На тёмной стороне Земли

Леонид Сидоров, 2023

Макс работал рядовым компьютерным специалистом в лаборатории Европейского центра ядерных исследований. Во время церемонии запуска большого адронного коллайдера гибнет при совершенно нелепых обстоятельствах и приходит в себя уже в другом теле – разумной рептилии, и тут же оказывается под ножом инсектоида-вивисектора…

Пролог

— Герр Исаефф? — подозрительно уставился на меня охранник Гельмут сквозь оправу тонких очков, внимательно сверяя мою улыбающуюся худую физиономию с фотографией удостоверения. Нет, ну что за педантичный народ эти немцы, как будто мы не встречаемся каждый перерыв за чашкой кофе! Правда в отличие от него я заказываю свежевыжатый апельсиновый сок, но сути дела это не меняет. Да и кроме того, я и так уже прошел аж целых два периметра охраны.

Я принял гордый и напыщенный вид. Щёлкнув пятками кроссовок, без запинки оттарабанил на чистейшем немецком:

— Нет, герр офицер! Подозреваю, что здесь произошла какая-то досадная ошибка! Я есть Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен!

По-моему такого имени ещё не было. Эта своеобразная игра идёт между нами уже почти целый год. Настырный немец безуспешно пытается, чтобы я покорно согласился с моей фамилией, вытисненной на пластике удостоверения. Как бы не так, нас измором не возьмешь! К примеру, не далее как вчера, я был адмиралом русского царского флота Иваном Фёдоровичем Крузенштерном.

Гельмут обречённо вздохнул, возвращая корку пластика. Близоруко уткнувшись в стол, снова что-то быстро черканул на листочке. Есть сведения, что в свободное время он тщательно изучает выдаваемые мной наобум различные исторические персонажи. Улыбнувшись напоследок самой наичестнейшей улыбкой, я миновал последний периметр охраны на пути к отцу в лабораторию.

Собственно, я являюсь полным однофамильцем знаменитого экранизированного персонажа Штирлица. Несмотря на прошедшие со дня премьеры годы фильм до сих пор жутко популярен среди русскоязычных. Да что там говорить, мой отец Максим Сергеевич Исаев — его давний закоренелый поклонник. Ну и естественно, моё имя уже было предопределено ещё до рождения, что впоследствии явилось поводом для массы шуток и приколов, как с его стороны, так и со стороны моих нынешних коллег по работе.

Правда в отличие от экранного тёзки, сложением и здоровьем я не блистаю. Зрение минус шесть, рост метр шестьдесят, щупленький. А всё это потому, что роды у мамы прошли тяжёло, пришлось делать кесарево, ещё плюс не сразу задышал. Врачи тогда сказали, что здорово повезло, что я вообще на свет появился. Сомнительный комплимент с их стороны.

С тех пор я немного окреп, но остались вегето-сосудистая дистония и другие болячки. Короче, спортивных успехов можно и не ждать, а издали меня вообще до сих пор принимают за пацана. И так незаметно сложилось, что я пристрастился к программированию и ко всему компьютерному. Начав с примитивных игр-стрелялок, сейчас занимаюсь кое-чем посерьёзнее. В перерывах между стрелялками, разумеется.

Да, совсем забыл сказать, мы с отцом работаем недалеко от Женевы в научно-исследовательском центре Европейского совета ядерных исследований. Конечно, это слишком громко сказано, что я работаю. В отличие от меня, в полном смысле этого слова работает только отец, физик по специальности, а я всего лишь скромный служащий, обкатывающий на суперкомпьютере различные математические модели.

В лихие девяностые, с распадом Союза, когда историческая Родина затрещала по швам и научные работники стали вдруг совершенно никому не нужны, папа с мамой крепко задумались и эмигрировали из развалин СССР, а осели здесь, в Швейцарии, благо мама знает французский и немецкий, а он неплохо говорит по-английски. К тому же отец хорошо известен в европейских научных кругах, поэтому наша семья устроилась на новом месте жительства почти без проблем. Соответственно, в то время я был ещё совсем маленький, зато ныне могу свободно шпрехать на четырёх языках. Впрочем, я снова отвлёкся.

Ухватившись за дверную ручку, едва не получил открывающейся дверью по лбу. Хорошо хоть успел отскочить в сторону. Так ведь и убить можно ненароком! Отец остановился на пороге в глубокой задумчивости с кипой листков в руке. Рассеянно перелистав пару страниц, близоруко взглянул на меня из-под массивной оправы очков, мгновенно расплывшись в хитрой усмешке:

— Ага, а вот и Штирлиц идёт по коридору!

Это старый прикол такой. При неожиданной встрече он всегда цитирует кадр из любимого фильма. Я чуть было не парировал кратким “Натюрлих!”, но только неопределённо хмыкнул. Как всегда критически осмотрев мой внешний вид, он зашуршал листками и решительно протянул мне добрую половину пачки:

— На вот, трудись. За сегодня посчитать успеете?

Я мрачно посмотрел на солидную кипу расчётов. Похоже, наша очередная сетевая войнушка сегодня накрывается блестящим медным тазом.

— Мы очень постараемся.

— Вот и старайтесь, — коротко хохотнул он, и ободряюще потрепав мою шевелюру, куда-то опять срочно заторопился. Уныло прикинув вес бумаги, я побрёл к молодым коллегам — непризнанным компьютерным гениям.

На пороге кабинета быстро оценил обстановку. Всё выглядело внешне спокойно, Женька с Колькой, такие же выходцы из России, как и я, азартно обсуждали очередной этап игры, немцы Ганс и Карл сосредоточенно и мрачно долбили по клавиатуре. Судя по хмурому виду, опять безнадёжно проигрывали. Я деликатно кашлянул, привлекая внимание.

— Шо, опять? — характерным хрипловатым голосом Джигарханяна поинтересовался Женька, удивлённо округлив глаза.

Я обреченно вздохнул, прикидывая вес бумаги:

— Ага. Вот это за сегодня нужно срочно прогнать.

Ганс и Карл понятливо переглянулись. Ну надо же, какие сообразительные ребята, моментально вникают без перевода. Нужно заметить, что во время совместной работы они набрались от нас чересчур много простых и доходчивых русских слов. Сразу хочу уточнить, что я тут совершенно ни при чём. Не буду указывать пальцем, но это были Женька и Колька. Это всё их тлетворное влияние. Нет, обычно это ребята культурные и воспитанные, практически гордость прогрессивной молодёжи, но временами бывает так, что они излишне эмоционально комментируют очередной синий экран смерти зависшего компа в самый ответственный момент игры. “Твой кролик написал” — это ещё самое лёгкое из того, что тогда громко разносится окрест. Такая старая добрая программистская русскоязычная шутка.

На глаз разделив листки поровну, протянул коллегам:

— Поехали…

Началась кропотливая работа. Не вникая в цифры, мы вводили расчётные данные в систему. Готовился пуск Большого адронного коллайдера, или как мы его в шутку называем Большого гудронного провайдера. По этому поводу в прессе уже разгорелись нешуточные страсти. Некоторые газеты на полном серьёзе обещали появление чёрной дыры, которая поглотит всю нашу старушку планету, а другие туманно намекали на предстоящий грандиозный прорыв в науке. Сдержанная позиция последних мне особенно по душе. Из разговоров с отцом, когда на простом языке он рассказывал идею готовящихся экспериментов, я более-менее представлял себе весь замысел.

Надеялись обнаружить многое. Возможно и таинственную, так называемую тёмную материю и тёмную энергию, о которой никто ничего толком не знает, кроме того, что она есть. Известно только, что эта эфемерная субстанция заполняет примерно девяносто процентов пространства, а всё остальное наша до боли родимая материя.

В ходе экспериментов учёные Центра надеялись обнаружить бозон Хиггса, объясняющий само появление массы. Если честно, то я завидовал отцу. Дома он с горящими глазами так увлечённо пытался рассказать мне об этом, то и дело срываясь на непонятные физико-математические термины, что я даже временами совершенно переставал его понимать, вспоминая старый анекдот про мальчика-дауна. “Папа, а ты с кем сейчас разговаривал?” — хотелось спросить в этот момент, но я сдерживался. Единственное что я понял из всех научных разговоров, что вокруг нас существует нечто, что никак не ощутимо современными приборами. Но не потому, что это в принципе непознаваемо, а потому, что мы пока не знаем, как это сделать. Вот тут нам и поможет БАК.

Вот так незаметно и наступил волнующий день официального запуска коллайдера. Конечно, до этого уже делали технические старты оборудования для проверки работы систем. Отец собирался на работу особенно тщательно. Он долго брился в ванной и даже ухитрился не порезаться. Быстро собравшись, этаким бодрячком придирчиво осмотрел мой внешний вид.

Это было ужасно. Мне пришлось впервые в жизни надеть строгий костюм, и даже, о боже, эти дурацкие кожаные туфли под цвет костюма! После традиционных джинсов и футболки я почувствовал себя словно чопорный английский джентльмен времён девятнадцатого века на разнузданном гей-параде в Амстердаме. А идиотский галстук стискивал шею словно петля. Я вдруг отчётливо осознал, каково это быть повешенным.

Отец огорошил меня неприятным известием ещё вчера.

— Кстати, штандартенфюрер, у меня для тебя есть одно наиприятнейшее известие. Ты будешь присутствовать при официальном запуске коллайдера в числе представителей технических служб. Гордись, партайгеноссе, это важный исторический момент. Там будут первые лица государства, учёные, журналисты и красочные фотографии. Кстати, форма твоей одежды — парадная.

Я как раз вяло пережёвывал ужин и слушал вполуха.

— Ты слышишь меня? Это значит, что твоя обычная одежда типичного парижского клошара, как говорят в вашей молодёжной среде, совершенно не катит.

— По такому торжественному случаю я надену новую белую футболку, — едва не поперхнувшись от неожиданности, невнятно поклялся я с набитым ртом.

— Ты можешь надеть даже двое новых малиновых штанов сразу, но только в другой раз. По-моему я совершенно ясно выразился — форма парадная. Это означает, что у тебя должен быть цивильный вид.

— А что это такое? — осторожно поинтересовался я.

— Максим, завтра ты наденешь строгий костюм! — сурово взглянув, отчеканил отец.

Ну всё, это конец. Когда он называет меня Штирлицем или штандартенфюрером, слабая надежда на перемену решения ещё остаётся, но когда называет моё настоящее имя — пиши пропало. Я судорожно сглотнул и с мольбой посмотрел на маму, которая с улыбкой слушала разговор и не вмешивалась. Увидев мой взгляд, лишь сделала неопределённое движение бровями. Вот и ищи у неё поддержки после этого!

Ночью я и так плохо спал, а перед выходом из дома уже у самых дверей отец окончательно испортил настроение, пристроив в нагрудный карман моего костюма элегантный белый платочек.

— Учись студент, — назидательно сказал он.

— Кстати, о студентах. Ты уже определился с выбором?

— Думаю, что сейчас не самое время для обсуждения этой темы. Мы реально можем опоздать, — уклончиво пробормотал я, теребя рукой галстук.

Отец снова напомнил о продолжении моей учёбы. Хочет, чтобы я пошёл по его стопам и стал физиком. Лично я подумываю только о программировании. В итоге назревает классический конфликт отцов и детей.

Он печально вздохнул, протягивая брелок от машины:

— Ладно, советский разведчик, опять вывернулся. Давай спускайся вниз и жди меня.

Заметно повеселев от того, что снова так удачно удалось отвертеться от судьбоносного разговора, позвякивая брелком с ключами, я спустился к машине.

Ранним утром на улице было промозгло и туманно. Европейская мягкая осень уже полностью вступила в свои права. Зябко поёжившись, я открыл дверцу авто и юркнул в салон. Отец не заставил себя долго ждать и по-хозяйски уселся за руль. Некоторое время сосредоточенно помолчав, обратился ко мне:

–Ну что, партайгеноссе. Готов ли ты снова к труду и обороне?

Я уныло посмотрел на свой франтоватый прикид и мрачно кивнул. Отец улыбнулся моему подавленному виду и включил зажигание:

— Вижу, что всегда готов. Тогда поехали. К шефу, — чисто с Папановскими интонациями добавил он.

На работу мы прибыли вовремя, даже немного раньше. С парковкой сразу возникли некоторые проблемы, потому что вокруг было не протолкнуться от машин журналистов с пузатыми спутниковыми тарелками. Удачно пройдя фейс-контроль, мы разбрелись по кабинетам. Старт был назначен на десять.

Когда я робко проник в рабочий кабинет, меня встретила полная тишина. Едва взглянув, Колька так застыл с открытым ртом, выставив на всеобщий обзор традиционный полупережёванный утренний гамбургер. Наконец справился с изумлением и, кое-как протолкнув завтрак внутрь поспешным глотком кофе, хрипло произнёс:

— Ну Макс, ну ты это, ну ваще отпад! Сегодня женишься? И кто она? Или может быть он, сейчас это модно! Надеюсь, эта особа королевской крови?

— И тебе привет. Ладно, не прикалывайся, мне и так плохо, — страдальчески ответил я, степенно проходя мимо провожающих меня ошарашенным взглядом Ганса и Карла. Наконец они тоже опомнились и поздоровались. Вот что значит настоящая тевтонская сдержанность! Женька, как обычно, слегка задерживался. Я оттянул узел дурацкого галстука, включил комп и начал шариться в новостях Интернета. Всё равно до запуска осталось времени ещё целый вагон и маленькая тележка, то есть почти целый час.

За двадцать минут до символического старта я решил, что уже пора. С трудом оторвавшись от монитора, уныло потащился участвовать в торжественном мероприятии, в глубине души очень надеясь слинять оттуда при первой возможности. Народ провожал сочувственными взглядами — они уже начали очередную сетевую миссию по спасению мира без меня.

Миновав суету у входа в зал для пресс-конференций, я прошёл внутрь, разыскивая тихий уголок где-нибудь в сторонке, и сразу же наткнулся на отца. На фоне галдящих журналистов, гостей и научных сотрудников Центра он оживлённо беседовал с импозантным дядькой типично профессорского вида с шикарной бородищей, ничуть не хуже чем у вновь популярного нынче Карла Маркса.

Разговор вёлся на русском о каких-то страпельках и комптоновской длине волны. Я сразу поскучнел и понял, что тут дело тёмное, в буквальном смысле слова. Дома в околонаучных разговорах отец тоже иногда срывался на эти непонятные термины. По личному опыту я знал, что такие умные беседы могут продолжаться месяцами. Он настолько увлёкся разговором с собеседником, что даже и меня не заметил!

На очередной фразе “плотность квинтэссенции в таком случае может достигать” я внезапно почувствовал, как резко тяжелеют веки. Серьёзно опасаясь, что вот-вот перейду в фазу крепкого сна прямо посреди конференц-зала, с трудом подавляя широкий бегемотный зевок, тихо бочком отошёл от беседующих и направился к укромному неприметному местечку, надеясь отсидеться с умным видом.

— Максим, да будет тебе известно, что сегодня ты ещё задействован на дегустации блюд молекулярной кухни и экскурсии по туннелю на электромобилях! — внезапно крикнул отец вслед.

Надо же, всё-таки засекли. Я обернулся и кивнул с кислым видом. Ну что за день невезучий сегодня, становится всё хуже и хуже! Молекулярная кухня, ведь придумают тоже. Можно подумать, что вся наша остальная кухня не молекулярная, а целиком состоит из их любимой тёмной материи, а готовится на такой же энергии.

Ладно, это уже придирки. Просто тамошние повара настолько зверски химичат с запахами и вкусовыми ощущениями, что временами вообще непонятно, что же такое на самом деле ты сейчас жуешь. А вот прокатнуться на электромобильчике по туннелю дело совсем неплохое. Главное, никуда не торопиться и далеко не уезжать, всё-таки труба под землёй почти на тридцать километров тянется. Да и к тому же на стометровой глубине. А там и тихо слинять можно.

Наконец началась торжественная часть. Среди прочих влиятельных лиц со вступительной речью выступил директор Центра. Он красочно описал открывающиеся грандиозные перспективы развития науки и ожидающие нас научные открытия. Дальше начали выступать другие важные лица, но мой взгляд уже совсем расфокусировался, да и кислорода здесь стало совсем маловато. А всё галстук рулит. Короче, в итоге проснулся я только на заключительной фразе очередного выступающего:

— А потом мы приглашаем всех заинтересованных лиц на экскурсию в туннель, где вы сами сможете убедиться, что наши технологии совершенно безопасны.

Я едва тупо не заржал спросонья. “И почесал хоботом свой спинной плавник” — вдруг не к месту вспомнился анекдот. Судя по всему, я проспал символическое нажатие пусковой красной кнопки. Эх, какую важную историческую веху пропустил. А, в конечном итоге, всё это ерунда, главное, чтобы в это время я случайно прессе в кадр не попал. Отец этого точно не простит. А что собственно, может я и вовсе не спал, а внезапно решил быстренько просчитать в уме квадратуру круга. Вот поэтому для полной сосредоточенности и закрыл глаза на некоторое время. Ну буквально на полчасика. Так и скажу в случае чего. Ведь в нашем нелёгком деле программиста главное — что? Правильно! Главное — ошеломить собеседника внезапным быстрым и почти правдивым ответом.

Впрочем, благодаря такому лёгкому скажем так забытью, более приятная часть церемонии наступила гораздо быстрее. На дегустации блюд молекулярной кухни среди прочей жующей братии незаметно для окружающих я рассеянным жестом умыкнул в карман небольшой бутербродик в салфетке. Для последующего частного детального изучения. Уж больно захотелось разобраться, чего они туда понапихали. Как говорится, хроматограф покажет.

Когда присутствующие гости уже достигли максимально благодушного настроения от молекулярных яств, наступил черёд экскурсии. Под шумок я с озабоченным видом направился было в рабочий кабинет, где ребята наверняка заждались моих высокопрофессиональных навыков, но отец постоянно оказывался поблизости и упорно сверлил меня подозрительным взглядом. Уж его-то не проведёшь. Я продемонстрировал полный энтузиазм по поводу дальнейшего продолжения банкета. Ещё раз испытующе взглянув, он успокоился и устроился за рулём электромобильчика. Рядом уселся тот самый дядька профессорского вида. Они степенно покатили вдоль трубы ускорителя, оживлённо дискутируя по пути и время от времени размахивая руками в пылу беседы.

Я покорно уселся за руль свободного транспорта и уныло поехал следом, надеясь затеряться в ближайшем закутке. А кстати, вот и он. Пропустив вперёд сверкающую вспышками фотоаппаратов галдящую журналистскую братию, я плавно снизил скорость и свернул в технологический тупичок. Ну вот, дело сделано, мой план блестяще удался. Пережду здесь, а потом выберусь наверх.

Возликовав, решил скоротать время с пользой для тела. Ведь можно изучить не только химический состав бутерброда, но собственно и не менее важные для пытливого ума настоящего исследователя вкусовые качества. Бездушный хроматограф пусть подождёт, ведь он не сможет оценить по достоинству весь тонкий вкус и аромат молекулярной кухни.

Сунув руку в карман, достал припасённый бутерброд и освободил от салфетки. Ноздри уловили восхитительный аромат свежего хлеба с беконом. Ну надо же, чего только люди не придумают, лишь бы нормальной живой пищей не питаться. Современные новомодные тенденции, Гринпис и всё такое. А может у моих потомков от этого бутерброда жабры вырастут. Это кто-нибудь проверял? Так вот, пусть я буду первым, кто осознанно испытает это на себе, ведь чего не сделаешь ради науки.

С энтузиазмом откусив солидный кусок, я сосредоточенно задвигал челюстями. Да уж, на вкус разницы никакой, может он и вовсе не молекулярный, а самый что ни на есть настоящий? Ладно, нечего тут долго рассиживаться, пора выбираться, да и толпа вроде как уехала далеко вперёд. Я вылез из электромобиля и осторожно заглянул за угол. Тихо в лесу, значит и нам пора. Засунув остаток бутерброда целиком в рот, я деловито уселся за руль и медленно выжал акселератор, трогаясь с места. Вдруг, едва не врезавшись, мимо меня резво пронёсся приотставший от основной группы журналист. Я даже вскрикнул от неожиданности и тут же страшно поплатился. Остатки полупережеванного бутерброда мгновенно закупорили дыхательное горло. Яркая вспышка боли взорвалась в голове…