У памяти – хороший вкус

Лена Добужинская, 2023

Эта книга Елены Владимировны Добужинской про любовь. От первой фразы до последней. Два пожилых человека живут в разных странах, их разделяют тысячи километров, они знают друг друга полстолетия и очень много лет не виделись. Их встреча произошла вновь через несколько десятилетий, и все, что случилось с ними потом, описано в этой книге. Кто-то может сказать, что история не нова и даже банальна. Сколько похожих сюжетов мы видели в кино и читали в книгах! О трогательной любви пожилых людей писали знаменитые писатели и создавали фильмы великие режиссеры. Уолту Уитмену принадлежит мысль о том, что ничего не исчезает навсегда, ничего не пропадает, если это однажды случилось. Даже увядающее тело и остывающая душа обязательно воспламенятся вновь. И все начнется сначала. Но каждая история любви – единственная в своем роде. И неважно рассказана она о молодых или не очень. Важно, как она рассказана, трогает рассказ сердца и души, или оставляет равнодушными. Об этом судить читателям.

Год 1964. Начало. Москва

— Сонечка, а где ты работаешь?

— В «ящике», по распределению после института. Еще полтора года не отпустят.

— И как? Тебе там хорошо?

— Ужасно. Такая тоска!

* * *

Они сидели тет-а-тет за столом в доме ее родителей. Рядом с ним — жена.

Ее родители, симпатичные, доброжелательные люди, остроумные, особенно отец, — друзья Сониных мамы и папы. Соню всегда приглашали в качестве украшения стола: на нее приятно смотреть, она хороша собой, приятна в общении, вполне образована, с чувством юмора все в порядке.

К тому времени ей было 25 лет, у нее был 2-летний сын, уже целый год не было мужа, и она была социально опасна. По-настоящему, ее не следовало подпускать к молодым семьям; даже мужья ее подруг, на которых она никак не претендовала, неизменно делали попытки поухаживать. И, если бы не ее высокие нравственные принципы, святое отношение к дружбе, от нее были бы одни неприятности.

* * *

Эту семью Соня видела впервые.

ОН и ОНА, сидя напротив, легко и весело разговаривали ни о чем, оба были милы, остроумны и всех развлекали. Но всё уже случилось. Это было неизбежно, неотменимо, предрешено. Сила взаимного притяжения была столь велика, что ни у него, ни у нее не возникло никаких сомнений: они не могут друг без друга БЫТЬ.

ОН смотрел на нее с улыбкой, не отрывая глаз, он просто не мог их отвести, и потом сам ей с удивлением рассказывал, как не смог вспомнить, чтобы ему когда-нибудь хотелось так долго любоваться женщиной, смотреть на нее неотрывно и слушать, слушать ее смешливый, воркующий голосок, который к вящему его удивлению еще и не произносил никаких глупостей.

— Приходи ко мне работать. У меня лаборатория, поступишь в аспирантуру, будешь писать диссертацию, а я буду тебе помогать.

— Но меня же не отпустят, надо отрабатывать государственные деньги еще почти два года.

— Это я беру на себя.

* * *

Потрясающий был день. Когда они прощались в дверях, она впервые близко увидела его глаза, умные, насмешливые, полные интереса и уже… любви. Он уже тогда в свои тридцать был умный, как черт, все понимал с полуслова, полувздоха, полувзгляда. И никогда больше, ни у кого она не видела таких выразительных глаз. Эти глаза смотрели прямо ей в сердце и делали с ней, что хотели, а хотели они ЕЕ, всю целиком, без остатка. И было совершенно ясно: всё, что они хотят, они получат, сопротивление бесполезно. Да она и не думала сопротивляться.

Всё, абсолютно всё — изменилось! Вся ее жизнь совершенно неожиданно превратилась в праздник, в ожидание счастья, нежности, любви.

Она знала, знала! К ней стремительно приближается любовь такой силы, что как бы совсем не пропасть! Она только еще пока не знала, что его чувства тоже очень похожи на ее, и ОН, так же, как и она, бежал ей навстречу изо всех сил.

И тоже пропал. Совсем. Как она.

* * *

Все последующие события развивались с пугающей быстротой. Через несколько дней он принес письмо с подписью ректора на бланке вуза, где преподавал и заведовал лабораторией. Там было написано, что институт просит в порядке исключения отпустить ее для поступления в аспирантуру и, главное, что она, Соня, совершенно незаменимый специалист именно для этого конкретного вуза. А тот «ящик», т. е. секретный объект, куда она угодила после окончания института по недомыслию, даже не заметит ее ухода, и наоборот, будет иметь возможность вместо молодого полуграмотного специалиста взять на работу кого-нибудь стоящего. Все это было изложено на хорошем русском языке, корректно и убедительно.

Не прошло и месяца как она уже работала у него в лаборатории. Лаборатория располагалась в центре Москвы в подвале, который время от времени заливало. И тогда начинался настоящий праздник. Все, кто там работал, бегом бежали откачивать воду, убираться и… накрывать стол.

Все сотрудники лаборатории были молоды и работали на себя. Эта замечательная лаборатория под ЕГО руководством была фабрикой по изготовлению качественных кандидатов наук. Диссертации защищались с завидным постоянством, довольно часто. Никогда больше в ее жизни не было такой радостной атмосферы на работе, там царили любовь, взаимопонимание и дружеская поддержка. В СССР, пожалуй, это было одно из тех немногих мест, где работали свободные люди, сами того не осознавая.

Правда, начальника приглашали на праздники по случаю очередного наводнения нечасто, соблюдали субординацию. Но, все-таки, приглашали, и если вдруг он приходил, ему были рады, особенно женщины, они все были влюблены в него. И он того стоил. Блестящий лектор, талантливый ученый, он был самый лучший из всего факультетского, да и всего институтского профессорского окружения. Кроме того, он был, остроумен, галантен, что называется, всех мер, и к тому же красиво ухаживал за женщинами. До сих пор Соня встречает в институте (теперь университете) взрослых родителей своих студентов, которые когда-то учились у него, и сейчас мечтательно закатывают глаза при одном только упоминании его имени.

И только ей было известно из-за кого он приходил на работу так элегантно одетым и почему всегда садился не рядом с ней, а напротив. Чтобы видеть ее всю, рассматривать, ревновать, и если вдруг кому-то вздумается чуть превысить меру внимания к ней, немедленно вмешаться только ему одному позволительными способами.

Справедливости ради следует сказать, что в свои 25 лет Соня была привлекательной молодой женщиной и нравилась мужскому окружению. Она этого, пожалуй, даже не замечала, привыкла, это было в порядке вещей.

* * *

А роман был в самом разгаре. Им было очень хорошо вдвоем. Своего маленького сына она утром отводила в детский сад, и тогда ее любимый приезжал к ней в ее «воронью слободку», где у нее были две комнаты.

Там они были счастливы совершенно, им не надо было разговаривать, они понимали друг друга без всяких слов. Но и говорить было наслаждением! Наслаждением было всё! Легкое прикосновение, страстное объятие, просто взгляд, любое сказанное и несказанное слово. Они были влюблены. Нет, они любили!

Сейчас, спустя столько лет, Соня понимала, что никогда не забывала чуда той коммуналки, которая была полна любовью. В густом воздухе пронизанной солнцем комнаты его руки искали ее и неизменно находили, чтобы делать ее счастливой. Она помнила его руки всегда, всю жизнь, хотела этого, или нет.

* * *

— Если бы это было возможно, ты хотел бы со мной жить?

— Очень!

— А как долго ты можешь без меня быть?

— Совсем не могу.

— Зачем мы не вместе?

Соня часто бывала у них дома и на даче одна или вместе с сыном. Ее малыш был необыкновенно хорошенький и умненький мальчик. От него была одна радость. И очень был похож на нее.

Принимали их всегда с удовольствием все домочадцы, а ее грызла совесть, она ведь забирала у них самого главного человека, всеми любимого. На нем стоял дом, под него строились все отношения, для него готовились самые вкусные блюда, его аспирантов кормили обедами, все ходили на цыпочках, когда он работал. Он был стержнем этой семьи, фактически на нем она держалась.

* * *

Все люди — или разрушители, или созидатели, третьего не дано. По сути, Соня, конечно, созидатель, но в этот раз она разрушала, они разрушали, и оба понимали это.

И еще они понимали, что всё, что с ними происходит, сильнее их, что ничего ровным счетом от них не зависит. «Мы — провода под током. Друг к другу нас, того гляди, вновь бросит ненароком».

Оба они знали: нет ничего, что бы могло оправдать его уход из семьи, от жены, от ее родителей, любящих его и нуждающихся в нем.

И только любовь — то единственное перед чем не может устоять никакая семья, ни даже дети, ничего!

И если она пришла, все надо бросать и бежать, бежать ей навстречу, держать изо всех сил, не отпускать ни за что этот бесценный дар, который дается далеко не всем, а только тем, кто отмечен Богом.

Если бы тогда, сорок пять лет назад, они умели так думать, так знать, так понимать, наверное, вся их жизнь сложилась бы иначе!