчёсками и прочими аксессуарами. Рядом на вешалках и полках несколько платьев, разные виды обуви, шарфы и что-то ещё — Алиса даже не стала это всё рассматривать: заметив на столике в углу кофемашину, она сразу направилась туда. Хрупкая блондинка с волосами, завязанными в высокий хвост, до сих пор молча стоявшая рядом с кофемашиной, тут же засуетилась, нажала пару кнопок, достала откуда-то простую белую чашку без особых изысков и подставила её под две тоненькие струйки кофе:

— Я Аня, ваш стилист на сегодня. Буду помогать вам с одеждой, причёсками и макияжем, — белая чашка как раз наполнилась кофе, и девушка подала её Алисе. — Мне очень приятно работать с вами — я прочла все ваши книги!

— Благодарю, — Алиса взяла чашку и вдохнула бодрящий аромат. — Прекрасный кофе.

— Нас предупредили, что вы в этом разбираетесь, — улыбнулась Аня. — Присядьте пока на стул и пейте, а я в это время сделаю вам причёску.

Алиса оглянулась — Кристина, невероятно деловая в своём новом костюме с обтягивающей юбкой чуть выше колен, давала какие-то указания Нику, а он, каждый раз, глядя ей в глаза, краснел до самой макушки.

Писательница села на высокий крутящийся стул перед зеркалом и отпила кофе. Надо просто расслабиться, сказала она себе. Это нужно для продвижения моих книг. Эти люди знают, что делают. Кристина рядом, она во всём разбирается и за всем проследит. Пусть делают причёску какую угодно. На один день можно забыть о том, как она выглядит — да и разве не она всегда говорила, что ей это всё равно?

Через пятнадцать минут, когда кофе был выпит, блондинка уже управилась и с причёской, и с макияжем, и даже с украшениями, и попросила Алису надеть нежное белое платье с бледными розовыми и сиреневыми цветами, с открытыми плечами и спадающее волнами куда-то совсем в пол. Аня проследила за взглядом писательницы:

— Если хотите, можете остаться в своих кроссовках — платье длинное, никто не заметит, в какой вы обуви.

— О, спасибо, — Алиса почувствовала большое облегчение: в таких шпильках, как у Кристины, она не смогла бы даже сидеть. — С меня хватит и платья.

— Не нравится?

— Не то чтобы… просто я не ношу такие. — Алиса посмотрела на себя в зеркало. Её рыжие волосы были аккуратно подобраны наверх, в ушах и на шее красовались маленькие жемчужины — такие же, как на правом запястье, — а макияж, хоть и был совсем лёгким, делал её лицо незнакомым.

— Ух ты! — не сдержалась Кристина, наблюдавшая за чудесным перевоплощением. — Почему ты не можешь быть такой каждый день?

Алиса повела плечами:

— Догадайся!…Потому что это не я, Кристи. Это просто не я.

— Да ладно тебе! Хорошо же получилось, — кивнула Кристина взволнованной Ане. — Всё хорошо. И можно даже остаться в кроссовках.

— И на том спасибо.

— Съёмки через десять минут. На, держи, — Кристина протянула писательнице стакан с яркой оранжевой жидкостью.

— Это что? — поморщилась Алиса.

— Витаминка растворимая, — резко сказала Кристина. — Ты можешь уже расслабиться и просто довериться мне хоть на один день? Я долго к этому готовилась, я всё предусмотрела. Просто делай, что я говорю. И на площадке будь собой. Отвечай на вопросы, как тебе кажется правильным.

— Этого можно было не говорить.

— Знаю, — смягчилась Кристина. — И не переживай сильно: если вдруг ляпнешь что-то не то, мы всё переснимем. За наши, правда, деньги — но мы можем себе это позволить. Без нашего одобрения никто ничего в эфир не пустит и в журнале не опубликует. А платье — ну платье. Терпи, чё. Считай, что ты актриса — они просто надевают молча, что дают. Да и мало ли — вдруг тебе всё-таки понравится.

— Ну хорошо, хорошо.

— И вот ещё. Извини, но первое интервью ты даёшь паре студентов журфака для подростковой передачи. Это их курсовая работа. Возможно, они будут волноваться. И сильно лажать.

— Вряд ли сильней, чем я, — Алиса с сомнением смотрела на себя в зеркало, пытаясь привыкнуть к тому, как она сейчас выглядит.

Десять минут спустя писательница сидела в свете софитов перед парой молоденьких ведущих — оба в джинсах и майках с логотипом какого-то телеканала, — и мысленно меняла своё романтическое платье, ниспадающее волнами до самого пола, на такие же джинсы. Она искренне не понимала, почему стилисты так сильно желали противопоставить её внешний вид тому, как выглядели журналисты.

Между девушкой и ведущими на стеклянном столике располагались глянцевые журналы, стаканы с водой, блокноты и ручки. Невысокое кресло оказалось неожиданно удобным, и писательница, оказавшись в нём, тут же расслабилась.

— Алиса, ваша писательская карьера началась со стихов, — прокашлявшись, начал молодой человек. Писательница мысленно поблагодарила его за то, что говорил он нормальным человеческим голосом и вёл себя, хоть и раскованно, но без нелепых ужимок, которых она опасалась. Похоже, Алиса ошибалась относительно современных подростковых телепрограмм — и сейчас была этому рада. — Вас неоднократно номинировали на премию «Поэт года» — и несколько других престижных литературных премий. И не только в России.

— Да, это так.

— Скажите: почему вы не позиционируете себя как поэта, ведь в этом качестве вы гораздо больше известны публике?

Хороший вопрос. Применительно к себе он Алисе совершенно не нравился — но, будь она на месте журналиста, сама начала бы именно с него.

— Я писала и пишу стихи, это так. Фактически с самого детства. Но для меня это не что-то серьёзное. Не дело всей моей жизни — понимаете? Может быть, как раз потому, что это с детства. Я живу стихами… дышу ими, если хотите. Думаю стихами. Но проза для меня важнее.

— Почему? О чём ваша проза?

— Так вы не читали? — улыбнулась Алиса.

— Не успел, — выкрутился парень. — Кроме того, всегда интересно, как сам писатель считает, о чём он пишет. Так о чём пишет Алиса Новак?

— Много о чём. О жизни. О любви. О предательстве. О дружбе. О магии. О поведении человека в критических ситуациях. О психологических играх разума.

— О магии? — фыркнул ведущий. — Вы серьёзно? Я думал, вы пишете детективы. Даже собирался прочесть одну из ваших книг. А вы, оказывается, эти ваши женские романы пишете?

— А что вы читали из женских романов, чтобы так пренебрежительно о них отзываться?

— Разве их вообще стоит читать? Их же для скучающих домохозяек пишут, разве нет?

— У вас очень чувственные стихи, — в разговор включилась девушка. Её голос слегка звенел от волнения. — Они такие… очень эмоциональные, очень живые… пронзительные, что ли — вот, наверно, правильное слово. И вы говорите, что дышите ими. Значит ли это, что ваши стихи автобиографичны — я имею в виду в большей степени, чем проза?

— Не знаю, нет. Не совсем. То есть да, я согласна, что они более эмоциональны, чем проза — и это неизбежно, ведь они пишутся сразу, в моменте, на одном дыхании, пока не ушло настроение, но… — Затянувшееся объяснение было уже больше похоже на оправдание, и Алиса сдалась: — Хорошо, давайте будем считать, что так.

— А вы могли бы перестать писать стихи? — с любопытством спросил парень.

Писательница помедлила с ответом — этот вопрос она и сама задавала себе не раз. Наконец она кивнула:

— Я могла бы перестать их записывать.

— Но не писать.

— Нет.

В студии повисла пауза — ведущие осмысливали ответ Алисы. Девушка-ведущая вышла из ступора раньше:

— Вы как-то сказали, что не обязательно переживать сами события — но обязательно испытывать какие-то эмоции по отношению к ним, представлять себе, что чувствуешь в этот момент, иметь высокий уровень эмпатии. Эмоции действительно так важны для вас?

— Да, важны. Эмоции — это единственное, что у нас есть. Единственное, ради чего стоит жить. Это именно то, что делает людей людьми.

— Но я помню, что в одном из интервью вы говорили, что разум для вас важнее.

Алиса задумчиво кивнула: ей не нравилось, когда её пытались поймать на слове, но от слов своих она никогда не отказывалась.

— Так что важнее: сердце или разум?

— И то, и другое. Разум без сердца может быть сух и безжалостен, но попробуйте жить одним только сердцем — и куда оно вас заведёт?

Оба ведущих с интересом посмотрели на Алису и воскликнули почти одновременно:

— Куда?!

Алиса покачала головой:

— Это не то, что можно узнать в теории. Только на практике.

— Но вы этого не рекомендуете? — парень смотрел на неё испытующе и ждал готового ответа.

— Почему же… может быть, ваш опыт окажется положительным во всех смыслах.

— Но ваш опыт таким не был?

— Положительным? Был. Но если вы спросите, был ли у меня связанный с этим негативный опыт — да, тоже был. Чего больше — не знаю. Я просто не считаю такие вещи, понимаете? Не сравниваю, не анализирую, не делаю выводов. Мне даже кажется, что баланс в данном случае — это не распределение 50 на 50… Точка равновесия у каждого своя.

— Ну хорошо. Вам самой нравятся ваши стихи?

— Скорее да, чем нет. Всё, что мне не нравилось, я удалила везде, где смогла.

— Поделитесь, что там было?

— Ничего особенного. Это были просто «кривые» стихи — я имею в виду кривые по форме или содержанию. Сбивчивый ритм, банальные рифмы, отсутствие смысла. Опять же, если мы говорим об эмоциях — они не были раскрыты в достаточной степени. Так что никакой ценности в этих удалённых стихах нет.

— Хотите сказать, вы не всегда писали хорошо?

— Никто не пишет всегда хорошо.

— Значит, стать поэтом может каждый?

— Думаю, да. — Алиса была искренне уверена, что писать стихи легко — ведь она это делала, совершенно не задумываясь. Легко ли писать ХОРОШИЕ стихи — это был бы другой вопрос.

— Я имею в виду — настоящим поэтом, а не графоманом.

— Да, конечно.

— Что для этого нужно?

— Влюбиться без взаимности, — хмыкнула Алиса.

— Вы это серьёзно? — парень смотрел на неё во все глаза.

— Абсолютно. Тот, у кого всё хорошо, вряд ли будет писать яркие, эмоциональные стихи, которые найдут отклик у читателей. — Алиса задумалась. — Можно, конечно, писать о маме, о родине, о природе… стихи на дни рождения и прочее, но… это ведь не то, понимаете?

Ведущий кивнул.

— А вы пишете на заказ?

— Нет.

— Могли бы?

— Наверное. Но не хочу. Это совсем не то. Это не эмоции, это не искренне. Я не хочу писать так. Для меня важно моё внутреннее состояние.

— Понимаю… И всё-таки: можно ли научиться писать стихи хорошо?

— Конечно. Почему нет?

— Что для этого нужно сделать?

— Хм. Есть определённые правила — рифмы, ритм, размерность. Но мы ведь не роботы, правда? Отдельные отступления от классических канонов, намеренно сбивчивый ритм, а то и вовсе «белые» стихи могут стать вашей отличительной чертой, вашей изюминкой… думаю, такие вещи нужно просто чувствовать — это довольно трудно объяснить. В первую очередь я бы советовала больше читать стихов других, уже известных, авторов.

— Чьи, ваши? Или всё-таки Пушкина?

— Да кого хотите. Главное — чтобы стихи вам нравились. Если они не вызывают в вас никакого отклика, скажете ли вы потом, что это хорошие стихи?

— Я — нет. Но люди — читатели, критики…

— Забудьте о людях. Что чувствуете вы?

— Честно? Мне не нравится Пушкин. Мне нравится Маяковский.

— Честно? — в тон ведущему произнесла Алиса и улыбнулась. — Мне тоже.

— Вы серьёзно?

— Абсолютно.

— А разве так можно говорить вообще?

— А кто сказал, что нет?

— Это кощунство, Алиса — улыбнулся парень. — Нам это вырежут.

— Думаете?

— Посмотрим… Что вы всё-таки посоветуете начинающим поэтам и писателям — то есть тем, кто вообще ничего не писал, но очень хочет?

— Пишите.

— Вот так просто?

— Ну да.

— Но можно ведь писать и писать — и всю жизнь в стол. Не стать известным вообще никогда и никому.…Вот вы меня простите, Алиса — но вряд ли бы я о вас узнал, если бы не ваш литературный агент. Это ведь на самом деле много значит, правда? Тем более, что ваш агент — Кристина Казакова — дочь владельца крупного издательства… Согласитесь, что это большое преимущество. Что было бы, если бы вы не встретились? Для кого сейчас писала бы Алиса Новак, кому были бы известны её книги вообще?

— Безусловно, встретить человека, который хочет и имеет возможности для того, чтобы продвигать то, что вы пишете — большая удача. Но если вы вообще не будете писать, а будете лишь сидеть и ждать, пока встретите такого человека — что он будет продвигать вообще? Как можно продвигать то, чего нет?

Пока ведущий обсуждал с писательницей трепещущие вопросы начинающих авторов, его напарница напряжённо читала свои заметки и словно раздумывала, задавать ли следующий вопрос. Парень это заметил и тянул время, задавая по кругу одни и те же вопросы. «Половину этой фигни придётся потом вырезать», — равнодушно подумала Алиса. Девушка-ведущая, наконец, оторвалась от своих записей и решилась задать сомнительный, по её мнению, вопрос:

— Правда ли, что несколько человек — то есть даже не один — использовали ваши стихи для того, чтобы расстаться со своими любимыми?

— Да, это правда, — это был давно всем известный факт, поэтому Алиса не видела смысла его скрывать. Но и гордиться здесь было нечем.

— Как думаете, почему они это сделали?

Алиса пожала плечами:

— У них просто не было собственных слов для того, чтобы…

— Для расставания?

— Ну да. Расставаться всегда тяжело, — писательница помолчала, думая о своём. Когда пауза затянулась, она подняла голову и добавила: — Некоторые люди просто не умеют говорить «нет». И это сильно усложняет жизнь другим людям, которым важно говорить обо всём.

— Вы сильно переживали, когда узнали о том, что ваши слова использовали для расставания?

— Да. Конечно. Особенно когда это случилось в первый раз. Расставание — это грустно. Всегда. Даже если ситуация уже назрела и оба партнёра приняли такое решение.

— Поэтому вы обратились к психиатру? Или у вас были другие причины?

Это был удар ниже пояса. Надо потом попросить Кристину вырезать упоминание о психиатре. Это слишком личное.

— Я бы не хотела отвечать.

— Пожалуйста, это простой вопрос.

Пристальный взгляд, глаза в глаза: кто первым отведёт взгляд? Не она, не Алиса. Это всего лишь начинающие журналисты. Для них это интервью важнее, чем для неё. Они вырежут в итоге всё, что она скажет.

— Нет.

— Хорошо. Я задам другой вопрос. Чувствуете ли вы свою вину из-за этих расставаний?

— Нет. Совершенно точно нет. Это не моя вина. Я не могу отвечать за других людей, даже если они использовали мои слова… Понимаете, не все умеют выражать свои чувства и эмоции словами — у каждого свой способ восприятия этого мира. Но я умею. Слова — это моё. Я так вижу. Я так чувствую. Поэтому то, что я пишу, отражает эмоции достаточно точно. А поскольку люди часто испытывают одни и те же чувства, они, видя мои стихи, вдруг понимают, что эти слова точно выражают то, что чувствуют они сами. Вот они и берут их для того, чтобы лучше донести до кого-то собственные переживания. Это естественно. Почему нет?

Алиса сама слышала со стороны, как искусственно это звучит — ни разу не естественно. Она словно не отвечала на заданный вопрос, а читала лекцию — безликую, абстрактную. И вроде бы она верила в то, что говорила, но слова эти шли не изнутри, не от сердца. Она чувствовала это, но не могла с собой ничего поделать. Это была её давняя проблема, и писательница знала об этом.

Кабинет психиатра. Несколькими годами ранее.

Пожилой психиатр откинулся в кресле, расстегнул верхнюю пуговицу голубой рубашки, достал из кармана носовой платок, снял очки и вытер пот с лица. Спорить с пациентами — дело неблагодарное, и таким образом ещё никого не удавалось переубедить и заставить видеть себя со стороны, но раз за разом он вовлекался в эту игру в надежде сократить время и скорее прийти к счастливому финалу.

— Алиса, поймите: дело не в том, что правильно, а что нет… Забудьте вы вообще это слово, вычеркните его из своего лексикона: любая «правильность» субъективна. Давайте сосредоточимся на другом: у вас невроз, и этот невроз явно мешает вам жить.

Пациентка не сдавалась. По всему было видно, что эта девушка вообще не привыкла лезть за словом в карман — у неё на всё был ответ, и он уже успел к этому привыкнуть. Если Алиса молчит, значит, слова, зародившиеся в этот момент в её голове, ей не позволяют произнести вслух правила приличия.

— Почему вы все думаете, что со мной что-то не так? — наконец спросила она, видимо, преобразовав неприличные слова в приличные. — Что не так? Разве это не естественно — нести ответственность за собственную жизнь?

— Мы говорим о разных вещах. Нести ответственность за свою жизнь, делать сознательный выбор и принимать последствия этого выбора — это одно. Но вот, что вы делаете на самом деле: вы пытаетесь всё контролировать.

— Не понимаю, чем это плохо.

Алиса невероятно упряма. Врач не представлял себе, каких усилий стоило её супругу уговорить девушку обратиться к психиатру. Он задумчиво стал протирать очки носовым платком, которым только что вытирал лоб:

— Тем, что вашему контролю подвластно не всё. Далеко не всё… как бы это сказать помягче… По большому счёту никто из нас не способен ничего контролировать. Другие люди, обстоятельства, объективная реальность не подвластны нашему контролю.

— Предлагаете смириться с этим?

— Алиса, поймите: вы не контролируете даже собственную жизнь. Вы не знаете, что случится с вами даже через пять минут — у вас может случиться сердечный приступ, или вы в ярости накинетесь на меня с кулаками, или вы, наконец, признаете, что не являетесь центром вселенной. Вы не можете с уверенностью утверждать, что чётко осознаёте, что происходит в вашей голове.

— Ну допустим, — нехотя признала девушка.

— Так как же вы можете претендовать на то, чтобы контролировать других людей?

— Я не претендую.

— Тогда признайте, что ни вы, ни ваши стихи, ни какие-то другие ваши написанные или произнесенные слова не могли повлиять на чьё-то решение расстаться со своим партнёром. Вы даже не знакомы лично с этими людьми. Так почему же вы думаете, что ваша власть над ними столь велика?

— Умом я это понимаю…

— Сознанием. А подсознание уверено, что вы можете влиять на эти совершенно не зависящие от вас события. И вот эти вещи — они вступают в конфликт, понимаете? И отсюда все ваши неврозы, повышенная тревожность и депрессивные состояния.

— Ну хорошо, допустим. Что вы предлагаете?

— Перестаньте всё контролировать. Перестаньте пытаться это делать. Перестаньте думать об этом.

— Легко сказать, доктор. Легко сказать. Но поймите и вы — я не могу это сделать. Я же собственными руками, по сути, лишу себя почвы под ногами. Мне не на что будет опереться. Мне будет ещё страшнее, чем сейчас. Я не смогу жить в мире, где от меня ничего не зависит.

— Послушайте, — психиатра осенило. — Вы ведь писательница.

— Поэтесса. Я пишу пока только стихи. Хотя если честно, я задумываюсь о прозе. Мне кажется, в прозе я могла бы как-то точнее…

— Отлично! — воскликнул психиатр. — Вам не приходило в голову, чем вас так привлекла эта профессия?

— Странный вопрос. Это вообще единственное, что я умею — испытывать чувства, эмоции, и выражать это словами. Я так вижу мир, я с ним так общаюсь, если можно так выразиться. Это мой способ восприятия мира. Всё, что не выражено словами, для меня не существует.

— Вы помните, что мы уже это обсуждали? Я имею в виду — ваши проблемы с людьми, которые воспринимают мир по-другому.

— Да, конечно, — опустила голову Алиса. — Я напоминаю себе об этом постоянно: не все такие, как я, и никто не обязан быть как я. Для меня важны слова — но для других людей нет, и это нормально. Мне нужно говорить — и слышать — а кому-то — совершать поступки.

— Звучит как заученный урок.

— Вроде того, — девушка усмехнулась впервые за время сеанса. — Так я себе это всё и повторяю… Но, признаться, мне до сих пор тяжело с людьми, которые не могут сказать что-то словами… Я даже негатив готова принять — любое унижение, любой отказ, если он выражен чётко: нет — значит, нет. Я всё приму. Но поступки… знаете, поступки у людей бывают очень странные. Я не мастер их расшифровывать. Так что с моей профессией? Вы, кажется, хотели что-то сказать…

— Да, верно. Только прошу: не воспринимайте мои слова сразу в штыки, хорошо?

— Разве я хоть раз так делала?

— И тем не менее… Обещайте подумать над тем, что я скажу — в какое-то время, когда вы будете одна, в тишине, никуда не будете спешить. Это действительно очень важно.

— Обещаю, — на полном серьёзе произнесла Алиса. — Я подумаю об этом — долго и обстоятельно.

— Вот и договорились… Так вот. Некоторые писатели — безусловно, не все, но некоторые — выбирают эту профессию именно для того, чтобы реализовать своё навязчивое желание контролировать всё и всех.

— Вы так думаете?

— Вне всяких сомнений! Придумывая собственные миры, реальности, сложных персонажей с их чувствами, эмоциями, поведением, писатель таким образом контролирует их… Я слышал, что некоторые писатели «отпускают» своих персонажей, позволяют им жить собственной жизнью, и эти персонажи буквально выходят из-под контроля… но, думаю, это не ваш случай.

— Хм… — задумалась Алиса. — Мне кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните… Думаете, мне всё-таки стоит начать писать прозу?

— Обязательно, дорогая моя Алиса! — воскликнул психиатр, снова надевая очки. — Обязательно начните писать прозу — и довольствуйтесь этим! Контролируйте своих персонажей и оставьте в покое себя и своё окружение! Перестаньте ограничивать себя, выйдите, наконец, за собственные рамки — вы же творческий человек! Дайте себе свободу, дышите! И дайте дышать другим.

— Хм…

— Вы понимаете, что я пытаюсь сказать?

— Думаю, что да.

— Умом? — улыбнулся психиатр.

— Сердцем, — улыбнулась в ответ Алиса. — Но есть большая разница между пониманием и действием. Думаю, я не смогу сразу перестать пытаться всё контролировать. Не сразу смогу засесть за прозу — и непонятно, что это должно быть: начать ли с короткого рассказа или сразу замахнуться на большой роман? В каком стиле писать? Да и вообще — это ведь может не получиться! Не сразу, во всяком случае. Должно пройти время — достаточно большое. Месяцев…

— Стоп, стоп, стоп. Время вы тоже не контролируете, помните? Сколько пройдёт — столько пройдёт. У вас это время есть. Подумайте, расслабьтесь. Успокойтесь. И начните писать — просто начните, не задумываясь ни о чём. Уверен, даже первая проба пера в прозе принесёт вам несомненную пользу — даже если это ваше первое произведение и отправится прямиком в стол и останется там навсегда. Здесь главное просто сесть и сделать.

— Мне надо привыкнуть к этой мысли. Но спасибо: сама бы я до этого вряд ли дошла.

— Да бросьте! Вы же сказали, что думали о том, чтобы писать прозу. Вы бы всё равно начали её писать, рано или поздно.

— Ну да, — улыбнулась Алиса. — Но знаете, волшебный пинок под зад — это как-то надёжнее.

Об этом последнем разговоре психиатра с пациенткой никто никогда не узнал: совет доктора Алисе помог. В тот же день, вернувшись из клиники, девушка начала писать свой первый прозаический роман — и уже спустя год «Странная сказка» Алисы Новак начала свой путь к сердцам читателей.

Детективное агентство «Гром и Молния». Суббота, 4 июля, 10:00

В то ясное субботнее утро частный детектив Илья Андреевич Громов, более известный в узких кругах как Молния, никуда не спешил. Вот уже год он жил совершенно один после того, как жена бросила его, сбежав с молодым любовником куда-то к чёрту на кулички. Всё своё время мужчина тратил теперь исключительно на работу, которую считал делом своей жизни, а также на повышение квалификации и оттачивание всевозможных навыков, которые так или иначе относились к его профессии.

Работать в субботу особой необходимости не было, тем более что только вчера ночью Молния вернулся из Санкт-Петербурга, куда ездил по заданию весьма обеспеченной клиентки — нужно было проследить за её благоверным, слишком часто (по мнению супруги) посещавшим северную столицу «по делам». Дама давно подозревала, что, помимо бизнеса, у мужа в Питере есть и некие амурные дела — и, конечно, не ошиблась: детектив располагал теперь кучей неопровержимых доказательств её предположений, включая фото, видео, а также аудиозаписи разговоров.

Молния всегда поражался женской интуиции: в вопросах верности в отношениях представительницы прекрасного пола не ошибались никогда. На его памяти не было ни единого случая, когда клиентка просила детектива найти доказательства неверности мужа или любовника — и не получила их. И ведь дело вовсе не в том, что все мужчины сплошь предатели и лжецы, не способные пройти мимо новой юбки…

«Вот бы мне вашу интуицию год назад», с тоской думал мужчина, подходя к зданию, где на входной двери красовалась табличка «Детективное агентство «Гром и Молния».

Итак, срочной работы у Молнии сегодня не было — он собирался заказать доставку еды в офис и написать клиентке подробный отчёт о поездке в Санкт-Петербург, потом проверить почту, ответить на письма, которые он давно откладывал, оплатить накопившиеся счета (благо, клиентка оказалась весьма щедра, и на банковском счёте детективного агентства теперь красовалась кругленькая сумма) — и отправиться домой отсыпаться после нескольких бессонных ночей.

Однако планам детектива не суждено было осуществиться: у закрытой двери агентства его ждала незнакомка — блондинка в длинной цветастой юбке и звенящих браслетах.

— Алевтина, — девушка так уверенно протянула руку Молнии, словно она точно знала, что он именно тот, кто ей нужен, и никого другого она здесь встретить не могла.

— Молния, — машинально ответил он, пожимая тонкие девичьи пальцы, сплошь унизанные кольцами с крупными камнями. — Давно ждёте?

Девушка улыбнулась:

— Ровно столько, сколько планировала.

«Новая клиентка», — подумал детектив, и впервые за долгое время ошибся в предположении.