Моцарт в птичьих гаммах

Лена Барски

Книга «Моцарт в птичьих гаммах» – это сборник рассказов в жанре автофикшен. Зарисовки из жизни – реальной и виртуальной, встречи – настоящие или придуманные, герои – живые или мёртвые, связи видимые или невидимые: рассказы о музыке и литературе, любви и разочаровании, детях и родителях, впечатления и мысли, моменты и состояния, повседневность и воспоминания, родина и эмиграция, я и другие, свои и чужие, правда и неправда, игра со словами и в слова.Всего понемножку. Не много, но и не мало. Книга содержит нецензурную брань.

НЕМНОЖКО О ПОЛИТИКЕ

Весь мир делится на радикалов и консерваторов, демократов и республиканцев, скептиков и оптимистов. Мы в нашей деревне тоже делимся. На «эдековцев» и «реверцев». «Эдековцы» — это те, которые ходят за продуктами в супермаркет «Эдека». А «реверцы» — это те, которые ходят в «Реве». «Эдека» располагается по левую сторону от моего дома, в стратегическом центре между гимназией, аптекой, булочной, магазином парфюмерно-галантерейных и аптекарских товаров «Россман» и кафе-мороженым на единственном в нашей деревне перекрёстке, который одновременно является и наиболее опасным, потому что представляет собой сложную форму круга на фоне сплошных прямых линий. «Реве» находится по правую сторону от нашего дома на выезде из деревни. Из стратегических преимуществ имеет заправку за углом и большую парковку.

Жители нашей деревни, прежде чем вступить в разговор друг с другом, спрашивают, кто куда ходит в магазин. Это вроде как определение политических предпочтений или сексуальной ориентации. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что разные политические взгляды, например, отражают глубоко укоренившееся в людях видение мира. Точно так же и у нас в деревне все живут по принципу: «Скажи мне, куда ты ходишь в магазин, и я скажу, кто ты». Жители деревни обсуждают тему предпочтений, как англичане погоду, а русские художественную литературу. «Мне в „Эдеке“ больше нравится мясной отдел. Товары всегда свежие, да и выбор получше». — «Да что ты говоришь! А зато в „Реве“ всегда можно купить консервированные вишни по пятьдесят центов, а по акции по той же цене целых три банки».

Я хоть и стараюсь избегать разговоров о политике, но здесь всё-таки признаюсь, что я всегда предпочитала ходить в «Эдеку». Трудно сказать почему. Наверное, потому, что мои нейронные связи лучше реагировали на визуальные раздражители в «Эдеке» и хуже на те же самые раздражители в «Реве». Или потому, что я больше люблю ходить налево, чем направо. Это необъяснимо.

В последнее время менеджеры в «Эдеке» регулярно меняют местоположение товаров, в результате чего стало трудно с закрытыми глазами находить то, что обычно стояло на выученном наизусть месте. Другими словами, я совершила предательство и переметнулась во вражеский лагерь — «Реве».

Но тссс! — это большой секрет и только между нами. Открыла для себя много нового, кроме всего прочего, русский отдел с вредными для здоровья, абсолютно ненужными, но такими милыми сердцу продуктами ностальгии за границей: зефирчик, сгущёнка, солёные огурцы, семечки, майонез, лимонад «Буратино», шпроты и водка «Перцовка». Не знаю, как я без них жила раньше! Кроме того, наконец-то мне удалось там купить немецкую приправу для пряников, которая с началом предрождественского периода стала товаром первого потребления всех турбодомохозяек в деревне, — а у нас только такие — и быстро исчезла из ассортимента.

У самого дома увидела Нэнси. Нэнси — это моя соседка со стороны главной дороги, ну и параллельно — энтузиастка, спортсменка, физиотерапевт, ненавистница шоколада, гимнастка, страстная объездчица лошадей и, по глубокому убеждению, мать-одиночка.

Нэнси садится в машину, заводит её и собирается съезжать на дорогу. На самом выезде видит меня, останавливается, опускает окно.

— О, привет. Ты вакцинированная?

— Ну да, вакцинированная, как все.

— О, я тоже вакцинированная. А что делать, что делать? — на лице её появляется выражение глубочайшего трагизма. — А у кого ты вакцинировалась? — У Пфайзера.

— Пфайзер, Пфайзер, это кто-то новенький?

— Да нет, вроде бы старенький.

— А ты знаешь, что у вас на крыше черепица обвалилась?

— Где?

— Пошли покажу, — вылезает из машины.

Машина остаётся стоять прямо посередине дороги. Бежит показывать мне черепицу.

— Ой, я сумку забыла. Надо забрать. А то знаешь, везде беженцы ходят, всё тащат, — бежит назад за сумкой. Дверь машины остаётся открытой. — У тебя ведь тоже беженцы яблоки украли?

Я киваю, и думаю, что, наверное, это были беженцы. Хотя по последним сведениям, яблоки собрала соседка из русских немцев, пока мы были в отпуске в Нормандии. Но это другая история.

— Вот там. Видишь? На крыше.

— Где? Не вижу.

— Да вот там, повыше, — тычет пальцем в воздух. Другим меня в бок. — Но ты не волнуйся, у каждого человека когда-нибудь повреждается крыша — («Du hast einen Dachschaden» — в переносном смысле в переводе с немецкого означает: ты умом тронулась, сошла с ума.)

— Теперь у тебя тоже повредилась крыша. У меня поехала и у тебя поехала. Ха, ха, ха, — смеётся с явным наслаждением.

— Приходи ко мне на массаж! — взмахивает копной седых волос и лезет обратно в машину.

Разговор из серии: «и тебя вылечат, и меня вылечат». Всех нас вылечат. У всех у нас — и у «эдековцев», и у «реверцев», немножко повреждённая крыша.