Вещая акварель. Стихотворения

Лека Нестерова

Вещая акварель – стихотворения разных лет, начиная с первых шагов в поэзии, это 1983 г., когда я впервые стала участницей Совещания молодых писателей в Алма-Ате, и заканчивая сегодняшним днём.

3. Маяк

У зеркала

Ты называешь меня тучкою своею

За мои серые глаза.

Вот и печалей не развею —

И плачу, словно небеса

В июне

тёплыми дождями.

И ночами

Тревожно сердце громыхало вдалеке.

Ты слышал? Это от молчания

И тишины, накопленной в тоске.

Ты слышал, чувствовал ли? —

Молнии к твоим тянулись берегам!

ЯзЫками безмолвными

Глубоко вскрикивали там.

ххх

Всё говорит о том.

В полётах птицы.

Листва слетает и кружится —

И не уляжется притом

Никак, ей ветер

Скучная помеха.

Лишь в небе жгучая прореха

Лучами светит.

И блик мерцающий

Один —

Моёй надежды господин —

Согреет и приветит.

Всё говорит о том…

Темнее ночи.

И встречи долгие короче

Стали, тих стал дом.

И ожидания всё горше:

Сегодня жду, а завтра больше

Уже не жду.

Приду.

В бреду все сны.

И сна-то нет.

Средь ночи зажигаю свет

(так до весны),

Спускаюсь лестницей —

бегом! —

За непослушным поводком.

И отрок-пёс

Предчувствий нос

Задрал на первый свой мороз…

Всё говорит о том.

ххх

За зелёной этой аркой,

За оврагом, во бору,

В тон букашечкой неяркой

Тёплую обнять кору.

На корнях сосны взнесённой

Покачаться к плоти плоть:

«Ты ошибкою прощённой

В рай прими меня, Господь!

Пусть кочевник — воплощенье

Прихоти своей — смахнёт

И под ногтем кровь отмщенья

В свою глушь перенесёт».

Повторение

И должно явиться Слово.

Появиться из пучины.

И неведомою плотью

Устрашающей личины

Испугать — и удалиться,

Шею длинную скрывая.

Чтобы в нас, по нашим лицам,

Было видно — оживаем:

Каждой судорогой страха,

Звуком нечленораздельным,

И под вымокшей рубахой

Этим потом неподдельным;

Каждым жестом, взор прикрывшим,

В самого себя вглядеться,

Чтобы чувствовали — дышим,

И — так странно! — бьётся сердце.

Оттого, что позабыто

И утрачено Начало

И концом пера изрыта

Почва в поисках немало

И должно явиться Слово.

Появиться из пучины.

И неведомою плотью

Устрашающей личины

Испугать — и удалиться…

Чтобы в нас, по нашим лицам…

Оживаем…

Бьётся сердце…

ххх

А в природе беспредметный разговор —

Слово Божье, просто так оно летит.

И, вступая в перекличку или спор,

всё шуршит, свистит, щебечет и трещит.

И никто не ищет смысла — нет нужды —

В недосказанном, невнятном — предрешён.

И оттал-киваю-щийся от воды,

Пеликан, как Моцарт, отрешён.

Не придёт, счастливчик, в голову ему

И подумать — «Вот я, птица-пеликан!»

Что какой-нибудь в завистливом дыму

Сеть ему готовит и капкан.

А и зверь голодный если налетит,

Не из зависти — как Вы же на бифштекс.

И дуэт страстей их предварит

Высшей справедливости гротеск.

Так, в прекрасной бессловесности кружась,

Шум и голос музыкальных ищут форм.

Каждый — логика другого, отродясь

Не убийца, не доносчик и не вор.

ххх

Между закатом и зарёй

Во тьме ночной никто не спит.

И, словно он с землёй сырой

Самой без страха говорит.

Тысячелетья вороша,

Не успокоится душа.

Скорее мир она обрушит,

Как тесно скроенный наряд.

Т а м всюду рубища горят…

Человеческое

Всё темно во мне, неясно.

Вязко тянутся слова.

И приблизиться опасно —

Я, как мёртвые, жива.

Только что не вспоминают

И поминок не справляют.

Зло покуда причинить

Ещё могут, может быть…

Но почти уже не могут —

Телу выдана броня.

Только в ней не перед Богом

В нужный час предстану я.

Дух бродяжит и теснится

Средь небес, и, если — «да» —

На мгновенье с телом слиться, —

Иль ненастье, иль беда.

Крепок дух мой. Тело вяло.

Дух бредёт средь звёзд устало,

Следом кнут в его руке

(След кровавый на песке)

С наконечником свинцовым

И всегда на всё готовым.

Он чужую стерпит боль.

Друг, прости! Пойми, любовь!

То погонщик величавый,

Мышц его кляни игру!

Человечью гонит славу

К новым пастбищам кровавым —

Гости будут на пиру.

ххх

Ну, давайте: я читаю вам стихи…

Пропадаю я, наверно, за грехи.

Всё сливается, как валится из рук,

В неотвязно-непрерывно-ровный звук.

То звонок мне — и на подступах гонцы:

Гулливые бойкой тройки бубенцы!

Прозвенели, словно выели висок…

Из измученной берёзы хлещет сок;

Из бутылки позабытой — через край! —

С мошкарою, мутным зельем —

прямо в рай

Этюд

Метели буянные,

Шумные, пьяные —

Январские бури —

февральский прелюд.

Бежать ли от вас,

иль искать в вас приют?

Но душ наших

клавиши фортепьянные,

То будто воспрянут,

то вновь опадут,

Встревожены ритмом

синкопы гарцующей,

Рассеяны темой

подъездных дверей.

И эхом,

обрывки пространства

связующим,

Нам — вымысла жести

пунктир негодующий

И звуки — фермата

продрогших зверей.

Ветру…

Ветер! Ветрище!

Седой старичище!

Воешь всё, сердишься,

Ветер-ветрище?

А я не люблю,

когда громко вслух.

Пред тобой с мольбою

В ноги — бух:

— Не вой, не ворчи,

Даром треск в печи.

Под ногами у тебя —

Снега.

Пред тобою — человек.

Легка

Одежонка на нём,

рвань.

Вон зевает, засыпает,

Глянь.

Ветер! Ветрище!

Седой старичище,

На него что ль сердишься?

Ветер-ветрище.

А в чём повинен он —

Суд стихий! —

Тем, что жизни сон —

В стихи?

А след его заметаешь

зачем?

Громок, ветрище,

Громок, а нем.

Ветер-ветрище!

В уши свищет.

Спасёт ли убежище?

Ветер-ветрище:

«Всех — на упокой!

Крыши все — долой!

Дороги — замести!

Никого не спасти!» —

Но того всегда спасало,

Кто ветру —

«И этого ветра мало!»

Защищена

стенами четырьмя.

Но ничего, ничего

ветра окромя

Нет — внутри ли, снаружи.

Кружит, вьюжит!

Штор опахала.

— И этого ветра мало!

Колыбельная

соотечественникам

Я песнь вам

спою

ожидания:

«Не чуя затекших ног,

Мы в храме пустом мироздания —

Священный не стоптан порог

Народов живой вереницею.

Мы — первые здесь из живых.

И — титульною страницею

Кроваво-нарядной для них.

В грехах перед дьяволом — или

Пред Богом предстанут они.

А нас в этом храме взрастили —

Века пролетали, как дни!

Страданием пестуя выи,

Кровавя нам розовость губ.

Как роз лепестки огневые

Росли мы. И вот он — сруб

Свежайший, в бутоне. Бутонные!

А срок нам расцвета — мечта!

В нас Божия благость бездонная —

И дышащая пустота.

Желанны и счастью, и горю,

Добром ли растоптаны, злом,

Нам сладостно и на просторе,

И в бездне нам сладок излом.

И этот сквозняк, что свищет —

Нам сладок — сквозь щели: весть!

Мы ждём Тебя, Благостный Нищий,

Как Ты, пригвожденные цвесть.

ххх

Сентябрь, заморозки, роза…

Словно, целуя, расцвела…

Я говорю сквозь тон вопроса,

Что все окончены дела,

Что собран урожай, и лишь среди пустого

Поля — родитель твой, шипастый куст.

Роза! Целую бархат твой бордовый

Обветренных и потемнелых уст.

Мы обе жрицы полутонов.

Сентябрь нынче хмур и зол.

Нераспустившихся бутонов

Хрусталь — твой гиблый ореол.