Меньше единицы, больше девяти

Лев Портной

Приватизация началась не с залоговых аукционов, а в 1990 году, ещё до распада СССР. Герои романа оказываются перед выбором, остаться ли пассивными наблюдателями или принять участие в дележе. Каждый сам определяет, какую границу готов переступить ради успеха. Любовь и дружба, честь и достоинство. Чем можно пожертвовать? И перед какой чертой нужно остановиться? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

Без пяти шесть раздался звонок в дверь. На пороге стояла Инга с пушистым мяукающим комком в руках.

— Слушай, вот нашла у твоего подъезда, — сказала она. — Жалко…

— Привет! — поздоровался Хвостов.

Он окинул взглядом пространство за спиной девушки, хотя и так было видно, что она пришла одна.

— Привет! У тебя молоко найдётся?

— Ты одна?

— С котёнком, — извиняющимся тоном ответила Инга.

— А подруга? — спросил он, пропуская гостью в квартиру.

— Не смогла. Я одна, — вздохнула Инга.

— Ну и ладно! Главное, что ты здесь! Очень рад тебя видеть, — сказал Хвостов.

Он подумал, что Дима вполне обойдётся и без девушки. А ещё он понял, что и впрямь рад видеть Ингу. Даже мысль о том, что серый пушистый комочек пометит каждый угол в квартире, случись ему оказаться котиком, а не кошечкой, — даже эта мысль не огорчала его.

Инга прошла на кухню, взяла блюдечко, достала из холодильника пакет молока. Котёнок неуклюжими шажками бродил по линолеуму и тыкался мордочкой в её ноги. Инга наполнила блюдечко и поставила его на пол. Сидя на корточках, она подталкивала котёнка, пока он не уткнулся мордочкой в молоко.

Александр не мог оторвать взгляд от круглых коленок и от белого треугольничка трусиков. Он опустился на корточки и поцеловал девушку. На мгновение она приоткрыла податливые губы, а затем отвернулась и вновь занялась котёнком, будто ничего не было.

Потом она взялась накрыть стол. В её руках всё горело. Она сделала салат из помидоров и огурцов, нарезала хлеб, взялась за деликатесы.

— Откуда такое богатство? — поинтересовалась девушка, нарезая варёно-копчёную колбасу и сыр.

— В банке заказы бывают, — объяснил Хвостов.

— Хорошо живёте, господа банкиры, — промолвила она.

— Не жалуемся, — подтвердил Александр.

В половине седьмого они сидели за праздничным столом в ожидании Акулова. На кухне сытый котёнок гонял по линолеуму деревянную катушку из-под ниток.

Хвостов злился и переживал, что коллега вообще не придёт.

Лучше бы так и случилось. Лучше бы не пришёл. Потому что сколько ни вспоминал Хвостов этот вечер, ему всегда делалось стыдно перед Ингой.

— Неужели! — со злостью обронил Хвостов, когда наконец-то раздался звонок в дверь.

На пороге стоял Дима с огромной картонной коробкой, видимо, из-под самого большого телевизора, какой только мог сыскаться в Советском Союзе.

Открывая ему дверь, Хвостов готовился спросить: «Ты чего так долго?» — но не успел и слова произнести. Акулов с ходу заполнил всё — и пространство, и время — весёлым шумом.

— Привет, народ! — закричал он. — Извиняюсь, что опоздал. Вся Москва бежала за мной — где взял? Где взял? Так хоть бы одна собака помогла доехать! Еле поймал частника с пикапом…

— Боже, что это? — воскликнула Инга.

— Ага! — Акулов словно обрадовался её вопросу. — Значит, Шурик — молоток! Не раскололся, какой мы с ним сюрприз приготовили!

Инга посмотрела на Хвостова. Тот выдал смущённую улыбку. Всё это было неожиданно и приводило в смятение. Никогда прежде, ни в институте, ни на работе, Акулов не называл его Шуриком. Хвостов, конечно же, не ожидал такой фамильярности теперь, когда он стал начальником.

Что там было в коробке, даже гадать не стоило. Конечно же, не телевизор. Оставалось надеяться, что сюрприз не окажется идиотским розыгрышем.

К Инге Акулов кинулся так, словно они были давними, закадычными друзьями.

— Ну, привет-привет, родная! — воскликнул он, заключил в объятия, расцеловал в щёки и только тогда спросил. — Тебя как звать?

— Инга… Сорри, сэр: я одна, подруга не смогла…

— Ну и ладно, — отмахнулся Акулов.

— Давай помогу, — смущённый Хвостов потянулся к коробке.

— Давайте все вместе, — сказала Инга.

— Да она ж лёгкая, — бросил Акулов и, оставив коробку, прошёл в квартиру.

Хвостов тронул коробку. Она и впрямь оказалась лёгкой — словно пустой.

Александр пронёс её внутрь и поставил на пол в коридоре.

— Ну-у, откроем, — произнёс он неуверенно.

— Ты что! Ты что! — всполошился Акулов.

Он взглянул на Хвостова так, словно тот едва не испортил праздник.

— Так что там? — спросила Инга.

— Всему своё время, — ответил Дима. — Давайте сперва перекусим.

— Ну-у, заинтриговали, — Инга обвела мужчин лукавым взглядом. — Тогда за стол!

Акулов вытащил бутылку шампанского:

— Ингуль, убери в холодильник пока. Откроем вместе с нашим сюрпризом.

— А я пива накупил, — промолвил Хвостов.

— Ингуль, что будем — пиво или шампанское? — выкрикнул Акулов.

— Давайте шампанское, — откликнулась девушка.

Александр незаметно покачал головой: он у Акулова теперь был Шуриком, а его девушка — Ингулей. Впрочем, он не обиделся, так — скрипнул зубами, да и всё.

Сели за стол, и Акулов спросил:

— — Ингуль, а ты где учишься?

— — Спасибо за комплимент, но я уже четыре года как работаю, — ответила девушка.

Хвостов мысленно обругал себя. Он до сих пор не удосужился расспросить Ингу, где она работает или учится. Конечно, они только вчера познакомились. Но выходило, что он как самовлюблённый болван только о себе и рассказывал. Теперь он прикинул, что они с Ингой одного возраста. Его рабочий стаж составлял два года. Но за спиной были ещё два года армейской службы.

— — Я закончила МГУ, экономфак. Теперь работаю в Институте мировой экономики, — сообщила Инга.

— — О, наш человек! — воскликнул Акулов.

Дима в тот вечер был человеком-праздником. На него невозможно было сердиться. Можно было только дивиться: оказалось, что он ещё и таким бывает. Не человек, а матрёшка! Сколько в нём ещё личностей спрятано, не угадаешь.

Но более всего в тот вечер Хвостова поразили Димины речи. Именно речи — по-другому и не скажешь — так зажигательно Акулов тогда говорил. Он с восхищением, с благодарностью говорил о Горбачёве, о тех возможностях, которые генеральный секретарь ЦК КПСС предоставил предприимчивым гражданам.

— Кооперативы, варёные джинсы — это только начало, только начало. Вот увидите! Ингуль, — Акулов обращался к Инге за поддержкой. — Ты же экономист! Ты-то понимаешь! У нас будут свои заводы, свои фабрики… Горбачёв, может, и сам ещё не знает, но всё это будет… Ингуль, ты-то понимаешь…

— Заводы, — с сарказмом повторил Хвостов.

— Вот увидите, — продолжил Акулов. — Через пять лет мы с вами будем ужинать в собственном дворце! Вот увидите! Вот спорим! Шурик, на что спорим? Давай на «Мерседес»! Если ты через пять лет не пригласишь меня к себе во дворец, то подаришь мне «Мерседес». А если я тебя не приглашу, то я подарю тебе «Мерседес». Идёт? Ингуль, разбей!

Хвостов попытался увернуться. Но Акулов всё же схватил его за руку, держал и смотрел на Ингу, пока она не сдалась и не разбила их спор.

— Через пять лет, Шурик, у нас будут дворцы, будут «Мерседесы»! — заявил Акулов.

— Димон, ты, кажись, до прихода к нам где-то успел набраться! — Хвостов рассмеялся. — «Мерседесы»! Где ты возьмёшь такие деньги?

— Да, — согласился Акулов, — пока мы никто. Не нули, конечно, но меньше единицы.

Что-то изменилось в его голосе. Инге показалось, что Александр скептическим тоном сбил гостя с оптимистической ноты.

— Ничего! Это пока вы меньше единицы, — заговорила она, чтобы исправить ситуацию. — А станете двойками, тройками, глядишь, и в отличники…

— Нет-нет-нет! — перебил её Акулов. — Плюс один, плюс два — так не пойдёт. Нужен сразу нуль с правой стороны, и не один. Меньше единицы, а завтра больше девяти…

— А деньги где? — Хвостов будто задался целью вернуть приятеля с небес на землю.

Но в следующий момент Александр поразился той искренности, с которой Акулов ответил. Дима не рисовался, не «колотил понты», а сказал простодушно:

— Деньги — это фигня. Сколько нужно будет, столько и заработаем.

Хвостов только бровью повёл.

А Дима будто включил второе дыхание праздничного вечера.

— Ну, что там шампанское? — спросил он. — Предлагаю с шампанским пойти на балкон. Заодно и сюрприз откроем. Ингуль, дай, пожалуйста, нож…

На балконе Акулов разрезал скотч, которым была обклеена коробка. Затем он открыл бутылку. Инга хотела раздать бокалы.

— Не-не-не, — остановил её Дима. — Пока что держи.

Он разлил шампанское по бокалам, оставшимся в руках у Инги. Затем повернулся к Хвостову.

— А теперь берём короб с двух сторон. Просовывай руки в щель, аккуратно, чтоб ничего не попортить. На счёт «три» каждый рвёт в свою сторону. Мы должны разорвать её. Готов? Раз-два-три!

Они разодрали коробку, и разноцветные воздушные шарики взмыли вверх. Инга хохотала от радости.

— За нас, ребята! За нас! — Акулов взял бокал из рук Инги.

Они чокнулись, выпили. Шарики летели всё выше и выше. Ветер уносил их в сторону насыпи Октябрьской железной дороги.

Инга обхватила Акулова за шею, расцеловала в щёки и замерла, прижавшись к нему. Глядя поверх её головы на Хвостова, Дима показал тому глазами вниз. Александр увидел два длинных свёртка на дне коробки. Он поднял их, развернул, внутри оказались цветы. Дима подал ему знак, чтобы сам вручил розы девушке.

Александр объединил цветы и вытащил одну розу, чтобы в букете осталось нечётное число.

— Готово? — воскликнул Акулов.

Он отпустил девушку, и она обернулась. Розы привели Ингу в восторг. Теперь она накинулась с поцелуями на Александра. До этого мгновения она думала, что Акулов из чувства мужской солидарности включил Хвостова в авторы идеи с шариками. Но получив розы, она поверила, что сюрприз ребята готовили вместе.

В какой-то момент Хвостов подумал было отложить разговор, ради которого пригласил коллегу в гости. Но затем решил не менять своих планов. Парнем, конечно, Акулов был хорошим, но пора было призвать его к порядку.

Уже стемнело, когда они вдвоём вышли на балкон перекурить. После нескольких затяжек Хвостов сказал:

— Димончик…

Про себя он с удовольствием отметил, что очень удачно нашёл, как теперь самому обращаться к коллеге, раз тот стал называть его Шуриком. «Раз уж так, то ты мне даже не Димон. Ты мне Димончик», — с удовлетворением думал Хвостов.

— Димончик, ты уж прости, дружище, но я хочу пару слов сказать о работе. Старик, так нельзя. Ты ставишь меня в неловкое положение. Я же не хочу и не буду лишать тебя премии. Объявлять тебе выговоры, докладные писать? Тем более не буду. Старик, ты не обессудь, но если ты и дальше будешь так, я просто по-мужски набью морду…

Начав разговор, Хвостов ждал, что Акулов попытается перебить его. На этот случай Александр приготовился повысить голос, от дружеского тона перейти к металлу, попросить коллегу заткнуться и не перебивать. Но Акулов слушал его совершенно спокойно. Свет, падавший из-за раздвинутых штор, освещал его лицо, по-прежнему доброжелательно-весёлое. Слова Хвостова нисколько не обижали его и уж тем более не оскорбляли.

Александр ждал, что обещание набить морду заденет Акулова, он начнёт хорохориться. На этот случай Хвостов был готов применить силу. Но и эти слова не задели Диму.

Отреагировал он неожиданным для Хвостова образом. Выслушав назидание, Акулов затянулся в последний раз и, затушив окурок, сказал:

— Сань, да ты не парься. Я договорюсь с Вешняковым, он меня в кредитно-плановый переведёт, а тебе… Да вот ту же Людку дадут, пускай она и пашет.

Высказав эту идею, Акулов без всякой паузы добавил:

— Ну чего, идём, а то оставили Ингу скучать.

Разошлись они поздней ночью. Уговаривали Акулова остаться ночевать.

— Куда тебе? Метро уже закрыто, автобусы не ходят…

— Да не волнуйтесь, доберусь, — настаивал Акулов.

— Как ты доберёшься? На частнике? На такси? Так на «Мерседес» никогда не накопишь, — возражал Хвостов.

Но Акулов и тут удивил их. Он кому-то позвонил, сослался на какого-то Моисеича, продиктовал адрес и жестом показал Хвостову, что проблема решена, за ним уже едут.

Инга сидела за столом и сюсюкалась с котёнком. Хвостов с волнением думал о том, что девушка без всяких обсуждений оставалась с ним.

Минут через двадцать они вышли на улицу. Пока курили у подъезда, оказалось, что у Акулова в запасе были ещё и анекдоты. Хвостов с Ингой хохотали так, что соседи пригрозили окатить их кипятком.

Неожиданно к дому подкатил грузовик ЗИЛ-130.

— Карета подана, — сказал Акулов.

Они расцеловались с Ингой. Хвостов пожал ему руку и проводил до кабины. На дверце грузовика была надпись «Главмосавтотранс. Автокомбинат №4».

— Так это же наш клиент! — удивился Хвостов.

— Ну, естественно, — подтвердил Дима.

— Так Моисеич — это что же? Это ж директор четвёртого автокомбината Леонид Моисеевич, — догадался Хвостов.

— Да, я его попросил диспетчера предупредить, — пояснил Акулов.

Уже стоя на подножке, он крикнул девушке:

— Ингуль! — Несколько мгновений он молча смотрел на неё, будто не успел выдумать, что сказать напоследок, а затем обронил: — Ну, пока…

Дмитрий сел на пассажирское место, хлопнула дверца.

— Умеет жить человек, — с оттенком зависти произнесла Инга.

Грузовик уехал, и они вернулись в квартиру.

— Фантастический чувак! — вынесла вердикт Инга.

Она бы сказала «фантастический мужчина», но не хотела вызвать ревность у Александра. Хвостов на это ответил, и годы и годы спустя ему было стыдно, болезненно стыдно за те слова, которые он тогда произнёс:

— Да балабол он каких свет не видывал! Какой ему «Мерседес», Инга! Он на «Запорожец» никогда не заработает!

Инга пожала плечами и двинулась на балкон, обронив:

— Но с ним весело. Мы даже кино так и не посмотрели.

Почему Хвостову запомнился этот эпизод, запомнились его слова, он не знал. В тот момент он никакого значения им не придавал, просто сказал то, что думал о человеке, без всякой злобы.

Странным образом, несмотря на то, что он считал Акулова пустобрехом, в те минуты они с Ингой оставались в плену настроения, которое создал их гость.

Хвостову в тот момент более неожиданным казалось то, что о Дмитрии он думал «наш гость». Наш — имея в виду себя и Ингу. О ней и о себе он думал «мы», думал о том, что со временем пусть не во дворец, а в квартиру побольше они переедут вместе. А пушистый мурлыка — отныне их общий котёнок. Хотя знакомы-то были чуть больше суток и был всего один поцелуй.

Александр вышел на балкон за ней, задрал ей юбку и сорвал трусики. Она облокотилась на перила и податливо оттопырила зад. Они трахались, рискуя быть застигнутыми соседями. Да кто знает, может быть, какие-то полуночники видели их тогда. Но они пребывали во власти фантазии, что всё изменится, вот-вот изменится, завтра они переедут во дворец, а потому сегодня мысль о том, что кто-то их увидит, только придавала остроту чувствам.