Тренер Людоеда

Лев Александрович Савров, 2020

Авантюрная и увлекательная повесть о жизни, работе и приключениях в Центральноафриканской Республике в середине 70-х годов. Фотографии и комментарии Саврова Льва-младшего в конце книги.

Глава 2. Бутылка и в Африке бутылка

После Хартума можно приземляться на любой тропический аэродром: хуже не будет.

— Вить, сколько там в этот раз было?

— Сорок восемь градусов только.

— А, чёрт! И пойло какое-то подсунули вместо коки.

— Зато сверху красиво: Белый Нил, Голубой Нил, потом вместе сплошные «нилы».

— А, чёрт! Сверху б их и видеть! Ветрюга так обжигает, хуже сауны. И ведь когда бы не хрястнулся — летом, зимой, осенью — всегда одно и то же.

— Нет, ребята, — вступил в разговор горбоносый и чернобородый попутчик, сидевший третьим на нашем ряду кресел, — здесь есть своя прелесть, особенно весной, в пору дождей. Да и не ветер это, а так, ветерок. Вот в прошлом году я просидел тут неделю из-за сирокко. В гостинице задраили все стёкла и ставни, но после бури в комнатах на полу было на тридцать сантиметров песку, ей-богу!

В общем, когда мы покинули авиалайнер где-то у экватора и очутились перед аккуратным двухэтажным, довольно современным зданием маленького аэропорта, около которого не было никаких других самолётов, даже местных, жара и влажность воспринимались как нечто родное и привычное.

— Смотри, Витя, нас встречают почётным караулом.

— Да уж, судя по Бейруту, мы просто випы.

Как известно, на международном жаргоне турагентств и госчиновников аббревиатура ВИП означает «очень важная персона» (с английского). Мрачная шутка Виктора напомнила, что в Бейруте мы выгружались и загружались под дулами автоматов не полиции, а армии. И личный досмотр соответствовал. Правда, нас пропустили, почти не глядя. Но в память врезалась картина: стоит здоровенный негр с поднятыми руками, а по нему ползают двое щуплых ливанцев под охраной ещё двух со скорострелками наизготовку. Я думал, они ему в уши залезут.

Из самолёта, между прочим, вместе с нами высыпала толпа ливанских, сирийских, египетских и прочих торговцев и коммивояжёров.

— Ну, сейчас начнётся цирк. Отольются кошке мышкины слёзки, — заявил Виктор, переступая порог «международного» аэровокзала.

И точно. Будто по сигналу, на нашу кучку пассажиров со всех сторон набросилась с гиканьем, уханьем и прибаутками жадная стая иссиня-чёрных таможенников и полицейских. Чемоданы мгновенно раскрывались, их содержимое вываливалось на пол, сумки переворачивались и вытряхивались, карманы вывёртывались и облегчались, бумажники порхали из рук в руки, паспорта и визы не интересовали никого. Если кто-то видел налёт макак-резусов на курятник, то живо может представить себе происходившее.

Мы вместе с чернобородым спокойно стояли в центре этого столпотворения, как ось земная или глаз тайфуна. Других европейцев среди пассажиров не было.

— Телеграмму, видать, зря давали, — заключил Виктор.

— Ничего, меня встретят, — отозвался чернобородый, — а, вон наш посольский завхоз ломится.

Завхоз, развевая полы распахнутой ковбойки и блестя каплями пота на волосатом животе, скорее не ломился, а проскальзывал по направлению к нам.

— Здоров, Андрюха, как долетел? — адресовался он к бородатому.

— Ничего, нормально. С попутчиками вот…

— Кто такие?

— Мы в университет, — разъяснил я.

— А чего ж вас ГКЭС не встречает?

— Наверное, от радости никак не очухаются, — ответил Виктор.

— Ну, ладно, мы вас у ихнего офиса вывалим, нам всё равно мимо ехать. Давай, все за мной!

Подхватив пожитки, мы стали прорываться к выходу. До вожделенной двери на свободу оставалась три шага, когда на плечо Виктора опустилась властная чёрная рука.

— Стой!

Мы остановились.

— Это что?

Обвиняющий палец сержанта указывал на пластиковую сумку в руке Виктора, внутри которой просматривались стандартные пакеты с надписями «Ядрица 500г».

— Крупа, — ответил по-русски Виктор.

— Не понимаю, — удивился сержант.

Брови его угрожающе задвигались.

— Уна сгунда, моментик! — втиснулся между нами завхоз. — Руссо профессоре. Ням-ням. Уно сувениро! Фройндшафт, нет проблема!

Левой рукой завхоз обнимал сержанта за плечи, загораживая его широкой спиной, правую же руку изогнул назад ладонью вверх, шевеля выразительно пальцами в нашу сторону.

Я рванул застёжку сумки, выхватил двухсотграммовую бутылочку бренди, купленную в дьюти-фри шопе каирского аэропорта, и вложил её в шевелящиеся пальцы.

Бутылочка мгновенно скользнула в карман сержантского форменного френча. Страж границы заулыбался.

— Нет проблема. Уелком в нашу великую страну.

Мы вырвались на площадь и залезли в микроавтобус «Фольксваген» с дипномерами.

— Бутылка и в Африке бутылка! — изрёк Виктор.

— Ты тоже хорош: «крупа, крупа…»

— Да не помню я как её обозвать по-иностранному!

— Это что, — сказал задумчиво завхоз, выруливая на широкую автостраду, окаймлённую зарослями маиса. — Нам раз в месяц приходит продовольственный заказ, так чтобы его получить…

Он помолчал, затем прибавил со злой тоской в голосе: «Каждый пятый ящик водки оставляем здесь, сволочи, мать их!»

— Никогда не думал, что тут может быть такая автострада, — сказал я, желая отвлечь его от тяжких мыслей.

— А это и не дорога вовсе, это взлётная полоса старого аэродрома. Вот, кстати, и ваш университет, — указал он налево на четыре двухэтажных барака. — Построен на месте старого аэровокзала.

— Это университет? — разинули мы рты.

— Чего удивляетесь, у нас на всю столицу три шестиэтажных дома.

— Не может быть!

— Точно, — подтвердил Андрюха. — А лифт есть только в одном.