Кроваво-красные бисквиты

Лев Брусилов (2024)

В губернском городе Татаяре новое преступление: отравлены городской голова Скворчанский и его кухарка. Пирожные с ядом были из лавки итальянского кондитера сеньора Джотто, и судебный следователь быстро находит виновного. Однако новый губернатор сомневается в этом и поручает начальнику сыскной полиции барону фон Шпинне лично разобраться в деле. Фома Фомич понимает, что разгадка не может лежать на поверхности, и на самом деле преступление выгодно совсем другим людям.

Глава 2

Разговор следователя с прокурором

— Ну, что там у нас с делом Скворчанского? — прокурор Евграф Иванович Клевцов, упитанный жидковолосый мужчина ближе к пятидесяти, снял золотое пенсне, помассировал пальцами переносицу и устало посмотрел на Алтуфьева. Они сидели в кабинете прокурора.

— Дело темное, — со вздохом проговорил следователь и, приподнявшись, передвинул стул ближе к столу.

— И это все, что вы мне можете сказать? — слегка повел головой прокурор. Он был недоволен.

— Пока — да, — виновато улыбнулся следователь.

— Расскажите мне обстоятельства этого дела, а то я их, стыдно сказать, до сих пор не знаю. Все как-то недосуг было.

— Первого июня, в пятницу, посыльный из кондитерской «Итальянские сладости» принес в дом Скворчанского бисквиты. По словам горничной, в пакете, когда они вместе с кухаркой его развернули, оказалось одно лишнее пирожное. Должно быть двенадцать, а их было тринадцать. Кухарка предложила лишнее пирожное разрезать и съесть. Что они и сделали, вернее только кухарка… — поправился следователь.

— Почему? — усаживаясь поудобнее на стуле, поинтересовался прокурор.

— Со слов горничной, она не успела, потому что хозяин Михаил Федорович Скворчанский позвал ее подавать завтрак, — пояснил следователь. — Горничная отнесла хозяину завтрак, он состоял из чая и тех самых бисквитов. Когда же вернулась на кухню, то нашла кухарку на полу. У той были конвульсии. На глазах горничной она скончалась. Горничная побежала доложить Скворчанскому, но тот уже успел попробовать бисквиты и был мертв.

— Установлено, что за яд? — спросил прокурор.

— Пока нет, наш доктор в затруднении. Говорит, что с такой отравой сталкивается впервые. Но обещает, что постарается выяснить.

— Ясно. Что дальше?

— Канурова кинулась к кучеру Савоське, коляска которого стояла у входа в ожидании дальнейших распоряжений, и отправила того в полицию. Сама осталась стоять на улице у дверей, в дом не входила. Боялась. Когда приехала полиция, а это произошло через пятнадцать, ну, может, двадцать минут, то тело Скворчанского в доме не нашли…

— Что значит не нашли?! А куда оно делось? — вопросительно выставил вперед левую руку прокурор и недоверчиво глянул водянистыми глазами на Алтуфьева.

— Пропало!

— А эта… кухарка?

— Лежала на кухне мертвая.

— А Скворчанский пропал… Так-так… Что по этому поводу говорит горничная?

— Говорит, пока стояла у дверей, в дом никто не входил и не выходил…

— Может быть, она куда-то отлучалась? — с сомнением в голосе спросил прокурор. Не нравилось ему это необъяснимое исчезновение, он любил ясность и простоту.

— Я спрашивал. Говорит, что так и простояла до приезда полиции на одном месте точно заколдованная.

— А черный ход? — с надеждой в голосе воскликнул прокурор. — Там ведь есть черный ход?

— Есть. Когда прибыла полиция, он был заперт. Заложен на засов, — ни к кому не обращаясь, тихо проговорил прокурор. — Значит, если бы кто-то воспользовался этим ходом, то мы бы знали… А может быть… может, горничная все-таки входила в дом и закрыла черный ход? — цеплялся Клевцов за всякие соломинки.

— Нет! — топил его инициативу Алтуфьев. — Как показывают свидетели, она все время стояла у дверей.

— А этому есть свидетели?

— Мелочная лавка напротив дома Скворчанского. Приказчик, который там служит, все хорошо видел. У него как раз, по утренней причине, не было покупателей, и он от нечего делать смотрел в окно.

— Получается, в дом никто не входил и не выходил, а тело Скворчанского пропало?

— К сожалению, это так, — кивнул Алтуфьев.

— Да, действительно, дело темное, — с некоторой долей обреченности в голосе проговорил прокурор. Ему не хотелось соглашаться со следователем, однако другого выхода не было. — Вы кого-нибудь подозреваете?

— Горничную! — Следователь почесал правую бровь. Кто хорошо был знаком с Алтуфьевым, знал, что этим жестом он обычно обозначал очевидный факт — конечно же горничная, кто же, кроме нее, и если собеседник этого не понимает, то… Дальше следовала снисходительная улыбка.

— Думаете, это она отравила бисквиты?

— Пока ничего не могу утверждать, но уверен, горничная что-то знает, возможно, то, куда делось тело Скворчанского. Ведь не могло же оно в самом деле испариться.

— Вы допрашивали Джотто, ведь это его бисквитами отравился голова?

— Еще нет, не допрашивал… — ответил, слегка запнувшись, следователь.

— Почему? — искренне удивился прокурор.

— Присматриваемся. Установили за ним наблюдение. Но если говорить начистоту, Джотто смерть Скворчанского невыгодна.

— Почему вы так решили?

— Всем известно — у итальянца была чуть ли не война с другими кондитерами, а городской голова в этом противостоянии был на стороне Джотто. Более того, являлся его постоянным клиентом. Каждое утро получал дюжину бисквитов из итальянской кондитерской.

— Понятно, понятно, — закивал прокурор, — но все равно, я, конечно, не вправе вам приказывать и даже советовать, но итальянца следовало бы допросить, а в кондитерской провести тщательный обыск… Ваша вера в его невиновность — это одно, а соблюдение правил — другое.

— Я думаю, обыск — это лишнее. Если предположить, что Джотто как-то замешан в отравлении бисквитов, во что я не верю, то, думаю, все следы он уничтожил еще до отравления. К тому же говорить мы пока можем только об отравлении кухарки, ведь тело головы пропало.

— А вы не допускаете, что городской голова жив? — спросил прокурор и чуть искоса посмотрел на следователя.

— Жив? — удивился Алтуфьев. Судя по его реакции, он об этом даже не думал. — Но… — следователь не договорил, как прокурор перебил его и с энтузиазмом принялся выдвигать свою версию.

— А что? Предположим, у него был сговор с горничной. Они разыграли это представление как по нотам, а для того, чтобы все выглядело правдоподобным — отравили кухарку! Ведь такое могло быть?

— Могло, — мотнул головой Алтуфьев и, приглаживая волосы на затылке, спросил: — Но зачем?

— Зачем? Это вы мне, Яков Семенович, должны сказать — зачем! — Прокурор откинулся на спинку стула. Приложил ладони к глазам и слегка помассировал, потом продолжил: — Скворчанского необходимо найти живым или мертвым. Если вы считаете, горничная что-то знает, заставьте ее говорить. — Клевцов постучал ногтем указательного пальца по столу. — Возьмитесь за Джотто. Не исключено, что у него были с городским головой какие-нибудь непонимания… Этого, конечно, недостаточно для того, чтобы травить человека, но мы имеем дело с иностранцем. Трудно сказать, какие у них на этот счет представления. Итальянцы с их вендеттой — люди непредсказуемые. Словом, присмотритесь к Джотто повнимательнее.

— Да, конечно. Мы уже это делаем…

— Может быть, к этому делу привлечь сыскную полицию?

— Нет! — торопливо отказался Алтуфьев.

— Что так? — прокурор сощурился. — Фон Шпинне, что бы вы о нем ни думали, хорошо разбирается в сыске…

— Да уж хорошо! — мотнул головой следователь. — Прежний губернатор, царствие ему небесное, умер в сыскной…

— А при чем здесь фон Шпинне? Губернатор мог умереть в любом другом месте. Просто так случилось, что он испустил дух в сыскной… — Нельзя сказать, что прокурор как-то симпатизировал Фоме Фомичу, но здесь была, на его взгляд, форменная несправедливость со стороны Алтуфьева.

— Нет! — энергично рубанул рукой следователь. — Сыскная, уж мне поверьте, нам будет только мешать.

— Ну, нет так нет. Смотрите сами, кого привлекать и что делать. Со своей стороны я вам окажу любое содействие, — прокурор замолчал, чуть подумал и добавил: — Ну, разумеется, то, что в моих силах и возможностях.

«Значит, никакого!» — подумал Алтуфьев, при этом подавляя желание ухмыльнуться.

— Да отыщем мы голову, куда он денется… У нас ведь город небольшой, наверняка кто-то что-то где-то видел. Человек не может пропасть бесследно.

— Согласен с вами — не может! Но пока я убеждаюсь в обратном. — Прокурор поднялся и через стол, протягивая следователю руку, добавил: — Не смею вас более задерживать. Но с сыскной вы все-таки подумайте.