Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?

Леонид Маратович Павлов, 2017

Вниманию читателей предлагается историческая книга «Чужой земли мы не хотим ни пяди! Мог ли Сталин предотвратить Вторую мировую войну?" Книга посвящена девяти месяцам 1939 года, в течение которых Германия и Советский Союз из заклятых врагов превратились в верных союзников. В книге собрано, систематизировано и проанализировано большое количество документов из Архива внешней политики России, зарубежных архивов, опубликованных в открытых источниках, изданных в советский период, газетных публикаций 1939 года. Такой метод, во-первых, дает возможность наиболее полно и всесторонне осветить внешнюю политику сталинского руководства, развеять миф о том, что Советское правительство делало все от него зависящее для того, чтобы предотвратить мировую войну, и, во-вторых, позволяет избежать обвинений в предвзятости и тенденциозности в подборе материала.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СЕНТЯБРЬ 1938-го — МАРТ 1939-го ГОДА

29 сентября 1938 года в Мюнхене Гитлер и Муссолини — с одной стороны, и премьер-министры Великобритании и Франции Невилл Чемберлен и Эдуард Даладье — с другой, подписали знаменитое мюнхенское соглашение, вошедшее во все советские учебники истории под названием «мюнхенский сговор». В соответствии с «договором» Германия получала Судетскую область Чехословакии, граница с Германией проходила в сорока километрах от Праги, страна теряла значительную часть промышленности. Англия и Франция гарантировали Чехословакии свою защиту от дальнейших захватов, а фюрер и дуче обещали больше никаких захватов не совершать³.

За три дня до этого важнейшего для судеб Европы события, 26 сентября 1938 года Гитлер сказал: «Мы дали гарантии западным державам. Мы заверили наших непосредственных соседей в том, что мы, поскольку это касается Германии, уважаем целостность их территорий. Это не просто фраза. Это наша священная воля. Мы совершенно не заинтересованы в нарушении мира. Мы ничего не хотим от этих народов»⁴.

Все дальнейшие события покажут, что обманут Чехословакию все — Гитлер меньше чем через полгода захватит оставшуюся часть Чехии, в Братиславе посадит марионеточное правительство Иозефа Тисо, а Лондон и Париж в ответ на это ограничатся невнятными заявлениями, да кратковременным отзывом послов из Берлина.

30 сентября Гитлер и Чемберлен, чтобы дважды не вставать там же, в Мюнхене, подписали совместную англо-германскую декларацию, в которой говорилось, что стороны пришли к согласию о том, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы. Подписанное накануне вечером соглашение рассматривалось как символизирующее желание Англии и Германии никогда не воевать друг с другом. Стороны приняли твердое решение, чтобы метод консультаций стал методом, принятым для рассмотрения всех других вопросов, которые могут касаться Англии и Германии. Оба правительства заявили о своей решимости продолжать свои усилия по устранению возможных источников разногласий и таким образом содействовать обеспечению мира в Европе ⁵. В декларации не было указано, с какого дня она начинает действовать и в течение какого срока сохраняет силу.

Документ этот, хотя он полностью соответствовал свому названию, то есть, носил откровенно декларативный характер и не имел юридического статуса, по своей сути был пактом о ненападении между Англией и Германией. Весь мир обошли кадры кинохроники, как Чемберлен, приехав в Лондон, радостно потрясал этим документом, и говорил, что «привез мир нашему поколению». 3 октября 1938 года Уинстон Черчилль по этому поводу произнес свою бессмертную фразу: «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну». Сколь наивен и близорук был Чемберлен, и сколь прозорлив Черчилль, стало ясно меньше чем через год, когда разразилась Вторая мировая война.Весь мир обошли кадры кинохроники, как Чемберлен, приехав в Лондон, радостно потрясал этим документом, и говорил, что «привез мир нашему поколению». 3 октября 1938 года Уинстон Черчилль по этому поводу произнес свою бессмертную фразу: «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и получит войну». Сколь наивен и близорук был Чемберлен, и сколь прозорлив Черчилль, стало ясно меньше чем через год, когда разразилась Вторая мировая война.

Вряд ли Черчилль мог знать, что еще в сентябре 1938 года командование военно-морского флота Германии издало инструкцию под заголовком «Мнение относительно плана ведения морской войны против Англии», в которой говорилось:

1) Если, в соответствии с решением фюрера, Германия должна завоевать положение мировой державы, то она нуждается не только в достаточных колониальных владениях, но также и в том, чтобы обеспечить свои морские коммуникации и выход к океану.

2) Оба эти условия могут быть выполнены лишь вопреки англо-французским интересам и ограничат их положение как мировых держав. Нельзя рассчитывать на то, что это может быть осуществлено мирным путем. Поэтому решение превратить Германию в мировую державу ставит перед нами необходимость произвести соответствующую подготовку к войне.

3) Война против Англии означает в то же время войну против Британской империи, против Франции, возможно, против СССР и против ряда стран, расположенных на другом континенте. В действительности против половины или одной трети всего мира. Это может быть оправдано и иметь шанс на успех лишь в том случае, если это будет подготовлено экономически, политически, а также в военном отношении и если это будет осуществляться с целью завоевать для Германии выход к океану⁶.

Уже через десять дней после подписания мюнхенского соглашения, Гитлер дал понять всему миру, что верить ему нельзя: 11 октября 1938 года он выступил в Саарбрюккене с речью, содержавшей угрозы по адресу Франции и Англии. Гитлер заявил, что работы по возведению на границе с Францией военных укреплений будут «продолжены со все возрастающей энергией». В частности, они будут распространены на новые районы Саарской области и Аахена. Гитлер вызывающе заявил, что приход в Англии к власти Идена⁷ или Дафф Купера⁸ заставил бы Германию относиться к Англии как к стране, которая «поставила своей целью войну».

В политических кругах Франции, которые пытались оправдать мюнхенскую капитуляцию, накануне речи Гитлера распространялась успокоительная версия, что Гитлер якобы намеренно избрал Саарбрюккен, расположенный вблизи границы с Францией, для успокоительных заявлений по французскому адресу. Эта речь, по слухам, распространявшимся профашистскими элементами, должна была подтвердить, что мюнхенское соглашение открывает «новые благоприятные перспективы». Однако первые же сведения о выступлении Гитлера жестоко обманули ожидания даже самых раболепных лакеев германского фашизма. Заявление Гитлера о том, что Германия будет продолжать свои военные приготовления на французской границе, его новые нападки на демократию и бесцеремонное вмешательство во внутренние дела демократических стран, и прежде всего в дела Англии, с которой Гитлер подписал 30 сентября «дружескую декларацию», произвели здесь большое впечатление.

Разочарование и возмущение этим выступлением Гитлера проявлялось даже в тех французских газетах, которые все время защищали мюнхенскую капитуляцию. Близкая к правительству газета «Пти паризьен» конфузливо воздержалась от комментариев. Но редакционная статья «Жур — Эко де Пари» вынуждена признать, что, как свидетельствует речь Гитлера, мюнхенское соглашение отнюдь не удовлетворило аппетитов германского фашизма.

Консервативная английская газета «Дейли миррор» расценила речь Гитлера как «наиболее возмутительное вмешательство во внутренние дела Англии, какое только имело место в течение этого столетия».

Берлинский корреспондент «Манчестер гардиан» отмечал, что характер речи Гитлера был совершенно неожиданным, речь вызвала большое возбуждение в дипломатических кругах, что эта речь «затрудняет» политику, проводимую Чемберленом и Галифаксом, поскольку выступление Гитлера последовало непосредственно за подписанием мюнхенского соглашения.

Касаясь речи Гитлера в Саарбрюккене, «Нью-Йорк таймс» в передовой статье писала, что «она не может утешить тех, которые полагали, что мюнхенское соглашение приведет в европейскому умиротворению». Напротив, капитуляция Англии и Франции в Мюнхене еще более убедила Гитлера в том, что и в дальнейшем он может добиваться своих целей при помощи угроз. По существу Гитлер в своей речи прямо заявил, что будет рассматривать как недружественный акт Англии по отношению к Германии, если на смену Чемберлену придут Дафф Купер, Иден или Черчилль. «Гитлер начал поучать Англию, какое правительство она должна иметь, чтобы получить одобрение с его стороны»⁹.

Несмотря на эту недружественную по отношению к Франции речь фюрера, 6 декабря 1938 года в Париже министры иностранных дел Франции Жордж Бонне и Германии — Иоахим фон Риббентроп, подписали франко-германскую декларацию, в которой говорилось, что правительства обоих государств полностью разделяют убеждение в том, что мирные и добрососедские отношения между Францией и Германией являются одним из главнейших элементов упрочения положения в Европе и поддержания всеобщего мира. Оба правительства обещали способствовать тому, чтобы обеспечить в этом направлении развитие отношений между своими странами. Оба правительства констатировали, что между Германией и Францией нет более никаких неразрешенных территориальных вопросов и торжественно признали в качестве окончательной границы между двумя державами ту границу, которая существует в настоящий момент. Оба правительства решили, поскольку это не затрагивает их особых отношений с третьими державами, поддерживать контакт друг с другом по всем вопросам, интересующими обе их страны, и взаимно консультироваться в случае, если бы последующее развитие этих вопросов могло бы привести к международным осложнениям. Декларация не требовала ратификации, вступала немедленно в день подписания, однако срок ее действия указан не был¹⁰.

Эта декларация, так же, как и англо-германская декларация от 30 сентября 1938 года юридического статуса не имела, однако по сути своей она была договором о ненападении, и, что очень важно, признавала де-факто существующие границы между Францией и Германией, то есть, Германия оказывалась от любых территориальных претензий к Франции, в том числе, претензий на свои прежние колонии, которые были отторгнуты у нее после поражения в мировой войне и и переданы под управление Франции. Казалось бы, и англо-германская, и франко-германские декларации предполагают дальнейшее развитие мирного процесса, должны привести к юридическому оформлению договоров о ненападении между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией — с другой, и исключают применение силы в международных отношениях, и должны надолго обеспечить мир в Европе, но этого не случилось.

В самом конце 1938 года германское правительство известило английское правительство о том, что Германия намерена воспользоваться «своим правом» создать такой подводный флот, общий тоннаж которого будет равен тоннажу английского подводного флота. Фактически Германия поставила об этом в известность Англию еще в начале декабря. Однако официальное сообщение о требованиях Германии было опубликовано впервые только 30 декабря. 29 декабря из Лондона в Берлин выехали представители английского военно-морского министерства для того, чтобы обсудить с германскими представителями все вытекающие из вышеупомянутого извещения германского правительства вопросы. Со стороны Германии ведут переговоры с представителями Англии в Берлине командующий германским военно-морским флотом адмирал Редер¹¹ и начальник штаба военно-морского флота контр-адмирал Шнивиндт¹².

В лондонских военно-морских кругах указывали, что в соответствии с англо-германским морским соглашением 1935 года Германия обязалась иметь подводный флот, тоннаж которого не должен превышать 45 % общего тоннажа английского подводного флота¹³.

Однако в дальнейшем Англия и Германия пришли к соглашению, по которому Германия имеет право, «если этого от нее потребуют обстоятельства, довести тоннаж своего подводного флота до уровня тоннажа английского подводного флота.

Одной из задач английской делегации, выехавшей в Германию, было «получение информации относительно тех обстоятельств, которые заставляют Германию считать необходимым увеличение своего подводного флота». В момент подписания англо-германского морского соглашения водоизмещение английского подводного флота составляло 50 тыс. тонн. К началу 1939 года оно составляло примерно 70 тыс. тонн. Тоннаж германского подводного флота к тому моменту составлял 25 тыс. тонн¹⁴, то есть, даже меньше, чем было предусмотрено соглашением.

Заявление германского правительства о том, что оно намерено создать подводный флот, равный по общему тоннажу английскому подводному флоту, оказалось неожиданностью для Лондона. Там бытовало мнение, что Германия вполне удовлетворена соотношением сил подводных флотов, которое сложилось к концу 1938 года. В хорошо информированных кругах это требование Германии расценили как первый шаг к каким-то новым дипломатическим мероприятиям германского правительства, и что Германия, предъявляя такое требование, хотела помочь Муссолини, оказав влияние на ход его предстоящих переговоров с Чемберленом.

Английская печать подчеркивала, что в случае согласия английского правительства с требованием Германии последняя получила бы значительное превосходство в подводном флоте, поскольку она уже сейчас фактически имела 71 подводную лодку, в то время как Англия обладала 69 подводными лодками. Так как тоннаж английских подводных лодок значительно больше тоннажа германских лодок, то Германия, в случае, если она добьется паритета, будет иметь возможность построить еще 60, или 70 новых подводных лодок. Таким образом, по тоннажу английский и германский подводные флоты будут равны, а в количественном отношении Германия будет иметь в 2 раза больше подводных лодок, чем Англия.

По данным морского обозревателя газеты «Дейли телеграф энд Морнинг пост», германский подводный флот состоит из 15 подводных лодок водоизмещением по 700 тонн, 24 — по 500 тонн и 32 — по 250 тонн. В то же время большинство английских подводных лодок имеет по 1 800 и 1 100 тонн водоизмещения¹⁵. Как известно, переговоры закончились для сторон безрезультатно, и Гитлер сам, в одностороннем порядке денонсировал это соглашение 28 апреля1939 года. Однако сам факт действий Германии, направленных на увеличение своего флота, не мог не насторожить Москву.

5 января 1939 года полномочное представительство СССР¹⁶ в Берлине посетили бывший посол Германии в СССР Рудольф Надольный¹⁷ и экономический советник германского посольства в Москве Густав Хильгер¹⁸ От имени правительства Германии визитеры предложили возобновить, прерванные в марте 1938 года, еще до Мюнхена, переговоры о предоставлении Германией Советскому Союзу кредита на 200 млн. марок. По результатам этой беседы полпред Алексей Федорович Мерекалов отправил сообщение в Народный комиссариат¹⁹ иностранных дел (НКИД) СССР²⁰.

8 января член Политбюро ЦК ВКП(б), нарком внешней торговли СССР Анастас Иванович Микоян телеграфировал Мерекалову, что он может сообщить правительству Германии, что Советское правительство согласно возобновить переговоры на базе улучшения ранее выставленных Германией условий, и что переговоры желательно вести в Москве²¹. 11 января полпред сообщил заведующему отделом экономической политики МИД Германии Эмилю Вилю и Хильгеру о согласии Кремля на возобновление переговоров по кредиту. Виль высказал надежду, что потребности Германии в сырье будут удовлетворены по списку, переданному советскому торговому представительству в Берлине 22 декабря 1938 года²².

Никаких особых причин для возобновления кредитных переговоров у Германии не было. Во-первых, идеологические противоречия между национал-социализмом и коммунизмом никуда не исчезли, и, во-вторых, немцам самим денег не хватало. В Москве не скрывали, что кредитные средства намерены потратить на закупку оборудования для производства вооружений, либо самих вооружений, которых у немцев было не густо — они же к войне готовились, и не просто к войне, а к войне с Советским Союзом. Однако в Берлине, почему-то сами предложили возобновить прерванные весной прошлого года переговоры. Вряд ли Гитлер был столь глуп, чтобы помогать своему будущему противнику. Возможно, предложение возобновить переговоры является, во-первых, свидетельством того, что в 1939 году Гитлер воевать с Советским Союзом не собирался, и, во-вторых, это было первым шагом к улучшению отношений.

10 января советский полпред в Англии Иван Михайлович Майский направил пространный доклад наркому иностранных дел СССР Максиму Максимовичу Литвинову:

1. 1939 год Уайтхолл²³ и его сторонники встречают в депрессии. Исчезли радужные надежды прошлого февраля, когда Чемберлен уверенно заявлял, что вскоре он «умиротворит» Европу и будет создана длительная эпоха всеобщего благополучия в рамках «пакта четырех»²⁴. Пропали и те, уже куда менее амбициозные ожидания, которые он связывал с мюнхенской капитуляцией. Никто больше не вспоминает о «мире в наше время», который Чемберлен привез из Мюнхена, и сам он говорит сейчас об англо-германской декларации, скорее, извиняясь, чем торжествуя. У консерваторов наступило отрезвление. Острого кризиса, грозящего падением кабинета в ближайшее время, нет, и Чемберлен может легко продержаться до очередных парламентских выборов, ожидаемых нынешней осенью, но есть процесс хронического истощения организма.

2. Больше всего для отрезвления правящих кругов Англии от Мюнхена сделали Гитлер и Муссолини. Предав Чехословакию, эти круги надеялись такой ценой купить спокойствие на ближайшие несколько лет, полагая, что, в крайнем случае, принеся в жертву еще и Испанию, они окончательно «утолят» аппетиты агрессоров в том, что касается непосредственно Франции и Англии. На деле получилось совсем иначе, именно так, как предупреждало Правительство СССР, как позднее говорила и писала английская оппозиция. Мюнхен не принес спокойствия, а лишь развязал аппетиты агрессоров.

Три события минувших трех месяцев сыграли особенно большую роль в деле отрезвления в Лондоне: колониальные требования Гитлера и Муссолини, еврейские погромы в Германии²⁵, резкая кампания немецкой прессы против Англии, начавшаяся сразу после подписания мюнхенской декларации и продолжающаяся по сегодняшний день. Сейчас к этим трем моментам, по-видимому, присоединится четвертый — морское строительство в Германии, в частности, ее желание удвоить свой подводный флот.

Эти многочисленные и разнообразные затруднения расстраивают даже самых преданных сторонников премьер-министра. Особенно их тревожит та легкость, с которой агрессоры каждый день выдумывают новые и часто совсем неожиданные «требования», «проблемы», «жалобы» и т. д., становящиеся затем предметом дипломатических конфликтов и эвентуально-военных столкновений²⁶. Под этим углом зрения сильнейшее впечатление в Англии произвела акция Муссолини по вопросу территорий²⁷.

Все усиливающиеся слухи об аннексии Мемеля и Данцига, несмотря на заверения Гитлера Чемберлену в Мюнхене, что Судеты — его последнее территориальное требование в Европе, действуют в том же направлении. Даже ярые консерваторы сейчас возмущены бесконечными аппетитами Гитлера и Муссолини. В результате Уайтхолл все больше убеждается в том, что нельзя идти бесконечно по пути «умиротворения» и что близок момент, когда надо будет решительно сказать: «До сих пор и не дальше!» Если Гитлер и Муссолини пойдут на какие-либо шаги, непосредственно и серьезно затрагивающие интересы западных демократических держав, не исключено, что те ощетинятся. Так, по крайней мере, чувствуется в Англии.

3. Именно для того, чтобы избежать этой необходимости и всех вытекающих отсюда последствий, соратники Чемберлена в последнее время прилагают лихорадочные усилия к тому, чтобы повернуть острие германской агрессии на восток. Повторяется нечто подобное тому, что происходило в Англии зимой 1932/33 годов, когда Саймон²⁸ и другие лидеры из кожи лезли вон для того, чтобы столкнуть СССР с Японией на Дальнем Востоке.

Пресловутая «украинская проблема» гораздо больше муссируется в Англии и Франции, чем в Германии. Круги, близкие к Чемберлену, сознательно раздувают «украинское направление» германской агрессии, стремясь подсказать Гитлеру именно такой ход. Не исключено, что Лондон и Берлин сейчас ведут по этому поводу какие-либо более обязывающие и конкретные разговоры. Но движение на воссоединение с Польшей на Советской Украине просто немыслимо, поскольку там полностью разрешены национальный и земельный вопросы. Кроме того, народ хорошо помнит германскую оккупацию 1918 года. В данный момент «украинская» агитация в Англии пошла на убыль. Гитлер вряд ли всерьез думает о Советской Украине как о задаче непосредственного будущего, ибо он не хочет рисковать большой войной.

4. Несмотря на явный спад мюнхенских настроений, вряд ли Чемберлен уйдет в отставку: с планом «умиротворения» тесно связана его политическая репутация. Поэтому он будет цепляться за власть любыми способами. Альтернативы его правительству по-прежнему нет, что сильно облегчает Чемберлену его маневры.

5. Чемберлен неисправим. Вынужденная переориентация кабинетом своей внешней политики приведет к уходу Чемберлена. Но при нынешнем партийно-политическом положении и взаимодействии различных факторов в стране весьма непросто найти ему преемника. Поэтому, с каждым днем политически все более хирея, правительство Чемберлена, тем не менее, имеет много шансов еще долго тянуть свое существование, если, конечно, Гитлер и Муссолини не выкинут в ближайшее время какого-либо исключительного коленца, которое круто изменит всю ситуацию²⁹.

Из телеграммы Майского Литвинову можно сделать осторожный вывод: в политике английского правительства намечаются робкие перемены, обусловленные пониманием того, что с Гитлером договориться невозможно, что он рано или поздно найдет предлог, чтобы обмануть, или обманет без предлога. Это тем более важно, что такое понимание стало приходить раньше, чем Германия, нарушив мюнхенские договоренности, полностью оккупирует Чехию — до этих событий оставалось еще более двух месяцев.

12 января на новогоднем приеме в своей резиденции Гитлер сам подошел к Мерекалову, и коротко и доброжелательно поговорил с ним³⁰. Предыдущих полпредов — Якова Захаровича Сурица и Константина Константиновича Юренёва фюрер не жаловал. Несмотря на то, что беседа фюрера с полпредом носила откровенно протокольный характер, она была еще и демонстративной — не исключено, что и сам прием, состоявшийся через 12 дней после Нового года, был устроен именно для этой беседы. На это обратили внимание все присутствующие, и назавтра об этой короткой беседе говорили во всех мировых столицах, обсуждая, что это — знак или послепраздничный каприз непьющего фюрера?

Это был знак. Гитлер, регулярно, словно по расписанию, выступал то в рейхстаге, то на съездах своей национал-социалистической партии. О том, когда фюрер соизволит выступить, знали заранее, и его речь во всех мировых столицах ждали с замиранием сердца: от того, что и с какой интонацией он изречет, зависело, что вы будете завтра делать — побежите с ружьем в окоп, или сможете ненадолго перевести дух. Гитлер, похоже, уже в начале января знал, что и как он скажет о Советском Союзе через месяц, и был уверен, что в Москве это оценят по достоинству.

Советские газеты о таком важном событии, как прием главой иностранного государства полномочного представителя Страны Советов, сообщить своим читателям постеснялись.

16 января американский поверенный в Москве У. Керк сообщал госсекретарю США Корделлу Хэллу, что согласно конфиденциальной информации, полученной от сотрудника германского посольства, в результате переговоров, происходящих в Берлине, в ближайшем будущем будет заключено торговое соглашение между СССР и Германией, предусматривающее расширение германо-советской торговли. Предлагаемое соглашение не имеет политического значения³¹. Керк ошибался: Кредитное соглашение между СССР и Германией будет заключено только через семь месяцев, 19 августа и оно будет иметь огромное политическое значение.

В третьей декаде января появились новые свидетельства весьма непростого экономического положения Германии. Сначала Гитлер 20 января уволил с поста председателя Рейхсбанка Ялмара Шахта — творца «германского экономического чуда». Председателем Рейхсбанка был назначен Функ³², сохранив и пост министра хозяйства. Шахт остался министром без портфеля. Объединение руководства министерства хозяйства и Рейхсбанка было официально объяснено необходимостью «дальнейшей централизация экономической и финансовой политики»³³.

В парижских и лондонских дипломатических кругах широко комментировали отставку Шахта с поста председателя германского Рейхсбанка и назначение на его место Функа. По мнению этих кругов, отставка Шахта свидетельствует о том, что руководители Германии встали на путь еще более крупных вооружений и новых военных авантюр. Это решение лидеров германского фашизма тем более знаменательно, что финансовое положение Германии в результате бешеной подготовки к войне и авантюристической внешней политики стало катастрофическим.

Как известно, с целью сокрытия истинных размеров расходов на вооружения Берлин, начиная с 1934/1935 финансового года, прекратил публикацию бюджетов. Между тем, по подсчетам английских журналов «Экономист» и «Банкер», доля расходов на вооружения в расходной части германского бюджета возросла с 15 % в 1932/1933 году до 70 % в 1937/1938 году. Всего в 1933–1938 годах на вооружение было потрачено 47,1 млрд. марок (примерно 9,4 млрд. марок или 3,8 млрд. долларов в год. — Л.П.).

Одним из источников финансирования германских вооружений являйся усиленный выпуск бумажных денег: к концу 1938 года Рейхсбанк выпустил в обращение бумажных денег на сумму 8,6 млрд. марок против 4,2 млрд. марок в конце 1933 года. Это означает, что германский фашизм фактически уже вступил на путь инфляции. Шахт высказывался против того, чтобы и в дальнейшем продолжать форсировать инфляцию.

Французская газета «Ордр» писала, что уход Шахта является для Франции и Англии предостережением… Вероятно, что в конечном счете Гитлер и его окружение считают более выгодным действовать вначале в западном направлении, используя обстановку, которую создает сейчас своими действиями Италия. Газета передавала слух о подготовке в Германии негласной мобилизации, которая начнется 15 февраля.

Уход Шахта вызвал крайнее разочарование авторитетных финансовых и банковских кругов Англии. По единодушной оценке английской печати, отставка Шахта с поста председателя Рейхсбанка — это признак крайних финансовых и экономических затруднений Германии. Этот факт, по мнению газет, следует рассматривать как подготовку Германии к открытой инфляции, к дальнейшему ухудшению условий жизни германского народа и к еще более рискованным внешним авантюрам³⁴.

Функ развернулся довольно быстро. В опубликованном 2 февраля отчете Рейхсбанка говорилось, что за одну неделю пребывания Функа на посту председателя Рейхсбанка количество находящихся в обращения бумажных денег увеличилось на 54 миллиона фунтов стерлингов (примерно на 630 млн. рейхсмарок). Общее количество бумажных денег, находящихся в обращении, на 39 % превысило цифру за тот же месяц 1938 года. Золотой запас и валютные резервы Рейхсбанка резко сократились, и не превышают 6,5 млн. фунтов³⁵ (примерно 75,8 млн. марок или 30,3 млн. долларов. — Л.П.).

25 января Литвинов принял нового английского посла Уильяма Сидса в связи с предстоявшим вручением им верительных грамот. Сидс отметил, что друзья Советского Союза в Англии обвиняют английское правительство в холодном отношении к СССР. Он имеет от английского правительства поручение сделать все, что в его силах, чтобы рассеять такое впечатление. Уайтхолл хотел бы «знать и благожелательно рассматривать точку зрения Советского правительства по международным проблемам»³⁶. Нарком к этим заявлениям посла отнесся скептически, хотя и признал, что англичане начинают, наконец, понимать иллюзорность надежд на восточное направление гитлеровской агрессии³⁷.

30 января состоялось заседание германского рейхстага. Сперва был принят закон о продлении правительству полномочий до 1943 года.

Затем с длинной речью выступил Гитлер. Сначала, анализируя события 1938 года, он заявил, что если бы тогда он не поставил вопроса разрешения проблемы Австрии и судетских немцев, мир не знал бы Мюнхена. Фюрер поблагодарил Чемберлена и Муссолини за их содействие в разрешении австрийского и чехословацкого вопросов.

Гитлер заявил, что из-за того, что после мировой войны у Германии отобрали колонии, она попала в чрезвычайно тяжелое экономическое положение. Необычайно резко Гитлер заявил, что Германия не может жить без колоний, которые нужны Германии как источники сырья и рынки сбыта.

Гитлер заявил, что к Англии и Франции у него нет никаких претензий, кроме колониальных. Фюрер заверил, что Италии Германия поможет независимо от того, где бы и с кем она не вела войну. Особенно Гитлер подчеркнул значение германских и итальянских вооруженных сил и общность их интересов. Отношения Германии со всеми другими странами Гитлер назвал дружественными. Особо тепло, кроме Италии, Гитлер говорил о Японии, испанских мятежниках и Манчжоу-Го.

В речи Гитлера содержались очень резкие выпады по адресу США, но он ни слова не сказал об отношениях Германии с СССР и Китаем. В речи Гитлера видное место заняли резкие антисемитские высказывания, нападки на церковь и угрозы клерикалам строгими карами, если они будут критиковать фашистское государство и его руководящих лиц³⁸.

В конце января Гитлер еще не был готов к тому, чтобы открыто заявить о своих агрессивных планах по отношению к Польше, поэтому он, впрочем, как и всегда, маскируя свои намерения, рассыпался в любезностях: «Мы только что отпраздновали пятую годовщину заключения нашего пакта о ненападении с Польшей. Едва ли среди истинных друзей мира сегодня могут существовать два мнения относительно величайшей ценности этого соглашения. Достаточно только спросить себя, что случилось бы с Европой, если бы это соглашение, которое принесло столь значительное улучшение, не было бы подписано пять лет назад. Подписав это соглашение, великий польский маршал и патриот [Пилсудский³⁹] оказал своему народу такую же важную услугу, какую руководители национал-социалистского государства оказали германскому народу. В течение тревожных месяцев прошлого года дружба между Германией и Польшей являлась одним из решающих факторов в политической жизни Европы»⁴⁰.

Как же так? Главный идеологический противник коммунизма, два с половиной часа говорил о чем угодно — о колониях, о Чехословакии и Австрии, о США, Японии, Италии и находящейся Бог знает, где опереточной Манчьжоу-Го, об экономике, о церкви и евреях — куда ж без них, и ни слова не сказал про своего главного врага — Советского Союза. Тем самым Гитлер очень удивил Сталина: после потоков брани, которые фюрер регулярно изрыгал по адресу Страны Советов, то, что он не упомянул ее ни с хорошей, ни с плохой стороны означало едва ли не похвалу. Гитлер уже в январе 1939 года начал подавать Сталину сигналы, что Германия хотела бы видеть в СССР не врага, и, если и не друга, то хотя бы стороннего наблюдателя.

1 февраля Дафф Купер в газете «Ивнинг стандард» прокомментировал речь Гитлера. По словам Дафф Купера, знает мало таких фактов, когда одна страна давала бы другой стране такие неограниченные гарантии, какие дал Гитлер Италии. Речь Гитлера является «подстрекательством к агрессии». «Как долго, — пишет Дафф Купер, — будет продолжаться нынешнее положение вещей, и как долго отдельные периоды европейской истории будут устанавливаться в соответствии с интервалами между речами господина Гитлера? Не наступила ли пора, чтобы кто-нибудь ответил Гитлеру от имени английского правительства? Необходимо предупредить Гитлера, что он уже получил достаточно и что существует предел уступкам и терпению. Надо убедить Гитлера, чтобы он пришел со своими жалобами на конференцию или сообщил о них обычными дипломатическими путями. Надо ему напомнить, что 4 месяца тому назад он поклялся, что у него нет больше территориальных притязаний в Европе. Позволительно теперь спросить: почему же он в таком случае считает, что Германия должна увеличить спои вооружения?»⁴¹.

28 января министр иностранных дел Великобритании лорд Эдуард Галифакс направил телеграммы послам во Франции Эрику Фиппсу и в Бельгии Роберту Клайву. Министр просил их конфиденциально сообщить правительству, при котором они аккредитованы о том, что правительство Англии знает о возможных планах Гитлера. Еще в ноябре появились сведения о том, что Гитлер планирует очередную внешнеполитическую авантюру на весну 1939 года. Сначала казалось, что он замышлял экспансию на Востоке, а в декабре в Берлине открыто заговорили о перспективе создания независимой Украины, имеющей вассальные отношения с Германией.

С тех пор стало известно, что Гитлер думает о нападении на западные державы в качестве предварительного шага к последующей акции на Востоке. Эти сведения получили некоторое подтверждение в том заверении, которое Гитлер дал министру иностранных дел Польши Юзефу Беку в отношении своих планов на Востоке, а также в той поддержке, которую Германия недавно оказала Италии в отношении ее претензий к Франции⁴².

В Лондоне пока не знают, принял ли Гитлер решение о каком-либо конкретном плане, однако известно, что он может:

— подтолкнуть Муссолини к предъявлению им претензий с помощью силы, и использовать свои обязательства перед Италией в качестве предлога для развязывания войны;

— напасть на Голландию, которая, в свою очередь, будет стремиться продиктовать свои условия Англии и парализовать Францию;

— подкупить Польшу, а возможно, и другие страны обещаниями допустить их к колониальному грабежу (как это было в случае с Тешинской Силезией в Чехословакии, которая с разрешения Гитлера была захвачена Польшей после Мюнхена.

В марте 1939 года, после полной оккупации Чехии, «отделения» Словакии и превращения ее в марионеточное государство, в Подкарпатскую Русь — область Словакии — также с разрешения Гитлера вошли венгерские войска. Сейчас это Закарпатская область Украины — Л.П.); в этом случае голландская Ост-Индия, возможно, будет обещана Японии;

— выдвинуть невыполнимый ультиматум по колониальному вопросу в речи, которая ожидается 30 января. (Как мы знаем, Гитлер ожидания английского правительства не обманул, и очень резко потребовал решить колониальный вопрос в пользу Германии. — Л.П);

— внезапно начать бомбардировки Великобритании, и затем нанести удар по западным державам с суши и моря.

Недавно стало достоверно известно о том, что Берлин упорно настаивает на превращении антикоминтерновского пакта⁴³ в пакт по оказанию друг другу военной помощи против неспровоцированной агрессии третьей державы, и что Муссолини согласился, а в Токио пока еще думают.

Большинство прогнозов говорит о том, что опасный период начнется в конце февраля. Это подтверждается сведениями о том, что в Германии были отданы приказы о проведении мобилизации примерно в середине февраля. В Германии сейчас экономический и финансовый кризис, и это может толкнуть Гитлера на какую-либо авантюру за пределами страны. Он стоит перед выбором: снизить темпы перевооружения, которое требует больших затрат, и отказаться от политики экспансии, либо сделать что-то за пределами Германии, тем самым отвлекая внимание от затруднений внутри страны, а также приобретая материальные ресурсы, в которых страна крайне нуждается и которые она больше не может покупать за границей. (У Гитлера не было денег, а он собирался выдать кредит Сталину. С чего бы это? — Л.П.).

Правительство Англии тщательно рассмотрело эту ситуацию и решило ускорить подготовку своих оборонительных и контрнаступательных мер.

Если Германия вступит в конфликт с Голландией, Лондон считает желательным быть готовым немедленно предложить обоим правительствам, чтобы нейтральные правительства выбрали комиссию из трех арбитров. Это, возможно, не будет эффективным, но в том случае, если Германия отвергнет арбитраж или оставит предложение без ответа, вопрос бы прояснился, и Уайтхолл имел бы точку зрения для соответствующих действий.

Одновременно Лондон выработал свою позицию на случай нападения Германии на Голландию, которая заключается в следующем. Действительно, нет никаких надежд на то, что та военная акция, которую могло бы предпринять правительство Англии, предотвратила бы захват Голландии германской армией; восстановление ее территориальной целостности зависело бы от окончательного исхода войны. Тем не менее, стратегическое значение Голландии и ее колоний столь велико, что, по мнению правительства Англии, нападение Германии на Голландию следует рассматривать как прямую угрозу безопасности западных держав. Неспособность принять такой вызов приведет к колоссальному превосходству Германии в Европе, и при таких обстоятельствах Уайтхолл будет вынужден рассматривать вторжение Германии в Голландию как casus belli⁴⁴ при условии, что сама Голландия будет сопротивляться вторжению.

Данной нотой английское правительство запрашивало правительства Бельгии и Франции, будут ли они подобные действия Германии также рассматривать как casus belli⁴⁵.

1 февраля правительство Франции ответило на эту ноту Лондона. Французы дождались выступления Гитлера в рейхстаге, поэтому гадать им не пришлось. В ответе говорилось, что Париж ранее сообщал Англии, что действия Германии, направленные вначале против Восточной Европы, могут обернуться против Англии, Франции, Бельгии, Голландии и Швейцарии. Правительство Франции полагает в связи с этим, что опасность одинакова для всех этих держав и должна рассматриваться как общая, независимо от того, каким будет первоначальное направление агрессии Германии или Италии против одной из них, и что конфликт неизбежно затронет все их владения в целом. Это положение создает действительно общую для всех опасность, которая должна повлечь за собой подлинную солидарность перед лицом любого нападения Германии или Италии. Исходя из этой общей концепции, полностью разделяемой Англией, Франция будет рассматривать отныне в качестве casus belli германское вторжение в Голландию, хотя этот факт не затрагивает никаких договорных обязательств Франции и те действия, которые она предприняла бы вместе с Англией для отражения этого вторжения, имели бы при этом превентивный характер.

Франция также хочет быть уверенной в том, что вторжение в Бельгию и Швейцарию, также будет рассматриваться как непосредственная угроза безопасности западных держав и что оно будет так же, как и вторжение в Голландию, рассматриваться с настоящего времени как фактор, оправдывающий и определяющий решение, предусмотренное английским правительством. Правительство Франции готово со своей стороны пойти на такое объединение усилий и жертв, которое придаст франко-английскому сотрудничеству полную материальную и моральную действенность⁴⁶.

Обмен нотами, для публикации в прессе не предназначенными (хотя косвенно Чемберлен и Бонне раскрыли их содержание в своих выступлениях в парламентах своих стран), говорит о том, что в Париже начали в полной мере осознавать опасность, которую таят для Франции и ее соседей постоянно усиливающиеся тоталитарные державы. В этом отношении опасения французского правительства полностью совпали с тем, что думали по этому поводу в Лондоне. Меморандум Англии и ответная нота Франции, это едва ли не самые первые документы, опубликованные в СССР, которые могли быть положены в основу системы коллективной безопасности в Европе. Но без участия Советского Союза никакой блок государств против агрессии не мог быть по-настоящему эффективным. Тем не менее, ни в меморандуме Англии, ни в ответной ноте Франции, об участии Советской России в совместных мероприятиях по отпору агрессору ничего не сказано даже вскользь. Однако такое холодное отчуждение будет продолжаться не долго, и вскоре к политическим и военным лидерам Англии и Франции придет понимание того очевидного факта, что без СССР им с Германией и Италией не совладать.

В мире сразу же обратили внимание на то, что в своей речи Гитлер ничего не сказал про Советский Союз, и уже в тот же день газета «Ньюс Кроникл» поместила пророческую статью своего дипломатического обозревателя Вернона Бартлетта, по вопросу об «опасности советско-германского сближения», а «Правда» и «Известия», вероятно, не до конца уловив смысл сказанного, оперативно ее перепечатали — «Правда» — на другой день, а «Известия» — 1 февраля, что лишний раз показывает, что в Советском Союзе руководство средствами массовой информации осуществлялось из одного здания.

Бартлетт указывал, что в течение трех с половиной месяцев (после Мюнхена. — Л.П.) Майский только один раз имел возможность побеседовать с Галифаксом. Эта беседа состоялась 27 января, когда советский посол был принят Галифаксом для разговора относительно предложений Швеции и Финляндии об укреплении Аландских островов. Но тот факт, что СССР не был поставлен в известность о беседах Чемберлена в Париже и Риме, должен в еще большей степени подтвердить правильность предположений, что нынешнее английское правительство предпочло бы перенести поражение Британской империи, чем добиться победы с помощью Советского Союза.

Далее обозреватель указывал, что соглашение, заключенное Иденом в Москве в 1935 году о дипломатическом контакте между Англией и СССР, фактически не выполняется. (В марте 1935 года в Москве с официальным визитом находился Лорд-хранитель печати Великобритании Энтони Иден — будущий министр иностранных дел в военном правительстве Черчилля, сыгравший в годы Великой Отечественной войны очень важную роль в налаживании советско-английских отношений. Идена приняли Сталин, Молотов и Литвинов. По итогам визита, в самый веселый день года вышло совместное коммюнике, в котором указывалось на заинтересованность правительств обеих держав в укреплении коллективной безопасности, говорилось об отсутствии противоречий интересов во всех основных вопросах международной политики⁴⁷. — Л.П.). «Заслуживает внимания, — добавлял Бартлетт, — что инициатива новых советско-германских и советско-польских торговых переговоров исходила из Берлина и Варшавы, а не из Москвы. Иными словами, Гитлер, несмотря на свои словесные нападки на большевизм, не хочет потерять такого прекрасного случая, чтобы устранить возможность одновременного военного нажима с запада и востока».

«В советских кругах, продолжал Бартлетт, указывают, что их политика всегда была политикой дружбы по отношению к любому правительству, у которого они встречали взаимность. Сейчас советское правительство, по-видимому, совершенно не намерено оказать какую либо помощь Великобритании и Франции, если последние окажутся в конфликте с Германией и Италией. СССР намерен достигнуть соглашения со своими соседями на том условии, что они оставят его в покое. С точки зрения Кремля нет большой разницы между позицией английского и французского правительств, — с одной стороны, и германского и итальянского — с другой, чтобы оправдать серьезную жертву в защиту западных демократий.

Советско-германские торговые переговоры, несомненно, выиграют благодаря кампании, ведущейся некоторыми английскими кругами в пользу денонсирования англо-советского торгового соглашения. Ясно, что эти переговоры, которые возможно закончатся предоставлением в распоряжение Германии неисчерпаемых ресурсов продовольствия на случай войны, имеют также и политическое значение».

Было бы чрезвычайно неблагоразумно предполагать, заканчивает Бартлетт, что существующие ныне разногласия между Москвой и Берлином обязательно останутся неизменным фактором международной политики⁴⁸.

Весьма вероятно, что статья Бартлетта, известного своими тесными связями с советским полпредством в Лондоне, была инспирирована из Москвы, адресовалась английскому правительству, и отражала сильное недовольство Кремля английской позицией.

2 февраля под тем предлогом, что Венгрия готова присоединиться к антикоминтерновскому пакту, Советское правительство объявило о закрытии своего полпредства в Будапеште, и венгерского — Москве, и заявило о том, что впредь дипломатические отношения будут поддерживаться через миссии в третьих странах⁴⁹.

Отъезд советской дипломатической миссии из Будапешта, в то время, как посольства Италии, Германии и Японии оставались в столице Венгрии, неизбежно вел к тому, что Венгрия, которая в то время была на распутье, все больше и больше подпадала под влияние этих фашистских государств, став, к началу Великой Отечественной войны подлинным союзником Германии против СССР, оставаясь в этом качестве до самого конца войны. Не стоит также забывать, что посольство любой страны всегда было и продолжает оставаться официальным прикрытием для легальной разведки, потеряв которую, Кремль своими руками перекрыл поток важной стратегической информации. К антикоминтерновскому пакту Венгрия примкнула только 24 февраля 1939 года.

25 октября 1939 года, то есть уже после начала Второй мировой войны, полпредство вернулось в Будапешт, а посольство Венгрии возобновило свою деятельность в Москве, что говорит о том, что повод для закрытия дипломатических миссий был надуман, и позволяет предположить, что были какие-то иные причины для такого шага.

3 февраля, выступая в Гуле, остановившись на англо-германских отношениях, Галифакс, подчеркнул, что правительство Англии стремится к улучшению торговых отношений с Германией⁵⁰.

6 февраля отвечая на вопросы депутатов в палате общин, Чемберлен сообщил, что располагает информацией, согласно которой Бонне заявил в палате депутатов, что в случае войны, в которую окажутся вовлеченными обе страны, все силы Англии будут в распоряжении Франции точно так же, как и все силы Франции будут в распоряжении Англии. Это заявление Бонне целиком совпадает с точкой зрения английского правительства. Невозможно предвидеть детально все возможные случаи, которые могут возникнуть, но английское правительство ясно заявляет, что общность интересов, объединяющих Францию с Англией, такова, что при всякой угрозе жизненным интересам Франции, откуда бы эта угроза ни исходила, это должно вызвать немедленное сотрудничество со стороны Англии⁵¹.

7 февраля в Риме советский полпред Борис Ефимович Штейн и министр иностранных дел Италии (и по совместительству — зять Муссолини) граф Галеаццо Чиано подписали соглашение о торговом обмене между СССР и Италией. Соглашение предусматривало экспорт из СССР в 1939 году 200 000 т пшеницы, 15 000 т ячменя, 50 000 тонн марганцевой руды, 60 000 тонн апатитовой руды и апатитового концентрата, 60 000 тонн балансов, 120 000 тонн пиленого леса (так в тексте; деловой лес и пиломатериалы измерялись, как правило, в кубических метрах, а не в тоннах. — Л.П.) и, 20 000 тонн смазочных масел, 1 000 тонн скипидара, 4 000 тонн парафина, 1 500 тонн тряпья, 1 000 тонн рогов и копыт. (Это не шутка, так в тексте. — Л.П.). В обмен на эти поставки Италия должна была экспортировать в СССР современное военное снаряжение:

— пушки для морского флота и сухопутные пушки разных систем;

— противовоздушные пушки приборы центрального управления артиллерийским огнем;

— морскую зенитную схему «ПУС» со стабилизаторными постами наводки и силовой синхронной передачей;

— скоростной бомбардировщик со скоростью минимум 480 км в час;

— скоростной трех — четырехместный самолет с двумя перевернутыми моторами;

— приборы слепой посадки;

— судовые дизели, новейший средний танк;

— нитроглицериновые пороха (В Советском Союзе производство нитроглицериновых порохов началось совсем недавно — в начале 1939 года По сравнению со старым пироксилиновым порохом он имел более высокую взрывную мощность, а на его изготовление требовалось в четыре — пять раз меньше времени и не нужны были дорогостоящие спирт и эфир⁵²),

а также много другого оборудования⁵³.

Столь обширный список военной продукции, передаваемой потенциальному противнику, коим, для Италии, как утверждают историки, являлась Россия, косвенно свидетельствует о том, что в 1939 году Италия не собиралась воевать с Советским Союзом, а если вспомнить о том, какие тесные отношения были у Рима с Берлином, то и Германия — тоже.

В этом списке некоторое недоумение вызывает новейший средний танк, который итальянцы собирались продать Советскому Союзу. Дело в том, что выпуск так называемого среднего танка M11/39 на момент подписания договора еще не начинался. Боевой вес этого «среднего» танка составлял 11 тонн, вооружение — 37-мм пушка. Советский легкий танк Т-26 образца 1937 года был на 750 кг легче, имел на вооружении 45-мм пушку. Кстати, ходовую часть оба танка унаследовали от одного родителя — английского танка «Виккерс 6-тонный». Другой советский легкий колесно-гусеничный танк — БТ-5 (быстроходный) имел 45-мм пушку, 400-сильный мотор, позволявший при боевом весе машины 11,5 тонн развивать на гусеницах фантастическую для того времени скорость — 50 километров в час, и 70 — на колесах.

10 февраля Литвинов принял нового посла Франции Поля Наджиара. В ходе первого визита, ссылаясь на свой разговор с Даладье, посол наговорил много приятного о настроениях Франции в отношении Советской России. Нарком сдержанно выслушал заверения посла, заметив, что СССР ранее предлагал западным странам свое сотрудничество, в котором, как показали события, они были более заинтересованы, чем Советский Союз. Советское правительство готово к действительному и эффективному сотрудничеству, если оно угодно другим, но Москва обойдется и без него и поэтому гнаться за ним не будет. Посол обмолвился, что он не совсем согласен с капитулянтской политикой своего правительства, но Литвинов при первом разговоре старался не углубляться в обсуждение таких проблем⁵⁴.

Правительство Франции, направляя своего нового посла в Москву, снабдило его конкретными полномочиями и четкими инструкциями. Посол давал понять, что Париж вполне осознает опасность, которую влечет за собой безнаказанность германо-итальянской политики не только для Франции, но и для всей Европы. Поэтому французы готовы забыть прежние разногласия и обиды, и предлагают Кремлю включиться в совместную работу по созданию системы коллективной безопасности. В ответ вместо выражения желания объединить усилия против распространения агрессии, посол услышал от наркома, во-первых, упреки в том, что западные державы не приняли в свое время помощь, предложенную Советским Союзом, и, во-вторых, что Советский Союз вполне обойдется и без сотрудничества с Англией и Францией, и поэтому не очень-то будет к этому сотрудничеству стремиться. Литвинов, по сути дела, сказал, что, во-первых, Советское правительство не стремиться создавать систему коллективного отпора агрессору, значит, по факту, против агрессии не возражает, и, во-вторых, Англии и Франции еще придется немало постараться и побегать, чтобы уговорить СССР объединиться с ними против агрессивных государств.

19 февраля в Москве, в результате переговоров между СССР и Польшей, продолжавшихся в течение нескольких недель, были подписаны Торговый договор, Соглашение о товарообороте, Соглашение о клиринге. Этот договор стал первым общим польско-советским хозяйственным договором, основанным на принципе наибольшего благоприятствования. Он содержал ряд основных постановлений, касающихся товарооборота и морских перевозок. Соглашение о товарообороте предусматривало значительное расширение торговых операций между обеими странами, причем главными статьями вывоза из СССР в Польшу были хлопок и его отходы, меха, апатиты, табак, марганцевая руда, асбест, графит и др.

В свою очередь, Польша должна была поставлять в Советский Союз уголь, черные металлы, цинк, текстильные изделия, текстильные машины, выделанные кожи, вискозу и др.

Соглашение о клиринге предусматривало, что платежи по товарному обороту и по другим расходам будут производиться путем взаимных расчетов, проводимых через Польский Расчетный Институт⁵⁵.

Польский сейм ратифицировал этот договор 31 мая, Президиум Верховного Совета СССР — 1 июня 1939 года⁵⁶.

18 февраля член английского парламента Рэндольф Черчилль (сын Уинстона Черчилля) сообщил Майскому, что 16 февраля Галифакс выступил на закрытом заседании парламентского комитета консервативной партии с докладом о международной ситуации. По вопросу о внешней политике он заявил, что положение очень опасное: Германия готовится к войне против Англии и поэтому необходимо установить более тесные отношения с Советским Союзом. Министр обдумывает сейчас план посылки в Москву торговой делегации для расширения экономических отношений между обеими странами, и надеется, что экономические переговоры повлекут за собой также переговоры политические. Младший Черчилль сказал, что сторонники мюнхенской политики на этом собрании были шокированы, зато сторонники взглядов его отца встретили это с одобрением⁵⁷.

18 февраля заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Петрович Потемкин на обеде у германского посла графа Вернера фон дер Шуленбурга — дуайена⁵⁸ дипломатического корпуса в Москве — встретил Сидса. Английский дипломат горько признался, что его тревожит развитие международной жизни, что он не согласен с теми, кто обвиняет Чемберлена в излишней уступчивости агрессорам. До известных пределов Англия может уступать, если это диктуется необходимостью и позволяет отсрочить серьезный конфликт. Но сейчас позиция Англии становится более твердой. Скоро может наступить момент, когда Англия докажет всему миру, что она умеет и может защищать свои позиции. Сидс сказал, что Англия никогда не принимает решения, пока для этого не созреют все реальные предпосылки. Когда она, наконец, решается действовать, она доводит дело до конца. Поэтому в истории не было случая, когда дело, поддержанное Англией, терпело бы поражение.

Читая ежедневно «Известия», Сидс убеждается в том, что советская пресса очень предвзято и несправедливо судит о политике Англии. Сидс полагает, что общественное мнение в СССР напрасно приписывает Англии и Франции антисоветские настроения и тенденции, которые проявляют отдельные политические группы в обеих странах. Англия никогда не стремилось отстранять Советскую Россию от разрешения важнейших международных проблем. Да, в момент обострения чехословацкого кризиса Чемберлен и Галифакс в Мюнхенене упоминали Советский Союз, полагая, что необходимо было как-нибудь успокоить Гитлера и предупредить его вооруженный конфликт с Чехословакией. Если бы участником в этом деле был назван и СССР, с Гитлером было бы невозможно договориться.

В ответ Потемкин лишь кратко заметил, что непримиримость Гитлера в отношении Советской России не стоит преувеличивать. Рапалльский⁵⁹ договор действует, Германия проявляет активный интерес к расширению торговых отношений с СССР. Английский посол в Берлине Невилл Гендерсон сам видел, как на новогоднем приеме Гитлер любезно разговаривал с полпредом Мерекаловым. Что касается твердости, якобы уже наблюдающейся во внешней политике Англии в отношении к врагам мира, то таких проявлений со стороны Англии нет уже давно. Между тем, когда Гитлер убеждался, что может столкнуться с противодействием Англии, Франции и даже Италии, он неизменно отступал.

Сидс повторил, что Англия и Франция не намерены отстранять Советский Союз от участия в разрешении международных проблем. В частности, тот же Наджиар прибыл в Москву с определенными директивами и намерениями активизировать советско-французское сотрудничество⁶⁰.

19 февраля Сидс сказал Литвинову, что Уайтхолл решил в конце марта — начале апреля командировать в Москву парламентского секретаря департамента заморской торговли Роберта Хадсона. Целью поездки будут не переговоры, а установление контакта с советскими руководителями по торговым вопросам. Сведения об этом уже попали во вчерашние вечерние газеты, и завтра ожидаются запросы в парламенте. Чемберлен готов согласиться, но не делает этого, не получив ответа Правительства СССР, а потому Сидс просил сказать ему мнение Кремля, желательно, сегодня же. Нарком ответил, что в Москве, конечно же, будут рады приезду Хадсона, но ему придется устанавливать контакт преимущественно с Микояном.

Посол зачем-то подчеркнул значение разговоров, которые вел Наджиар и которые должны были, как будто, значительно улучшить советско-французские отношения. Сидс был недоволен тоном советской прессы, которая продолжает писать о капитулянтстве Англии, в то время как там обозначаются совершенно другие настроения. Литвинов ответил, что Кремль может, конечно, влиять на средства массовой информации, но он никогда не дает им указаний заранее, как они должны рассказывать о политике других правительств, предоставляя это вольному суждению советских журналистов и граждан. Советская пресса вообще мало занимается вопросами внешней политики и ограничивается публикацией сообщений из-за границы. (Весь мир знал, что ни одна сколько-нибудь серьезная политическая публикация в советских газетах не появляется без одобрения ЦК ВКП(б). Советские газеты часто публиковали материалы совершенно одинакового содержания, что, безусловно, свидетельствовало уже не о цензуре, а об управлении газетами из единого центра. Зная, как работают советские газеты, именно по таким публикациям в других странах судили об отношении Кремля к тому или иному событию и делали прогнозы на будущее — Л.П.).

Нарком сказал, что не заметил никаких признаков какого-либо изменения мюнхенского курса Уайтхолла. Видно лишь, что, не считая нужным как-либо сопротивляться требованиям агрессоров, правительства Англии и Франции стараются эти требования оправдывать или затуманивать. Много разговоров о неизбежном выводе из Испании итальянских войск, но Рим каждый день назначает новые сроки. Однако если даже эвакуация состоится, это ничего не изменит для Англии и Франции, если Франко заключил или заключит военный союз с Германией и Италией. Значение оккупации Хайнаня⁶¹, угрожающее Индокитаю, Гонконгу и Сингапуру, Франция и Англия умаляют ссылкой на чисто военный временный характер оккупации. Но ведь ясно, что, если Япония овладеет всем Китаем, она будет владеть и Хайнанем и сделает там то, что ей захочется. После окончания войны с Китаем Англия и Франция еще меньше смогут воспрепятствовать овладению острова Японией, чем теперь.

Сидс сказал, что он понимает чувства, которые вызвал у Советского правительства Мюнхен, и отнюдь не оправдывает эту политику. Однако он убежден в том, что сейчас Англия говорит совершенно другим тоном и полна решимости защищать свои позиции. Нарком ответил, что рад слышать о новых настроениях в Лондоне, но был бы больше рад видеть это⁶².

21 февраля в прениях в палате общин выступил Чемберлен. Затронув вопрос о Лиге наций, он заявил, что неспособность Лиги наций осуществить политику санкций нельзя объяснить деятельностью или бездеятельностью Англии или какой-либо другой страны. Реальная причина в том, что на Лигу наций была возложена задача, значительно превосходящая ее силы. Нет сомнений, что единственным шансом на превращение Лиги наций в эффективный фактор сохранения мира является отказ от идеи, что мир может быть сохранен путем применения силы (Чемберлен, по-видимому, имеет и виду применение санкций в отношении агрессора).

Далее Чемберлен остановился на ходе выполнения английской программы вооружений и указал, что потребуются громадные расходы для ее реализации. В конечном счете, заявил он, может получиться так, что всех доходов государства не хватит для покрытия процентов и погашения займов, заключенных для финансирования программы вооружений. Английское правительство без колебания взяло бы на себя инициативу созыва мирной конференции по ограничению вооружений, но в настоящее время оно не уверено, что это будет практически приемлемым предложением. В заключение Чемберлен предложил более сдержанно относиться к сообщениям об агрессивных намерениях других стран и высказал мысль, что вся гонка вооружений является результатом взаимного непонимания⁶³.

Далее в прениях в палате общин по вопросу о новых ассигнованиях на вооружения Черчилль предложил создать специальное министерство, которое ведало бы вопросами военного снабжения. Одобряя декларацию Чемберлена об англо-французской солидарности, Черчилль заявил, что помощь Франции со стороны Англии в будущей войне не может быть ограничена только помощью морского флота, авиации и финансовой помощью. Англии должна будет в будущей войне использовать все свои людские ресурсы. Указав на недостаточность мер по обороне Англии, Черчилль заявил, что производство вооружений уже несколько лет назад должно было быть организовано в масштабах, значительно превосходящих все то, что предусматривалось военным министерством.

Выступивший затем в прениях либерал Мандер заявил, что до тех пор, пока Англия не вернется к политике коллективной безопасности, основанной на принципах Лиги Наций, не может быть и речи о единстве в самой Англии, а равно не может быть никакой надежды на всеобщий мир. Мандер потребовал, чтобы правительство заявило о своей готовности выступить против агрессоров совместно с Францией и Советским Союзом.

В заключение от имени правительства выступил канцлер герцогства Ланкастерского Моррисон (являющийся одновременно парламентским заместителем министра по координации обороны). Черчилль, заявил он, поднял очень большой вопрос о той роли, которую английская армия должна играть в случае возникновения войны на континенте. Правительство целиком соглашается с той точкой зрения, что если Англия будет вовлечена в войну, то не может быть и речи о каком-то ограниченном в ней участии.

Предложение правительства об увеличении размеров займов на нужды обороны до 800 млн. фунтов стерлингов палата общин приняла большинством голосов⁶⁴.

22 февраля, выступая в Блэкберне, Чемберлен призвал к поддержке политики своего правительства. Он сказал, что при полной неопределенности нынешней международной обстановки нужно сконцентрировать свое внимание главным образом на подготовке страны ко всяким неожиданностям. Сегодня происходит огромнейший рост вооружений, которые даже при самом незначительном инциденте могут быть пущены в ход. Чемберлен указал, что английское правительство принимает меры к усилению обороны страны и что в этом отношении уже якобы имеется значительный прогресс. Чемберлен вынужден был признать, что, несмотря на увеличение производства вооружений, вопрос о безработице остается неразрешенным и число безработных исключительно велико⁶⁵.

23 февраля в палате лордов Галифакс, отвечая на запросы, остановился на англо-французских отношениях. Галифакс сослался на недавнее заявление Чемберлена об общности интересов Англии и Франции и заявил, что оно не может вызвать никаких сомнений. Галифакс вновь подчеркнул, что между Англией и Францией нет никаких разногласий ни по каким вопросам и что Англию и Францию объединяет не только географическое положение, но и единство интересов. Англо-французская дружба, не представляла и не представляет какой-либо опасности для любой третьей страны.

Останавливаясь на итальянских притязаниях к Франции. Галифакс сказал, что тесные взаимоотношения между Англией и Францией определяют заинтересованность Англии в этом вопросе. Касаясь вопроса о возможности английского посредничества в итало-французском конфликте, Галифакс отметил, что итальянское правительство пока что формально не заявило о своих притязаниях к Франции.

Указав, что Англия не намерена вести превентивной войны, а вооружается только с целью самозащиты, Галифакс подчеркнул, что Англия будет стремиться к сближению с миролюбивыми государствами⁶⁶.

27 февраля безымянный германский журналист беседовал с военным атташе Германии в Варшаве Химером по данцигскому вопросу⁶⁷. Химер сказал, что недавно его вместе с другими военными атташе принял Гитлер. Из замечаний фюрера об общей политической обстановке и о намерениях Германии, Химер заключил, что Германия вместе с Италией планирует акцию против западных держав. В отличие от прошлогодней чешской акции, Гитлер не говорит о своих нынешних планах. Он стремится избежать того, чтобы многомесячная открытая дискуссия о германских планах нервировала немцев, чтобы преждевременно включилась в дело заграница и, наконец, чтобы сведущие и несведущие могли выступать со своими сомнениями, предупреждениями и контрпредложениями. Такие методы лишь ослабляли бы германскую ударную силу. Гитлер заявит о предстоящей акции лишь тогда, когда он будет в состоянии нанести удар на следующий же день⁶⁸.

Гитлер, как видим, говорил об акции против западных стран, и не словом не обмолвился о странах восточных, тем более, о своем заклятом враге — Советской России.

1 марта Бонне на заседании комиссии по иностранным делам палаты депутатов французского парламента разъяснил внешнюю политику правительства. Он, в частности, снова повторил свои прежние заявления о том, что «никогда франко-английская солидарность еще не проявлялась с такой силой, как сейчас». Бонне отметил удовлетворительное состояние отношений Франции с другими державами, особенно с Польшей⁶⁹.

2 марта ТАСС распространило сообщение о том, что накануне в советском полпредстве в Лондоне состоялся прием, на котором присутствовали премьер-министр Англии Чемберлен и ряд членов правительства. Кроме того, присутствовали депутаты английского парламента всех партий, дипломатический корпус и много деятелей науки, искусства и представителей деловой жизни Англии⁷⁰.

Подробно о большом приеме, на котором присутствовало свыше 500 человек, в Москву доложил Майский. Он сообщал, что пресса оживленно обсуждала это событие, называя его «историческим» и свидетельствующим о новом шаге на пути к «англо-советской Антанте». Помимо многих членов кабинета, прием своим присутствием почтил и Чемберлен с дочерью. Он пробыл в полпредстве больше часа и довольно долго разговаривал с полпредом. (Когда Чемберлен ответил согласием на заблаговременно отправленное приглашение, Майский высказывал большой скепсис по поводу того, что премьер-министр соизволит прийти в полпредство⁷¹). Все это произвело большое впечатление, и вызвало шум не только в печати, но и в дипломатических и политических кругах, поскольку ни один британский премьер до сих пор не переступал порога советской миссии. Майский объяснял этот шаг Чемберлена, равно как и предстоящую поездку Хадсона в Москву тремя соображениями. Во-первых, попугать Гитлера накануне англо-германских промышленных переговоров; во-вторых, поскольку дело идет к новым выборам, вырвать из рук оппозиции один из ее главных козырей — нежелание английского правительства сотрудничать с Правительством СССР; и, в-третьих, по возможности увеличить британский экспорт, в том числе, и в Советскую Россию. (Майский, таким образом, совершенно исключал стремление Чемберлена установить с Россией нормальные союзнические отношения с целью обуздать Гитлера. — Л.П.).

Чемберлен сказал, что Хадсону поставлена задача постараться в Москве урегулировать осложнения, вызванные нынешним торговым договором, и выяснить возможности расширения англо-советской торговли. Полпред сказал, что как раз сейчас жалобы английских промышленников на недостаточность советских заказов британским заводам не обоснованы: ввиду загруженности заказами правительства они не могут принять от Советского правительства даже те заказы, которые им предлагаются. Чемберлен с «понимающей улыбкой заметил, что Советскому Союзу нужны те же самые продукты, которые сейчас нужны и Англии». Тем не менее, премьер-министр сказал, что не вечно же все будут вооружаться, и тут же намекнул, что британская промышленность могла бы снабжать СССР сырьем и такими потребительскими продуктами, как текстиль, кожаные изделия и т. п. Чемберлен интересовался добычей в СССР золота и спросил, что Кремль делает со своим золотом. На полушутливый ответ полпреда, что золото обычно приберегают «на чёрный день», премьер горестно бросил: «Теперь все так делают, — только и думают, что о войне».

Чемберлен спрашивал Майского о нынешних отношениях СССР с Германией и Японией. Полпред кратко рассказал об этом, подчеркнув, что инициатива несостоявшейся немецкой торговой делегации в Москву исходила от Берлина. (Руководитель восточно-европейской референтуры МИД Германии Карл Шнурре собирался приехать в Москву в конце января — начале февраля 1939 года для возобновления переговоров о германском кредите Советскому Союзу⁷². Однако немцы отложили визит, объяснив это срочными делами — в те дни Шнурре находился в Варшаве, и якобы уже в поезде получил приказ, отменяющий его поездку в Москву. По мнению Мерекалова, возможно, перенос поездки Шнурре вызван шумихой, поднятой иностранной прессой о как будто бы начинающемся сближении СССР и Германии⁷³). Премьер спросил, ожидают в Кремле какой-либо агрессии со стороны Японии против СССР. Полпред ответил, что общее соотношение сил таково, что в Токио сто раз подумают, прежде чем рискнут на какую-либо серьезную авантюру на советском Дальнем Востоке. Чемберлен согласился и прибавил, что Япония слишком глубоко «завязла» в Китае и что, в конце концов, она может оказаться в том положении, в каком оказался Наполеон в России.

Майский спросил о ближайших международных перспективах. Чемберлен сказал, что общая ситуация улучшается, что ни германский, ни итальянский народы войны не хотят, что Гитлер и Муссолини заверяли его в желании мирно развивать свои ресурсы и в том, что они очень боятся больших конфликтов. Майский согласился с этим замечанием, но добавил, что сейчас, как и раньше, они рассчитывают на блеф и бескровные победы. Чемберлен ответил, что «время для таких побед прошло»⁷⁴.

По странному стечению обстоятельств в тот же день, — вот где раздолье для конспирологов, — 1 марта, Гитлер пригласил Мерекалова с женой к себе не обед, где кроме полпреда присутствовали все министры германского правительства и представители дипломатического корпуса. Дипломаты при входе представлялись Гитлеру и Риббентропу. За столом справа от жены Мерекалова сидели посол Польши Юзеф Липский и жена Геринга, слева — бывший министр иностранных дел Константин фон Нейрат, а напротив Геринг и Гитлер. Откушав, к фюреру подходили некоторые послы и кратко с ним беседовали. Мерекалов с женой также подошел к Гитлеру. Советский полпред практически не владел языком страны пребывания, и в разговоре им помогал переводчик. После взаимных любезностей и дежурных реверансов Гитлер спросил о положении полпреда в Берлине. Мерекалов ответил, что по отношению к нему нет какой-либо дискриминации, чего, к сожалению, нельзя сказать о печати и даже бюллетене МИДа, и что хотелось бы и в этой части одинакового со всеми к себе отношения.

На приеме к полпреду более смело подходили немецкие чиновники и дипломаты, что объяснялось экономическим интересом, проявленным к Советскому Союзу, и результатом уже вторичных встреч на приемах⁷⁵. Советские газеты о приеме Гитлером Мерекалова опять не сообщили. Рискну предположить, что это обстоятельство, хотя сам факт встречи был всем известен, настораживало наблюдателей в Париже и Лондоне, ибо давал основание полагать, что Сталин что-то замышляет.

Немецкое предложение возобновить кредитные переговоры, речь Гитлера в рейхстаге 30 января и приемы в его резиденции — это первые свидетельства того, что Германия намерена изменить свою политику по отношению к СССР. Столь частые приемы Гитлером советского полпреда тем более показательны, что в мае 1938 года, когда Мерекалов прибыл в Берлин, Гитлер больше двух месяцев уклонялся от приема полпреда для вручения верительных грамот. Дальнейшие события отчетливо покажут, что не только и не столько экономический интерес двигал Гитлером. Заинтересованность у фюрера была политического и военного свойства, и состояла в нейтрализации Советского Союза перед началом больших территориальных «преобразований». В конце концов, СССР на время вывести из игры удалось, впрочем, не до конца и далеко не бесплатно.

7 марта, еще до того, как Германия полностью оккупировала Чехословакию, «Правда» перепечатала статью из известного американского экономического журнала «Линалист», в которой давался подробный анализ экономического положения Германии.

Журнал писал, что «Внешняя торговля является наиболее уязвимым местом во всей экономике Германии. В 1938 году импорт Германии превысил ее экспорт почти на 0,5 млрд. марок. Для Германии, у которой нет достаточных запасов золота и иностранной валюты, превышение импорта над экспортом представляет исключительно серьезную проблему».

Журнал отмечал, что захват Австрии и Судет не только не смягчил затруднения, которые испытывает Германия во внешней торговле, но даже усилил их. «В 1936 году Австрия половину потребленного сырья ввезла из-за границы, в то время как Германия импортировала только 20 % сырья. Судетская область зависит от импортного сырья не меньше, чем Австрия. Захват Австрии и Судетской области обострил и продовольственный вопрос Германии. Сельское хозяйство Австрии удовлетворяло потребности страны в продовольствии только на 73–74 %, в то время как сельское хозяйство Германии — на 82 %. Австрия была вынуждена ввозить до 40 % потребляемой ею пшеницы, значительную часть мяса и других важнейших продовольственных товаров. Судетская область, которая является промышленной областью, нуждается в еще большем количестве привозных продовольственных товаров. В то же время экспорт из Австрии и Судетской области с момента захвата этих территорий Германией резко сократился».

Совершенно очевидно, что Германия не сможет долго выдержать столь неблагоприятный торговый баланс. Журнал привел подробные расчеты о запасах золота и иностранной валюты в Германии и пришел к выводу, что «хотя Германия, по-видимому, и имеет некоторые резервы, тем не менее они не столь велики, чтобы можно было ими покрыть новый дефицит во внешней торговле, подобный дефициту 1938 года. Германия попытается уменьшить разрыв между экспортом и импортом или посредством сокращения импорта, либо увеличением экспорта, или же путем сочетания того и другого».

Разбирая вопрос о возможностях сокращения германского импорта, журнал отмечал, что если это и возможно, то главным образом за счет дальнейшего уменьшения потребления германского народа, т. е. за счет сокращения импорта продовольствия и прежде всего жиров. Что же касается промышленного сырья, то за время нахождения нацистов у власти, несмотря на принятый ими так называемый «четырехлетний план», зависимость германской промышленности от импортного сырья даже значительно возросла. Журнал привел любопытную таблицу, которая показывала динамику импорта сырья в Германию за годы фашистского режима. Если взять импорт 1933 года за 100 %, то ввоз железной руды в Германию в 1938 году составил 418 %, металлов — 154 %, хлопка — 83 %, шерсти — 88 %, кож — 86 %, нефти — 185 %, льна, пеньки и джута — 117 % и каучука — 181 %. «Если возможно некоторое снижение объема импорта, то на ценностном его выражении оно вряд ли отразится в виду роста мировых цен на сырье».

Перспективы для роста германского экспорта крайне неблагоприятны. Во-первых, бойкот германских товаров, особенно в связи с преследованиями евреев в Германии, во-вторых, увеличивается конкуренция других стран, что вынуждает Германию продавать свои товары по еще более низким ценам. Германские методы торговли вызвали со стороны других держав контрмеры. Так, США намереваются оказать серьезное противодействие германскому экспорту в страны Латинской Америки. Увеличение английского экспортного фонда свидетельствует о намерениях Англии значительно усилить свою конкуренцию. Точно так же заключение нового англо-американского торгового договора и падение курса английского фунта могут неблагоприятно сказаться на германской торговле.

В заключение журнал писал: «Несмотря на всю трудность учесть всевозможные факторы, которые могут оказать влияние на внешнюю торговлю Германии, не подлежит сомнению, что перспективы ее не могут вызвать воодушевления у руководителей фашистской Германии. Разрыв между германским импортом и экспортом является наиболее серьезной угрозой для дальнейшего выполнения германской программы вооружений и сохранения на прежнем уровне объема промышленного производства. Это также говорит о том, что Германия ни в коей мере не может рассчитывать на успешную войну или же оказать длительное сопротивление, если она подвергнется экономическому давлению»⁷⁶.

Это далеко не последняя статья об экономических проблемах Германии накануне Второй мировой войны, и далеко не последнее свидетельство того, что социалистическая экономика этого тоталитарного государства стоит на пороге катастрофы. С тех пор, как на планете Земля появились газеты и другие средства массовой информации, практически все разведки мира подавляющую часть разведывательной информации черпают из открытых источников. Мата Хари, Лоуренсы Оливье, Паули Зиберты, Иоганны Вайсы, Джеймсы Бонды и Штирлицы тоже существуют, но главные не они, а очкастые ботаники, которые перечитывают тонны тех же самых газет, просматривают миллионы часов тех же самых телепрограмм, что и мы с вами. Поэтому к журнальным и газетным материалам не стоит относиться пренебрежительно.

8 марта Гитлер на совещании ответственных представителей военных, экономических и партийных кругов Германии сказал, что насущной проблемой правительства является обеспечение промышленности сырьем. Для этого должны быть полностью истреблены враги Германии: евреи, демократии и «международные державы». До тех пор, пока эти враги располагают хотя бы малейшими остатками власти в каких-либо частях мира, они будут представлять угрозу мирному существованию немецкого народа.

Существенно облегчит Германии доступ к сырью захват Чехословакии. Поэтому не позднее 15 марта германские вооруженные силы ее полностью оккупирует. Затем придет очередь Польши, которая вряд ли окажет сильное сопротивление. Польша нужна для того, чтобы снабжать Германию углем и продуктами сельского хозяйства. Венгрия и Румыния, безусловно, относятся к жизненно пространству, необходимому Германии. Крах Польши и оказание соответствующего давления, несомненно, сделают их сговорчивыми. Тогда Германия будет полностью контролировать их обширные нефтяные источники и сельское хозяйство. То же самое можно сказать о Югославии. Осуществив этот план до 1940 года, Германия станет непобедимой.

В 1940 и 1941 годах Германия должна раз и навсегда покончить со своим извечным врагом — Францией. Британская империя — старая и хилая страна, ослабленная демократией. После победы над Францией, Германия легко установит господство над Великобританией и получит тогда в свое полное распоряжение ее богатства и владения во всем мире. Таким образом, впервые объединив Европу в соответствии с новой концепцией, Германия предпримет величайшую за всю историю операцию: используя британские и французские владения в Америке в качестве базы, Германия сведет счеты с Соединенными Штатами⁷⁷.

Как видим, на совещании, содержание и результаты которого разглашать не предполагалось, Гитлер ни единым словом не обмолвился о том, что в 1939–1941 годах он собирается воевать с Советским Союзом. Он и про Польшу вспомнил, и про Югославию, и про США, до которых семь верст, и все — лесом, не забыл, а о СССР — заклятом политическом враге, чья территория составляла вожделенное «жизненное пространство» для Германии — запамятовал. С чего бы это вдруг такая забывчивость?

В этот же день Роберт Хадсон сказал Майскому, что за последние месяцы в Англии произошли серьезные и прочные общественно-политические сдвиги: консерваторы твердо решили сохранить Британскую империю и ее позиции великой державы. Для этого Британия должна быть сильна и должен быть дружеский контакт со всеми державами, с которыми ей по пути. Англии на данном этапе с Советской Россией как будто бы по пути. Но в Лондоне многие уверяли Хадсона, что Кремль сейчас не хочет сотрудничества с западными демократиями, что он все больше склоняется к политике изоляции, и что поэтому бесполезно искать с ним общий язык. Основная задача Хадсона выходит за рамки чисто торговых переговоров, и состоит в том, чтобы выяснить, хочет ли Кремль сближения и сотрудничества с Англией. Со стороны английского правительства такое желание есть, и предубеждение против Советского Союза, которое раньше служило преградой к взаимному сотрудничеству, почти преодолено. Хадсон готов говорить и об экономике, и о политике. У него нет от правительства никакой твердой инструкции, ему предоставлена свобода рук. Если советские лидеры готовы к более тесному сотрудничеству с Англией, Хадсон хочет нащупать в Москве лишь общую базу для такого сотрудничества, с тем чтобы затем перейти к уже более детальным переговорам, особенно по экономическим вопросам. Если же выяснится, что Советское правительство не склонно к сотрудничеству, то в результате доклада Хадсона своему правительству, Британия учтет это и станет искать иные международные комбинации, чтобы защитить свои интересы. Именно поэтому его визит в Москву может сыграть большую роль в определении основной ориентации британской внешней политики на долгие годы вперед. Хадсон очень хочет, чтобы эта ориентация пошла по линии Лондон — Париж — Москва⁷⁸.

В телеграмме, направленной в Москву 20 февраля, Майский, характеризуя самого Хадсона и его статус в правительстве, писал, что Хадсон является «секретарем департамента внешней торговли». Этот «департамент» — весьма своеобразное учреждение в чисто английском стиле. Несмотря на свое название, оно не совсем подчинено министерству торговли, а представляет собой нечто вроде небольшого министерства по делам внешней торговли и пользуется большой самостоятельностью. В частности, в парламенте на запросы по внешней торговле обычно отвечает непосредственно глава «департамента», а не министр торговли. «Секретарь» данного департамента подчинен сразу двум министрам — торговли и форин офису и сам приравнивается по положению к министру младшего ранга.

Персонально Хадсон — один из наиболее влиятельных представителей молодых тори, человек с сильным характером. Перед рождеством он стоял во главе «бунта» младших министров против министра обороны Томаса Инскипа и военного министра Лесли Хор-Белиша в связи с вопросом о вооружении. В результате «бунта» Инскип был перемещен с поста министра обороны на чисто декоративный пост министра по делам доминионов. Хадсон в молодости был на дипломатической работе, и немного говорит по-русски. В середине марта Хадсон вместе с министром торговли Стэнли по приглашению германского правительства едет в Берлин, для того чтобы присутствовать на обеде, который устраивается там по случаю прибытия делегации «Федерации британской индустрии» для переговоров с немецкими промышленниками о возможности образования международных картелей с целью исключения острой торговой конкуренции⁷⁹. (После того, как Германия полностью оккупировала, то, что осталось от Чехословакии, поездка Хадсона и Стенли в Германию была «отложена», и знаменитое Дюссельдорфское соглашение было подписано без их участия. — Л.П.).

Хадсон ехал в Москву с вполне определенными намерениями, которые, по мнению Майского, были санкционированы премьер-министром, и намерения эти состояли в том, чтобы положить начало улучшению советско-британских отношений. Дальнейшие события покажут, что в Москве не торопились нормализовать отношения с Англией, и весьма прохладно отнеслись к визиту английского чиновника столь высокого ранга.

10 марта Сталин выступил с отчетным докладом ЦК ВКП (б) XVIII съезду ВКП (б). Он достаточно подробно остановился на экономической ситуации в мире. По словам Сталина, в 1938 году видимые запасы золота Германии составили 17 млн. старых золотых долларов (по тогдашней стоимости золота — 35 долларов за тройскую унцию (31,1035 грамма), примерно 15 100 кг — из жалкой Испании СССР вывез 510 тонн золота; впрочем, в докладе Рейхсбанка, опубликованном 2 февраля, золотой запас Германии оценивался в 30,3 млн. долларов), Японии — 97 млн. (86 200 кг), Италии — 124 млн. долларов (110 200 кг), то есть, всего 238 млн. долларов. (Все пересчеты в килограммы мои. Все три державы «оси», вместе взятые, имели в своих «закромах» в 2,5 раза меньше золота, чем одна Голландия, у которой было 595 млн. долларов, в 1,7 раза меньше, чем Швейцария (407 млн.), в 1,3 раза меньше, чем Бельгия (318 млн.). У США был вообще астрономический по сравнению с Германией объем золота — 8 126 млн. — в 478 раз больше, чем у Германии, у Англии — 2 396 млн. — в 140 раз больше, чем у Германии, у Франции — 1 435 млн. — в 84 раза больше, чем у Германии. Доля Германии в общем объеме золотых запасов крупнейших капиталистических стран — 14 301 млн. долларов составляла жалкие 0,1 % — любая церковная крыса в Лондоне была богаче всей Германии, а общая доля стран «оси» — 1,7 %. Если же вспомнить про другие экономические проблемы, с которыми уже столкнулась Германия, и которые обрушатся на нее вскоре, картина станет и вовсе удручающей. То есть, все разговоры о том, что Гитлер грёб золото лопатой, что весь мир слал ему деньги пароходами, чтобы поднять экономику Германии и натравить ее на СССР, мягко говоря, не обоснованы. — Л.П.).

Относительно ситуации в мире вождь, в частности, сказал, что международное положение резко обострилось, стала фактом новая империалистическая война, но она не стала еще пока мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных держав, прежде всего Англии, Франции, Соединенных Штатов, которые пятятся назад и отступают, давая агрессорам уступку за уступкой. Политика невмешательства стран Запада означала «попустительство агрессии, развязывание войны», которая неизбежно перерастет в войну мировую. Прикрываясь «невмешательством» западные страны охотно позволили бы Японии воевать с Китаем, «а еще лучше с Советским Союзом, а Германии — «увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с СССР». Политика попустительства связана с намерением западных государств «дать всем участникам войны увязнуть глубоко в войну… дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, «в интересах мира» и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия».

На самом деле, западные страны находятся под не меньшей угрозой. Тезис о том, что державы, подписавшие антикоминтерновский пакт не имеют агрессивных намерений против западных держав, а лишь хотят спасти мир от большевистской угрозы, по мнению Сталина, являются «неуклюжей игрой» нацистской пропаганды, ведь «смешно искать «очаги» Коминтерна в пустынях Монголии, в горах Абиссинии, в дебрях испанского Марокко».

Сталин говорил о «новом переделе мира», касаясь территорий, имеющих границу с Советским Союзом. Он говорил о японской агрессии против Китая, о том, что Австрию и Судеты отдали Германии в качестве приманки, чтобы потом лгать в печати о слабости Красной Армии, о разложении русской авиации, о беспорядках в СССР, толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с красными, а дальше все пойдет хорошо. (То есть, известный тезис — Англия и Франция толкают Гитлера на восток. — Л.П.).

В этих международных условиях Советский Союз проводил свою внешнюю политику, отстаивая мир. Советская внешняя политика ясна и понятна: СССР стоит, и будет стоять за мир и укрепление деловых связей со всеми странами, пока эти страны будут придерживаться таких же отношений с Советским Союзом, не пытаясь нарушить его интересы. Советский Союз стоит за мирные, близкие и добрососедские отношения со всеми странами, имеющими с ним общую границу, пока эти страны будут держаться таких же отношений с Советским Союзом, и не попытаются нарушить его целостность. Советский Союз стоит за поддержку жертв агрессии и борется за независимость своей родины. Советский Союз не боится угроз со стороны агрессоров и готов ответить двойным ударом на удар поджигателей войны, пытающихся нарушить неприкосновенность советских границ.

Опорой внешней политики Советского Союза служит его растущая хозяйственная, политическая и культурная мощь, морально-политическое единство советского общества, дружба советских народов, Красная Армия и Военно-Морской Флот, мирная политика Советского правительства, моральная поддержка трудящихся всех стран, кровно заинтересованных в сохранении мира, благоразумие правительств тех стран, которые не заинтересованы в нарушении мира. Задачи коммунистической партии в области внешней политики заключаются в том, чтобы и впредь проводить политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не дать провокаторам войны втянуть себя в конфликты; всемерно укреплять боевую мощь Красной Армии и флота; крепить международные связи с трудящимися всех стран, заинтересованными в сохранении мира и укреплении дружбы между народами⁸⁰.

Та часть доклада, в которой Сталин говорит о международном положении и о советской внешней политике, произвела в Европе и в мире большое впечатление, на нее часто ссылались политики и дипломаты в США, Франции и Англии. Советские газеты опубликовали комментарии речи Сталина из многих иностранных газет⁸¹. Гитлер, судя по его дальнейшим действиям, тоже внимательно читал откровения своего коллеги.

Спустя почти полтора года, в августе 1940 года, германские газеты, отмечая годовщину подписания советско-германского пакта о ненападении, подчеркивали, что именно речь Сталина на XVIII съезде партии развернула отношения между Германией и СС в сторону потепления⁸².

11 марта, выступая в сенатской комиссии по иностранным делам, Бек заявил об отношениях Польши и СССР: «Вопрос, об отношениях с Советским Союзом совершенно ясен. Польская политика в этом вопросе абсолютно последовательна и не подвергается изменениям и колебаниям, которые претерпевала эта проблема в странах, более удаленных от России. Мы искали упрочения здорового соседства и взаимного уважения к справедливым интересам и закрепили это стремление в пакте о ненападении. Что в прошлом году имело место некоторое напряжение в отношениях между Польшей и СССР вытекавшее не из польско-советского спора, а из отношения к прочим государствам и проблемам, это секрет полишинеля. Поскольку наша политика неизменно следует определенной линии, мы воспользовались более спокойной обстановкой, чтобы устранить следы этого напряжения путем взаимной декларации. Таким образом, мы снова стоим на платформе, которая послужила основой для договора о ненападении⁸³.

Напряженность в отношениях двух стран сложилась в связи с тем, что Польша в сентябре 1938 года сосредоточила крупные военные силы на границе с Чехословакией, едва не закончилась разрывом мирного договора, заключенного 23 июля 1932 года.

23 сентября 1938 года Советское правительство потребовало от правительства Польши воздержаться от агрессивных действий против Чехословакии, обещая в противном случае в одностороннем порядке денонсировать мирный договор со всеми вытекающими из этого шага последствиями⁸⁴. В тот же день Варшава достаточно грубо ответила, что она будет поступать так, как сочтет нужным для обеспечения безопасности своей страны. При этом ни в чьих указаниях Варшава не нуждается⁸⁵, а если говорить обычным языком — плевать на них хотела. Угрозы Кремля оказались пустыми: после того, как Польша ввела свои войска на территорию Тешинской Силезии, принадлежавшей Чехословакии, Сталин о требованиях предпочел не вспоминать, и мирный договор с Польшей разрывать не стал. И, хотя нота была опубликована в «Известиях», никто не объяснил советским гражданам бездействие любимого вождя.

14 марта Берлин предъявил правительству Чехословакии ультиматум, в котором потребовал выделить Словакию и Карпатскую Украину в самостоятельные государства, распустить армию, сместить президента, и поставить во главе регента-правителя, принять нюрнбергские антисемитские законы, «подавлять коммунизм» и сторонников президента Бенеша, (каковой Бенеш уже полгода как ушел в отставку. — Л.П.). Чтобы у чехов не возникло сомнений в серьезности намерений Гитлера, ультиматум был подкреплен концентрацией 14 германских дивизий у границ Чехии. В этих условиях правительство страны было вынуждено согласиться на ничем неприкрытый диктат агрессоров: Словакия и Карпатская Украина были отделены от Чехословацкой республики, в Братиславе было образовано профашистское правительство во главе с Йозефом Тисо, а в Подкарпатскую Украину вошли венгерские войска и стали быстро продвигаться к границе с Польшей⁸⁶.

В тот же день Гитлер вызвал в Берлин Эмиля Гаху и Франтишека Хвалковского — президента и министра иностранных дел того, что осталось от Чехословакии. Ночью 15 марта фюрер и Риббентроп заявили им, что Гитлер «приказал германским войскам вступить в Чехословакию для включения этой страны в состав рейха». Чехам дали совершенно ясно понять, что всякое сопротивление бесполезно, что оно будет сокрушено «силой оружия и всеми доступными способами»⁸⁷. Гаха решил, что лучше согласиться на оккупацию страны, чем потерять ее безвозвратно, и «передал судьбу чешского народа и страны в руки Германии»⁸⁸.

Вечером того же дня германские войска вошли в Чехию и заняли Витковице и Моравскую Остраву. На следующее утро части вермахта заняли Прагу, куда, почти вслед за армейскими частями, приехал Гитлер. 16 марта 1939 года Чехия и Моравия были объявлены протекторатом Германии.

14 марта на заседании английской палаты общин Чемберлен, отвечая на вопросы, заданные ему депутатами в связи с последними событиями в Чехословакии, заявил: «Предполагаемая гарантия чехословацких границ имеет в виду тот случай, когда Чехословакия станет жертвой неспровоцированной агрессин. В настоящее время пока еще не видно, чтобы Чехословакия подверглась такого рода агрессии».⁸⁹

15 марта в связи с событиями в Чехословакии польское правительство издало распоряжение об усилении войсковых частей на границе между Польшей и Карпатской Украиной. Польская печать приветствовала вторжение венгерских войск в Карпатскую Украину, указывая, что Германия дала согласие на присоединении Карпатской Украины к Венгрии⁹⁰.

15 марта Чемберлен в палате общин, и Галифакс в палате лордов, заявили, что, поскольку попытки английского правительства договориться с участниками мюнхенского соглашения о гарантии чехословацких границ провалились, английское правительство не считает себя больше связанным какими-либо обязательствами в отношении границ Чехословакии. Высказав сожаление по поводу оккупации германскими войсками Чехословакии, Чемберлен все же защищал мюнхенское соглашение, сославшись на то, что никто из участников мюнхенского соглашения не мог предусмотреть нынешних действий Германии. Галифакс в своем заявлении сослался на выступление бывшего министра по координации обороны Инскипа, который 4 октября 1938 года заявил в палате общин, что формальный договор о гарантиях должен быть разработан и оформлен обычным порядком, однако английское правительство считает себя связанным морально в отношении Чехословакии, и будет рассматривать договорные гарантии как уже имеющие полную силу. Оправдывая теперешнюю позицию английского правительства, Галифакс заявил, что в настоящее время положение кардинально изменилось, якобы потому, что словацкий парламент провозгласил независимость Словакии.

В тот же день английский посол в Берлине сделал дипломатические представление германскому правительству в связи с оккупацией германскими войсками территории Чехословакии⁹¹.

Как видим, честной политику английского правительства в отношении Чехословакии нельзя назвать даже при очень большом желании. Однако уроки из этих событий в Лондоне все-таки извлекли, и кардинально изменили свое отношение и к Германии, и к Советскому Союзу.

16 марта посол Франции в Берлине Робер Кулондр писал Бонне, что, оккупировав Чехию, Гитлер вновь продемонстрировал свое пренебрежение к любому письменному обязательству, предпочитая грубую силу. Однако Гитлер постарался придать захвату Чехии видимость законности. В соответствии с официальной германской версией, Чехословакия распалась сама по себе, поскольку Словакия якобы разделила федеральную республику на три части, а заботу о Богемии и Моравии Прага якобы сама и без всякого давления отдала в руки фюрера, не в силах поддерживать здесь порядок и защищать жизни представителей германского меньшинства.

Несомненно, словацкий сепаратизм являлся, прежде всего, делом рук германских агентов или самих словаков, направляемых непосредственно Берлином. Сразу же после получения послания смещенного премьер-министра официальные германские службы заявили, что в их глазах только правительство Тисо имело законный характер и что, назначая другого председателя правительства, Прага нарушала конституцию.

Раздел Чехословакии был совершен стремительно. Уже в феврале были заметны многочисленные признаки, указывавшие на намерения рейха в отношении Чехословакии. Эти признаки не оставляли сомнений в том, что Гитлер выжидал лишь удобного случая, чтобы завершить дело Мюнхена.

Гитлер сбросил маску. До сих пор он утверждал, что не имеет ничего общего с империализмом, заявлял, что стремится лишь объединить всех немцев Центральной Европы в одну семью, без инородцев. Теперь ясно, что стремление фюрера к господству отныне безгранично. Ясно также и то, что противодействовать фюреру можно только силой. Верить Гитлеру нельзя. Поэтому интересы национальной безопасности, равно как и интересы мира во всем мире, потребуют от французов и правительства республики огромной дисциплины и мобилизации всех возможностей страны. Только это позволит Франции, при поддержке ее друзей, утвердить свое положение и отстоять свои интересы перед лицом такого серьезного противника, каким является Германия, устремленная отныне к завоеванию Европы⁹².

Письмо Кулондра своему министру иностранных дел — это едва ли не первый по времени документ, опубликованный в Советском Союзе, который показывает, что видные французские деятели начинают понимать, какую опасность несет Гитлер, что на договоренности с ним полагаться нельзя, а вскоре придет понимание того, что договариваться нужно с Москвой.

15 — 16 марта в Дюссельдорфе состоялась конференция представителей «Федерации британской промышленности» и «Союза германской промышленности». 15 марта по результатам конференции стороны выступили с совместным заявлением, известным, как «Дюссельдорфское соглашение». В заявлении говорилось, что обе организации готовы продолжать сотрудничество в области расширения экспорта, таможенной и ценовой политики, устранения конкуренции между членами организации, совместно, даже и политическими средствами, бороться с конкуренцией других стран⁹³. Это, по сути — картельное соглашение промышленных групп Германии и Англии в силу так и не вступило из-за огромных и неразрешимых противоречий между странами.

16 марта Шуленбург вручил Литвинову ноту правительства Германии, в которой говорилось, что Гаху и Хвалковского никто в Берлин не вызывал, что они прибыли туда по собственному желанию, и были приняты Гитлером 15 марта. Стороны откровенно рассмотрели положение, создавшееся на бывшей до сих пор чехословацкой государственной территории. Обе стороны убеждены в том, необходимо обеспечить спокойствие, порядок и мир в этой части Европы. Гаха заявил, что для достижения этой цели и для окончательного умиротворения он с полным доверием передает судьбы чешского народа и страны в руки фюрера германского государства. Фюрер принял это заявление и высказал свое решение взять чехов под защиту Германии и гарантировать ему автономное развитие⁹⁴.

(Немецкий аристократ и опытнейший, прекрасно образованный дипломат, изучавший юриспруденцию в Лозанне, Берлине и Мюнхене. служивший еще при императоре Вильгельме II, граф Шуленбург нацистов не любил. Гитлер и Риббентроп платили ему тем же: большим доверием у нацистской верхушки посол в Москве не пользовался. Шуленбург искренне пытался наладить отношения с Советской Россией. 5 мая 1941 года в беседе с тогдашним заместителем наркома иностранных дел СССР В.Н. Деканозовым он в завуалированной форме, поскольку разговор проходил в присутствии Хильгера, сообщил о готовящемся нападении Германии на СССР⁹⁵. После провала заговора и покушения на Гитлера 20 июля 1944 г., в котором он участвовал, был арестован и повешен. — Л.П.).

На следующий день Шуленбург сообщил Литвинову указ Гитлера об установлении протектората Богемии и Моравии и о включении его в состав рейха. Указ устанавливал, что немцы — жители протектората становятся подданными империи, а остальные жители Богемии и Моравии — всего лишь гражданами протектората. Протекторат получал право самоуправления и автономию, а глава протектората — защиту и почетные права главы державы, однако фюрер назначал в протекторат имперского протектора, который утверждал членов правительства «автономного и самоуправляемого» протектората. Внешние сношения и военная защита протектората, надзор за путями сообщения относились к компетенции империи. Протекторат включался в «единое таможенное пространство» рейха, платежным средством наравне с маркой, вплоть до особого распоряжения была крона⁹⁶.

18 марта ответной нотой Литвинов подтвердил получение нот от 16-го и 17-го марта, и, дабы ни у кого не возникло ложного впечатления о якобы безразличном отношении Кремля к событиям в Чехословакии, изложил ответную ноту Советского правительства правительству Германии.

Москва заявляла о том, что не считает правильными утверждения о том, что Чехословакия представляла угрозы европейскому миру, поскольку именно там, едва ли в единственном месте в Европе, были действительно обеспечены внутреннее спокойствие и внешняя миролюбивая политика.

Кремль заявлял, что нет конституций держав, которые давали бы право главе государства без согласия своего народа отменить его суверенитет, и вряд ли бы какой-либо народ добровольно согласился на уничтожение своей самостоятельности и свое включение в состав другого государства, а тем более если этот народ — чехи. Гаха, подписывая берлинский акт от 15-го марта, не имел на это никаких полномочий, поскольку никакого волеизъявления чехословацкого народа не было, и он действовал в явном противоречии с Чехословацкой конституцией. Поэтому означенный акт не может считаться имеющим законную силу. Поэтому оккупация Чехии и образование протектората Богемии и Моравии являются произвольными, насильственными, агрессивными.

СССР не признавал законным и отвечающим нормам международного права включение в состав рейха Чехии и Словакии. Действия Германии не только не устранили какой-либо опасности миру, а, наоборот, создали и усилили такую опасность, нарушили политическую устойчивость в Европе, и нанесли новый удар чувству безопасности народов⁹⁷.

Ноты правительства Германии и нота Правительства СССР (хоть иностранные газеты (в изложении газет советских) о ней потом и писали, что она написана в «чрезвычайно решительных выражениях», и что это свидетельствует о том, что «СССР не признает аннексию Чехословакии»⁹⁸), на самом деле куда более мягкие, чем могли бы быть с учетом важности событий и откровенно враждебных отношений, сложившихся между СССР и Германией после Мюнхена. Все ноты не были настолько категоричны, чтобы не оставить Германии и Советскому Союзу возможности для маневра. В январе Гитлер уже дал понять, что он хочет улучшения отношений с Россией, а ответная нота Сталина была, судя по всему, первой официальной реакцией на потепление гитлеровского тона. Правительства Англии и Франции ответили куда резче, и 17 марта даже отозвали, пусть и временно, своих послов из Берлина⁹⁹. В ответ на это 20 марта из Парижа «для доклада» был вызван германский посол в Париже фон Вильчек. В тот же день из Лондона выехал посол Герберт фон Дирксен¹⁰⁰. Такие шаги как известно, является последним перед разрывом дипломатических отношений. Правительство США, вынужденно признав де-факто присоединение к Германии чешских областей, отказалось признать наличия каких-либо оснований для вышеуказанного статута¹⁰¹.

А Советский Союз, наоборот, стал активно сотрудничать с предприятиями, расположенными на оккупированной территории, а потом и запросил разрешения на открытие торгового представительства в Праге, что стало фактическим признанием аннексии Чехословакии притом, что юридического акта непризнания так никогда и не появилось.

В советских газетах ноту Правительства СССР опубликовали только 20 марта, но, возможно, это объясняется нехваткой газетных площадей: в те дни проходил XVIII съезд ВКП(б), и газеты печатали выступления делегатов партийного форума. Ноты Германии, которую пока еще называли агрессором, советские газеты не поместили.

17 марта Чемберлен в Бирмингеме на собрании консервативной партии высказался по вопросу о германской агрессии в Чехословакии, которая, по его словам, «потрясла мировое общественное мнение, как ни одно событие со времени установления нынешнего строя в Германии».

Чемберлен всячески оправдывал Мюнхен и свою роль во время заключения мюнхенского соглашения, в то же время всячески доказывая, что он был обманут Гитлером. В раздраженном тоне под аплодисменты собрания Чемберлен заявил, что в качестве одного из лиц, подписавших мюнхенское соглашение, он рассчитывал, что при решении столь важных вопросов с ним будут консультироваться. Однако Гитлер полностью взял инициативу в свои руки. В тот момент, когда президент Чехословакии еще не был осведомлен об истинном положении вещей и был не в силах оказать сопротивление, германские войска уже вступили в Чехословакию и подходили к Праге.

Чемберлен выразил сожаление в связи с методами, примененными нацистами, и упомянул о зловещей деятельности гестапо на оккупированных Германией территориях. Чемберлен напомнил также о преследованиях евреев и политических деятелей, враждебных фашизму, и упомянул о скорбной доле чешского населения, потерявшего независимость и свободу. Он заявил, что симпатии всей Англии, безусловно, на стороне чехов.

Чемберлен затем заявил: «Где же право на самоопределение наций, о котором с таким жаром говорил Гитлер в Берхтесгадене? (В сентябре 1938 года Чемберлен дважды приезжал к Гитлеру с целью решения судьбы Судетской области Чехословакии. По итогам этих переговоров и было подписано пресловутое Мюнхенское соглашение, в результате которого Судеты были переданы Германии, а в марте 1939 года Чехословакия прекратила свое существование как суверенное государство. — Л.П.). Нам заявляют, что беспорядки в Чехословакии угрожали безопасности Германии. Однако кто же может серьезно поверить тому, что подобные беспорядки могли в какой-то мере отразиться на столь великой державе? Если даже предположить, что подобные беспорядки действительно имели место, разве они не были вызваны влиянием извне? Неизбежно возникает вопрос: даже если все это и так, является ли все это достаточным основанием для того, чтобы нарушить неоднократно дававшиеся торжественные заверения; как можно после этого полагаться на какие-либо новые заверения, исходящие из того же источника? Уместно будет, по всей вероятности, поставить в отношении Германии и другой вопрос: являются ли данные события окончанием старой авантюры или началом новой? Последняя ли это атака или за ней последуют другие? Не является ли все это дальнейшим шагом в осуществлении попытки добиться силой господства над всем миром?

Все это — значительные вопросы, заслуживающие серьезнейшего изучения не только со стороны соседей Германии, но и со стороны других стран, причем, может быть, не только стран Европы. Подобное изучение уже началось и, очевидно, будет и впредь продолжаться. Вполне естественно, что в первую очередь этим займутся Британская империя и Франция. Однако мы не сомневаемся в том, что и другие страны, зная, что мы не останемся равнодушными к тому, что происходит в Юго-Восточной Европе, пожелают обратиться к нам за консультацией и советом»¹⁰².

В тот же день заместитель министра иностранных дел Великобритании

Роберт Ванситтарт пригласил к себе Майского и, говоря об оккупации Чехии и независимости Словакии, указал, что в умонастроениях английских политиков произошел поворот, что возврата к мюнхенской политике «умиротворения» не будет. Ванситтарт указал на редкое единодушие английской прессы в оценке поведения Гитлера. Наступает новая эра, когда должен восторжествовать вектор на создание мощного антигерманского блока. В связи с этим Ванситтарт хотел обменяться с полпредом мнениями, как лучше можно было бы использовать в этих целях создавшуюся ситуацию. Однако действовать надо быстро, ибо Гитлер, упоенный своими успехами, не будет долго ждать, и уже вскоре может продолжить свою экспансию, и пока еще трудно сказать, пойдет он на Запад или на Восток. Мемель и Данциг, видимо, под непосредственным ударом. Весьма вероятно, что ближайшим крупным объектом Гитлера станет Румыния. Остановить экспансию Германии можно только быстро создав блок с участием СССР, Англии и Франции, в дальнейшем включив в него все другие угрожаемые государства — Польшу, Румынию, скандинавские страны и т. д. Ванситтарт надеется на визит Бека в Лондон. Завтра в Москву отправляется Хадсон. Значение его поездки в нынешней обстановке далеко выходит за рамки, которые мыслились, когда она впервые была решена. Однако в отношениях между Францией и СССР чувствуется холод, и необходимо что-либо сделать для улучшения этих отношений.

Ванситтарт спросил полпреда, сделает ли Советское правительство со своей стороны заявление о таком улучшении? Майский сказал, что, по его мнению, Кремль в данном вопросе вряд ли выступит с инициативой. (А почему бы и не проявить инициативу? Предложение своевременное и очень выгодное, а ситуация беспроигрышная! Если сработает — ура! Мы — главные борцы за мир, по нашей инициативе и под нашим нажимом началось, наконец, формирование блока миролюбивых государств, и мы по праву займем в этом блоке руководящие позиции. Не получилось — ну что ж, вы сами виноваты, мы же вам предлагали. Тем более, что непосредственной угрозы для Советского Союза не то что не было, но даже и не предвиделось. Но в той ситуации, когда в Англии и во Франции стали отчетливо понимать, что, во-первых, объединение против Гитлера необходимо, и, во-вторых, без СССР любой блок государств теряет всяческий смысл, Сталин, похоже, всерьез опасался, что его инициативы могут быть поддержаны. Он боялся, что будет создана эффективная система противодействия агрессии, и тогда отвертеться от участия в ней будет очень сложно. — Л.П.).

Застав полпреда врасплох, Ванситтарт спросил: «Если Румыния станет сопротивляться Германии с оружием в руках, окажет ли СССР ей военную помощь, т. е. не только помощь оружием и амуницией, но и посылкой своих войск?» Майский сослался на речь Сталина на XVIII съезде, заявившего, что одним из основных принципов советской внешней политики является помощь жертвам агрессии, борющимся за свою независимость, однако какой по форме будет эта помощь, заранее очень трудно предусмотреть.

Ванситтарт сказал, что понимает этот ответ, но полагает, что наступает момент, когда Англия, Франция и СССР должны заранее решить, что они будут делать в том или ином случае. Правительствам Англии и Франции надо решить, как они стали бы реагировать на германскую атаку Голландии или Швейцарии, а Советскому правительству решить, что оно собирается делать в случае германской атаки на Польшу или Румынию. Всем великим державам надо решить, хотят ли они бороться с германской экспансией. В 1938 году Гитлер осыпал ударами Европу разрозненную, неподготовленную. Сейчас для того, чтобы противостоять германской агрессии, Европа должна быть объединенной и подготовленной. Первым шагом для этого должно быть сближение между Англией, Францией и СССР, выработка общих планов действий заранее, а не в момент кризиса. Майский ответил, что до сих пор именно правительства Англии и Франции систематически саботировали всякий коллективный отпор агрессорам. Ванситтарт с этим согласился, но еще повторил, что теперь все изменится и музыка пойдет уже не та¹⁰³.

В тот же день румынский посланник в Лондоне Виргил Тиля сообщил Майскому, что неделю назад правительство Германии в связи с переговорами о предоставлении концессии на разведку нефти, предъявило правительству Румынии ультиматум. Берлин заявил, что если Румыния прекратит развитие своей индустрии и через определенный срок закроет часть промышленных предприятий, и, если, сверх того, Румыния согласится весь свой экспорт направлять в Германию, то Германия, в свою очередь, гарантирует неприкосновенность границ Румынии и ее суверенитет. Правительство Румынии ультиматум отвергло. Однако 16 марта вновь был предъявлен тот же ультиматум, и в еще более угрожающей форме. В связи с этим Румыния направила через своего посланника указание немедленно информировать Уайтхолл о создавшемся положении и выяснить, на какую поддержку с его стороны Румыния может рассчитывать. Тиля видел сегодня Галифакса и его заместителей Александра Кадогана и Ванситтарта. Галифакс обещал доложить вопрос правительству и дать ответ через 2–3 дня. Тиля рассказал, что Галифакс и Кадоган настойчиво спрашивали его, окажет ли СССР помощь Румынии в случае германского нападения. Тиля, конечно, не мог сказать ничего определенного, и пытался выяснить этот вопрос у Майского, но полпред был очень осторожен и никаких авансов ему не давал¹⁰⁴.

18 марта Галифакс пригласил Майского для того, чтобы обсудить демарш румынского посланника по поводу германского ультиматума Румынии, а также то, что Тиля по поручению своего правительства поставил перед правительством Англии вопрос об английской помощи Румынии в случае агрессии со стороны Германии. На вопрос Галифакса, в какой мере Румыния может рассчитывать на помощь своих соседей, Тиля ответил, что Румыния уверена в помощи со стороны Польши и Балканской Антанты¹⁰⁵. На вопрос о том, насколько Румыния может рассчитывать на помощь Советского Союза, Тиля определенно ответить не смог.

Галифакс сказал Майскому, что и Англию интересует, может ли Румыния рассчитывать на советскую помощь в случае германской агрессии — в какой форме, и в каких размерах, т. е. только ли на поставку оружия и амуниции или же СССР готов оказать более активную военную поддержку. Галифакс спросил, что лично думает полпред о возможности такой помощи. Майский ничего не думал, за него думал Сталин, на чью речь на XVIII съезде полпред снова, как и в разговоре с Ванситтартом, сослался. Галифакс сказал, что в Берлине практически решен вопрос об атаке на Румынию, хотя для этого необходимо, как минимум, получить от Венгрии согласие на пропуск немецких войск через ее территорию. Майский ответил, что, несмотря на германский ультиматум Румынии, он не уверен, что Гитлер действительно намерен наступать на Восток. Этот ультиматум может быть направлен на захват всех сырьевых ресурсов Румынии, чтобы поставить их на службу Германии, в особенности нефти, которой Германии остро не хватает, как раз для того, чтобы развернуть главное наступление на Запад¹⁰⁶.

Встречи, состоявшиеся в течение двух дней, показывают, что резкая смена обстановки в мире привела к осознанию в Англии, пусть не всеми, и пусть не в полной мере, опасности, которую представляет Гитлер для всего мира. Осознание привело к тому, что Кремль стали звать к диалогу, признав, тем самым, что без Советского Союза мир в Европе сохранить не удастся. Сталину говорили, что для сохранения мира в Европе недостаточно добрых отношений только между соседними странами, что нужно обеспечить лояльность скандинавских стран, владеющих балтийскими и североморскими коммуникациями, по которым в случае войны пойдет снабжение Германии. Сталин поступил с точностью до наоборот: с Англией, Францией, Польшей, Румынией, Венгрией, Турцией, Швецией отношения не улучшил, а с Финляндией испортил, т. е. было сделано все для того, чтобы широкая антигитлеровская коалиция не сложилась еще в 1939 году.

18 марта Литвинов в секретной записке докладывал Сталину и главе СНК Вячеславу Михайловичу Молотову, что сегодня с утра Сидс добивался срочной встречи, но сообщил лишь то, что было известно уже из шифровки Майского: Германия потребовала от Румынии монополии на весь ее экспорт, а также некоторых мер, касающихся внутренней торговли. В случае удовлетворения этого требования Германия готова гарантировать границы Румынии. Бухарест отказался удовлетворить это требование. Тиля спросил Галифакса о позиции Англии в случае нападения Германии на Румынию. Галифакс поручил Сидсу спросить Литвинова, готов ли СССР помогать Румынии. Нарком ответил, что доложит в Кремль, где может быть, также захотят предварительно знать позицию других правительств, и в частности, Англии. Между тем Сидс никаких указаний на эту позицию не делал. Нарком спросил, означает ли его запрос, что Англия готова-де помочь Румынии при условии, что другие государства также будут помогать. Посол возразил, что Лондон запрашивает Кремль не из праздного любопытства. Нарком сказал, что не отрицает заинтересованности Англии в ответе Москвы, но все же к СССР Румыния не обращалась, и советская помощь ее, вроде бы не интересует, может быть, даже не желает ее, а запрашивает Кремль об этом Англия. Сидс заметил, что географически Румыния ближе к СССР. Нарком ответил, что географию знают и румыны, а все же они обратились к Англии, и спросил Сидса, чем он это объясняет? Сидс лишь сказал, что полученная им телеграмма адресована также в Париж, из чего он делает вывод, что запрашиваются только Москва и Париж, и он хотел бы получить ответ сегодня же к вечеру. Литвинов просил у Сталина и Молотова срочных указаний, ибо отсутствие ответа тоже будет истолковано как ответ¹⁰⁷.

Решение по этой записке в Кремле было принято очень быстро: поздно вечером Литвинов вызвал Сидса и сообщил ему, что Правительство СССР предлагает немедленно созвать совещание с участием СССР, Франции, Англии, Польши и Румынии. Нарком объяснил, что из вопросов одного правительства другому о позиции каждого ничего не выйдет, а поэтому необходима общая консультация. Место конференции не имеет значения, но лучше всего было бы собраться в Бухаресте, что сразу укрепило бы положение Румынии. Сидс сообщил, что только что получил копию телеграммы, присланной в Лондон английским послом в Бухаресте, который просит приостановить акцию. Сидс сказал, что он не понимает, что это значит, и думает, не напутал ли румынский посланник в Англии¹⁰⁸.

Пока советское руководство не особенно заботит безопасность трех прибалтийских государств — Латвии, Литвы и Эстонии, а также Финляндии, поэтому их к участию в конференции не приглашают. Вскоре, однако, эта позиция кардинально изменится. Кроме того, нарком в ряду государств, которые, по его мнению, должны были принять участие в конференции, забыл упомянуть Турцию, о чем 19 марта телеграммой известил полпредов в Лондоне и Париже¹⁰⁹. В телеграмме, направленной на следующий день в Лондон, Литвинов писал Майскому, что, по его мнению, Турция может пойти на подписания декларации скорее, чем Польша¹¹⁰.

17 марта Даладье предложил совету министров представить на рассмотрение палаты депутатов ряд законопроектов о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий, в частности в вопросе об отмене 40-часовой рабочей недели на предприятиях национальной обороны, реквизиции предприятий, а также в вопросах, предусматриваемых законом об организации производства во время войны¹¹¹.

18 марта палата депутатов французского парламента большинством в 321 голос против 264 голосов приняла решение о предоставления чрезвычайных полномочий правительству Даладье. В связи с голосованием Даладье поставил вопрос о доверии правительству. В решении палаты говорилось, что «правительство уполномочивается путем издания декретов принимать до 30 ноября 1939 года меры необходимые для обороны страны». Против законопроекта голосовали 73 коммуниста (коммунисты своим голосованием лишний раз показали, что у них нет отечества, что они всегда будут выступать за поражение своей родины. — Л.П.), 134 социалиста, 13 депутатов из «социалистического и республиканского союза», 4 «независимых левых», 17 депутатов из правящей радикал-социалистской партии, и еще несколько депутатов из мелких фракций. 6 депутатов и Эдуард Эрио, председательствовавший на заседании палаты, воздержались.

Даладье заявил, что на основе чрезвычайных полномочий правительство немедленно предпримет важные оборонные мероприятия, проведет экономические декреты, удлиняющие рабочий день, и т. д. Правительство отказывалось взять на себя какие-либо обязательства в вопросе о сроках полномочий палаты депутатов или в вопросе о форме избирательной системы.

19 марта сенат подавляющим большинством голосов принял решение о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству Даладье¹¹².

20 марта французское правительство, на основе полученных накануне чрезвычайных полномочий приняло 16 декретов:

1) о предоставлении правительству права призывать в армию лиц, находящихся в долгосрочном отпуске, и запасных;

2) об увеличении офицерских и унтер-офицерских кадров армии;

3) о разделении на две части 6-го военного округа (охватывающего пограничные с Германией и Бельгией департаменты Франции);

4) об установлении первоочередности для промышленных заказов на нужды национальной обороны;

5) об увеличении продолжительности рабочего дня и оплате дополнительных рабочих часов;

6) о коллективных договорах в авиационной промышленности;

7) о провинциальных биржах труда;

8) о порядке выдачи правительственных авансов;

9) об увеличении числа инженеров в военной промышленности;

10) о включении в генеральный секретариат министерства национальной обороны управления по контролю за производством и распределением военных материалов;

11) о призыве технического и административного персонала, приписанного к военной промышленности;

12) об увеличении кадров административного персонала в авиации;

13) о военной информации;

14) об организации центрального информационно-оперативного бюро при главе правительства;

15) о реквизициях для нужд национальной обороны;

16) о реорганизации сталелитейных заводов.

Принятые французским правительством декреты предусматривали увеличение офицерского состава пехотных частей французской армии примерно на 1,5 тыс. человек (до 31 060 человек кроме генералитета). Предусматривалось также увеличение унтер-офицерского состава на 2 500 человек. На оборонных предприятиях продолжительность рабочего времени может быть доведена на основе чрезвычайных декретов до 60 часов в неделю. Это увеличение продолжительности рабочего дня распространяется

не только на предприятия военно-морского и авиационного ведомств, но и на прочие предприятия, связанные с работой на оборону: на угольную и металлургическую промышленность, и т. д.¹¹³

Как видим, французское правительство весьма серьезно отнеслось к угрозам, которые таили в себе последние действия Германии в Европе, и это еще до того, как обнаглевший вконец Гитлер захватил Мемель. Французы ощущали опасность войны, и осуществили серьезные мероприятия, мобилизующие экономику и вооруженные силы. А вот Советский Союз, который постоянно кричал, что на него хочет напасть Германия, и поэтому он де заключил пакт с Гитлером, в августе 1939 года никакой опасности не видел, и поэтому никаких мер к отражению мнимой агрессии не принял.

18 марта государственный департамент США опубликовал официальное заявление, в котором резко осудил новый акт германской агрессии в отношении Чехословакии. В заявлении указывалось, что правительство США не может не выразить от имени всей страны осуждения действий, повлекших временное уничтожение свободы и независимости народа, с которым США поддерживали особенно дружественные отношения. Правительство США неоднократно осуждало политику военной агрессии и всегда указывало на необходимость соблюдения договоров, обязательств и невмешательства какой-либо страны во внутренние дела другой страны¹¹⁴.

На следующий день Министерство финансов США сообщило о введении с 23 апреля дополнительных пошлин в размере 25 % на германские товары в связи с тем, что германское правительство субсидирует экспорт. Это решение должно было еще более ограничить американскую торговлю с Германией. В 1938 году американский импорт из Германии составлял 64 миллиона долларов против 92 млн. долларов в 1937 году¹¹⁵. При катастрофической нехватке у Рейхсбанка валюты, введение по сути дела запретительных пошлин на германские товары, больно било по загибающейся социалистической экономике рейха. Решение министерства финансов США было продиктовано, скорее, политическими чем экономическими соображениями: пока Гитлер Чехословакию полностью не оккупировал, американцев не очень пугало дотирование экспорта германским правительством. Кстати говоря, то, что правительство Германии субсидировало экспорт, по сути, демпингуя на внешнем рынке, лишний раз говорит о том, что в экономике страны дела шли из рук вон плохо: ради получения иностранной валюты приходилось раскручивать инфляцию, печатать бумажные деньги, и ими уже выдавать экспортные субсидии.

21 марта правительство США в ноте, направленной Германии заявило, что США отказываются признать германский захват Чехословакии¹¹⁶.

20 марта большинство лондонских газет в той или иной форме сообщало, будто на заседании английскою кабинета 18 марта было принципиально одобрено предложение о заключении соглашения с Советским Союзом, Францией, и другими державами в целях организации сопротивления дальнейшей германской агрессии.

Дипломатические обозреватели как консервативных, так и либеральных газет подчеркивали, что сила сопротивления балканских стран дальнейшей германской агрессии зависит от позиции Лондона и Парижа. Газеты указывали, что в результате теперешней политики Англии некоторые юго-восточные государства начали искать соглашения с Германией. Однако английское правительство теперь якобы пересматривает свою политику.

Газета «Таймс» ограничилась туманным заявлением, что опасность, вызванная германской агрессией, «превращает страны, где эта опасность ощущается, в естественных союзников». Более решительно высказалась консервативная «Дейли телеграф энд Морнинг пост», потребовав в своей передовой статье немедленного проведения в жизнь «совершенно новой внешней политики, которая стала необходимой в результате последней недели». Румынское правительство, пишет далее газета, обратило внимание Англии на тот факт, что последняя до сих пор не сделала ясного заявления о том, как она предполагает оказать сопротивление германской агрессии. Этот вопрос по мнению газеты не может оставаться без ответа.

Либеральная «Ньюс кроникл» подчеркивала, что политика сближения с другими странами, готовыми оказать сопротивление агрессии, является лишь возвращением к старой политике коллективной безопасности, от которой никогда не следовало отказываться¹¹⁷.

19 марта Майский сообщил Галифаксу ответ Советского правительства о его отношении к германскому ультиматуму Румынии. Министр уже знал содержание этого ответа от Сидса, однако некоторые детали, например, указание наркома на длительность и сложность переговоров между разными столицами, он услышал впервые. Галифакс сообщил, что он уже консультировался с Чемберленом по вопросу о предлагаемой Москвой конференции, и они пришли к выводу, что это было бы преждевременным, ибо опасно созывать конференцию без уверенности в ее успехе. (Вполне здравая позиция: провал конференции мог надолго, если не навсегда, дискредитировать саму идею создания системы коллективного отпора агрессорам. Опасения же, и достаточно обоснованные, у англичан были, главным образом, по поводу позиции Советского Союза, не скрывавшего своего стремления обуздать агрессора при помощи исключительно военной силы. Такие действия вместо заявленной цели сохранить мир в Европе привели бы к большой войне. — Л.П.). Поэтому в качестве первого шага Уайтхолл предлагал правительствам Советского Союза, Польши и Франции опубликовать совместную декларацию о том, что все эти правительства заинтересованы в сохранении целостности и независимости государств на востоке и юго-востоке Европы. Галифакс подчеркнул, что эту декларацию важно опубликовать как можно скорее. Следующий шаг в выработке мер противодействия агрессии в Европе, по словам Майского, виделся Галифаксу в таком виде: «Турции, Румынии, Греции, Болгарии, Югославии и другим якобы миролюбивым (выделено мной: в миролюбие перечисленных государств Майский не верил, и речь Галифакса интерпретировал по-своему. — Л.П.) государствам будет предложено присоединиться к декларации, в связи с чем возможна конференция всех названных держав совместно с перечисленной первоначально четверкой»¹¹⁸.

В тот же день Литвинов писал Майскому, что многое в дальнейшей политике Англии будет зависеть от того, с каким настроением Хадсон вернется из Москвы. В Кремле думают, что Хадсон вряд ли сможет рассеять существующие подозрения и недоверие, поскольку он не уполномочен и не будет делать каких-либо конкретных предложений, а хочет выслушивать предложения от Советского правительства, однако таких предложений не последует. «Мы пять лет на внешнеполитической арене занимались тем, что делали указания и предложения об организации мира и коллективной безопасности, но их не только игнорировали, но поступали наперекор им. Если правительства Англии и Франции действительно меняют свою линию, то пусть они, либо высказываются по поводу ранее делавшихся Советским правительством предложений, либо сами что-то конкретное предлагают. Надо инициативу предоставить им. Переговоры, вероятно, ограничатся обменом взаимными заверениями в готовности к сотрудничеству, без того чтобы сотрудничество сдвинулось с места»¹¹⁹.

Советское руководство было заранее настроено негативно к важным инициативам Уайтхолла, и к переговорам Хадсона, которым в Англии придавали большое значение, и все сделало для того, чтобы эти переговоры закончились провалом. Стоит ли поле этого удивляться, что Хадсон, так и не сумев растопить лед отчуждения, ни до чего не договорившись, досрочно прервал переговоры и, несолоно хлебавши, отбыл из Москвы.

20 марта Галифакс выступил в палате лордов с большой речью о последних событиях в Чехословакии. Так же как и Чемберлен в своей бирмингемской речи 17 марта, Галифакс пытался доказать, что при заключении мюнхенского соглашения трудно было предвидеть, каковы были истинные намерения Гитлера. Включение чехов в германскую империю свидетельствует о том, что Гитлер просто был неправдив.

Затем Галифакс, останавливаясь на событиях предшествовавших германскому захвату Чехословакии, указал, что английское правительство придает особое значение тому факту, что два чешских города были оккупированы германскими войсками в тот момент, когда Гаха и Хвалковкий находились на пути в Германию, т. е. до того, как еще вообще состоялись какие-либо переговоры между представителями Чехословакии и Германии. Это дает основание сделать заключение, что Гитлер вообще не был намерен вести переговоры с представителями чехословацкого правительства и что, когда последние прибыли к Гитлеру, им был вручен ультиматум и под угрозой силы они должны были подписать его. Разговоры о том, сказал далее

Галифакс, что чехи представляли угрозу мирному существованию Германии, вряд ли могут быть приняты всерьез. Во всех германских объяснениях по поводу оккупации Чехословакии нет каких-либо оправдывающих эту оккупацию аргументов. Все здесь решалось силой, превосходство в которой находилось на стороне Германии.

Галифакс вынужденно признал, что последние события в Чехословакии усилили тревогу в Юго-Восточной Европе. Галифакс заявил, что, если даже на сегодняшний день Румынии может быть и не угрожает непосредственная опасность, румынское правительство, так же как и правительства других стран Юго-Восточной Европы, имеет все основания серьезно опасаться тех событий, которые происходили в течение последних дней.

В тот же день в палате общин Чемберлену задали вопрос: «Намерено ли правительство признать де-юре германскую аннексию Чехии и Моравии?» Чемберлен ответил: «Прежде чем сделать заявлении по этому вопросу, правительство Англии должно вместе с другими правительствами полностью обсудить все последствия германских действий против Чехословакии.

Далее Чемберлен заявил, что из его речи в Бирмингеме палата общин может понять, какое серьезное значение придает правительство событиям в Чехословакии. Правительство уделяет особое внимание положению, создавшемуся в результат этих событий. Оно уже связалось по этому вопросу с правительствами других стран. Чемберлен обещал в ближайшее время сделать более полное заявление об отношении английского правительства к событиям в Чехословакии. На вопрос лидера лейбористов в палате общин Эттли, с какими правительствами поддерживает контакт английское правительство, Чемберлен ответить отказался¹²⁰.

20 марта полпред в Париже Яков Захарович Суриц¹²¹ посетил Бонне, который согласился с советскими предложениями о созыве международного совещания, но сказал, что ему необходимо проконсультироваться в Лондоне и Бухаресте. Бонне добавил, что в число участников совещания, намеченных Советским правительством, стоит включить Югославию. Бонне ознакомил Сурица с содержанием его бесед с послами Румынии и Польши. Посол Румынии Георге Татареску сказал, что Румыния не получала ультиматума из Берлина, но, тем не менее, указал на исключительную серьезность германской угрозы, нависшей над Румынией, спросил, предоставит ли Франция помощь его стране. Бонне ответил, что Франция в одиночку такой помощи оказать не сможет, и что необходимо выяснить позицию других заинтересованных держав, в том числе и Советского Союза. Татареску подчеркнул, что в первую очередь необходимо оказать давление на Польшу и Венгрию. Что касается Советского Союза, то Татареску особенно упирал на роль, сыгранную Россией в прошлом, и роль Советской России как «экспонента коммунизма». На вопрос Бонне, следует ли из слов Татареску, что Румыния не хочет советской помощи, тот ответил, что такой вывод пока делать рано, и что речь идет лишь о необходимости в данном вопросе соблюдать осторожность. (Слова Татареску можно интерпретировать в том смысле, что, многие страны, в особенности, малые, «миролюбивого» Советского Союза опасались ничуть не меньше, чем агрессивных Германии и Италии. — Л.П.). Суриц указывал в телеграмме, что он не исключает, что Бонне не очень хочет воевать за Румынию, поэтому он стремится к тому, чтобы получить и от Советского правительства более уклончивый ответ, намеренно пытаясь усилить недоверие к Румынии. Впрочем, Суриц не исключал, что в данном конкретном случае Бонне говорил правду¹²².

В тот же день Майский писал в Москву, что аннексия Чехословакии произвела громадное впечатление на все слои английского населения, вызвав всеобщее разочарование мюнхенской политикой и негодование против Германии, вплоть до самых оголтелых консерваторов. Случилось то, чего больше всего старался избежать Чемберлен: между Англией и Германией пролегла глубокая политическая и морально-психологическая борозда, которую заровнять будет нелегко. Какие-либо переговоры между Лондоном и Берлином в ближайшем будущем невозможны. Даже Дюсельдорфское соглашение, которое Англия считает выгодным, фактически аннулировано. (Сталин мог торжествовать — ведь именно на то, чтобы Англия, Франция и Германия не смогли договориться, и была направлена деятельность Кремля, Наркомата иностранных дел, полпредств в Риме, Берлине, Лондоне и других европейских столицах. Именно этим занимался и Коминтерн, Исполком которого — штаб мировой революции, откуда шли директивы всем компартиям мира — базировался в Москве. — Л.П.).

Очень сильно возросла тревога за будущее, и усилилось осознание необходимости коллективного отпора агрессорам. Отсюда довольно крутой поворот в сторону Советского Союза. Советские дипломаты и работники полпредства в Лондоне сейчас в большой моде: последние дни многие государственные деятели и политики Англии хотят видеться и разговаривать с ними. Пресса раздувает всякие сведения о мощи Советского Союза, его вооруженных сил. Сегодня «Ивнинг стандарт» напечатала, что СССР имеет 18 млн. обученных резервов и 40 тыс. самолетов. (Такую информацию можно было принять и как комплимент, и как угрозу. Впрочем, такого количества самолетов у Советского Союза никогда не было. — Л.П.). Очевидно, что антигерманская волна поднялась сейчас выше, чем когда бы то ни было до сих пор, и массовая тяга к сотрудничеству с СССР и к созданию блока мирных держав очень велика. Однако Майский полагал, что было бы опасно переоценивать значение всех этих благоприятных показателей.

Во-первых, нынешние настроения могут постепенно сойти на нет, особенно если в ближайшее время не случится каких-либо новых актов агрессии со стороны Гитлера или Муссолини. Во-вторых, — и это куда более важно, — пока Чемберлен остается премьером, трудно ожидать каких-либо прочных и серьезных сдвигов во внешней политике Англии. Хоть он и провалился со своей мюнхенской политикой, и престижу его нанесен весьма чувствительный удар, но несомненно, что лишь давление общественного мнения мешает ему продолжать старую линию. Поэтому Чемберлен пока выжидает и лавирует. В последних речах он активно протестует против действий Гитлера, но прямо не заявляет о конце политики «умиротворения» и ничего не говорит о попытках консультации с Кремлем. При первой возможности он, несомненно, вернется на старую дорогу. Поэтому, пока он возглавляет кабинет, нельзя верить в глубину сдвига в политике Уайтхолла и в серьезность его намерений вести борьбу с агрессорами. Речь Чемберлена в Бирмингеме опять значительно укрепила его положение, и вопрос о реформе кабинета пока с повестки дня снят. Не исключено, что данный вопрос вскоре вновь станет актуальным, но общее впечатление таково, что даже и в этом случае шансы на уход Чемберлена не велики. Главная беда состоит в том, что лейбористская оппозиция весьма худосочна и больше всего боится прийти к власти в такой трудный момент. В конечном итоге нынешнюю «вражду» к Германии и «симпатии» к Советскому Союзу приходится принимать очень осторожно в отношении их глубины и длительности¹²³.

20 марта Ванситтарт снова пригласил Майского. На этот раз он был в весьма приподнятом расположении духа, сказал, что дела идут хорошо, что уже близка цель, за которую он столько лет боролся, и декларация о которой накануне говорил полпреду Галифакс, уже направлена в Москву, Варшаву и Париж. Это первый шаг на пути к созданию блока миролюбивых государств. Не так важно, что именно будет написано в декларации, — важен сам факт коллективного выступления четырех держав против агрессоров. Особенно важно то, что Англия и СССР оказываются в одном лагере и совместно строят фронт против Германии и Италии. Вокруг декларации очень быстро объединятся все другие миролюбивые государства. Но время не ждет, и надо торопиться. Антигерманские настроения в Англии сейчас очень сильны, и возврата к политике «умиротворения» больше не будет. Однако в правительственных кругах есть люди, которые саботируют переход к новой политической линии. Они сейчас спекулируют на том, что вокруг декларации начнется длительная дипломатическая возня, что подписание ее затянется на долгое время, и что в результате весь эффект данного шага пропадает. Ванситтарт выразил надежду, что ничего подобного не случится и что в ближайшие дни декларация будет подписана, и можно будет сразу же переходить к подготовке следующего шага¹²⁴.

20 марта в Берлине Риббентроп заявил министру иностранных дел Литвы Юозасу Урбшису, что Германия хочет присоединить, точнее говоря, вернуть себе Мемель (Клайпеду), отошедший к Литве после мировой войны. Если литовское правительство не уйдет из Мемеля добровольно, то там немедленно начнутся беспорядки, что повлечет вмешательство германских вооруженных сил. Если же во время беспорядков погибнет хотя бы один немец, германская авиация сравняет с землей Ковно¹²⁵, а немецкие войска оккупируют всю Литву. Риббентроп предложил Урбшису связаться по телефону с премьер-министром Литвы Владасом Миронасом, и немедленно принять решение. Урбшис обещал ответить, как только вернется в Литву. Однако едва он 21 марта прибыть в Ковно, как к нему явился германский посланник и потребовал, чтобы литовская делегация прибыла в Берлин не позднее завтрашнего дня. Правительство Литвы приняло решение уступить грубой силе и передать Мемель Германии. 22 марта Риббентроп и Урбшис подписали договор о вхождении Мемеля в состав Германии и договор о ненападении. Литве оставлялось формальное право свободной торговли в Мемеле и через морской порт этого города. Кроме того, Германия обещала Литве сохранение ее суверенитета и неприкосновенность границ¹²⁶.

23 марта в сопровождении немецкой морской флотилии в составе 38 больших и малых кораблей в Мемель прибыл Гитлер.

Чуть больше, чем за шесть лет, что Гитлер и его национал-социалистическая партия находились у власти, Германия без единого выстрела вернула себе Саарскую область, Рур и Мемель, присоединила Австрию и Судеты, полностью оккупировала Чехословакию. Гитлер хотел и Данциг мирным путем вернуть, но не тут то было: дальнейшие «приобретения» совершались уже силой оружия.

21 марта Сидс потребовал у Литвинова срочного приема, и сообщил ему, что румынский король уточнил, что Германия ультиматума Румынии не предъявляла, но выдвинула совершенно недопустимые экономические требования. Король сказал, что Румыния, по возможности, сопротивляется этому нажиму, но она не может этого делать бесконечно, если не получит обещания помощи от других государств. Сидс разъяснил позицию Англии: хотя слухи по поводу ультиматума Румынии сомнительны, но Уайтхолл уверен, что поглощение Чехословакии свидетельствует о том, что Гитлер полон решимости выйти за рамки той цели, которую он до сих пор себе ставил, т. е. консолидации германской расы. Теперь, когда Германия завоевала другую нацию, никакое европейское государство не может считать себя в безопасности, если недавняя акция Германии окажется частью определенной политики господства. Поэтому правительство Англии считает необходимым приступить немедленно к организации взаимной поддержки со стороны государств, признающих необходимость защиты международного общества против дальнейшего нарушения основных его законов.

Огласив заявление, Сидс вручил наркому проект декларации, которую правительство Великобритании предлагает подписать от имени Англии, Советского Союза, Франции и Польши: «Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям»¹²⁷.

Комментируя проект декларации, посол, ссылаясь на мнение Галифакса, пояснил, что такая декларация отрезвит Гитлера. Литвинов заметил, что даже для такого откровенно декларативного документа, не предусматривающего каких-либо конкретных действий по обузданию агрессора, необходимы консультации для установления приемлемого для всех участников текста и принятия решения в случае, если бы какое-либо государство отказалась присоединиться к декларации. Как предполагается заставлять тех, кто откажется примкнуть к декларации, нарком не сказал.

Сидс возразил, что текст декларации никого ни к чему не обязывает, поэтому вряд ли возникнут серьезные возражения. Со стороны Франции и Советского Союза Сидс возражений не предполагает. Если Варшава откажется подписать декларацию, то она может исходить от СССР, Англии и Франции. Сидс подтвердил, что Галифакс сразу же после подписания декларации четырьмя государствами намерен предложить всем другим заинтересованным державам присоединиться к ней. Следующим этапом была бы общая конференция государств, подписавших декларацию и присоединившихся к ней. Сидс надеется, что, по крайней мере, со стороны СССР не будет возражений, поскольку и без того советская позиция не всеми и не везде понимается однозначно. Литвинов возмутился, и напомнил Сидсу о многочисленных призывах, с которыми Советское правительство обращалось к мировому сообществу, отстаивая необходимость созыва мирных совещаний и конференций, причем Кремль всегда подчеркивал необходимость профилактических мер, чтобы предотвратить войну¹²⁸.

21 марта было опубликовано Сообщение ТАСС: «Заграничная печать распространяет слухи, будто Советское правительство недавно предлагало Польше и Румынии свою помощь на случай, если они сделаются жертвами агрессии. ТАСС уполномочен заявить, что это не соответствует действительности. Ни Польша, ни Румыния за помощью к Советскому правительству не обращались и о какой-либо угрожающей им опасности его не информировали. (Оба фрагмента выделены мной. — Л.П.). Верно лишь то, что 18-го сего месяца британское правительство, уведомив Советское правительство, что имеются серьезные основания опасаться насилия над Румынией, запрашивало о возможной позиции Советского правительства при такой эвентуальности. Советское правительство в ответ на этот запрос выдвинуло предложение о созыве совещания представителей наиболее заинтересованных государств, а именно Великобритании, Франции, Румынии, Польши, Турции и СССР. Такое совещание, по мнению Советского правительства, давало бы наибольшие возможности для выяснения действительного положения и определения позиций всех его участников. Британское правительство нашло, однако, это предложение преждевременным»¹²⁹.

Обычное сообщение ТАСС, коих были десятки и сотни. Сначала создается информационный повод, проверить который нет никакой возможности. Самое правдивое в мире государственное информационное агентство, употребляя незнакомые читателям словечки, такие, как «эвентуально», возмущенно рассказывает о том, что некая, априори, лживая, но при этом совершенно безымянная заграничная печать — то ли вся, то ли какая-то бульварная газетенка заштатного провинциального городка в государстве, которое не на каждой карте обозначено, распространяет слухи о том, что СССР кому-то предлагает свою помощь. А опровергается то обстоятельство, что к СССР кто-то обращался за помощью.

21 марта Риббентроп изложил послу Польши Юзефу Липскому предложения правительства Германии по данцигскому вопросу: Данциг, как самостоятельная единица входит в состав рейха. Германия получает право на строительство экстерриториальной железнодорожной линии и автострады, которые связывали бы Германию с Восточной Пруссией¹³⁰.

23 марта Риббентроп писал послу Германии в Варшаве Гансу фон Мольтке, что польскому правительству можно заявить, что международное положение Польши в результате передачи Германии Данцига только укрепится, а также то, что обе державы могут проводить единую восточную политику, поскольку их интересы по «защите от большевизма» совпадают¹³¹.

26 марта Липский сообщил Риббентропу, что польское правительство отклонило предложения Германии об урегулировании данцигского вопроса и о строительстве экстерриторильных автомобильной и железнодорожной магистралей через Польский коридор¹³².

Польский посол в Лондоне посетил форин офис с целью опровергнуть сообщения о том, что Польша якобы ведет переговоры с Германией по поводу удовлетворения некоторых ее требований¹³³.

21–22 марта в Лондоне в связи с захватом Германией Чехословакии и угрозой германской агрессии в отношении Румынии и Польши, проходили переговоры между Бонне, Чемберленом и Галифаксом¹³⁴. Бонне настаивал на немедленном введении в Англии конскрипции — всеобщей воинской повинности. Без этой меры невозможно создание боеспособной армии, а значит, невозможна никакая серьезная политика по организации системы коллективного отпора агрессору. Англичане ничего определенного по этому вопросу не сказали. Не отказываясь прямо и даже давая понять, что они за конскрипцию, они не обещали введения ее в ближайшее время. В ходе переговоров была достигнута окончательная договоренность, оформленная к тому же соглашением о взаимной поддержке в случае нападения Германии на Голландию или Швейцарию. Бонне настаивал на принятии Англией твердых обязательств в отношении Польши и Румынии и доказывал, что без этого условия ни Польша, ни Румыния не станут участвовать в каком-либо блоке против Германии. Бонне подчеркивал, что и Варшава, и Бухарест, куда в большей степени опасаются «дружбы» Советского Союза, чем «вражды» с его стороны. Таким образом, Бонне зондировал почву на предмет получения для Польши и Румынии английских военных гарантий, дабы вообще не привлекать Советский Союз к участию в системе коллективной безопасности в Европе. Галифакс и Чемберлен, однако, и по данному вопросу не дали каких-либо конкретных обещаний, хотя в тот момент англичане более, чем когда-либо были готовы пойти на то, чтобы принять на себя определенные обязательства в отношении стран Восточной Европы¹³⁵.

Французы, как видим, всерьез опасаясь агрессивно настроенной Германии, с которой у Франции была протяженная граница, весьма активны в деле создания системы коллективного отпора агрессору — Бонне даже поехал в Лондон, чтобы уговаривать Чемберлена и Галифакса хоть что-то сделать. Англичане тоже сложа руки не сидели, хотя до поры, до времени своих планов ближайшему союзнику не раскрывали: введение всеобщей воинской обязанности — процесс не быстрый, трудоемкий, требующий серьезной подготовки, большого количества инструкций и вообще разных бумаг. Тот факт, что конскрипция была введена в Англии чуть больше, чем через месяц после этих переговоров, говорит о том, что подготовка к этому, не слишком популярному в стране мероприятию, шла полным ходом.

Французское правительство предпринимало серьезные меры для организации совместно с Англией обороны на континенте. 28 марта по приглашению начальника генерального штаба французской армии генерала Мориса Гамелена во Францию прибыл начальник английского генштаба генерал Джон Горт в сопровождении офицеров штаба. Англичане познакомились с укреплениями линии Мажино, и присутствовали на маневрах французской армии. Еще одной целью поездки была разработка совместно с французским генеральным штабом практических форм сотрудничества английской и французской армий на случай войны¹³⁶.

22 марта Министерство торговли США опубликовало доклад об экономическом положении Германии. В этом докладе подчеркивалось, что Германия стоит перед лицом серьезных финансовых, экономических и торговых затруднений, которые не устранены после захвата Австрии и Судетской области. Германия имеет громадный пассив торгового баланса и испытывает острый недостаток сырья. Доказательством увеличивающегося финансового напряжения является быстрый рост количества бумажных денег, выходящий далеко за пределы, оправдываемые расширением территории. В докладе указывалось, что большинство капиталовложений направляется в правительственные предприятия (военную промышленность).

По словам газеты «Нью-Йорк таймс», доклад министерства торговли США свидетельствует о том, что «Германия не в состоянии будет выдержать продолжительную войну против демократических стран»¹³⁷.

Вечером 22 марта Литвинов пригласил Сидса и передал ему заявление Кремля: «Солидаризируемся с позицией британского правительства и принимаем формулировку его проекта декларации. Правительство СССР незамедлительно подпишет декларацию, как только Франция и Польша примут британское предложение и пообещают свои подписи. Для придания акту особой торжественности и обязательности предлагаем подписать премьер-министрам и министрам иностранных дел всех четырех государств».

Сидс очень обрадовался ответу, сказав, что это поднимает немножко его дух, сильно упавший после вчерашнего опровержения в «Известиях». Ему сообщили, что «наши друзья немцы» якобы торжествовали по поводу этого опровержения. Никаких вопросов о советской позиции в случае отказа Польши или Франции подписать декларацию посол наркому не задавал. Литвинов сказал, что желательно предложить присоединиться к декларации четырех держав не только балканским странам, о которых говорил Галифакс, но также соседним с СССР Финляндии и странам Прибалтики, а также скандинавским странам. Литвинов сказал, что ввиду диких слухов, циркулирующих в прессе, завтра, после того как ответ Правительства СССР будет доставлен в Уайтхолл, Кремль даст об этом сообщение в печать. Посол остался этим недоволен, но ничего не сказал¹³⁸

В телеграмме, которую Литвинов направил в тот же день Майскому и Сурицу, нарком по секрету от Сидса сообщил, что без Польши СССР декларацию подписывать не станет¹³⁹.

Таким образом, Сталин, хотя пока об этом англичанам и французам прямо не говорилось, ставил свою подпись под европейской мирной декларацией в прямую зависимость от позиции Польши. Будучи уверенным, что Варшава откажется подписать документы в том виде, который предлагает Москва, и не станет участвовать в блоке стран, в котором присутствует СССР, Кремль намеренно загонял ситуацию в тупик, делая обстановку в Европе все более взрывоопасной. Своими действиями Сталин, по сути, провоцировал Гитлера к нападению на Польшу, стремясь столкнуть великие мировые державы, рассчитывая при этом остаться в стороне от большой войны, и вступить в нее в наиболее удобный для себя момент.

Интерес Кремля к Скандинавскому полуострову и скандинавским странам понятен: в случае благоприятного исхода переговоров, а также в случае начала войны, эти страны в силу своего географического положения могли бы успешно блокировать подвоз стратегического сырья, осуществляемый Германией через проливы в Балтике, а также североморскими маршрутами. Другой вопрос, что в свете политики советского руководства, направленной скорее на срыв переговоров, чем на заключение договора против агрессора, можно предположить, что привлечение к декларации Финляндии, Дании, Швеции и Норвегии, было нужно для того, чтобы эти державы, отказавшись от участия в договоре, фактически сорвали переговоры, а потом были обвинены в этом.

22 марта Даладье сказал Сурицу, что Англия вырабатывает план активного и совместного с другими странами противодействия агрессору. Ввиду пожелания, выраженного самой Румынией, остаться в стороне, круг намеченных Лондоном участников сводится к четырем державам — Англии, Франции, Советскому Союзу и Польше. Сейчас все эти государства проводят консультации. Суриц писал в Москву, что, насколько он понял из «довольно тупого изложения Даладье» (так в тексте. — Л.П.), речь идет не то о консультациях, не то, чуть ли, не о взаимной помощи с военными обязательствами. На вопрос Сурица, имеется ли в виду лишь случай нападения на Румынию, Даладье ответил: «Нет, не только против Румынии, а вообще против всякого случая агрессии». Сам Даладье уже ответил Англии утвердительно. Он обеспокоен, не сорвет ли все это дело Польша, и боится, что в случае вероятного отказа или уклончивого ответа Варшавы, Англия тоже заколеблется и откажется от своего предложения. Даладье считает достаточным сотрудничество между Англией, СССР и Францией и готов заключить соглашение только между ними. Французский премьер доказывал Сурицу, что главное сейчас — это использовать и закрепить теперешние английские настроения. Он надеется, что и Москва разделит его точку зрения. Даладье жаловался на то, что нарком обороны СССР маршал К.Е. Ворошилов очень сдержанно отнесся к намекам Наджиара о военном сотрудничестве между Францией и Советским Союзом. Французский генштаб это расценил как отказ, «но сейчас положение изменилось. Нельзя упускать возможность осуществить сотрудничество совместно с Англией¹⁴⁰.

Вот уже и премьер-министр Франции прямо говорит об изменении своего отношения к созданию системы коллективной безопасности с участием СССР, и даже высказывает обиды на то, что его не понимают. Грех было не воспользоваться такими настроениями. Однако не воспользовались.

22 марта английский посол в Варшаве Говард Кеннард докладывал Галифаксу о первой реакции Бека на предложение Лондона. Бека, главным образом, интересовало предложение об участии Советского Союза. До сих пор Польша сохраняла равновесие между Германией и Россией и избегала нападок на ту и другую. Предложенная декларация обязательно приведет Польшу в советский лагерь, а реакция Берлина, в особенности если учесть умонастроение фюрера, несомненно будет серьезной. В этих обстоятельствах Польша должна взвесить все «за» и «против», и до тех пор, пока она это не сделает, Бек не может дать определенного ответа. Бек особенно стремится узнать отношение Кремля. Бек намекал, что участие Кремля в любой такой комбинации может привести к затруднениям, но что Польша, возможно, присоединилась бы к Англии и Франции, если бы СССР не был участником.

Бек обещал вскоре сообщить Кеннарду взгляды своего правительства. Он добавил, что сам факт его визита в Лондон уже вызвал большое недовольство в Берлине, и что если он согласится принять участие в декларации, подписанной Советским правительством, раздражение Германии будет еще более подчеркнутым¹⁴¹.

23 марта в Берлине Риббентроп и Тисо подписали договор, фактически закрепивший военный протекторат Германии над Словакией. Одновременно венгерские войска вошли в Восточную Словакию. Власти Словакии дали приказ своим механизированным и авиационным войскам оказывать сопротивление этому вторжению. В этот же день германские дивизии, вышедшие из Праги, соединились с левым флангом венгерских войск. Появилась информация о том, что Германия и Венгрия подписали секретное соглашение, в котором Венгрия обещала «в случае необходимости» разрешить проход германских войск через свою территорию¹⁴².

23 марта было подписано пятилетнее соглашение «Об укреплении экономических связей между Румынией и Германией», предусматривавшее разработку экономического плана, который на долгие годы «учитывал бы германские импортные потребности». Правительство Румынии принимало на себя обязательства развивать деревообрабатывающую промышленность, лесное и сельское хозяйство с учетом потребностей Германии; создавать смешанные румыно-германские акционерные общества по разведке, добыче и переработке нефти, марганца, медной руды, бокситов и другого сырья; при развитии промышленности учитывать интересы Германии. В соответствии с этим договором Румыния обязалась экспортировать в Германию 700 тыс. тонн пшеницы, 200 тыс. тонн кукурузы, 300 тыс. тонн различных кормов, 180 тыс. голов живых свиней и 20 тыс. свиных туш. В свою очередь, Германия брала на себя обязательства обеспечивать румынскую армию вооружением, а военную и горнодобывающую промышленность — оборудованием и машинами, принимать участие в строительстве и реконструкции железных и автомобильных дорог, морских и речных портов. В секретном протоколе к договору указывалось, что Румыния обязуется всячески поощрять деятельность нефтяных компаний по расширению обширной программы добычи нефти и развития нефтепереработки. Румынское правительство также соглашалось на создание в Свободной Зоне смешанных румыно-германских промышленных предприятий и торговых обществ¹⁴³.

Румынский министр иностранных дел Георге Гафенку выступил с заявлением, в котором указал, что «Румыния готова полностью выполнять свой долг в целях оздоровления и укрепления экономических отношении между обоими государствами¹⁴⁴.

Переговоры с Румынией вела не только Германия. Франция, получив сообщения о заключении румыно-германского экономического договора, тоже ускорила окончание начатых еще в 1938 году торговых переговоров с Румынией. 31 марта 1939 года в Париже был подписан франко-румынский торговый договор сроком на один год, предусматривавший облегчение и увеличение румынского экспорта во Францию¹⁴⁵. Англо-румынские переговоры закончились подписанием 11 мая 1939 года торгового соглашения. Англия обязалась закупить около 600 тыс. тонн румынской нефти, 200 тыс. тонн румынской пшеницы и предоставить Румынии заем в размере 5 млн. фунтов стерлингов¹⁴⁶.

Советский Союз Румынии сотрудничества не предлагал, и при этом в Кремле, похоже, искренне недоумевали, почему это румыны заключают договоры с кем угодно, но не с Советским Союзом.

В Англии, тем временем, продолжалась острая борьба за объединение усилий с Советским Союзом в деле создания системы коллективной безопасности. 23 марта Чемберлен принял лидеров лейбористов — Клемента Эттли¹⁴⁷ и члена парламента Артура Гринвуда. На прямо поставленный вопрос, готова ли Англия принять на себя конкретные обязательства по военной защите государств Европы, включая восточно-европейские, от германской агрессии, Чемберлен столь же прямо ответил: «Да, готова»¹⁴⁸.

В то же день, выступая в палате общин, Чемберлен напомнил, что правительство Англии уже имело возможность в достаточно ясной форме заявить. что если германское правительство предполагает установить господство над Европой, а может быть, даже над всем миром, то подобного рода попытки получат решительный отпор со стороны Англии и других миролюбивых стран. Английское правительство, заявил далее Чемберлен, не имеет намерения чинить препятствий германской внешней торговле и, наоборот, желает заключить торговое соглашение с Германией, которое было бы выгодно для обеих стран¹⁴⁹.

24 марта берлинский корреспондент газеты «Пти паризьен» сообщал, что в дипломатических кругах Берлина утверждают, что «данцигский вопрос будет урегулирован еще в марте». Корреспондент указывал, что данцигские штурмовики уже переведены на военное положение и им объявлено, что с 1 апреля они должны будут подчиняться германским военным властям¹⁵⁰.

Примечания

3

Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937–1939. М-во иностр. дел СССР, М., Политиздат, 1981, (далее — Документы и материалы…) Т. 1, С. 237–239.

4

Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 2-х томах. М, Госюриздат, 1954, Т. 1, С. 178.

5

«СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. (Сентябрь 1938 г. — август 1939 г.). Документы и материалы». М., Политиздат, 1971, (далее — «СССР в борьбе за мир…») С. 21–22.

6

Нюрнбергский процесс…, Т. 1, С. 178–179.

7

Энтони Иден был министром иностранных дел Англии с 22 декабря 1935 г. по 20 февраля 1938 г. Возможно, угрозы Гитлера возымели действие, и, чтобы не злить бесноватого фюрера, Черчилль решил Идена в правительство не назначать. Вновь пост главы форин офиса Иден занял 10 мая 1940 г.

8

Альфред Дафф Купер С 22 ноября 1935 г. по 28 мая 1937 г. возглавлял военное министерство, до октября 1938 г. был Первым лордом адмиралтейства. Покинул свой пост в знак протеста против мюнхенского договора.

9

«Правда», 11 октября 1938 г.

10

Документы и материалы… Т. 1. С.256–257.

11

Эрих Редер командовал германским военно-морским флотом до 30 января 1943 г. Затем на этом посту его сменил Карл Денниц — последний рейхспрезидент фашистской Германии. В мае 1945 г. Редер попал в плен к советским войскам. Нюрнбергский трибунал приговорил его к пожизненному заключению В 1955 г. Редера освободили по состоянию здоровья, после чего он прожил еще пят лет.

12

Отто Швиндт возглавлял штаб германского флота с 31 октября 1938 по 22 августа 1939 г. С 12 июня 1941 г. был командующий флотом. 31 июля 1944 г. переведен в резерв фюрера, а 30 апреля 1945 г. уволен в отставку. 8 мая 1945 г. арестован британскими властями. Американским военным трибуналом по делу ОКВ был оправдан и 30 октября 1948 г. освобожден.

13

Речь идет об англо-германском соглашении, подписанном в Лондоне 18 июня 1935 г., и установившем установившее соотношение между морскими силами двух стран. В соответствии с этим соглашением мощь германского надводного военного флота не должна была превышать 35 %, а подводного — 45 % от совокупной мощи флота Великобритании. В случае нарушения этого соглашения Германия должна была предупредить Лондон.

14

«Правда», 1 января 1939 г.

15

«Правда», 2 января 1939 г.

16

Так в период с 1918 по 1941 г. назывались посольства СССР в других странах, сокращенно — полпредства; посол назывался полномочным представителем или полпредом.

17

Рудольф Август Надольный в 1933 г., вскоре после прихода Гитлера к власти, был назначен послом в СССР. 17 марта 1934 г. в беседе с членом коллегии НКИД СССР Борисом Стомоняковым весьма неодобрительно говорил о политике Гитлера в отношении Советского Союза: «Надольный, как обычно, говорил о внешнеполитических ошибках гитлеровцев, неизбежных после переворота такого масштаба, об изживании этих ошибок руководителями национал-социалистов, и прежде всего Гитлером, о предубежденности Кремля к гитлеровской Германии, объясняемой, по его мнению, прежде всего горечью из-за крушения надежд Москвы на то, что Германия будет вторым советским государством, о необходимости постепенно отряхиваться от пережитого и вернуться на рапалльский путь и (Документы внешней политики СССР. М., 1971, Т. XVII, C. 191). В личной беседе, состоявшейся вечером 28 марта 1934 г. в помещении германского посольства в Москве между Надольным, наркомом обороны СССР Ворошиловым и заместителем наркома иностранных дел СССР Крестинским была достигнута неофициальная договоренность. Надольный приветствовал предложение Литвинова как свидетельство советского доверия к Гитлеру, выразил, однако, сомнение относительно возможности его принятия. Советские представители заявили ему совершенно определенно, «что отрицательный ответ на… предложение будет понят… как доказательство того, что у Берлина имеются агрессивные намерения против Прибалтийских государств». Надольный заверил, что он хорошо понимает, как германский отказ будет истолкован Москвой, поэтому «он лично будет настаивать перед германским правительством на принятии… предложения» (ДВП СССР, т. XVII, С. 215–220). По этой причин е отставка Надольного в июне 1934 г. была воспринята как доказательство агрессивных намерений Гитлера в отношении Восточной Европы.

18

Г. Хильгер родился в 1857 г. в Москве в семье немецкого фабриканта. С 1923 г. и до июня 1941 г. был сначала сотрудником, а затем советником посольства Германии в СССР. Хорошо говорил по-русски. Являлся сторонником мирных добрососедских отношений Германии с СССР. После войны рассказал о том, как готовились и подписывались советско-германские договоры 1939 г. и секретные протоколы к ним.

19

Так в период с 1917 по 1946 г. в СССР назывались министерства, а Правительство СССР, соответственно, — Совет Народных Комиссаров.

20

Архив внешней политики России (далее — АВП РФ), ф. 059, оп. 1, п. 294, д. 2036, л. 5.

21

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 295, д. 2038, л.6–7.

22

АВП РФ, ф. 082, оп. 22, п. 93, д. 7, л. 23–24.

23

Нарицательное обозначение правительства Великобритании.

24

15 июля 1933 г. в Риме между Англией, Францией, Германией и Италией был подписан Пакт согласия и сотрудничества, вошедший в историю под названием «Пакт четырех». Это была попытка противопоставить Лиге Наций блок четырех великих держав, которые стремились подчинить себе Европу, в том числе, и Советский Союз. Однако из-за серьезных противоречий, выявившихся между Францией и другими участниками пакта еще на стадии его обсуждения и подписания, в частности, колониального вопроса, Франция пакт не ратифицировала, и он никогда не вступал в силу.

25

9 ноября 1938 г. в Париже польский еврей Гершель Гриншпан застрелил третьего секретаря германского посольства Эрнста фон Рата. Это стало поводом для «Хрустальной ночи» — еврейских погромов, которые прошли 9–10 ноября 1938 г. по всей Германии и Австрии. Полиция не препятствовала этим погромам. После Хрустальной ночи, которая положила начало Холокосту, продолжилось экономическое и политическое преследование евреев: на них была наложена астрономическая контрибуция в 1 млрд. марок.

26

Эвентуальный — возможный при соответствующих обстоятельствах.

27

30 ноября 1938 г. в парламенте Италии начались внешнеполитические дебаты. Когда министр иностранных дел Г. Чиано упомянул о «естественных стремлениях» Италии, группа депутатов-фашистов, а также толпа фашистов, собравшихся у здания парламента, начали кричать: «Тунис! Корсика! Савойя!». Эти требования к Франции, отражавшие агрессивные планы Муссолини, были немедленно поддержаны итальянской печатью. Франция считала свою позицию достаточно прочной и не пошла на уступки Италии.

28

Джон Олсбрук Саймон — английский государственный деятель, в разное время возглавлявший МИД и МВД, служивший канцлером казначейства Англии.

29

АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 5, д. 35, л. 3–7.

30

АВП РФ, ф. 059; оп. 1, п. 294, д. 2036, л. 17.

31

Foreign Relations of the United States. — Vol. 1 — Wash., 1956. — Р 312–313.

32

Вальтер Функ Нюрнбергским трибуналом был приговорен к пожизненному заключению. В мае 1957 года его освободили по состоянию здоровья.

33

«Правда», 21 января 1939 г.

34

Там же, 22 января 1939 г.

35

Там же, 5 февраля 1939 г.

36

Documents on British Foreign Policy. 1919–1939. Third series. Vol. 4. P. 25.

37

АВП РФ, ф. 06, оп. 1, п. 4, д. 34, л. 16.

38

«Известия», 1 февраля 1939 г.

39

Юзеф Пилсудский — польский государственный и политический деятель, первый президент возрождённой Польши, основатель польской армии, Маршал Польши, культовая для Польши фигура.

40

Нюрнбергский процесс… Т. 1, С 177.

41

«Правда», 2 февраля 1939 г.

42

Фюрер встречался с Ю. Беком 5 января 1939 г. в своей альпийской резиденции Берхтесгаден. («СССР в борьбе за мир…», С. 146–153).

43

Антикоминтерновский пакт — подписанное 25 ноября 1936 г. в Берлине «Соглашение против Коммунистического Интернационала» — международный договор, создавший двусторонний блок Германии и Японии, направленный против стран III Коммунистического Интернационала с целью не допустить дальнейшего распространения коммунизма в мире. Через год, в ноябре 1937 г. к этому договору присоединилась Италия, что завершило формирование «Оси Рим — Берлин — Токио». В феврале 1939 г. к пакту присоединились Венгрия и Манчжоу-Го, в марте — Испания, а после начала Великой Отечественной войны — Болгария, Румыния и Финляндия, а также оккупированные Германией Дания, Словакия и Хорватия.

44

Сasus belli (лат) — казус белли — повод к войне.

45

«СССР в борьбе за мир…», С. 174–177.

46

Там же, С. 179–181.

47

Документы внешней политики СССР (далее — ДВП СССР), М, Т. XVIII, С. 226–251, 256–257, «Правда», 1 апреля 1935 г.

48

«Правда», 31 января 1939 г., «Известия», 1 февраля 1939 г.

49

«Известия», 2 февраля 1939 г.

50

«Правда», 5 февраля 1939 г.

51

Там же, 7 февраля 1939 г.

52

Гаврилов Д.Б. Производство порохов и взрывчатых веществ накануне и в годы Великой отечественной войны. Уральский исторический вестник. 2015, № 1, С. 53.

53

АВП РФ, ф. 03а, д. 028–039 — Италия.

54

АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 19, д. 206, л. 20.

55

«Правда», 20 февраля 1939 г.

56

«Правда», 2 июня 1939 г., «Внешняя торговля», 1939, № 5–6, С. 23.

57

АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 300, д 2075, л. 101.

58

Дуайен (фр. doyen — старшина, старейшина) — глава дипломатического корпуса, старший по дипломатическому классу и по времени аккредитования в данной стране дипломатический представитель.

59

16 апреля 1922 г. в итальянском городе Рапалло Германия и РСФСР подписали бессрочный договор, поводом и фундаментом которого послужило неприятие обеими державами Версальской системы. Договор предусматривал немедленное полное восстановление дипломатических отношений между РСФСР и Германией, отказ от взаимных претензий по возмещению военных расходов и невоенных убытков, порядок урегулирования разногласий, и другие положения.

60

АВП РФ, ф. 011, oп. 4, п. 24, д. 6. л. 98–100.

61

Китайский остров Хайнань, расположенный на юге страны, японские войска захватили в начале 1939 г.

62

АВП СССР, ф.06, оп.1, п.1, д.5, л. 21–23.

63

«Правда», 22 февраля 1939 г.

64

Там же, 23 февраля 1939 г.

65

Там же.

66

Там же, 25 февраля 1939 г.

67

28 июня 1919 г. в Версале был подписан мирный договор, закрепивший передел мира в пользу держав — победительниц в мировой войне. В соответствии с этим договором Германия лишалась части своей территории и всех колоний, всего военного флота, численность ее армии не могла превышать 100 тыс. человек, нельзя было иметь авиацию и танки, на страну были наложены гигантские контрибуции — почти 100 тыс. тонн золота. В соответствии с Версальским договором Данциг, большую часть населения которого составляли немцы, был объявлен вольным городом, однако сообщение Германии с Данцигом могло осуществляться только через территорию Польши. Германия требовала возврата Данцига под свою юрисдикцию. Советская Россия сама исключила себя из числа стран — победителей, поэтому никаких выгод из поражения Германии извлечь не могла, по сути дела, встав в один ряд со страной-изгоем.

68

«СССР в борьбе за мир…», С. 217.

69

«Правда», 3 марта 1939 г.

70

«Правда», 3 марта 1939 г.

71

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2075, л. 52–53.

72

АВП РФ, ф. 082, оп. 22, п. 93, д. 7, л. 46 — 47

73

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 294, д. 2036, л. 27.

74

АВП РФ, ф.059, оп.1, п.300, д.2075, л. 133–136.

75

АВП РФ. ф. 06, oп. 1, п. 7, д. 65, л. 1–5.

76

«Правда», 7 марта 1939 г.

77

«СССР в борьбе за мир…» С. 224–225.

78

АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 300, д. 2075, л. 147–152.

79

Там же, л. 105–107.

80

XVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1939. С. 11–15; «Правда» 11 марта 1939 г.

81

«Правда», 12 марта 1939 г.

82

АВП ф. 059, oп. 1, п. 316, д. 2176, л. 142–143.

83

Документы и материалы по истории советско-польских отношений М., «Наука», 1973, Т. VII, С. 52, «Правда», 14 марта 1939 г.

84

ДВП СССР, Т. XXI, М., Политиздат, 1977, С. 516, «Известия», 26 сентября 1938 г.

85

Там же, С. 223.

86

«Правда», 15 марта 1939 г.

87

Нюрнбергский процесс…, Т. 1, С. 176.

88

«Известия», 16 марта 1939 г.

89

«Правда», 15 марта 1939 г.

90

Там же, 16 марта 1939 г.

91

Там же.

92

Документы и материалы… Т. 2. С. 40–46.

93

Там же, С. 37–39.

94

АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 7. д. 62, л. 10–11

95

Архив Президента РФ, ф. 3, oп. 64, д. 675, л. 157–161.

96

Там же, л. 2–6.

97

АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 7, д. 62, л. 14–16. Известия, 20 марта 1939 г.

98

«Известия» 21 марта 1939 г.

99

Правда, 18 марта 1939 г.

100

Там же, 21 марта 1939 г.

101

Там же, 23 марта 1939 г.

102

«Известия», 18 марта 1939 г., «Правда», 19 марта 1939 г.

103

АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 300, д. 2075, л. 180–184.

104

Там же, л. 185–186.

105

Балканская Антанта — образованный 9 февраля 1934 г. военно-политический союз, с участием Греции, Румынии, Турции и Югославии для сохранения послевоенного положения на Балканах.

106

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2075, л. 189–193.

107

АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 2, д 11, л 145–146.

108

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 313, д. 2153, л. 143.

109

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 302, д. 2092, л. 139.

110

АВП РФ, ф. 059, он. 1, п. 301, д. 2079, л. 82.

111

«Правда», 18 марта 1939 г.

112

Там же, 20 марта 1939 г.

113

Там же, 22 марта 1939 г.

114

Там же, 19 марта 1939 г.

115

Там же, 20 марта 1939 г.

116

Там же, 22 марта 1939 г.

117

Там же, 21 марта 1939 г.

118

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2075, л. 198–199.

119

АВП РФ, ф. 06, oп. 1, п. 4, д. 34, л. 42–46.

120

«Правда», 21 марта 1939 г.

121

7 апреля 1937 г. Суриц, у которого отношения с Гитлером и тогдашним министром иностранных дел К. фон Нейратом не сложились по причине пятого пункта, был отозван в Москву и тут же назначен полпредом во Францию. В конце марта 1940 г., т. е., еще до того, как вермахт начал свое наступление на Бельгию, Голландию и Францию, французское правительство за недопустимые высказывания объявило Сурица персоной нон грата. 29 марта Суриц был освобожден от занимаемой должности. («Известия», 27 марта 1940 г.). Вернувшись в Москву Суриц работал советником в НКИД, а после войны — послом в Бразилии.

122

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 302, д. 2089, л. 134–135.

123

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2076, л. 9–11.

124

АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 300. д. 2076, л. 3–4.

125

Ковно — (Каунас), до момента передачи Литве Вильно — столица Литовской республики.

126

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 299, д. 2063, л. 31–32.

127

АВП РФ, ф. 011, оп. 4, п. 24, д. 4, л. 87.

128

Там же, л. 88–90.

129

«Известия», 21 марта 1939 г.

130

Данцигский или Польский коридор — территория Польши, которая отделяла германский эксклав Восточную Пруссию от основной территории Германии, в том числе и ближайшей к ней Померании. Территория Польского коридора была передана Польше после мировой войны, по Версальскому договору. «Коридор», шириной от 30 до 200 км обеспечивал доступ из Польской Померании вдоль нижнего течения реки Висла к побережью Балтики протяженностью 71 км. Коридор включал в себя новое Поморское воеводство, но не включал город Данциг.

131

Akten zur deutschen auswärtigen Politik, 1918–1945. Ser. D. Bd. 6. S. 58–72.

132

Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы в двух томах (далее — Год кризиса…), М., 1990 Политиздат, Т. 2, С.391.

133

«Правда», 29 марта 1939 г.

134

Documents on British Foreign Policy. 1919–1939. Ser. 3. Vol. 4. P. 423–427, 457–463.

135

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2076, л. 32–33.

136

«Правда», 29 марта 1939 г.

137

Там же, 23 марта 1939 г.

138

АВП РФ, ф. 11, оп. 4, п. 24, д. 4, л. 94.

139

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 313, д. 2153, л. 162–163.

140

АВП РФ, ф. 059, oп. 1, п. 302, д. 2089, л. 142–44.

141

Документы и материалы по истории советско-польских отношений, Т. VII, С. 60.

142

«Известия», 24 марта 1939 г.

143

Documents on German Foreign Policy. 1918–1945. Ser. D, vol. VI, p. 91–96.

144

«Правда, 26 марта 1939 г.

145

«Известия», 1 апреля 1939 г.

146

ДВП СССР, М., «Международные отношения», 1992, Т. XXII, Книга 2, С. 537–538, «Известия», 12 мая 1939 г.

147

В июне 1945 г. К. Эттли после сенсационной победы лейбористов на парламентских выборах возглавит английское правительство, сменив великого Уинстона Черчилля, с именем которого англичане связывали победу над фашистской Германией. Эттли оставался на этом посту до октября 1951 г. Черчилль говорил про него: «Мистер Эттли очень скромный человек. И у него есть для этого все основания».

148

АВП РФ, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2076, л. 28–30.

149

«Правда» 25 марта 1939 г.

150

Там же.