Игнис. Пепельный Хребет

Лена Балакина, 2021

Мир Витерры не сострадателен к путнику. Испокон веков в нем свирепствуют идельха – подобные людям существа, вместо плоти и крови, таящие в жилах необузданную стихию. Когда-то давно их предки – бесформенные чудища идемарис – правили поверхностью, стращая люд, сокрытый в корнях гигантских древ. Но легенды Времен Распада гласили: словно по велению Неба, древа обрели схожий человеку облик и сразили идемарис. И нынче в этом облике оказались заключены вечно воюющие потомки почивших чудищ. Только каков толк? Несмотря на силу, тысячелетия спустя многие идельха ударились в прогресс и осели в городах. И именно в таком обществе младший принц Раян живет никому не нужным. Он пламенный идельха, но заслуги сильнейшей расы обходят его стороной. Принц болен. Огонь внутри него угасает и не восполняется, как у взрослых. Потому он сбегает из столицы в дикие земли, чтобы отыскать лекарство, совершенно не подозревая, что вскоре окажется поглощен войной, своим прошлым и прошлым всего мира.

Глава 3. Тревожный разговор

Лето чудесное время года. А раннее лето того лучше. Трепетные ожидания солнечного жара первого месяца в самый его рассвет усиливались многократно, да так, что сердце пламенного идельха начинало биться чаще в преддверии завершения очередного дня.

Вот Раян и не мог уснуть. Впрочем, ночью он вообще редко спал. Ведь ночь — тот самый период, когда мечтается лучше всего. Особенно, когда проводится не на койке, а в городе с компанией друзей.

«Не связываться с порождениями?..» — из раза в раз повторял про себя Раян, возвращаясь домой по сточным каналам.

«Не связываться с порождениями…» — продолжал коробить ум принц. «Эспа действительно опасны? Это не мои домыслы? Если всё так, то кто разрешил пользоваться ими? Отец? Когда вообще это случилось и почему продолжается? В эпоху прежнего Дерроута или ещё до рода королевы Кларисы? Раньше?»

— Завтра я поговорю на счёт тебя с отцом, — прервал его мысли братец.

До настоящего момента Томас как всегда хвастал знаниями, рассказывая о многочисленных случаях с собраний великодушного общества отца, изображая их зачинщиков жестами. Раян и Мишель даже и не заметили, как добрались до совершенно невстревоженного замка. Однако, как только девочка отправилась спать, Томас пришёл к разговору, ради которого он и искал брата изначально.

— Я так понимаю, ты и меня туда потащишь, — недовольно произнёс Раян. — Ничего хорошего из этого не выйдет, сам знаешь.

— А ты думал, я просто так за тобой отправился? — ни на шутку рассердился Томас. — Никогда никого не слушаешь… Мало того, что втихаря шарахаешься по столице в поисках неприятностей, так теперь тебя и вовсе в замке не сыщешь.

— Ты и об этом знал, — надувшись, виновато отвел взгляд в сторону Раян, не желая ссориться с братом.

— А как же! Если ради тебя я и могу поступиться некоторыми правилами, то это еще не значит, что я ничего не замечаю!

Младшему принцу нечем было возразить. В то время как старший знал, на что надавить. И теперь у Раяна не оставалось выбора, кроме как согласиться на его неприятные условия о встрече с родителем. Однако неприятности на том и не кончились.

— Куда это ты намылился? — невежливо остановил его брат через пару шагов прощания.

Да… Раяна ждала долгая ночь. И отнюдь не в своей постели. Ведь правила он таки нарушил, за что должен был поплатиться. Но в едких раздумьях об эспа на холодном матрасе даже в камере день не заставил себя ждать, тихий, безмятежный.

В выходной Мишель даже здесь подняла бы принца с утра пораньше, взывая юного капитана к новому приключению. Однако сегодня девочка была занята работой по замку. И, шедший по тюремному коридору, Раян мог бы ее отыскать в походе за продуктами, на кухне или в одной из палат красного замка. Только мешать подруге и портить ее репутацию не собирался. Поэтому юнец поднялся в свою комнату, прихорошился и даже расчесался перед сегодняшним приемом да, поправив форму, отправился в учебный кабинет докучать Томасу.

Час мелькал за часом. Время нещадно клонило в сон. Как же скучно из раза в раз пролетали подобные дни, полагал Раян, слушая лекции преподавателя на задней парте. Другое дело вчера: стихийные порождения, рынок, храм, побег за стены.

«Почаще бы так…» — замечтался мальчик, пытаясь отсрочить скорые муки: «Хотя бы ещё разок…»

Однако думы Раяна на этой ноте и прервали. В то время как спор Томаса и Бхайвера по поводу «Какая стихия сильнее огненной?» достиг небывалых высот и вылился в настоящее противостояние, в дверь вошёл высокий миловидный мужчина среднего возраста, одетый в парадный красный кафтан, с убранными назад седыми волосами, и заставил взрослых остановить свою перепалку:

— Господин Томас, — скользнул глазами он и, заметив мальчика, продолжил, — Король требует Вашего присутствия в тронном зале.

— Срочно? — уточнил старший принц.

— Немедленно, — улыбнулся мужчина.

Услыхав данную новость, поданную столь грубым тоном, Томас вздрогнул, но не подал вида. Мальчик встал, поправил растрёпанную в сражении за честь одежду, и двинулся не к выходу из кабинета, а к своему брату, который явно не горел желанием встречаться с родителем.

— Я передумал! Я не пойду! — предвидя дальнейшие действия брата, завопил младший принц, цепляясь руками за подоконник.

— Мы ведь вчера разговаривали! Пойдёшь как миленький! — кряхтя, ответил Томас, тянущий Раяна за рукав. — Что же ты такой-сильный-то? Каши объелся? — негодовал он.

— Господа принцы, если Вы сейчас же не прекратите неподобающее ребячество, мне придётся окончить его самому.

Мужчина, стоя в дверях, всё ещё улыбался, но его низкий, леденящий кожу баритон говорил о недовольстве и раздражении столь безобразным поведением двух королевских особ.

— Слушай, я без брата никуда не пойду. Если хочешь меня забрать, то помоги мне оторвать его от этого чёртового подоконника! — крикнул Томас.

Не желая терять ни секунды более, мужчина послушался. Он медленно подошёл к мальчикам, возящимся друг с дружкой, взял беспомощного младшего за подмышки и поднял достаточно высоко над твёрдой поверхностью, чтобы исполнить просьбу старшего. В то время как болтающийся в воздухе Раян продолжал держать своей тощей рукой оторванный подоконник.

⪦ 1 ⪧

Мгновениями позже, бегло извинившись за устроенный бардак, два брата шли по широкому каменному коридору с высоким, под три метра, потолком. В отличие от коридора нижнего крыла, ведущего в комнату Раяна, этот оказался безукоризненно чистым, изредка украшенным растительностью и предметами искусства пламенного народа. Впереди строя, грациозной походкой, следовал выверенной тропе тот самый седовласый мужчина, ведя ребят к их немилому отцу.

На протяжении всего продолжительного пути в воздухе висело напряжение. Проводник, не реагируя на него, вежливо молчал, в то время как виновники образовавшейся неловкости Раян и Томас нехотя переглядывались друг с другом, не считая нужным переговариваться, каждый из своей прихоти.

Первый чувствовал себя отчасти виноватым за произошедшее безобразие, да ещё и скорая встреча с родителем заставляла его вновь и вновь выпадать из жизни в свои заоблачные приключения. Второй напротив весь путь настраивался на будущий разговор, собирая в кулак всю свою волю и мужество, дабы не упасть в глазах отца и своего младшего братца.

Однако время, как и действие непрестанно двигалось вперёд. И пока дети ворошили чувства, они, незаметно для себя, успели подойти к неестественно высокой двери тронного зала — пристанищу пламенного короля.

Всё также не обращая внимания на маявшихся чад, взглядами изучающих культурный орнамент, мужчина в красном кафтане обеими руками взялся за массивные ручки броского прохода и, не прилагая усилий, отворил дверь, выпуская солнечный свет прогуляться по едва тёплым каменным стенам.

— Входите, — кротко произнёс он и удалился, верно, по более важным делам, как посудили дети, наблюдая за убегающим от них силуэтом.

— В этот раз всё будет иначе. Отец не посмеет тебя игнорировать. Только не сейчас, — как бы невзначай бросил Томас, глядя на обеспокоенного братца.

— Не стоит обо мне беспокоиться, — тут же поник Раян.

— А вот и стоит! — вспыхнул мальчик от потерянного вида брата.

Зелёные глаза старшего принца горели, лия смелость. Ныне Томас был по-настоящему серьёзен и одновременно расстроен предстоящим действом. Раян мог бы искренне гордиться своим любимым братом, если бы наблюдал за ним, а не ковырял ногой узорчатый ковёр, погружённый в собственные думы.

Более не размышляя, двое малышей покинули стены просторного коридора и вошли в ещё больший, непомерно огромный каменный зал.

Первое, что бросилось им в глаза — это алые гобелены, изображающие существо, что пожирало солнце. Символ излишнего бахвальства и гордыни, как считал Раян, но Томасу, видимо, нравилось.

Растительности и прочих излишеств, к примеру, мебели, в зале не было. Всё строго и пусто. По правилам, по закону. И, как положено, к самому трону их вела неприлично красная ковровая дорожка.

Красный — парадный цвет. Цвет готовности, решительности и мужества. Цвет крови и войны, излюбленной южной народностью. Антипатичный цвет, ассоциирующийся у юношей с отцом, таким же, как и всё вокруг: правильным и до неприличия красным, пропахшим гарью сожженных его мечом костей, отчего-то имеющим белую наружность.

Казалось бы, ничто не могло взбодрить мальчишек, заставить отвлечься от пасмурных мыслей, но действительно ошеломительным событием для них стала возможность узреть отца не на его троне, а стоящим в стороне, изучающим столицу через одно из многочисленных окон подле королевского сиденья.

Король, упоминание о котором заставляло дрожать не только его сыновей, но и землю под ногами его врагов, слыл мужчиной властным и сильнейшим из представителей рода Кларисы. Он был высок и статен, обладал способностью видеть мир и его жителей исключительно исподлобья с презренным, грозным взглядом. А пышная алая борода видного мужа придавала ему своеобразный зловещий шарм в совокупности, с неподходящей к образу, гладкой причёской. Отчего, помимо устрашающего имени Кайонаодх, что был прозван Багровым за свою ненасытную жестокость, король одним своим видом распугивал местных и иностранных недоброжелателей, а его выдающийся красный кафтан излучал дополнительную тревогу и желание сбежать от неприятеля куда подальше.

— Зачем ты привёл его сюда? — грозно начал диалог отец, на языке пламенных идельха обращаясь к Томасу, — Я приказал тебе явиться одному.

— В отличие от меня, Раян Ваш кровный сын и достоин большего внимания, — на том же языке ответил мальчик, крепко сжимая опущенные кулаки.

Отец молчал, медленно рассматривая сыновей. Трудно было сказать, о чём он думал в тот миг: о Раяне, который безучастно глядел в пол в непонимании части слов; о непотребном поведении Томаса, своего дражайшего наследника; или, может, о прошлом, которое он, зачинщик трагедий, пытался похоронить вместе с единственным кровным сыном. Тем не менее, пронеслось несколько секунд, прежде чем Кайонаодх заговорил:

— Ты — мой единственный наследник. Так решила Эилинора.

— Моя мачеха не говорила подобного! — несдержанно повысил тон Томас, и, спохватившись, тут же остудился, — Она была замечательной. Никто бы не захотел взять меня после того, что я натворил…

Завершая диалог, мальчик притих. Воспоминания минувших дней кипятком окинули его. В глазах помутилось, подкосились ноги. Перед ним предстало пламя, и кто-то кричал, обвинял в чём-то ужасном.

Когда по спине раздался, приводящий в чувства, хлопок, взор Томаса прояснился. Раян смотрел на старшего брата всё ещё удручённо, с опаской, как бы спрашивая взглядом: «Всё в порядке? Может, хватит?». Но тот продолжил, не уделяя тревоге внимания. Ведь он, хотя бы на этот раз, должен отстоять свою точку зрения, защитив беспокойного младшего.

— Мне ведома причина: Вы с королевой долгое время не могли иметь детей. Но когда, наконец, появился Раян… — с комом в горле вёл изречение принц, — Всем известно, что королева истлела при родах. И все в замке, отнюдь не без Вашей причастности, считают Раяна краеугольным камнем её смерти. И пусть Вы не измените своего окончательного воззрения, пусть Раяну не дано унаследовать престол, ведь он по прошествии того инцидента уже никогда не сможет пользоваться элементом, Ваш родной сын погибнет в пучине подобных предрассудков, если Вы не примете противомер. Прислушайтесь, прошу!

Раян был отнюдь не против своей защиты, отчасти он даже рад был, когда его старший брат решил заступиться за глупого младшего. Но он давно принял на себя крест — вину за смерть собственной матери, оттого и не перечил своему родителю. И в то мгновение, когда Томас попытался переменить отца своими речами, заставить обратить внимание на сына, Раян спохватился: «А нужно ли оно мне? Я ведь никогда и не собирался оставаться рядом с ним». Мальчик знал, что отец не переменится, но одна мысль об этом тяготила его думы.

— Насчёт противомер. Тогда, два века назад, именно Вы приняли предложение Кристофа и предали сына, — ради брата рискнул ситуацией Томас, глядя на безучастное лицо короля. — Я знаю, Вы понимаете, о чём идет речь. Так кто здесь настоящий злодей?

— Прекрати, Томас.

— Но…

— Отец, простите, что мой брат потревожил Вас своими выдумками. Такого больше не повторится, — на ломаном диалекте монотонно ответил мальчик. Он всё ещё боялся поднять взгляд, но набрался храбрости заговорить.

— Томас, — наконец, обратился король к старшему сыну, игнорируя младшего, — Идёшь со мной. Собирается Совет.

— Мы недоговорили с Вами, — с ноткой злости ответил принц.

— Оставь глупые домыслы, — рассердился король, — Слухи — пустой треп.

«Я этого так легко не оставлю!» — подумал Томас, но возразить не решился, боясь подпортить старания Раяна. Принц поспешил и рано задел довольно острую тему. Сейчас, мальчик не испытывал ничего кроме огорчения. За свои действия, за неудачную попытку защитить младшего брата, и отчасти за то, что пришлось защищать его самого.

— Прости, — виновато изрёк он то единственное, на что у него осталось смелости, и удалился, следуя за отцом.

Дверь тронного зала с грохотом захлопнулась, пронося эхо в чёрную глубину души оставшегося в помещении мальчика. Тишина резала уши.

После ухода брата и родителя, Раян продолжил стоять посреди зала, глядя на полюбившуюся взгляду неприлично красную ковровую дорожку. Продолжил прокручивать в голове прошедший разговор.

Было горько. Неприятно и горько. Раян не понимал отчего. Не хотел понимать. Лишь выступившие на глазах горячие слёзы, единственные, что были преданы своим чувствам, побежали прочь от намокших глаз.