Ветер. Сборник верлибров

Леонид Франчевский

Настоящее издание представляет собой второй сборник стихов московского поэта Леонида Франчевского. В отличие от первого сборника «Вечный Жид» (Нальчик, 1992) он включает в себя только верлибры, созданные на протяжении трех десятилетий. В них отразилась попытка философского осмысления мира человеком, чье взросление пришлось на позднесоветскую эпоху, его стремление найти свое место в новом социуме.

© Леонид Франчевский, 2020

ISBN 978-5-0051-2251-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К Читателю

У Вас в руках книга, отмеченная талантом и мастерством. Книга редкая — сборник верлибров. Верлибр (франц. vers libre) — особая система стихосложения, свободный стих. Он свободен от рифмы и размера. И в то же время это поэзия. Верлибр требует от автора высокого поэтического мастерства. «Он фиксирует акт саморефлексии, потока сознания. Это способ познания автором мира и самого себя» (Д. Самойлов).

Каждый истинный поэт создает свой неповторимый художественный мир. Это сложный духовный процесс, обусловленный мироощущением творящего. Мир, творимый Леонидом Франчевским, — это мир высокого духовного бытия, противопоставленного «асфальтовой повседневности», «затхлости обреченного»:

«О, пустите меня в бесконечность! […]

Я дома — только там.

В безмерности небес и буйстве света…»

Там — «высшее блаженство духа».

(«Бесконечность»)

Небо, небеса, бесконечность — знаки метафоры духовного взлета. Автор зовет «повернуться к высоте лицом» — от обыденного к вечному. «А для чего еще жить?» — вопрошает он в стихотворении «Жажда IX»:

Жить, «чтобы видеть небо и… разгадывать эфемерные тайны облаков». Жить, чтобы «слушать песни,…напитанные бесконечностью и выдержанные в душе». Жить, чтобы «находить в глазах близкого человека глубину понимания, согласия и тепла». Жить — «уметь отыскивать мгновения,…вобравшие в себя всю жажду собственного дыхания и отчаяние надежды. — А для чего еще жить?» («Жажда IX»)

Природа, музыка, миги понимания и тепла — отличительные вехи художественного мира Л. Франчевского. Он умеет одухотворять, оживлять природу. Прорыв к высшему, небесному происходит через органическое единство с миром природы. Май — оживает природа: «Я тоже оживаю». «Пьянящее желанье жить… обжигает кровь и кожу» в период цветения; приходит лето — «Я яростно до осени дышу» («Май»).

Природа оживляет «потоки спавших музыки и слов, искрящиеся жаждой воплощенья». Природа стимулирует творческий процесс.

Художественный мир автора пронизан музыкой. Музыка как звучание идеального мира, бесконечности:

«… живу только музыкой:

Музыкой в форме слова,

Музыкой в виде строфы,

Танца,

Уходящего времени;

Музыкой тишины,

Прилива,

Французской речи;

Музыкой,

…Без которой я — ничто».

(«Бегство XI»)

Той же теме посвящены другие стихотворения («Нараспашку», «Нить Ариадны III», «Две скрипки»). Некоторые стихи и циклы названы музыкальными терминами: Largo, Andante, Concerto. Моцарт, Вивальди, Бах — это разговор с высоким небом, духовный взлет: «Набрать бы музыки полную душу», — мечтает автор («ИзБЫточность»). Она дает силы противостоять серости жизни, творит «мозаику души», рубцует раны: «Так бережно… на все открывшиеся раны наложишь ласковые швы» («Нараспашку»). Музыка помогает расти духовно, вникнуть в бесконечность, осознать свое высокое предназначение и соответствовать ему — «выводить свою единственную мелодию» («Вот такая весна») и быть «человеком с глазами, в которых — душа».

В художественном мире Л. Франчевского слышен голос Жака Бреля с его песнями, исполненными глубинного смысла («Если верно»), взлетают пронзительные звуки танго «Jealousy», тревожат душу средиземноморские и латиноамериканские мелодии. Эти звуки «в одном порыве сопрягают души». И автор вливает в них «Свой голос-крик, Свой голос-луч, Свой голос-птицу» («Петь I»). Автор призывает «Пока душа открыта небесам, Ловить в себе мелодию Живого» («Петь I»). Пение — нить, соединяющая человека, «душа которого открыта небу», с музыкой небес, бесконечного, как выражение жизни духа. И, наконец, музыка в танце, в танце сокровенном, молитвенном («Молитва в танце»). Танец как путь «я» к «Ты», ориентиры которого Ты, Твой путь, Твое дыхание, Твой луч, Твоя стихия. «Ты» — высшее проявление духовного бытия. Этот танец — «пламя быть в себе и вне себя». Он рождается «в минуты сокровенья и первобытной радости любви».

В художественном мире Л. Франчевского человек, «душа которого открыта небу», который силится постичь гармонию его, обречен на одиночество, страдание. Он в мучительных поисках родственной души, способной к пониманию: «Человек! Я к тебе пробиваюсь…» сквозь мир, «Где бродят неприкаянные души, Где даже фонари сиротствуют, как люди» («Две скрипки»). А так

«…хотелось бы, однако,

Чтоб рядом кто-то был, столь близкий,

Кого я мог бы по щеке погладить, взять за руку и посмотреть в глаза —

И в них найти желанные ответы на все тревоги бытия».

(«Поиски близости»)

В этих стихах тоска по духовному общению, «апелляция к пониманию и сочувствию».

Но одиночество может быть жизненной позицией в противостоянии толпе, когда жажда единения с другими людьми неосуществима из-за непохожести души:

«О, обними меня

Как можно крепче,

Одиночество мое!»

(«Толпа»)

Выход из внутреннего одиночества мыслится через любовь и дружеское участие. Любовь как вхождение вечности в жизнь неизбежно связана со страданием. В человеке в этом художественном мире — готовность к страданию, способность страдать искренне и глубоко, воспринимать страдание как критерий истинности бытия. И предвидя все сложности любви — «бурный шквал» чувства, неизбежность его угасания, опустошенность в результате — он заявляет:

«Всё это вижу.

Всё это принимаю.

И потому —

хочу любви.

Боюсь любви».

(«Предвидение II»)

В верлибрах содержатся раздумья о губительном влиянии бескрылой повседневности на душу человека. Люди, подверженные этому влиянию,

«…не умеют страдать,

Мучиться по пустякам,

И уже не способны к счастью…

У них в комнатах сыро от лени,

Душно от отсутствия мысли,

И клонит в сон от пустоты в глазах»

(«Без музыки»)

Все их пути ведут не к свету, не наверх, а в темноту, «Навстречу ветхости, уродству, тлению души» («Тем вечером»). «Руки робота мелких людишек формуют» («Этюд-1985»).

Выстоять, не сползти в «пучину суеты», сохранить себя, свое предназначение —

«Занять свое одинокое место,

Собою стать

и до конца остаться

Тревожным голосом,

высоким, но понятным,

Совестью, зовущей

от обыденного к вечному,

от забытого к живому…»

(«Проснуться поэтом»)

Для движения духа «от обыденного к вечному» необходимо уметь слышать «голос, идущий из открытых далей, Улавливать его напор» и творить ответ в музыке или слове, добавив «светлый звук в гармонию Вселенной» («Хотя бы изредка», «Под звездами»).

Читатель! Добро пожаловать в художественный мир Леонида Франчевского.

М. Д. Якубовская, к.ф.н, профессор МАРХИ