Пиковая дама и благородный король

Лариса Соболева, 2018

Сестры Вероника и Зинаида не общались пять лет! И вот встретились… в морге. Зинка-оторва, хитренькая, умная и безбашенная. Больше всего на свете ей хотелось денег. И она добилась своего, заплатив за это жизнью… Веронику ждала поездка на Мальту, любимый жених и семейное счастье. А теперь она главная подозреваемая в убийстве сестры. Ведь это ей досталось имущество покойной, за которым охотятся… все! Старик Беляев передал Зине в собственность огромный лесной массив. Та перед смертью спрятала купчую. Теперь эти бумаги ищут несколько человек: убийца старика, следователь и… фактический владелец леса, чьим доверенным лицом являлась Зина. Линии жизни разных людей иногда закручиваются в одну спираль. И не важно, как они относятся друг к другу. Опасные виражи им суждено преодолеть вместе…

5

А мисс Размазня, попав в квартиру, подключила мобильник Зины к зарядному устройству, которое обнаружила во время поисков паспорта, и поставила чайник на плиту. Мучил голод. Вероника не ела целый день, поэтому, преодолевая отвращение, она изучила холодильник, выбрасывая в мусорное ведро пропавшие продукты. Кое-что сохранилось, например, рыбные консервы в количестве двух банок, а в морозилке курица. Предварительно распахнув окно, Вероника вынесла мусор, открыла сайру и ушла в комнату, чтоб от неприятных запахов не стошнило. Съела всю банку с сухариками, после этого решила: зарядки в мобильнике хватит на звонки. Первым стоял в списке контактов некий Абалкин.

— Здравствуйте, извините за беспокойство, — начала шаблонно Вероника. — Это сестра Зинаиды Долгих…

— Какого хрена тебе надо?

Вопрос прозвучал не только грубо, но и агрессивно, правда, сотовый телефон взял не мужчина, а женщина. Вероника, ничего не выясняя, поспешила сообщить:

— Зинаиду убили, завтра похороны, если вы имеете желание проститься…

— Не имею. Ах, боже мой, какая радость, сдохла твоя сестричка. Не своей смертью, говоришь? Так это неудивительно. Что ж, туда ей и дорога.

— Да как вы можете злорадствовать! — оскорбилась за сестру Вероника.

— Могу! Не смей мне звонить и напоминать о ней, ты такая же гнилушка, как твоя сестра!

Честно сказать, гудки обрадовали, ибо дальше разговаривать с припадочной бабой не имело смысла, но и звонить на следующий номер резко расхотелось.

В кухне частично выветрилась вонь. Вероника выпила несколько глотков горячего чая, выбирая наугад, кому позвонить. Заметила в списке контактов вместо имен или фамилий по две буквы, а в каком случае лично она оставила б только буквы? Если это очень близкие люди, достаточно инициалов, чтобы знать, кто звонит.

— Начнем с первого номера… ЛМ… — нажала Вероника вызов. — Алло, здравствуйте. Извините за беспокойство, я сестра Долгих Зинаиды…

— Зины?! — удивился женский голос. — У нее есть сестра?

— Есть. Меня зовут Вероника, а вас?

— Лайма. А что случилось, почему вы мне звоните?

— Зину убили, завтра похороны в четыре, вы придете?

— Я? — Лайма замялась, Веронику это не на шутку встревожило. — А куда?

— К дому Зины. Вы придете?

— Ну, да… Да, я приду, если отпустят с работы. До свидания.

Несложно догадаться: Лайма не загорелась желанием проводить знакомую — что все это значит? Вероника продолжила звонить, номера под буквами «СШ» и «МР» не ответили, зато после них отозвался мужчина по фамилии Краков, не дав ей слова сказать:

— У тебя, Зинуля, хватает наглости мне звонить? Ну, ты сильна, мать. Запомни, если попадешься мне на глаза со своей подружкой, я вас обеих живьем закопаю…

— Это не Зина, — перебила Вероника. — Я ее сестра… Зина погибла…

Гудки. И вдруг на Веронику накатило: она разревелась, не зная, как ей быть, ревела, размазывая ладонями по щекам слезы вместе с косметикой. Неужели предстоит закопать Зину, словно собаку, без людей, цветов, поминок? С поминками вообще труба! Не звонить же Ларичеву, дескать, вы не обо всем позаботились, будьте добры, заставьте прийти народ из телефонной трубки и придумайте, где и как будем поминать сестру, а также на какие шиши! Нет, у Вероники совесть не настолько заморожена, чтоб так обнаглеть, но нужен хотя бы совет. Она поплелась к соседке, которая дала адрес бюро ритуальных услуг, позвонила, а когда женщина открыла, вместо вразумительных слов еще пуще заревела.

— Господи, девушка… — всполошилась соседка. — Ну-ка, заходите! Идите на кухню, я только посмотрю, как там внук.

За то небольшое время, что хозяйка отсутствовала, Вероника с рыданий перешла на всхлипывания. Стоило той появиться, выпалила скороговоркой:

— Ради бога, простите меня… Я в дурацком положении… нет, хуже! И пришла… не знаю, зачем пришла… может, вы подскажете, что мне делать. Завтра Зину… а никто не хочет проводить ее… Я звоню им, а они грубят… Неужели Зина была такой плохой? Я не заказала кафе, потому что не знаю, сколько народу будет, да и будут ли вообще. Какое там кафе! Денег у меня почти не осталось…

— Тихо, тихо. — Присев, соседка взяла девушку за руку, ее доброе лицо выражало сочувствие, в тот момент это было необходимо Веронике. — Безвыходных положений не бывает, поверьте. Давай, детка, вместе подумаем, что-нибудь да придумаем.

Придумывала, исходя из данности, Клавдия Васильевна, и Вероника поняла, как мало она знает, а в такой сугубо житейской ситуации, которая рано или поздно касается каждого человека, оказалась полным нулем. Да, у нее особые обстоятельства — чужой город, нет знакомых и родных, денег едва хватило, но это слабое утешение. Где пресловутая сила воли? А мозги где она оставила? А знакомая жажда первенства, которая в быту преобразуется в умение управлять ситуацией? Что в результате? Вареное макаронное изделие, непригодное для жратвы. Так ведь сожрут, тот же Ларичев, если других кандидатов в тюрьму не появится, в общем, завтрашним днем мытарства не закончатся.

— Вероника, ты слышишь меня? — тронула ее за плечо озабоченная Клавдия Васильевна.

— Слышу, — уныло ответила она. — Просто я подумала, что суета не дает мне вникнуть в то, что произошло. Я не до конца верю в смерть Зины, хотя видела ее…

— Это долго продлится, — не утешила Клавдия Васильевна. — Потом еще и чувство вины появится, когда память вернет тебя к размолвкам с Зинаидой вплоть до мелких. Забудешь, что не только ты была не права в ссорах, но и твоя сестра. Тогда придет раскаяние, а это неправильно, потому что виноватых нет. Итак, делаем скромные поминки дома, без традиционного застолья с переменой блюд, а что-то типа фуршета. Я съезжу утром на рынок, там дешевле, куплю продукты и приготовлю нехитрые закуски.

По ее требованию Вероника принесла телефон сестры. Клавдия Васильевна сама решила звонить, а ее отправила отдыхать. Но Вероника из последних сил вымыла холодильник, понимая, что завтра на это не будет времени. И все. Рухнула на диван и, что называется, вырубилась. Если б призрак старшей сестры действительно явился, устроив в квартире тарарам, Вероника не проснулась бы.

Все кончено — эти слова застряли в висках с обеих сторон и сдавливали их, словно двойная мигрень. Мама умерла, когда Вероника была маленькой, в памяти осталось: размытое лицо, восстановленное по фотографиям, тонкие руки с длинными кистями, впалая грудь, к которой она прижимала трехлетнюю дочь, и запах полыни. Почему полыни? Может, Вероника путала ее с валерьянкой, у мамы было слабое сердце. Потом ее заменила тетка, она и сейчас жива, перебралась в деревню к подруге, выгодно продав старый дом с участком на городской окраине и выделив двум племянницам по небольшой сумме. Надо бы навестить ее. Об отце ничего не известно, бросил и бросил. Короче говоря, Вероника не была знакома с болью, когда уходят близкие люди. Гроб опускали в яму, тогда-то из ее глаз и полились прощальные слезы, которых она стеснялась, потому что вокруг стояли абсолютно чужие люди.

А пришло… семь человек, семь! Пожилая пара, Лайма с молодым мужчиной по имени Георгий, не представившаяся девушка и двое молодых мужчин — один интеллигентного вида, второй… лучше с ним не встречаться в темном переулке. Вероника дополнительно расстроилась, но что есть, то есть: нелепо Зина жила, нелепо закончила, откуда же взяться длинной процессии на похоронах?

Садясь в машину, Георгий заметил:

— Негусто. При том образе жизни, что вела Зиночка, она вправе была рассчитывать, чтоб ее отпевала по крайней мере четверть города.

— Твоя ирония не к месту, — проворчала Лайма, пристегиваясь. — Каждый из нас может оказаться здесь, это грустно.

— Каждый и окажется, глупые раньше времени, умные в свой срок. А сестричка у Зинки хорошенькая… Она замужем?

— Откуда я знаю! Зина никогда о ней не рассказывала, я вчера сама впервые услышала ее, а сегодня увидела.

— Полагаю, не замужем. Иначе муж сегодня был бы с ней, обнимал за плечи и утешал бы. Нет, серьезно, она ничего… По-моему, Вероника совершенно другая, а какие у нее задорные ямочки на щеках…

Слышать комплименты от мужчины в адрес другой женщины, тем более когда этот мужчина настойчиво тащил в постель (без руки и сердца, не предлагая знакового кольца в подарок), все равно неприятно. Это намек: я сравниваю вас, сравнение не в твою пользу. Лайма про себя отметила гнильцу, которой раньше не замечала, впрочем, обычно в людях видишь желаемое, а не действительное. Она дала себе слово никогда к нему не обращаться с просьбами, но потом, позже, а сегодня другой случай, Лайма готова просить, унижаться, заискивать.

— Гошенька, миленький, ты узнал?

— О чем? — Мельком он взглянул на нее, а на лице — глазищи, как блюдца, с прописанной яркими красками в них надеждой. — А… Про мента и что означают его угрозы?

— И про Сашку. Она не звонит, на мои звонки ни разу не ответила, такое ощущение, будто потеряла трубку. Почему-то мент упомянул ее имя, почему?

— Забыл, прости. — Увидев, что Лайма обидчиво надула губы, заверил, но не очень активно: — Теперь не забуду, сегодня же разведаю. Выходи, ты приехала.

— А ты не пойдешь?

— Не могу. Извинись перед Вероникой, скажи, я обязательно ее навещу… Кстати, выясни, сколько времени она здесь пробудет.

Опять намек, мол, я переключился на новый объект, поинтересней тебя, в сущности, ей глубоко безразлично, кого решил охмурять Георгий, лишь бы не ее. Лайма выскочила из авто, еще раз вскользь напомнив о просьбе, но Вероника с компанией еще не вернулась с кладбища, поэтому она устроилась на детской площадке и позвонила.

— Куда ты пропала? — оглушил повышенным тоном голос в трубке.

— Не кричи, пожалуйста, — пролепетала Лайма, чувствуя себя виноватой. — Я не могла, поверь. Тут столько всего случилось…

— И что же случилось? — не подобрел голос.

— Не по телефону. Завтра приеду, обещаю. Ты не сердишься?

— Сержусь. Я торчу в этой дыре безвылазно…

— Знаю, знаю, — перебила она. — Потерпи немного, я все…

Гудки оборвали ее фразу, но повторно Лайма не нажала на вызов, зная, что сделает хуже. Обхватив плечи руками, она опустила голову и смотрела в песочницу, где песка как такового не было, а росла травка, превратившаяся за лето в высохшие спицы. Придет весна, и сквозь умершую сухость пробьется новая, живая трава, а с человеком так не бывает, он не возрождается, если уж умер, то навсегда. Лайма боялась смерти, это естественно. Страх умереть, присущий большинству, но отдаленный и чисто эмпирический, в ее сознании имел вполне реальное воплощение, возможно, из-за чрезмерной мнительности. Только кто бы точно сказал, где кончается мнительность, а начинается предчувствие? Кто определит границу между этими двумя понятиями? Не одно ли это и то же?

Во время скромных поминок еще один показатель смутил Веронику: мало говорили о Зине, мало было воспоминаний. Как же прожила она свою короткую жизнь, в частности те пять лет, что сестры не общались? Наверное, не этот несвоевременный вопрос должен был беспокоить Веронику, но он настойчиво лез в голову.

Благодарность Клавдии Васильевне и соседке, которая не открыла дверь, когда Вероника впервые пришла сюда, была велика. Растроганные женщины изъявили желание помочь убрать, но Даша (девушка, не представившаяся вначале) их выпроводила, убедив:

— Вы и так намаялись, идите отдыхать, я останусь и помогу.

Собственно, уборка предстояла небольшая, народу-то пришло… Веронике было стыдно вспоминать… но все закончилось, только внутри остался мутный осадок.

Даша, сдвинув рукава тонкой водолазки к локтям, с энтузиазмом мыла посуду, а подвыпившая Вероника носила на кухню тарелки, складывала в вымытый холодильник остатки еды, потом сидела, подперев скулы ладонями и наблюдая за девушкой. Ей всегда нравились энергичные, способные взять инициативу в свои руки люди.

— Ты давно знакома с Зиной? — поинтересовалась Вероника.

— Не сказала бы, — ответила Даша, продолжая мыть посуду. — Год мы изредка встречались в компаниях, но как такового взаимного интереса друг к другу не проявляли. А месяца три назад столкнулись в кафешке, я зашла туда перекусить, там была Зина. Мы разговорились, оказалось, у нас на многие вещи одинаковый взгляд.

— Жаль, — вздохнула Вероника.

— Почему?

— Потому что мы с сестрой не ладили из-за разности взглядов, значит, не поладим и с тобой, а ты мне нравишься.

— Ну… — усмехнулась приятельница Зины. — Одинаковое мироощущение — это не значит, что и люди идентичны. Вот смотри, мы все прекрасно распознаем, где добро, а где зло, так? Даже когда сами идем на подлый поступок, знаем, что это плохо. Но далеко не все решаются переступить порог и сделать кому-то плохо, я имею в виду проступок, а не мелкую пакость, хотя… начинается все с мелочей. Тем не менее надо иметь склонность к плохому.

— Ты меня запутала, из твоей латыни я ничего не поняла.

Да и не могла понять. От Вероники ускользали мысли Даши, как и свои собственные, потому что находилась она под грузом усталости, да и переживания ее доконали, к тому же выпила вина больше положенного. Она и опьянение — нонсенс, но докатилась.

— Я говорила о том, — подсаживаясь к ней за узкий кухонный стол, сказала Даша, — что при общности наших взглядов мы с Зиной абсолютно разные люди. То, что сделала б она, не сделала бы я, и наоборот, поняла?

— Кажется, д-да.

Вероника отвела взгляд в сторону окна, за которым притаилась темнота. Черная дыра и отражение на стекле — все, что она видела, эти же картины видят каждый вечер миллионы людей, но не всем они кажутся фатальными. Потому и собственное прозрачное отображение мерещилось ей картинкой из будущего, то есть то время, когда ее, Вероники, не будет, как нет Зины…

— Ты, кажется, собираешься замуж, где же твой жених? — наливая чай в чашки, поинтересовалась Даша. — Почему он не приехал?

— Откуда ты знаешь про моего жениха?

— Хм… ты сегодня сама обмолвилась… Не помнишь?

— Не помню, — пожимала плечами Вероника, копаясь в собственной памяти и признав, что в ней имеются пробелы, а до маразма вроде бы далеко.

— Ну и неважно. Где же он?

— Наверное, на Мальте. Отдыхает. Ой, не смотри на меня, как на больную. Знаю, с его стороны бросать меня в таком положении и ехать отдыхать… э-э… м-м… ну, да, некрасиво, но… Но! — Вероника подняла указательный палец, этот предупредительный жест больше относился к ней и только отчасти к Даше. — Я не хочу задумываться, насколько мне неприятен его поступок. А он неприятен!

— И мне было бы неприятно, — поддержала ее Даша.

— Все, все, все, не хочу говорить на эту тему, — замахала Вероника руками, однако сама же вернулась к Стасу, — вероятно, после Зины это была главная больная мозоль:

— Мой Стасик умница, очень интересный… внешне и вообще… как личность…

— Ты пьяна, — констатировала Даша.

— Ну и что? Подумаешь!.. Я про что говорила?

— Про Стасика. Какой он умница.

Вдруг Вероника, потеряв интерес к теме, обхватила голову руками и захлюпала носом, жалуясь новой знакомой:

— У меня сплошной завал. Этот урод — Ларичев, есть такой следователь, из железа сделанный, заманил меня сюда и выдрал подписку о невыезде, я у него запасной вариант. Он прекрасно понимает, что к смерти сестры я не имею отношения, но не выпускает меня из города. Что я здесь должна делать, на какие шиши жить?

— Хочешь, узнаю, что этот Ларичев думает на твой счет?

— А ты можешь?

— Ничего не обещаю, но у меня есть знакомая в милиции, правда, она рядовой сотрудник…

— Узнай, а? — Вероника даже слегка протрезвела. — Хоть примерно.

— Попытаюсь. А теперь давай я тебя уложу…

Даша взяла ее за плечи, помогая встать, и Вероника покорно пошла с ней в спальню, сонно бормоча:

— Не уходи. Переночуй здесь. Мне так не по себе… Знаешь, откуда-то берется ощущение, будто я в этой квартире не одна. Нет-нет, в ахинею типа призраков я не верю, но мне тут неспокойно… очень тревожно.

— Хорошо, не уйду.

Вероника улеглась, не раздеваясь, свернулась калачиком, подложила ладони под щеку и закрыла глаза. Она привыкла самостоятельно решать свои проблемы, не жалуясь на судьбу и не требуя участия посторонних. Однако сейчас одиночество ее угнетало и пугало.

Последней перед сном мыслью бедняжки было: «Собаку завести, что ли? Здоровую, злющую, с клыками… Да где ж ее взять, готовенькую?»

Даша накрыла уснувшую Веронику одеялом, понаблюдала за ней и, удостоверившись, что та спит, спустилась вниз. Взявшись за телефон, в ту же минуту передумала звонить — поздно уже, к тому же нечем порадовать. Она отыскала плед, диванные подушки уложила друг на друга и легла, взяв старые женские журналы, имевшиеся в избытке. Очевидно, покойная Зина обожала сплетни, слезливые истории про любовь, моду и кроссворды…

Спала Даша чутко. Новое место и отсутствие комфортной постели как-то не располагают к крепкому сну. Под утро она услышала щелчок, вернее, проснулась до того, как щелкнуло в прихожей.

Приподнявшись на локте, Даша прислушалась, гадая, что могло так характерно щелкнуть — будто ключ провернулся в замке. Потом ей показалось, дверь кто-то тихонько притворил. А если не показалось? Кто пожаловал ни свет ни заря?

Даша откинула плед, спустила на пол ноги, замерла, лихорадочно припоминая, где оставила сумочку. Ага, брала телефон, потом кинула его назад в сумочку, значит, где-то тут… под рукой…

В прихожей загорелся свет, о чем свидетельствовали яркие и узенькие полоски по щелям. Дашу нельзя назвать трусихой, но, пардон, не в этой ситуации.

Ей точно известно, что в квартире никто, кроме Зинаиды, не жил, разве что сама покойница забыла какую-то вещь забрать в могилу и вернулась за ней. Но призракам электрический свет не нужен, они и без ключей обходятся по идее…

— Кто здесь?! — громко, с паникой в голосе, крикнула Даша, шаря руками по креслам в поисках сумки. А обстановка чужая, к тому же темно, одной страшновато. Но разве она одна? — Вероника! Вероника, иди сюда! У нас гости!

Даша нащупала сумочку, лихорадочно расстегнула «молнию», вытрясла из нее все, что там имелось, на стол.

В прихожей кто-то затопал…

— Вероника! — звала Даша, ощупывая предметы на столе, что-то попадало на пол.

— Верони…

— Что случилось? — появилась та. — Где же тут выключатель?

Громко захлопнулась входная дверь, а через минуту Даша включила первый попавшийся светильник, к счастью, в комнате их несколько, искать долго в темноте не пришлось.

— Ты чего? — щурясь, произнесла Вероника. Даже со сна и сослепу заметила бледный вид новой подруги.

— Здесь кто-то был… — полушепотом произнесла Даша.

— В квартире? Кто? Когда?

— Только что. Я слышала… и… и там свет горит…

Непроизвольно Вероника ахнула: в руках Даша держала пистолет и осторожно приближалась к двери, ведущей в прихожую… Она смелая. И очень современная.