Эра Отмены

Лев Пучков, 2014

Грядет Эра Отмены, когда изменятся Законы Вселенной и будет уничтожена наша цивилизация, и лишь тайные Знания из древних Хранилищ помогут человечеству выжить. Тысячелетиями длится война между двумя могущественными организациями: Орденом Равновесия и Элитой, не желающей подчиняться незыблемым Законам Вселенной. В это незаметное для простого обывателя, но жестокое и кровопролитное сражение поневоле оказывается втянут Семен Кузнецов – обычный русский парень, специалист по изготовлению исторического оружия. Он и не догадывается, что от его выбора зависит судьба нашего мира…

Глава 1

Семён Кузнецов. Беззаботный ремесленник

— Не отступай! Выше щит, выше!

— Парируй! Да парируй же…

Ратмир движется легко и грациозно, удары его быстры как молния и в то же время фатально тяжелы. Полуторакилограммовый меч в руке опытного воина бьёт так, словно это кузнечный молот.

Просто чудо, что щит Семёна до сих пор не разлетелся вдребезги.

Сейчас понятно, каким это было страшным заблуждением, но две минуты назад Семён искренне полагал, что справится с Ратмиром без особых проблем.

При росте метр восемьдесят Семён весит девяносто кило, с утра до вечера возится с железом, и у него очень сильные руки.

Ратмир весит едва ли шестьдесят, росточком вышел чуть за сто шестьдесят. Одним словом, легковесный маломерок. Семён всерьёз считал, что утопчет его секунд за десять-пятнадцать, с ходу задавит массой.

Господи, каким же надо быть глупцом, чтобы не догадаться, что звание «мастер-мечник» в этом сообществе даётся вовсе не за красивые глаза и острый язык…

— Парируй!

— Встречай удар! Сбивай, парируй, он же тебе руку сломает!

— Леший тебя задери… Этот парень вообще понимает, что такое «парируй»?

Сбивать и парировать уже нет сил.

Щит принимает удары без отдачи, как будто надет на тренировочный манекен. Только вместо бесчувственного дерева под ним живая рука, и с каждым ударом она слабеет.

Семён много раз играл в мастерской с самолично выкованным оружием, имитируя бой. Всё получалось красиво и ловко, сам себе казался опытным воином, причём не простым кметом, а мастером оружия, тонко чувствующим структуру и суть смертоносного металла.

А сейчас всё получается с точностью до наоборот. За две минуты боя Ратмир выбил из него всё дыхание, «отсушил» обе руки и, кажется, напрочь вышиб боевой дух.

Сейчас Семён чувствует себя неуклюжим щенком таксы, по какому-то недоразумению угодившим на арену для тренировки бойцовых псов.

— Убей смерда! Пусть ответит за слова!

— Кузнец, да ты просто упади на него, он сам умрёт! Тушей задави! Хе-хе…

Душно, влажно, нечем дышать.

Солёный пот щиплет глаза, кровавая пелена застилает взор. Июньская жара душит кузнеца в липких объятиях, тело под поддёвкой плавится и пылает, как в натопленной бане. Кольчугу, которую собрал собственными руками, похоже, зачаровал какой-то злой маг: она явно имеет склонность к мистической весовой эволюции. Семёну кажется, что сейчас кольчуга весит как минимум три пуда. Экая вредная гадина, сбросить бы её!

Но для этого нужно бросить меч, щит, освободить руки…

Семён держится только на одном упрямстве. Уже понятно, чем всё это кончится, но раз вышел, надо стоять до конца.

— Бей его щитом!

— Толкай его, ты в два раза тяжелее! Щитом, щитом вдарь!

Какой там «вдарь»!

Щит неподъёмно тяжёл, Семён его еле держит. Уже нет сил поднять проклятую деревяшку повыше, если сейчас противник рубанёт в голову, это будет конец схватки.

— Эй, кузнец, а ты знаешь, что мечом можно бить? — Ратмир скалится в ехидной улыбке, дышит ровно, выносливости у него хоть отбавляй. — Или ты думаешь, Герцог тебе его просто подержать дал?

Да, мечом можно бить. Рубить, колоть, резать, парировать, на худой конец, садануть со всей дури тяжёлым навершием рукояти. Меч создан именно для боя, кому, как не кузнецу, об этом знать.

Однако сейчас бить не получается.

Правая рука отсушена первыми же ударами супостата, дай бог просто удержать в ней меч. Вообще, очень хочется уронить меч на траву и вцепиться в ремни щита обеими руками. Возможно, так будет легче.

Но бросать оружие нельзя, это позор.

Ещё пара ударов, и левая рука не сможет держать щит.

«Тресь!»

Нет, не пара, хватило и одного.

Наверно, это был самый тяжёлый удар за всю схватку.

Щит отлетает в сторону. Не удержав равновесия, Семён падает на колени и уже не пытается встать. Нет сил.

Он хрипит, задыхается, судорожным движением рвёт пропитанный потом ремешок, жёстко сдавливающий горло, и сбрасывает с себя шлем.

— Ну что, кузнец, пора умирать?

На плечо Семёна ложится вражий клинок, иззубренное лезвие касается шеи.

Всё, бой окончен.

Жадно глотая воздух, Семён закрывает глаза и в мельчайших подробностях представляет, как Ратмир вздевает клинок над головой, делает короткий замах, и…

— Ну что, нормально, — Ратмир заботливо протирает клинок бархоткой, прячет в ножны и помогает Семёну подняться. — Для первого раза держался молодцом. Дыхалка, правда, слабенькая, надо бегать побольше.

— Поздравляю, кузнец, — к Семёну подходит Герцог, глава клуба, хлопает по плечу и крепко жмёт онемевшую ладонь. — Концепция не подтвердилась, но… Боевое крещение прошёл. Дыхалка, в самом деле, слабенькая, надо тренироваться. Но руки крепкие, тут тебе профессия помогает. Слушай, ты сразу не убегай, у меня к тебе дело есть…

Вслед за Герцогом к Семёну подходят другие члены клуба, произносят слова одобрения, отводят его в сторонку и помогают снять доспех.

Это очень кстати, сейчас Семён не в силах самостоятельно даже пальцем шевельнуть.

Оказав неумёхе помощь, ветераны клуба возвращаются к тренировке — до того, как был объявлен поединок, на этой поляне в обычном порядке упражнялись две дюжины бойцов.

Семён сидит на краю лужайки, привалившись спиной к развесистому дубу, и с наслаждением пьёт простую воду из берестяной фляги Ратмира. Вполуха прислушиваясь к бойкому перезвону мечей на поляне, он блаженно щурится на косматые облака, с черепашьей скоростью ползущие к Столице.

Господи, хорошо-то как… Какое счастье, что это всего лишь тренировка, и на дворе стоит двадцать первый век, а не обожаемое членами клуба Средневековье!

В этом самом Средневековье, да в настоящем бою, Семён был бы изрублен на куски, и сейчас его молодое мясо с удовольствием клевали бы стервятники…

* * *

Если следовать исторической достоверности, на которой помешаны члены клуба, Семёна нельзя называть кузнецом. Он, скорее, подмастерье.

Семён трудится в мастерской по изготовлению исторического оружия и доспехов, которая принадлежит его дядьке, брату матери. Дядька — да, это действительно кузнец, и вообще, на все руки мастер, хорошо известный в Столице.

Историческое оружие — это такой стабильный семейный бизнес, Кузнецовы занимаются им с незапамятных времён.

Семён привык к мастерской с детства. Когда погиб отец, мальчишке было тягостно находиться в наполненной горем квартире, затянутой в траурный креп, и с тех пор мастерская стала для него вторым домом.

С клубом «Львиное Сердце» Кузнецовы (это, кстати, и название фирмы — «Кузнецовы», и без всяких «К») сотрудничают с момента его основания, они делают практически всё оружие и доспехи для дружного сообщества поклонников боевых традиций Средневековья, которое возглавляет Герцог.

Сражаться сегодня Семён не собирался. Вообще, это был первый в его жизни тренировочный поединок с живым противником. Баловство с манекенами в мастерской не в счёт.

Помимо своей работы, которая одновременно является для него хобби, Семён любит кино, пиво, сетевые игры и женщин. Да, именно в такой последовательности. Книг он не читает, даже справочной литературы, так что в жизни двадцатитрёхлетнего оружейника нет места такому ненужному занятию, как постижение книжной премудрости.

Семён считает это пустой тратой времени. Всё, что надо для работы, ему с детства вбил дядька, порой вбил не фигурально, а подзатыльниками и тяжёлой линейкой по заднице и шаловливым ручкам. Непедагогично, конечно, но очень способствует запоминанию и обучению в целом.

Семён иногда выбирается с клубом на тренировку, но вовсе не для отработки боевых навыков, а чтобы развлечься и весело провести время.

Интересно с ними. Можно целый день сидеть, потягивая пивко, и наблюдать, как они тут возятся на полянке, все такие погружённые в свой средневековый мир, облачённые в железо, сработанное руками Семёна и его дядьки, одухотворённые, радостно возбуждённые, преобразившиеся на выходные из заштатных серых обывателей в настоящих бойцов, повелителей смертоносной стали.

Кроме того, в клубе есть девчата, очень даже симпатичные и ладные, и они так ловко и азартно машут мечами, так страстно и самозабвенно орут, что наблюдать за ними одно удовольствие. Это будет получше любого кино. Кроме того, вид сражающихся женщин очень способствует повышению тонуса, если вы понимаете, о чём речь.

Так вот, Семён — парень весёлый и разбитной, членов клуба давно считает своими, поэтому в разговорах с ними за словами не особенно следит…

И напрасно, как выяснилось сегодня.

Итак, Семён потягивал себе пивко, глазел на тренировку и слушал, о чём болтают Герцог с Палачом. Кстати, понятно, наверное, что это всего лишь клубные псевдонимы, на самом деле никакие они не Герцог с Палачом, а солидные состоявшиеся люди, разменявшие четвёртый десяток и пять дней в неделю сидящие в комфортабельных кабинетах своих офисов.

Ну, да это не суть важно, а главное, что говорили они о разных стилях двух бойцов, работающих в паре прямо перед ними. О «рисунке боя» и о том, что для всестороннего овладения воинским искусством нужно заниматься этим с самого детства и всю жизнь. И заниматься не от случая к случаю, а ежедневно, подолгу и с полной отдачей. При этом они посмеялись над какими-то глупыми клерками, которые ходят к ним на семинары и на полном серьёзе надеются стать мастерами-мечниками за двенадцать оплаченных уроков.

Обычно Семён не лезет в разговоры старших, хотя бы уже лишь по той причине, что слабо разбирается во всех этих боевых нюансах и ему нечего сказать. Но сегодня то ли оружейник расслабился после напряжённой трудовой недели, то ли многовато пива выпил…

— Чтобы постичь суть боя, нужно не махать мечами, а с детства ковать их. Когда ты делаешь меч с нуля и из простого куска металла создаёшь клинок, ты видишь его суть и понимаешь его душу. Ты лучше любого воина знаешь, на что способен меч, выкованный тобой. И в решающую минуту это будет главным твоим преимуществом.

Одним словом, брякнул, не подумав. И удивительно, как это у него получилась такая философская конструкция, обычно Семён выражается в разы проще, без зауми.

— Как интересно… — Герцог переглянулся с Палачом и лукаво прищурился. — Это сейчас в тебе пиво говорит или мнение давнее и сложившееся?

Вообще, на тренировках сухой закон, пиво они пьют позже, когда собираются вечерком в клубе, но на Семёна эти ограничения не распространяются. Он ведь не член клуба, а всего лишь друг всех членов клуба разом.

— Это даже не мнение, а просто уверенность мастера-кузнеца, — гордо заявил Семён и тихонько икнул в ладошку — пива было не то чтобы многовато, а просто душно сегодня, разморило слегка. — Это… Это… А! Это концепция, вот.

— Замечательно. — Герцог вынул из ножен меч и протянул его Семёну рукоятью вперёд. — Палач, разоблачайся, дай мастеру-кузнецу доспех.

— Хм-м… А свой дать не хочешь?

— Я бы дал, да он в нём утонет. Так что разоблачайся, вы с ним примерно одной комплекции, нормально будет.

— А зачем всё это? — удивился Семён, принимая меч.

— Проверим твою концепцию на практике.

Отпираться и отнекиваться было стыдно и неловко, пришлось облачиться в доспех и выйти на поле.

Ну вот, собственно, и вся подоплёка. А дальше был бой.

* * *

Дело у Герцога было известно какое: в свободное от работы время повозиться с очередной железякой.

Герцог в курсе всех заказов мастерской, поскольку большую часть из них представляет сам лично либо от имени клуба, и знает, что Семён и его дядька загружены работой как минимум на пару лет вперёд. Поэтому, когда Герцог с заговорщицким видом подмигивает — «у меня к тебе дело», это на сто процентов будет сверхурочная работа за хорошие деньги.

Так вышло и на этот раз.

— Смотри, какой красавец…

Сказано это было не просто с придыханием, а натурально с благоговейным трепетом. Да, вся двухметровая фигура Герцога, все его двести шестьдесят фунтов тренированного мяса в этот момент трепетали и колыхались от неподдельного восторга. Это было ещё то зрелище, слабонервным лучше не смотреть.

— Да-а-а, вот это вещь, — подыграл Семён, принимая из рук Герцога безжалостно траченный временем фламберг^[1] с рассыпавшейся в прах рукоятью и раздробленной гардой, но с вполне внятным толедским клеймом. — Семнадцатый?

— Шестнадцатый! — с гордостью приосанился Герцог. — А?

— Хорош, — подтвердил Семён, проводя пальцем по зазубренному волнистому лезвию и взвешивая меч в руках. — Вот это раритет…

Семён не испытывал особого пиетета к реальным историческим клинкам, сохранившимся до наших времён. Он был уверен, что аутентичные копии, изготавливаемые в их мастерской, по всем параметрам лучше подлинников, которые какими-то неисповедимыми путями иногда попадают в руки Герцога и других ветеранов клуба, знакомых со многими антикварами обеих столиц. Это ведь просто мания какая-то, сродни загадочной болезни. Они с этими старыми железяками носятся, как дурень с писаной торбой, с гордостью демонстрируя их на закрытых ассамблеях и турнирах в клубе, куда собираются такие же двинутые на антикварном оружии гости, и могут днями напролёт обсуждать достоинства очередного раритета, до хрипоты спорить и о происхождении той или иной зазубрины на лезвии, и об «абсолютно достоверных» деталях невероятной истории каждого такого клинка.

Одним словом, весь этот пиетет казался Семёну надуманным. Любой тренировочный клинок из мастерской Кузнецовых вдребезги разнесёт подлинник, с которого он был скопирован — если дать их в руки двум равным бойцам и выгнать на поляну.

Единственное, за что можно было уважать старые клинки, — это реальное боевое оружие, побывавшее в сражениях и, вполне возможно, испившее крови не одной жертвы.

— Так… Делаем «старый добрый меч»?

— Да. Не надо выгонять до блеска, пусть будет «старый, но вполне рабочий клинок, хорошо сохранившийся в термостате средневековой крипты». Рукоять на твой вкус, в прошлый раз получилось отлично — но чтобы тоже, «очень старая, но ещё годная».

— Хорошо, сделаем. Историю уже сочинил?

— Слушай, ну ты меня в краску вгоняешь… Есть у него история! Причём подлинная!

— Да верю, верю. Когда надо?

— К среде — кровь из носу. В среду фестиваль будет… Ну, сам понимаешь…

— Ну, если «кровь из носу»…

— Да-да, обязательно, за срочность добавлю, ты же меня знаешь.

— Хорошо, сделаем. Только смотри: клинок ни разу не тренировочный, на выходе это будет стопроцентный «холодняк», даже с нашим фирменным историческим сертификатом.

— Пфф, напугал! — Герцог презрительно скривился. — А что, у нас в клубе на стенах не «холодняк»?

— Нет, я просто предупредил, чтобы не было потом вопросов.

— Вопросов не будет. Тебе охрану выделить?

— Шутишь? Чехол — багажник — никаких проблем.

— Ну смотри, тебе виднее. Постарайся аккуратнее, клинок в самом деле ценный.

— Постараюсь. Ну всё, во вторник вечером я тебе позвоню…

* * *

Семён плёлся на своём «Фольксвагене» со скоростью 10–15 км в час по Ленинградскому шоссе в сторону столицы, слушал «Дорожное Радио» и негромко мурлыкал, подпевая вполне актуальному «…что наша жизнь — шоссе, шоссе длиною в жизнь…».

Нет, Семён не является сторонником формата «тише едешь — дальше будешь» и любит на досуге погонять с ветерком, но сейчас ехать быстрее не получалось при всём желании.

Спереди и сзади, насколько хватал глаз, неразрывной змеёй ползла гигантская пробка, вяло переливаясь на изгибах шоссе разноцветными чешуйками-машинами.

Было совершенно ясно, что в ближайшие два-три часа спастись из этой пробки не удастся, и все планы на субботний вечер, скорее всего, накрылись одним прелестным местом. Прибавим к этому немалую физическую усталость, неработающий кондиционер в машине на фоне удушливой жары и закономерной шоссейной вони, свободно врывающейся в салон через открытые окна, и в результате имеем все поводы для падения настроения до нулевой отметки.

И тем не менее, у Семёна было прекрасное настроение.

Это был первый поединок в его жизни. Пусть тренировочный и насквозь проигрышный, но… Было такое чувство, как будто приобщился к великой тайне, познал и ощутил на своей шкуре Сущность Боя.

Честно говоря, Семён давно хотел этого, но всё время робел и не решался. В клубе царили простые и подчас жестокие отношения, ветераны придерживались выработанной иерархии и безжалостно подтрунивали над ошибками даже признанных мастеров, так что можно себе представить, как была бы воспринята попытка подмастерья (читай — обслуги) выйти на поле наравне с «воином».

Хм… Оказывается, нормально была воспринята. Всего-то нужно было — принять побольше пива и сморозить глупость в присутствии Герцога. В итоге всё получилось легко и непринуждённо, как будто так и задумывалось.

Теперь Семён понимал, почему члены клуба так стремятся собраться вместе на выходные, побыстрее облачиться в доспех и выйти с мечами на поляну.

Это не просто «костюмированная тренировка».

Это своего рода побег от обыденной жизни в суровый сказочный мир, живущий по законам Силы и Чести. Когда простой бухгалтер в конце недели на несколько часов преображается в Воина, это не проходит бесследно после того, как доспехи и оружие упакованы в багажник и все разъезжаются по домам.

Это волшебное чувство долго живёт в человеке, греет душу и позволяет ощущать себя не просто заурядным клерком, винтиком Системы, а именно Воином, самостоятельно вершащим свою Судьбу и способным на поступки.

Вот такие, примерно, чувства были у Семёна.

Сформулировать их грамотно он не мог и даже не пытался, но, несмотря на боль и ломоту во всём теле после жестокой трёпки на поляне, ощущал небывалый душевный подъём.

Жизнь прекрасна!

Что там пробка, бензиновая вонь, жара, усталость — это такие мелочи, что даже и говорить о них не стоит.

Чтобы понять подлинную ценность Жизни, нужно упасть обессиленным на траву ристалища и ощутить, как к твоей беззащитной шее прикасается иззубренное лезвие вражьего клинка.

Это очень жизнеутверждающее и мотивирующее ощущение. Когда вспоминаешь об этом, всё прочее кажется мелочным и несущественным, и хочется жить и радоваться жизни.

— А вот в следующий раз мы ему обязательно наваляем…

Да-да, ещё хочется всё бросить и двадцать четыре часа в сутки тренироваться, чтобы в следующий раз подарить это незабываемое чувство побившему тебя сопернику.

* * *

Пробка в очередной раз встала.

Песня внезапно оборвалась на полуслове, в динамиках слышался треск и странные голоса.

Голоса были расплывающиеся и тревожные, как будто кто-то надрывно просил о помощи, а солнечный ветер гонял эти крики по бескрайним просторам эфира, обрывая и растягивая окончания фраз.

Семён покрутил верньер настройки.

На всех частотах было то же самое: треск и многоголосое тревожное эхо.

— Что за чертовщина…

Некоторые соседи по пробке выходили из машин и смотрели вдаль, по ходу движения, кто-то не в меру любопытный даже забрался на капот.

Семён заглушил мотор и тоже вышел поглазеть, что же там такое интересное.

Как оказалось, ничего особенного, обычная дорожная драка. Мотив остался за кадром, ратоборцев было немного, двое возились, трое их растаскивали, и к ним меж машин неспешно дефилировали двое полицейских из экипажа застрявшего тут же поблизости патруля, на ходу взывая к гражданскому сознанию дерущихся.

— Эй, прекратите, полиция уже здесь! Прекратите, а то сейчас всех заберём!

Парень на капоте, снимавший драку на мобильный, чертыхнулся и стал зачем-то трясти свой телефон, постукивая по нему ладонью.

Семён заметил, что некоторые люди поблизости повторяют эти же странные движения, и, повинуясь стадному чувству, достал свой мобильный.

Телефон не работал.

То есть не просто «не видел» сеть или «симку», а вёл себя так, словно его выключили.

Семён попробовал жать на клавишу — безуспешно, чёрный экран издевательски отражал перекошенное гримасой недоумения лицо хозяина и категорически не желал светиться.

— Что за чертовщина… — снова пробормотал Семён и удивился, насколько громко и отчётливо прозвучали его слова.

В обозримой видимости, или, вернее, на дистанции восприятия звука не работал ни один двигатель.

То есть нет, не было такого, чтобы все, кто застрял в пробке, благоразумно заглушили моторы — буквально несколько секунд назад над шоссе стоял разноголосый гул множества двигателей…

А сейчас все двигатели разом, как по команде, стихли.

— Господи, да что же это такое… — всхлипнул совсем рядом женский голос.

Слышны были возгласы недоумения, хлопанье дверьми, чей-то плач и истерический хохот вдали — но ни одни двигатель не работал!

— Люди, это конец!!! — дурным голосом заорал кто-то в полусотне метров позади Семёна. — Конец света!!! Смотрите, какие тучи!!! Сейчас будет потоп!!!

И, казалось бы, вольно же какому-то сумасброду пугать людей и орать всякие глупости…

Но все вокруг, как заворожённые, уставились на грозовой фронт, нависший над столицей, и замерли, притихли, прекратили двигаться…

До сего момента Семён не обращал на это внимания, а сейчас подумал, что тучи в самом деле какие-то странные.

Когда отъезжал от ристалища, да и на дальних подступах к столице, наблюдались разрывы в облаках, кое-где даже проглядывало солнце…

А сейчас над городом и над пробкой висела огромная тёмно-серая туча, без конца и края, причём висела так низко и казалась такой тяжёлой, грузной, переполненной влагой, что невольно возникала мысль: а вдруг сейчас где-то там наверху что-то прорвёт и кэ-э-эк хлынет…

У Семёна вдруг нехорошо сжалось сердце, и на душе стало так тоскливо и тягостно, что немедленно захотелось разрыдаться.

Странное чувство, подспудное и необоримое, абсолютно не поддающееся волевому контролю. Ничего подобного ранее Семён не испытывал.

— Грядёт потоп!!! — тишину прервал всё тот же дурной голос. — Никто не спасётся!!!

Где-то рядом заплакал ребёнок, и тотчас же отозвался возмущённый женский голос:

— Заткнись, идиот! Ты мне ребёнка пугаешь!

— Выживших не будет!!! Это кара за грехи наши!!!

— Ах ты ж, тварь такая…

Позади, между рядов машин возникла молодая женщина с битой, легконогой ланью метнулась к белому «Лексусу» и с маху саданула по лобовому стеклу.

И тотчас же загомонили люди, засуетились, задвигались, кто-то побежал к «Лексусу».

— Уберите эту дуру, или я пристрелю её! — заорал голос, предвещавший потоп. — Уберите, а то…

— Да я тебя сам пристрелю, отморозок! А ну, брось ствол, а то жахну!!!

Рядом с женщиной, яростно разносящей стёкла машины «прорицателя», возник бородатый дед с двустволкой, набежали ещё несколько человек, из «Лексуса» выскочили трое, и началась нешуточная свалка, куда там предыдущей драчке впереди.

Экипаж застрявшего патруля стал вальяжно перемещаться в сторону новой драки. Выстрелов почему-то не было: то ли дед проявил благоразумие, то ли просто осечка вышла, но от «Лексуса» раздавались только звуки ударов на фоне азартного хеканья и гиканья.

— Мочи! Мочи козлофф!!!

— А-а-а-ааа!!! Ненавижу!!!

Вокруг кричали люди, кто по делу, а кто просто эмоции выпускал — и вся эта суета отвлекла Семёна от страшной «потопной» тучи, сердце отпустило, и неуправляемая тоска потихоньку поползла из души прочь.

— А что-то я какой-то нервный, — Семён сел в салон, поправил под сиденьем монтировку, чтобы удобнее было выхватить в случае надобности. — Перенапрягся, что ли?

Тут очень кстати в кармане булькнул оживший мобильник, повсеместно стали заводиться двигатели, и воскресшее радио в машине вдарило какой-то совершенно дикий рок-н-ролл.

Семён завёл двигатель и крутанул верньер, возвращая на место уютную частоту «Дорожного Радио».

— Привидится же такое. — Туча больше не казалась Семёну предвестником Апокалипсиса — обычный грозовой фронт, не более того. — Что-то дураков развелось в последнее время… Кащенко, что ли, прикрыли?

* * *

Аномальная пробка, в которой глохли двигатели и не работали телефоны, доставила Семёну немало неприятностей.

Вместо прогнозируемых двух часов, которых вполне хватало для срыва большей части субботних планов, он опоздал аж на четыре и в результате получил по телефону нагоняй сразу от трёх женщин.

От мамы, которая не дождалась, чтобы сынуля отвёз её на дачу.

От тётки, которой пришлось «раскочегаривать свою бурбухайку и забирать твою ленивую мамашу!».

И от подружки, которая, не дождавшись бойфренда, отправилась на день рождения другой подружки в гордом одиночестве.

Подружка, кстати, не ограничилась парой тёплых слов и закатила скандал, по сравнению с которым выступление бесноватого прорицателя в пробке было просто весёлыми куплетами про ёлочку на детском новогоднем утреннике.

В общем, к тому моменту, когда впереди показались очертания родных гаражей, Семён уже получил от всех женщин оптом, похоронил все планы на выходные и был голодный и злой. Но злой не той чёрной злобой, что точит сердце и рвёт душу, а весёлой боевой злостью, которую вбил в него своими ловкими ударами зубоскал Ратмир на заветной поляне.

— Ну так, может, оно и к лучшему? — усмехнулся Семён. — Зато отдохну как следует.

В самом деле, выходные без женщин — это даже что-то новое.

Закупиться пивом, накачать фильмов, смотреть до одури, затем до четырёх утра гонять по сети в «танчики». А потом выспаться вволю, завтра с полудня запереться в мастерской и спокойно реставрировать меч Герцога…

Пока открывал ворота, зацепился на пару слов с друзьями соседа по гаражам.

Вы не поверите, но не все граждане хранят в гаражах машины. Некоторые там квасят (предаются возлияниям), причём регулярно.

Гости соседа, уже хорошо гружённые, невозбранно пускали струи на гараж Семёна, на замечания реагировали блудливыми ухмылками и, кажется, не совсем понимали, что совершают нехороший поступок.

До драки дело не дошло, сосед был ещё вменяемый, так что решили вопрос мирно: прозвучала торжественная клятва всё отмыть и больше так не делать.

Семён забрал меч с собой — не стоит оставлять в багажнике такой раритет, запер двери и вдоль линии гаражей направился к гастроному, что располагался в сотне метров от родного дома.

Отойдя от гаража на десяток шагов, Семён вспомнил:

— Ё-моё… Надо было по дороге заехать, пива купить…

А то с фламбергом за пивом — как минимум экзотично. С другой стороны, меч же в чехле, пойди разбери, что это за штуковина.

* * *

Через минуту Семён добрался до переулка, или, если хотите, до поворота ко второй линии гаражей, и на несколько мгновений остановился, решая дилемму.

Метрах в двадцати за переулком стояла странная компания.

Вернее, стояли четверо, обступив кружком пятого, а этот пятый сидел на корточках, схватившись за голову, надсадно стонал и раскачивался из стороны в сторону, словно волшебным образом замедленный раз в пять-семь ванька-встанька.

Четверо были одеты как на банкет — в чёрных отутюженных брюках, модельных туфлях и в белых шёлковых рубашках с длинным рукавом.

Пятый, по сравнению с ними, выглядел натуральным босяком — он был облачён в шорты, застиранную футболку и шлёпанцы.

Четверо, обступившие босяка, застыли в излюбленной позе Адика Шикльгрубера (сцепленные ладони на гульфике), скорбно уронив подбородки на грудь и прикрыв глаза.

Да, создавалось такое впечатление, что у них одна на всех коллективная скорбь, и сейчас они активно делятся этой скорбью с босяком, концентрированно излучая её прямо в его кудрявую рыжую голову.

До того концентрированно, что все четверо застыли как изваяния, а спины напрягли так, словно боятся обос… сс… с…

Ой, ну нехорошо же вот так — в такой ответственный момент, да про этаких аристократов, верно?

В общем, Семёну показалось, что спины у них напряжены именно по этой причине, но мы скажем: как будто пытались разорвать мощную цепь двойной ковки.

Да, так будет эпичнее и как раз по профилю Семёна.

«Рыжий, что — наркоман? Почему тогда не хватают под белы рученьки, да не тащат куда следует? Может, сын какого-то крутого хозяина жизни?»

Если так, то лучше от греха подальше свернуть в переулок, а на следующем проезде опять вернуться на первую линию.

Пока Семён соображал, из-за поворота вышла девица.

Симпатичная, стройная, в ситцевом платьице и простеньких босоножках. Зеленоглазая, черноволосая — ну так ведь не факт, что это её естественный колер, сейчас многие красятся кому как в голову взбредёт.

Ну, и не совсем, чтобы уж прямо «ах» — не упал наш рыцарь, сражённый стрелой Амура. В общем, просто пригожая дивчина, каких в столице немало. Подружка Семёна, пожалуй, посимпатичнее будет.

— Здрассьте…

— Смотри на меня, — приказала девица, призывно тряхнув наручными часами.

Часы, на взгляд Семёна, не совсем подходили для хрупкой девушки. Это был массивный хронометр в платиновой оправе, инкрустированный изумрудами в тон с цветом глаз хозяйки.

Семён почему-то подумал, что камни, скорее всего, настоящие. А если так, то такой хронометр должен стоить огромных денег.

— С удовольствием!

Семён уставился на девицу и вдруг заметил, что взор его застилает лёгкий розовый туман с пузырьками, наподобие ароматной пены в ванной. В то же время возникло чувство, как будто бы мягкая мохнатая лапа залезла прямо в череп и легонько сжала мозг.

Ох ты, чудеса-то какие… Видать, мелкий злодей Ратмир не только по щиту бил, а и по шлему настучал-таки неслабо, досталось головушке…

И тут вдруг понял кузнец, что девица эта прекраснее всех на свете, и напрасно он сравнил её со своей заурядной подружкой, поскольку перед ним Само Совершенство и Женщина Его Мечты…

С которой надо во что бы то ни стало познакомиться.

— Ступай прямо, смерд, — распорядилась девица царственным тоном, словно привыкла по жизни повелевать и знать не знала, что такое ослушание. — Налево не гляди.

— Да, миледи! — верноподданнически рявкнул Семён, сворачивая в переулок.

«Смерд» — это уже хорошо.

Это почти на сто процентов какой-то исторический клуб. Герцог и его подданные, будучи погружены в отыгрыш ролей, примерно с такими же интонациями называют смердами всех, кто не относится к «воинскому сословию», в том числе и Семёна. Надо запомнить номерок машины, и потом через Герцога можно будет познакомиться…

Так, а вот и машина за углом. Сначала «Мазда» — слева, мотором к первой линии, за ней, метрах в пяти, роскошный белый «Кайен» с включённым двигателем и распахнутыми дверьми, «лицом», опять же, к первой линии гаражей…

Между машинами лежали двое, в кроссовках, спортивных штанах и футболках.

Каких-либо следов повреждений на них Семён не заметил, но им явно было нехорошо.

Глаза закрыты, у обоих изо рта идёт пена, а лица побагровели так, что приобрели оттенок сырого мяса, как бывает при страшном внутричерепном давлении.

— Эка их скрутило, — посочувствовал Семён.

Пока что складывалось такое впечатление, что трое «наркомов» откуда-то удрали на «Мазде», а эти аристократы преследовали их на «Кайене» и в итоге зажали в переулке.

Версия, в принципе, хоть куда, но…

Что удивляло и настораживало: Семён ни разу не слышал про врача-нарколога на «Кайене». Чтобы купить такую машину, всему диспансеру придётся вкалывать без выходных лет десять.

Очень, очень странная компания…

Один из лежавших между машинами с трудом разжал веки и посмотрел на кузнеца. Семён поймал его взгляд и невольно вздрогнул.

Доводилось ему видеть наркоманов и в школе, и во дворе, да и в разных клубах, куда его порой вытаскивали подружки.

Так вот, у этого парня, судя по телосложению — прекрасного спортсмена, взгляд был совершенно осмысленный и ни разу ничем не затуманенный. Взгляд его был переполнен болью и ужасом… и явно просил о помощи.

Точнее всего, состояние этого взгляда можно передать так: как будто человека замуровали заживо в бетонную стену и оставили снаружи только глаза.

Ну, по крайней мере, так Семёну показалось.

Взгляд парализованного атлета звал его и в полной тишине кричал оглушительным молчанием: «Помоги мне! Я не могу двигаться! Я задыхаюсь! Я умираю…»

— Хренассе… — удивился Семён, оборачиваясь к девице, которая так и стояла у выхода из переулка, наблюдая за ним. — Это что с ними такое?!

— Вот же упрямый скот… — В голосе девицы слышалось неподдельное удивление, как будто она всерьёз полагала, что Семён должен был беспрекословно выполнить её команду — идти прямо и не смотреть налево (ага, разбежался!). — Это я схалтурила или у тебя такое Сопротивление?

— Да при чём здесь «сопротивление»! Вы врачи или где? Парню реально хреново, может, «Скорую» вызвать?

Тут девица сделала шаг к Семёну и мощно, наотмашь, ударила.

Нет, на самом деле она не делала ничего такого, что можно было увидеть простым глазом, только упёрла руки в бока, чуть подалась вперёд, словно бы преодолевая сильный ветер, и, склонив голову набок, грозно глянула на Семёна — как зелёной вспышкой полоснула.

Семёна окатило невидимой горячей волной, которая едва не сшибла его с ног и намертво затопила разум.

У кузнеца мгновенно подскочило давление, перед глазами возникла красная пелена, кровь загустела и сделалась вязкой, — а в каждое ухо словно бы воткнули по боевому барабану, в которые тут же ударили колотушки Духов Войны, взметнувшиеся из пробуждённой движением невидимой волны Злой Сути:

«Убей!»

«Убей!!»

«УБЕЙ!!!»

Девица тотчас же перестала быть Женщиной Его Мечты и стала Смертельно Опасной Тварью, укутанной в пелену расплывающегося красного тумана.

Из груди Семёна вырвался нечеловеческий вопль, переполненный дикой яростью. Одним движением разодрав надвое прочный чехол, он вздел над головой меч и бросился к девице.

Девица с цирковой ловкостью ушла перекатом вправо, запрыгнула на крышу «Мазды» и отчаянно крикнула:

— Ко мне!!!

Семён прыгнул, пытаясь достать девицу мечом, но она немыслимым кульбитом переметнулась на крышу «Кайена», оттуда на крышу гаража и воззвала к влетевшему в переулок квартету аристократов:

— Убейте его! По-людски!

Затем вздела руки к лицу и ещё к кому-то воззвала, то ли к какому-то своему Божеству, то ли к Демонам:

— «Омега», бегом ко мне! Меня тут убивают!!!

Четверо мгновенно разобрались в шеренгу и приняли Ту Самую Позу, сцепив руки на гульфиках и уронив подбородки на грудь.

— По-людски, болваны, по-людски! У него Иммунитет!

— Что у него? — прозвучал полный недоумения вопрос.

Это трёхсекундное замешательство решило исход боя.

Зверь, клокотавший в Семёне, выпустил из поля зрения девицу и сконцентрировался на тех, кто был поближе.

На квартете аристократов.

Семён метнулся к ним, стремительно сокращая дистанцию, и занёс меч для рубящего удара. Четверо быстро раздались в стороны, обступая Семёна, чтобы зайти с разных сторон.

Семён, однако, не дал им завершить манёвр — бросившись вперёд, он страшно рубанул наискось первого, кто подвернулся под руку, не дослушав отчаянного вопля, прыгнул ко второму, пронзая его насквозь, и тотчас же выдрал обратно волнистое лезвие, оставившее в теле страшную рану.

— А-а-а-ааа!!! Помогите!!!

Подскочив к двоим, не успевшим разбежаться, Семён одним круговым ударом сбил их наземь и принялся яростно кромсать мечом, испуская при этом дьявольское рычание.

— А-ааа! Господи, он мне руку отрублл…блл…хрррр…

Ужасные крики, разлетающиеся куски мяса, кровь, брызжущая во все стороны, — и в завершение — визг удирающего «Кайена».

Девица под шумок спрыгнула с крыши, забралась в салон и, с пробуксовкой сдав назад, рванула прочь по второй линии.

Семён бросился за ней, но не догнал. Машина оказалась быстрее Зверя. Проводив «Кайен» расплывающимся в красном тумане взглядом, Семён бегом вернулся в переулок.

Трое врагов были мертвы, четвёртый агонизировал. Зажимая руками страшную рану в боку, он тихонько булькал кровью и на глазах угасал. Взгляд его, обращённый к Семёну, был преисполнен благоговейным ужасом.

— Бес-с… Ты… Бес-ссс…

Без сожаления добив его колющим ударом в сердце, Семён прыгнул к двоим атлетам, лежащим между машинами, занёс меч и на мгновение замер, слушая рокот барабанов, выстукивающих рисунок боя.

Там-та-та-та-тамм… Тамм-та-та-та-тамм…

Нет, эти двое не испускали флюиды опасности, не было в них вражьей сути.

Семён выскочил на первую линию и подбежал к рыжему парню в шлёпанцах, который успел немного прийти в себя и теперь стоял, привалившись к гаражу и держась за голову.

— Я… свой… Не надо…

Семён и сам уже понял, что рыжий не враг, не веяло от него опасностью.

И как только стало ясно, что врагов поблизости нет, переполнявшая кузнеца боевая ярость мгновенно улетучилась вся без остатка, с глаз спала красная пелена, и надсадный рокот барабанов куда-то исчез.

Семён стоял напротив рыжего, тяжело дыша и заворожённо глядя на окровавленный меч.

С лезвия на землю стекали крупные тёмные капли.

В голове Семёна было пусто, как в выжженной пустыне, из всех мыслей осталась только одна, назойливо бившая в виски поминальным набатом:

«Убил…»

«Убил?»

«Убил!!!»

— Господи… — Семён выронил меч, упал на колени перед рыжим и, спрятав лицо в ладонях, взрыднул. — Я убил людей!

Увы, не было отпущено ему счастливого забвения, как это показывают в фильмах и книгах, когда герой на краткое время перевоплощается в оборотня или берсеркера, а потом не помнит, что творил…

Семён помнил всё до мельчайших подробностей. Девица, розовый туман вожделения, потом «удар» — и ощущение внутри себя неконтролируемой чуждой Сущности, рвущейся наружу в яростном боевом экстазе и помечающей врагов плотной оболочкой тёмно-красного оттенка.

Болезненно морщась и держась за голову, рыжий парень обогнул Семёна, заглянул в переулок и без особых эмоций подтвердил:

— Четверых эмпатов уложил… Силён!

Семён продолжал всхлипывать.

Рыжий подошёл к нему и влепил две сочные оплеухи.

— Ты… Ты меня бьёшь? — удивился Семён сквозь слёзы.

— Приди в себя, — буркнул рыжий. — Нужно срочно убираться отсюда.

Семён смахнул слёзы, встал и с сомнением посмотрел на окровавленный меч.

— Возьми, — проследив за его взглядом, скомандовал рыжий. — Это оружие надо исследовать.

— Это, наверно, теперь улика… Надо бы в милицию… В смысле, в полицию…

— Если ты страдаешь, то не стоит. — Рыжий кивнул на изрубленные тела. — Это очень опасные твари.

— Не понял… Это не люди, что ли?!

— Люди. Но… Никакой милиции. Никакой полиции. Никаких улик! Нам надо немедленно уходить. Она сейчас вызовет подмогу и явится за нами. Забирай оружие и помоги мне…

О ком шла речь, Семён не спрашивал, и так всё было понятно. Непонятно, почему рыжий не желал связываться с полицией, но сейчас было не до расспросов.

Семён подобрал меч, наскоро обтёр его разорванным чехлом, замотал как получилось и передал рыжему.

Рыжий уложил меч в багажник, затем они с Семёном стали грузить парализованных атлетов в «Мазду». При этом рыжий торопился так, словно в любой момент сюда мог примчаться сам Сатана, и его тревога быстро передалась Семёну.

— Поведёшь? — Рыжий пошарил под педалями и достал упавшие ключи. — Я плохой шофёр, да и… не отошёл ещё, плаваю.

— Поведу. — Семён забрал ключи и сел на водительское место. — Куда вас отвезти?

— Не нас, не нас… — скороговоркой пробормотал рыжий, ныряя в салон и опасливо озираясь. — Ты и я — понятно? Мы вместе. Нам нужно как можно быстрее добраться до портальной камеры.

— До…

— Всё расскажу потом. Поехали, я покажу дорогу…

Примечания

1

Здесь: двуручный меч с волнистым лезвием.