В сетях Сансары

Лейла Экрем Мирзоева, 2021

В книге Лейлы Экрем Мирзоевой «В сетях Сансары» анализируется один из важных аспектов информационно-коммуникационной деятельности древнего и средневекового социумов – эсхатологические воззрения в отражении религиозно-литературных памятников мировой культуры. К исследованию особенностей мировоззрения этносов разных эпох привлечены: памятник ведической философии «Шримад Бхагаватам», философские труды Гомера, Платона, Порфирия и др., священная книга христиан «Библия», «Египетская Книга мертвых», «Тибетская Книга мертвых», литературный памятник иудеев «Зоар», священная книга мусульман «Коран», произведения суфийских авторов.

Глава II

Идея круговорота души, отраженная в античной философии. Эсхатология древних греков

В народной религии древних греков (известной нам из мифологии) эсхатологические представления ограничиваются существованием Царства Теней Аида. Есть в царстве Аида — Тартар^[29] и — Элизий (Елисейские поля).^[30]

Опираясь на древнегреческие мифы, скажем об особенностях представления так называемой народной эсхатологии древним греком.^[31]

В древнегреческой мифологии в Царстве теней еще при жизни побывали Геракл, Тесей, Орфей, герой поэмы Вергилия «Энеида» Эней. Указываются вполне четкие координаты: Геракл попал в подземное царство Аида в Лаконии — «через мрачную пропасть у Тэнара» («мыс Матапан на южной оконечности Пелопоннеса, возле которого, по представлению греков, находился один из входов в подземное царство»). (12, 280); Тесей спускается в Царство Аида «через мрачную расщелину у селения Колона, около Афин» (12, 352); Орфей оказывается в подземном царстве через ту же «точку», что и Геракл — «…через мрачную пещеру Тэнара» (12, 364).

Интересно, что в древнегреческой мифологии мы уже видим ростки той морали, которая определяет степень наказания теней усопших в загробной жизни. Конечно, основополагающим в этом смысле считается безропотное повиновение богам, нарушение которого ведет к серьезным наказаниям. Загробная жизнь для греков безрадостна и мрачна. Но по-настоящему худо тем, кого лично наказали разгневанные боги.

Страшные наказания в загробной жизни заслужили и понесли: «хитрейший из смертных», коварный обманщик, возомнивший себя умнее богов, Сизиф. Он обречен на вечный бесплодный труд — катить в гору огромный камень (12, 205); за страшное злодеяние — убийство сына с целью проверки всеведения богов, в царстве Аида испытывает невообразимые муки сын Зевса и смертной женщины Тантал. Он обречен вечно терзаться страхом, голодом и жаждой (12, 211); вечное наказание несут коварно убившие своих мужей Данаиды. Они наполняют водой бездонный сосуд (12, 180); осмелившиеся требовать у Аида его жену Персефону герои Тесей и Пейрифой прирастают к каменному трону прямо у входа в Царство теней, причем Пейрифой прирастает навечно (12, 350);^[32]

Заметим, что все «ужасы» представления античным человеком загробной жизни не идут ни в какое сравнение с жесточайшими иллюстрациями ада периода расцвета монотеизма Средневековья.

В народной эсхатологии древних греков, в критериях, определяющих степень наказания душ в загробной жизни, меньше всего фигурирует моральная установка, нарушение которой в последующие эпохи считается смертным грехом. Выражается эта моральная установка короткой, но содержательной «формулой» — «не убий». (За некоторым исключением, например причины наказания Данаид).

Более того, боги, частенько, сами выступали в роли хладнокровных убийц. Так, пострадала от них Ниоба из-за своей заносчивости, до которой без труда опускается и сама богиня Латона (древнегреческие боги антропоморфны). В мифе о хвастливой и болтливой женщине Ниобе, не в меру возгордившейся своими четырнадцатью детьми и посмевшей поэтому подчеркнуть свое превосходство над богиней Латоной, последняя немедленно приступает к мести: она приказывает своим детям — Аполлону и Артемиде безжалостно расправиться с ни в чем не повинными, ни о чем не подозревающими сыновьями и дочерями смертной женщины. (См. 12, 235). Одной просьбы отца погибшего Иммарада в честном бою с Эрехтеем — Эвмолпа Посейдону оказалось достаточно, чтобы бог морей убил победителя своим трезубцем (12, 320). Такого же характера мольбы богам матери Мелеагра — Алфеи также хватило для того, чтобы «далекоразащий бог Аполлон» сразил ее сына своей стрелой во время битвы. (См. 12, 357). Афина Паллада безжалостно убивает дочерей основателя Афин — Кекропа (который к тому же когда-то выступил на афинском Акрополе за власть богини над городом) — лишь за то, что они, ведомые любопытством, посмели ее ослушаться. (См. 12, 318).

Можно добавить ко всему сказанному примеры тех типичных явлений языческого периода истории, когда боги^[33] требовали человеческих жертв во имя искупления каких — либо проступков простых смертных или же в целях отведения какого-либо бедствия от всего города. Когда царь Эрехтей во время войны с Элевсином, союзником которого был фракийский царь Иммарад, был на грани поражения, он вынужден был обратиться за помощью к богам. Через оракула была назначена страшная цена победы Эрехтея: в жертву должна была быть принесена одна из его дочерей (12, 320). Во время войны афинян с кровным врагом Геракла — Эврисфеем богами также была назначена высокая цена победы — жизнь девушки. В жертву была принесена Макария, старшая дочь Геракла и Дияниры (12, 315).

Подобных примеров в древнегреческой мифологии очень много.

Возвращаясь к сказанному о том, что в древнегреческой мифологии тяжкое наказание в загробной жизни несли души лишь за вопиющие проступки (в рамках особенностей мировосприятия античного человека), еще раз отметим, что остальные «обычные», не попавшие в Элизий тени^[34], были обречены на вечное блуждание в подземном царстве Аида и Персефоны в относительном спокойствии — во мраке, тишине, печали и скуке. Подытожим, страдания в Царстве теней в представлении древних греков, были вполне умеренные, если, конечно, ты чтил богов при жизни.^[35]

Когда спустился в царство Аида Геракл (мы видим, что древние греки были большими любителями по части путешествий в загробный мир), то «в ужасе разлетелись тени умерших» (12, 281). Но тень Мелеагра, убитого, как мы уже упоминали, Аполлоном по слезной просьбе матери героя, не «улетела». У нее (у тени) была «деловая миссия» к Гераклу, заключающаяся в «сватовстве» своей сестры Дияниры, (См. 12, 281) которая впоследствии так коварно погубила великого героя Греции. Отсюда, возможно, немного произвольный вывод — раз у тени Мелеагра была «возможность» помыслов о земных делах, то ей в Царстве Аида было не так уж худо.

Спустившийся в подземное Царство за умершей возлюбленной Орфей, судя по тексту, обнаруживает ее безликую тень также без видимых следов особых страданий. (См. 12, 367)

* * *

Когда мы говорим об эсхатологических представлениях древних греков относительно реинкарнации и метемпсихоза, то имеем в виду философское обоснование данных концептов.

Пифагореизм^[36] и орфизм^[37] развился в Древней Греции на благодатной почве уже имевшегося культа Гермеса.^[38]

Пифагор, обосновывая свое убеждение в реальности реинкарнации, утверждал, что помнит свои предыдущие воплощения. Он доказывал это тем, что указывал в храме Аполлона на посвященный небожителю героем Менелаем^[39] щит. При церемонии посвящения присутствовал герой Эталид, который, как был уверен Пифагор — был предыдущим его воплощением.

Философия пифагорейцев и орфиков не исключала метемпсихоз, то есть, как мы отмечали, возможность переселения души человека в низшие структуры. Подобная деградация ожидает душу в том случае, если человек при жизни был слишком подвержен материальным соблазнам. Интересны представления орфиков и пифагорейцев касательно сроков «очищения» души в загробном мире: орфики — три сотни лет; пифагорейцы — 216 лет. Основное условие следующего перерождения — полное забвение предыдущих воплощений. (Подробнее ниже).

Орфики считали, что тело — саркофаг души, парализующий данную свыше свободу. Освобождение души из плена тела — праздник для нее и вожделенное достижение. Орфики и пифагорейцы считали судьбу — ведомой божествами.

В философии орфиков и пифагорейцев присутствует идея возможности минования испытаний в загробном мире и прямого достижения Высших Сфер. Орфики: путем определенной подготовки при жизни и правильного поведения в загробном мире. Пифагорейцы: путем достижения духовного «очищения» в земной жизни. (Данной привилегии удостаивались, по большей части, философы).

Платон и идея реинкарнации

(на основе диалога «Государство, или о справедливости»)

«Каждая душа изнашивает много тел»…

Платон. «Федон, или о душе» (25, 66).

«Разве ты не осознавал, что душа наша бессмертна и никогда не погибнет?» (23, 961)

Диалог «Государство, или о справедливости»» Платона (360 г. до н. э.) — это размышления автора о том, каков должен быть идеальный государственный строй. Мы не будем сейчас останавливаться на, носящих утопический характер, деталях теории Платона о том, как добиться справедливости в управлении государством и решить извечную проблему обладания властью лишь достойными.^[40] Мы обратимся к главе «Миф о загробных воздаяниях», которая непосредственно касается исследуемой нами мировоззренческой проблемы.

Финальную главу диалога «Государство, или о справедливости» — «Миф о загробных воздаяниях» Платон посвящает описанию бытующих в некоторых сферах его среды представлений индивидуальной эсхатологии. «Если мы поверим (…) этому сказанию, оно и нас спасет…» (23, 970).

Изображенный Платоном процесс круговорота душ предвосхитил размышления о реинкарнации Порфирия Тирского, которые, как мы знаем, нашли отражение в его труде «Пещера нимф». (См. ниже) Платон: «…Души после суда над ними уходили по двум расселинам — неба и земли, а по двум другим приходили: по одной поднимались с земли души, полные грязи и пыли, а по другой спускались с неба чистые души». (23, 966) По Платону, души пребывают в общении между собой, делятся друг с другом впечатлениями о том, что имеет место на земле и существует небесах.

Древняя мировоззренческая установка «око за око» находит отображение в эсхатологических представлениях философа: не остается безнаказанным совершенное на земле зло; обидчики за него несут десятикратное наказание, за более тяжкие преступления претерпеваются муки в десять раз страшнее. (Как мы понимаем, речь идет о кармическом воздаянии).

Незавидна участь в загробном мире некоего, убившего своего отца и брата, тирана Ардиея. Мало того, что он застрял в промежуточном состоянии на тысячу лет, но к тому же в невыносимых муках. Ардией и ему подобные тираны и преступники, приблизившись к устью^[41], останавливались диким ревом, затем подвергались еще более суровым истязаниям, после чего сбрасывались в Тартар.

В загробном мире праведных же душ (как в общепринятых теологических доктринах) ожидает заслуженное вознаграждение.

Интересно описание Платоном веретена Ананки,^[42] придающего «всему вращательное движение». (23, 967) Оно состоит из восьми разных по величине, вложенных друг в друга и нанизанных на ось валов. Валы — разных цветов (пестрого, ярко-желтого, белого, красноватого и т. д.). Сирены и Мойры дополняют своим присутствием удивительную картину запредельного измерения.

Образ и особенности следующей жизни («другой оборот») души выбирают сами согласно выпадающей по жребию очередности. «Не вас получит по жребию гений, а вы его себе изберете сами». (23, 968) Выбор достаточно разнообразен — судьбы будущих тиранов, людей обычных, родовитых, героев и т. д. Не исключался и метемпсихоз. («…Это не определяло душевного склада, потому что душа непременно изменится, стоит лишь избрать другой образ жизни»). (23, 968) Платон убежден, что «высшее счастье человека» (23, 968) заключается в умении правильного выбора — «среднего пути» — как в земной жизни, так и в трансцендентной обители, когда речь идет о характере следующего воплощения. (23, 968). «Средний путь» — это «золотая» середина, без излишнего, ведущего к злу богатства и не судьба тирана, что невозможна без жестокости.

Платон говорит о душах, что, обуянные жаждой власти и обладанием больших денег, бездумно выбирают следующими жизнями — судьбы тиранов. «…Болезнь души есть безумие, безумие же бывает двух родов: один — сумасшествие, другой — невежество». (24, 1013)

По Платону, проблема этих душ заключается в том, что они пришли с Неба, а предыдущие их жизни на земле были добродетельны лишь потому, что находились при правильно налаженном, «упорядоченном» государственном строе. «… Эта (…) добродетель была всего лишь делом привычки, а не плодом философского размышления». (23, 969) «Здравое философствование» — вот основа совершенного сознания, истинного счастья и верного пути. «Тогда (…) он (человек) скорее всего будет счастлив не только здесь, но и путь его отсюда и туда и обратно будет не подземным, тернистым, но ровным, небесным». (23, 969) Итак, забыв о земных трудностях, эти пришедшие с Неба души совершали неправильный выбор, чего нельзя было сказать о тех, кто явился сразу же после земной жизни — закаленные невзгодами, они, не торопясь, тщательно обдумывая «перспективы», останавливались на «среднем пути».

Основываясь на положительном или отрицательном опыте предыдущих жизней, герои Платона выбирают следующие воплощения: душа Орфея предпочла жизнь лебедя — жестокую смерть герой принял от женщин и, затаив горькую обиду на весь женский пол, не пожелал войти в этот мир через женское лоно;^[43] душа Одиссея, утомленная прижизненными превратностями судьбы, предпочла участь обыкновенного человека; сломленная страданиями душа великого Агамемнона выбрала жизнь орла. Души зверей выбирали человеческие жизни, и наоборот — «происходили всевозможные смешения». (23, 969)

После определения душами образа своих будущих жизней они приближаются к одной из трех сестер — Мойр (дочерей Ананки) — Лахесис (символизирующей прошлое). Лахесис назначает каждой душе в помощь в предстоящем воплощении стража того гения, которого она избрала. Далее — кругообороты веретена Ананки и встреча с другой из трех сестер Мойр — Клото (символ настоящего), утверждающей каждую избранную судьбу в будущей жизни. После души прикасаются к пряже третьей из сестер Мойр — Антропос (символизирующей будущее), отвечающей за фатальность «нитей» избранных судеб в предстоящих воплощениях. Далее души, при посредстве престола Ананки, оказываются на равнине Лето, у реки Амелет. Пить воду из реки следует, соблюдая умеренность. (О важности принципа умеренности в древнегреческой философии см. ниже, глава «Материя и дух»). В противном же случае душу ждет утрата памяти — забвение.

В полночь души уносит «к местам где им суждено было родиться». (23, 970)

Материя и дух

(на основе диалога Платона «Федон, или о душе»)

Герой произведения Сократ находится в темнице и замышляет самоубийство. Между посетившими его друзьями (Федон, Кебет, Аполлодор и др.) происходит философский спор о том, правильно ли его решение.

«…Мы, люди, живем в какой-то темнице, а потому сами собой не должны освобождаться из нее…» (25, 47) — приводит древнее изречение Сократ, с которым, однако, согласиться не желает.

«…Благоразумие требует умерщвлять себя не прежде, чем тогда, когда бог пошлет необходимость» (25, 47), — умозаключает, базируясь на предыдущем утверждении, Сократ. Но, судя по всему, у данного героя на этот счет своя точка зрения:

Сократ: «…Если человеку лучше умереть, то (…) почему бы он поступил нечестиво, благодетельствуя самому себе, и зачем бы ему ожидать другого благодетеля». (25, 47)

В античном мировоззрении идея возможности добровольного ухода из жизни, а также ее реализация, по большей части, не влияла на характер представления индивидуальной эсхатологии. Последующее в истории монотеистическое мировосприятие, как мы знаем, в корне переориентировало этот сложный морально-нравственный аспект.

Платон согласен с бытующим среди большинства античных философов убеждением, что наивысшая награда после смерти ожидает именно их. «…Человек, искренне посвящающий свою жизнь философии, встретит смерть (…) мужественно и с надеждой по кончине, за гробом, получить величайшие блага». (25, 48)

Основное же кредо истинного философа состоит в том, что он оберегает свою душу от тлетворного влияния тела, то есть оказывается равнодушным к материальным благам. «…Философа можно узнать прежде всего по тому, что он-то особенно, более чем прочие люди, устраняет душу от сообщения с телом». (25, 49)

Далее следуют пространные рассуждения о том, насколько потребности тела мешают развитию свободного философского духа. (См. 25, 50). «Любитель тела (…) любит и деньги и славу…» (25, 51) Истинные философы исповедуют квиетизм, пребывают в полной аскезе, соответственно им чуждо честолюбие и властолюбие, они не боятся ни бедности, ни безвестности. «Душа истинного философа, видя, что не должно противодействовать этому освобождению, удерживает себя, сколько можно, от удовольствий и желаний, от скорби и страха». (25, 63) Человек под воздействием подобных страстей «подвергается через них воздействию не только того зла, о котором думает,^[44] — например, болезни или обнищание, (…) но зла самого великого и крайнего, о котором даже не подозревает» (25, 63).

«Пытливые умом понимают, что философия, находя их душу заключенной в теле и как будто бы связанной, принужденной смотреть на существующее не чрез самое себя, а сквозь тело, как сквозь решетку темницы, и вращаться во всяком невежестве (…), пытливые (умом) понимают, что философия, находя их душу в таком состоянии, понемногу утешает ее и старается доставить ей свободу…» (25, 63).

* * *

Платон устами своего героя Сократа затрагивает проблему реинкарнации. Он приводит (соответственно собственному мировоззрению) аргументы в пользу реальности повторного воплощения — переселения душ. Философ ссылается на древнее, «какое только помним» (25, 53) предание о том, что души умерших существуют в преисподней какое-то время, затем возвращаются на землю посредством новых тел. И благоразумный вопрос Сократа: «Если живые происходят из умерших, то как же не существуют наши души там? Ведь не существуя, они не произошли бы». (25, 53)

Сократ (чит. Платон) выдвигает весомое, в его понимании, доказательство реальности круговорота жизни и смерти: вещи происходят из противоположных им субстанций путем перехода, например: «разделяться — смешиваться», «охлаждаться — согреваться», «спать — бодрствовать», «умирать — пробуждаться»). Стало быть, «из умершего совершается переход в живущее, из живущего — переход в умершее». (25, 54) «Жизнь и смерть, если они взаимно противоположны, происходят обоюдно и между ними бывает двоякое происхождение» (25, 54).

Платон убежден, что «обучение есть не более как припоминание». (25, 55) А припоминание — ни что иное, как то, что мы знали когда-то в предыдущих жизнях. «Это было бы невозможно, если бы наша душа до своего явления в образе человека нигде не существовала. По этому основанию, она должна быть чем-то бессмертным». (25, 55)

Врожденное понимание трансцедентальных^[45] категорий («добро», «зло», «истина» и др.) Платон объясняет тем, что «души (…) существовали прежде, чем начали существовать в образе человека, и существовали без тел, но имели разумение». (25, 58)

Находящийся на пороге смерти Сократ уверен в том, что все живое происходит из мертвого. И если душа вынуждена была покинуть «состояние смерти» и «войти в жизнь», значит, существует, согласно данной диалектике, и обратный процесс, по которому душа должна вновь вернуться в «состояние смерти» с вполне определенной целью: родиться вновь. (См. 25, 59)

Платон затрагивает и доктрину метемпсихоза. Души, отягощенные прижизненной склонностью тела к материальным наслаждениям, оказываются отягченными и после смерти, в результате чего на определенный, довольно длительный срок остаются привязанными к физическому, то есть нашему миру. И незавиден образ их будущих жизней на земле, они обречены существовать в телах тех видов животных, на особенности которых так походили в предыдущих воплощениях. «Души, пристрастившиеся к обжорству, похотливости, бражничеству и не остерегавшиеся этого, вероятно, облекаются в породу ослов и других подобных животных». (25, 62) В тела ястребов, коршунов, волков воплощаются бывшие тираны, алчные, несправедливые люди.

Платон: индивидуальная эсхатология в подробностях. Градация душ

После Суда души отправляются в преисподнюю — каждая со своим даймоном («вожатым», стражем), (вероятно, назначенным им еще Лахесис). В преисподней души пребывают достаточно долго. Затем, справедливые, не заморачивавшиеся при жизни на материальных благах, квиетические души продолжают свой путь, а души противоположного характера, как мы говорили выше, оказываются привязанными к физическому миру в течение долгого времени, после чего неприкаянные, измученные, страдающие, силой уводятся их же даймонами. Другие даймоны и души отвращаются от них, и они в течение длительного срока, одинокие и подавленные, блуждают по неизведанным просторам промежуточного пространства, после чего обретают, наконец, приемлемое им положение.

Есть категория безнадежных душ. Их преступления, совершенные при жизни, настолько тяжки (разграбление храмов, убийства и др.), что не заслуживают никакого снисхождения. Такие души обречены на вечное пребывание в Тартаре.

Однако есть категория душ «исцелимых». Словно читая современный уголовный кодекс, обнаруживаем позицию снисхождения относительно тех преступлений, что были совершены в аффекте. У подобных душ есть «шанс» выбраться из Тартара, но при условии их раскаяния, а также, если обиженные ими души внемлют их мольбам о прощении.

Души справедливые и соблюдавшие при жизни умеренность относительно всех соблазнов материи, сопровождаются богами к достойному, заслуженному ими месту.

Души, «очистившиеся философией», (25, 85) не обременявшиеся при жизни тисками тела, пребывают в вечном блаженстве в «жилищах, прекраснее земных». (25, 85).

Эсхатологические воззрения в отражении произведений античных поэтов^[46]

У Гомера мы встречаем упоминание о Елисейских полях, куда попадают души праведников для пребывания в вечном блаженстве.

«…Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь

Послан богами — туда, где живет Радамант

златовласый

Где пробегают светло беспечальные дни человека,

Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;

Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном

С легкой прохладой туда посылаемый людям

блаженным».

(«Одиссея», 6, 465: 564–569)

Гомер конкретизирует местонахождение Тартара в аду.^[47] В «Илиаде» читаем:

«…Где и медяный помост, и ворота железные, Тартар,

Столько далекий от ада, как светлое небо от дола!» (6, 135: 15, 16).

То есть бездна Тартар настолько глубже Царства Аида, насколько небеса выше земли.

В самом Царстве Аида находится луг прекрасных цветов «асфоделей».

«…Душа Ахиллесова с гордой осанкой

Шагом широким, по ровному Асфодилонскому лугу

Тихо шла…»

(«Одиссея», 6, 553: 538–540)

У Гомера души в загробном мире пребывают в полном забвении своей прежней жизни.

«…В аде он лишь с умом; (пророк Тиресий) все другие безумными

Тенями веют…»

(«Одиссея», 6, 539: 494–495)

Эсхатологические представления Вергилия нашли отражение в его поэме «Энеида».

Эней, участник Троянской войны, легендарный основатель Римского государства, в своем путешествии попадает в Подземное Царство:

«Вход в пещеру меж скал зиял глубоким провалом,

Озеро путь преграждало к нему и темная роща.

Птица над ним ни одна не могла пролететь безопасно,

Мчась на проворных крылах, — ибо черной бездны

дыханье,

Все отравляя вокруг, поднималось до сводов небесных».

(2, 226)

В Подземном Царстве, у реки Стикс ждет своих «пассажиров» мрачный перевозчик Харон, слышно рыканье трехглавого Цербера.

Загробный мир у Вергилия состоит из многих «обителей». К примеру, отдельные «унылые приюты» предназначены и душам несчастных младенцев, которых

«Рок печальный унес во мрак могилы до срока,

и душам погибших от лживых доносов,

и самоубийцам.

…Держит в плену их Девятиструйный поток и болота унылые Стикса».

(2, 230)

«…Без решенья суда не получат пристанища души;

Суд возглавляет Минос: он из урны жребии тянет,

Всех пред собраньем теней вопрошает о прожитой жизни».

(2, 230)

На бескрайнем «лугу скорби» — души тех, кого извела любви жестокая язва (2, 230).

Далее Эней узнает, что в Подземном Царстве есть два пути:

«Две дороги, Эней, расходятся с этого места:

Путь направо ведет к стенам великого Дита, —

Этим путем мы в Элизий пойдем; а левой дорогой

Злые идут на казнь, в нечестивый спускаются Тартар».

(2, 233)

Элизий Вергилий называет «радостным краем».

(2, 235)

«Зелень счастливых дубрав, где приют блаженный таится.

Здесь над полями высок эфир, и светом багряным

Солнце сияет свое, и свои загораются звезды.

Тело себе упражняют одни в травянистых палестрах

И, состязаясь, борьбу на песке золотом затевают».

(2, 235)

Вергилий затрагивает доктрину круговорота рождения и смерти. Старец Анхиз, отец Энея, забавляется в «радостном краю» созерцанием «с усердьем ревнивым» душ тех, кому предстоит родиться на земле его потомками:

«Старец Анхиз между тем озирал с усердьем

ревнивым

Души, которым еще предстоит из долины зеленой,

Где до поры пребывают они, подняться на землю.

Сонмы потомков своих созерцал и внуков грядущих,

Чтобы узнать их судьбу…»

(2, 236).

Эней видит медленно текущую реку забвения Лето, над которой «без числа витали племена и народы (2, 237).

Анхиз объясняет Энею:

«…Собрались здесь души, которым

Вновь суждено вселиться в тела, и с влагой летейской

Пьют забвенье они в уносящем заботы потоке».

(2, 237)

На разумный вопрос Энея — почему души хотят из столь блаженного места вновь вернуться в земной мир, Анхиз дает вполне исчерпывающий ответ:

«Душ семена рождены в небесах и огненной силой

Наделены, но их отягчает косное тело».

(2, 237)

«Скверна телесная» настолько глубоко проникает в душу человека, что освободиться от нее он не в состоянии даже в свой смертный час. Именно поэтому души и несут кару с целью

«Прошлое зло искупить…»

(2, 238).

В простор Элезийский» попадут лишь немногие…

(2, 238)

Эзотерика Гомера. Шифр древних

В сочинении неоплатоника Порфирия Тирского «О пещере нимф» поэтически осмыслен иносказательный характер определенного отрывка из «Одиссеи» Гомера. Данное сочинение подверглось логическому анализу академика А. Лосева. Процесс реинкарнации, как его представляли древние, предстает перед нами во всех возможных подробностях.

Приведем данное сочинение Порфирия через призму анализа А. Лосева: в своем труде «Порфирий. «О пещере нимф» академик пишет: «Надо признать, насколько древняя мудрость и гомеровская разумна, и не отказывать ей в точности (понимания) всякого достоинства (добродетели) человека, так как Гомер в мифологическом вымысле загадочно намекал на изображение божественнейших вещей». (15, 394)

Процесс схождения душ в мир, воплощения их в тела и затем, восхождения обратно ввысь, «в космос» зашифрован в следующих строках Гомера, посвященных описанию пещеры на Итаке:

«Где заливу конец, длиннолистая есть там олива.

Возле оливы — пещера прелестная, полная мрака,

В ней — святилище нимф; наядами их называют.

Много находится в этой пещере амфор и кратеров

Каменных. Пчелы туда запасы свои собирают.

Много и каменных длинных станков, на которых наяды

Ткут одеянья прекрасные цвета морского пурпура.

Вечно журчит там вода ключевая. В пещере два входа.

Людям один только вход, обращенный на север,

доступен.

Вход, обращенный на юг, — для бессмертных богов.

И дорогой

Этой люди не ходят, она для богов лишь открыта».

(Одиссея, XIII, 102–112) (6, 569)

В мировосприятии древних космос символически отождествлялся с пещерой (гротом). А. Лосев приводит здесь отрывок из диалога «Государство, или о справедливости» Платона: «…Люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю его длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. (…) Находясь в таком положении, люди ничего не видят, кроме, разве что, теней…» («Государство», книга VII, (514 а). (15, 386).^[48]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

29

Тартар — в древнегреческой мифологии — нижняя часть подземного царства Аида, преисподняя. (Прим. авт.)

30

Элизий, «Елисейские поля», «долина прибытия» — часть загробного Царства Аида, аналог «рая» в нашем понимании, где в вечном блаженстве пребывают избранные герои. (Прим. авт.)

31

Данный отрывок о героях Древней Греции, побывавших в Царстве Аида и вернувшихся оттуда, взят из книги автора «Искупительный путь адамов» — глава «Проблема бессмертия в мифологическом мировосприятии». (Прим. авт.)

32

Так как Тесей согласился на подобную дерзость из чувства искренней дружбы к Пейрифою (задумавшего жениться на Персефоне), то и нести наказание ему было суждено не вечно — от тяжких мук его освобождает Геракл (12, 353). (Прим. авт.)

33

«Боги требовали»… чит: жрецы. (Прим. авт.)

34

После переправы через реку Ахеронт умерших ожидал суд царей — Миноса, Эака и Радаманфа. После «взвешивания» поступков, совершенных при жизни, они определяли будущую «судьбу» тени. Если она не отправлялась в Элизий, то была обречена вечно скитаться по просторам Царства Теней. (Прим. авт.)

35

В данном случае речь не идет о нижней части Царства Аида, называемой Тартар, куда, согласно воззрениям древних греков, попадали безнадежные души. (Прим. авт.)

36

Пифагореизм — философское учение в Древней Греции (основатель Пифагор Самосский) (возн. прибл. VI в. до н. э.). Пифагорейцы утверждали число, во-первых, сущностью всех материальных вещей, во-вторых, организационной сущностью самой Вселенной. (Прим. авт.)

37

Орфизм — древнегреческое мистико-философское учение (возн. прибл. в IV в. до н. э.). Названо в честь имени мифического поэта и певца Орфея. (Прим. авт.)

38

Одна из функций Гермеса — проводника душ в подземный мир. (Прим. авт.)

39

Менелай — герой эпоса Гомера «Илиада», муж Елены Прекрасной. (Прим. авт.)

40

См. анализ данной проблемы в учебном пособии автора данного труда «Публицистические тенденции в прозе и поэзии Древнего Рима». См. выходные данные в «Списке использованной литературы» нашего исследования. Содержание книги также можно найти на сайте lit.lib.ru

41

Устье — здесь: выход, чит: «избавление». (Прим. авт.)

42

Ананка — в др. — гр. мифологии божество неизбежности, персонификация рока, судьбы. (Прим. авт.)

43

См. др. — гр. миф «Орфей и Эвридика». (Прим. авт.)

44

Нам кажется, что здесь Платон подразумевает возможность материализации мысли. Напомним, что теорию «Материальности мысли» выдвинули в XIX веке Вульгарные материалисты. Как же объяснить вышеприведенное высказывание Платона в IV в. до н. э.?.. (Прим. авт.)

45

Трансцендентальные категории — здесь: общие, основополагающие понятия, находящиеся вне пределов чувственного опыта. (Благо, истина, сущее и др.). (Прим. авт.)

46

Отрывок о творчестве эсхатологического характера античных поэтов взят из книги автора данного труда «Искупительный путь адамов», глава «Проблема бессмертия в мифологическом мировосприятии». (Прим. авт.)

47

Ад (гр.) — hades или aides — «безвидный» — здесь: название нижнего мира Царства мертвых. (Прим. авт.)

48

Мы дали приведенный А. Лосевым отрывок в более подробном изложении. См. выходные данные произведения Платона «Государство, или о справедливости» в «Списке использованной литературы» нашего исследования, глава «Символ пещеры», с. 888.