Кровавая свадьба

Лариса Соболева, 2006

Свадьба пышная, с истинным размахом – два магната-мафиози женят детей. Все бы ничего, да Железный Феликс и главный мент города Ступин являются заклятыми врагами, потому-то гости и наблюдают украдкой за действующими лицами в этой комедии… или трагедии. Внешне все пристойно, однако!.. Книга также выходила под названием «Снежный король».

6

Странное дело, Железный Феликс не отличался ни жестокостью, ни кровожадностью, ни алчностью… Впрочем, алчность — понятие растяжимое, и смотря в каком разрезе это слово понимать. Феликс любил деньги, сумел много «прихватизировать» бессовестно, но, господа хорошие, кто из наших нуворишей заработал денежки кайлом и лопатой, утверждает Петр Ильич. Таких нет, или почти нет. А Феликс, хоть и хапнул, но делился, он был щедрым человеком. Субсидировал различные городские мероприятия, дал деньги на операцию за бугром больному ребенку, а школе, где учились его дети, покупал оборудование, постоянно делал крупные вливания в детский дом. Разве можно его втиснуть в рамки негодяя? Несправедливо. Но вот что интересно: в людях, пришедших почтить его память, мелькали затаенный страх и неприязнь. Они заходили в фойе ДК, где лежал Феликс, одну-две минуты молчали у тела, положив цветы, уходили, некоторые не скупились на слезу. Скорбь подчеркивала траурная атрибутика, включая заунывную музыку классиков всех эпох. Через какой-то час Феликса трудно было разглядеть за снопами букетов, которые периодически убирали в сторону две женщины с важно-ответственным видом. Что же заставило всех этих людей, которых в подавляющем большинстве Феликс не мог знать лично, прийти сюда сегодня? Вековой страх раба, уважающего хозяина только за то, что тот вытянул из него соки? Или затаенное торжество все того же раба, пришедшего полюбоваться кончиной деспота? Однако проводить Феликса пришел едва ли не весь город.

Марат долго сидел у тела тестя возле юной жены и ее брата, скучал, наконец, вышел покурить, присоединившись к отцу, стоявшему на улице в тени.

— Гробешник, видал, какой? — спросил Леонид Гаврилович, когда они медленно пошли вдоль аллеи. — Из самой Москвы самолетиком приперли. Герман тоже пыль в глаза любит пустить. Теперь думает, что Железный Феликс — это он. О, мать идет… Глянь на фотокарточку, пилить будет.

Галина Федоровна шла по-солдатски целенаправленно, ее распирало от чувств, а подходящего случая высказаться не представлялось. Приехала она в дом к женатому сыну через день после кровавой свадьбы и диву далась невесткиному отношению к Маратику. Сейчас, подойдя к мужу и сыну, она бойко начала:

— Марат, жена твоя какая-то странная… Я два дня у вас домработницей была, а она хоть бы слово сказала. Ни «спасибо», ни «до свиданья»… И тебе хамит, а вы же только поженились. Как мне, матери, это понимать?

— Галя, — лицо Леонида Гавриловича приобрело выражение святого мученика с картины древнего живописца, — не болтай глупости. У девочки горе…

— Я тоже двух родителев схоронила, так что? Надо на всех зверем смотреть? Мы ж теперь ей родня, а Марат… Не, ну я не знаю… Она по доброй воле вышла замуж, должна уважать родителев мужа. Я понимаю, горе…

— Мама, хватит, — тихо, но внушительно сказал Марат.

— Не, ну ты гляди! Мне и слова сказать нельзя? Это ж черт-те что! — Марат махнул рукой и, не оглядываясь, пошел к гробу тестя. — Не, отец, это что такое?

— Иди к бабью, — миролюбиво предложил муж.

— Ты не знаешь и меня слушать не хочешь, — окончательно прорвало Галину Федоровну. — Маратик выбрал себе черт-те что! Не перебивай! — рявкнула она, хотя муж даже не собирался открывать рот, так как знал: пока это делать бесполезно. — Он ей кофе в постельку, как прынцессе… А порхал вокруг! «Светик, скушай бутербродик. Светик, попей капельки. Светик, хочешь в ванне искупаться?» А она? — «Не хочу! Отстань! Уйди! Оставь в покое!» Что ж это за семейная жизнь… Не перебивай!..такая будет у нашего Марата? Она же грубиянка. Горе горем, а муж… вместе как-то надо! Не перебивай! Ты еще не знаешь! Они спят в разных комнатах!!! Я, конечно, понимаю, это самое может обождать… Не перебивай, я сказала!..но почему не на одной кровати спят?! Не нравится мне эта женитьба!

— Дура, — флегматично вставил наконец муж и побрел к ДК.

Она задохнулась обидой и негодованием, но в руки взяла себя быстро. Галина Федоровна женщина крепкая. Отдышавшись и уняв гнев, тихо пригрозила вслед мужу:

— Скажите какие! Ну, ничего, завтра ты у меня без котлет останешься. И борщ в унитаз спущу. Захочете жрать, Леонид Гаврилович, в столовую ступайте. Я тебе покажу: дура!

Герман не пролил ни одной слезы, только желваки ходили на скулах, по ним и можно было определить степень его напряжения. Еще он задерживал колючий, изучающий взгляд на подходивших к отцу людях.

— Ты буквально в каждом видишь убийцу, — сказала раздраженно Рита, когда он вышел в очередной раз покурить. — Так нельзя. Люди пришли проводить твоего отца…

— Кто-то из них, — не слушал он.

— Откуда ты знаешь? Может, убийца вообще сюда не пришел.

— Я сосчитал. Все, кто был на свадьбе, пришли. Все.

— Ты считал?! — поразилась Рита. — Считал у гроба? Герман, ты ненормальный. А если это сделал посторонний, нанятый? Незаметно пробрался в ресторан и… Нельзя же всех подозревать!

— Если бы на свадьбе были дети, я бы подозревал и их.

— Нет, ты не в своем уме. А меня подозреваешь?

— Тебя нет. Единственную.

Герман обнял ее. Из-за его плеча Рита увидела Андрея, скрестившего на груди руки и прислонившегося к колонне, который наблюдал за ними без особых эмоций. Она смутилась до красноты на щеках, высвободилась из объятий, сказала:

— Иди. Тебе нужно находиться там.

Герман прошел мимо Андрея, как мимо стенки, а она задержалась:

— Что ты на меня так смотришь?

— А как же обещание выйти за меня замуж? — усмехнулся тот.

— Я не могу его бросить в таком состоянии, — вовсе не оправдывалась Рита. — Это было бы жестоко.

— А он не был с тобой жестоким?

— Был. И будет. Потому я и решила расстаться с ним. Но не сейчас.

— А когда?

Спокойствие, мягкая настойчивость Андрея и его немой укор стали раздражать, впрочем, на себя Рита злилась больше. Одному пообещала выйти замуж, с другим спит, причем Андрей терпеливо сносит ее измену. Кошмар! А не послать ли их обоих?

— Когда наступит время, — отрапортовала она и прошествовала в траурный зал, ругая себя мысленно: «Нет, это я свихнулась».

Что и говорить, процедура пренеприятная, к тому же скучная, особенно для Беллы, которая держалась несколько в стороне, лениво озираясь вокруг и переговариваясь с подругой. В отличие от Беллы, для Зои траурная церемония — еще одна возможность оторваться от кастрюль и вырваться на люди. Муж держит ее в черном теле, он из этих: пальцы веером, сопли пузырями, череп лысый, а под черепом — баксы, пиво, шлюхи. Зоя, целиком зависящая от него, вынуждена сносить «богатый внутренний мир» и «свободолюбие» мужа. Она частенько тайно посещала венеролога и ходила с примочками на лице. Когда слишком рьяно качала права, он отмахивался от нее, а у Зои «случайно» появлялись синяки. Она приличная молодая дама, правда, завистливая, но зато является энциклопедией городской жизни. Иногда к ним подходили знакомые, обменивались несколькими фразами, отходили, мужчины не забывали сделать комплимент Белле. Кстати, Белла слегка перепутала похороны с вечеринкой, хоть и оделась в черное платье, однако слишком открытое, воздушное и прозрачное. Зоя несколько раз вздохнула, Белла не выдержала:

— Господи, да что ж ты так тяжко вздыхаешь? Феликса жаль?

— Еще чего! — фыркнула та. — Раз получил пулю в лоб, значит, заслужил. Меня любопытство разбирает: кто осмелился всадить ему пулю? Да где?! На свадьбе! Кто такой смелый? Феликса многие ненавидят из них, — Зоя кивнула на группы людей, рассредоточенные по залу. — Больно зажрался он, хапнул полгорода, кому это понравится?

— Так уж и половину? — саркастически усмехнулась Белла. — Не преувеличиваешь?

— Клянусь! А остальная половина боялась его. Как ему это удалось? Теперь все перейдет к Герману. Видишь, не пришлось ждать долго смерти папочки. Слушай… — Зоя по-воровски зыркнула во все стороны, понизила голос: — А может… Герман укокошил папашу?

— Ты совсем того?

— Я ничему не удивлюсь. Передачу смотрела, там какой-то мужик с бородой говорил, что у нас сильно снизился нравственный порог. Ну, может, он и не так выразился, а смысл вот какой: возросло количество людей, способных на тяжкие преступления, на очень тяжкие. А он профессор… чего-то там… по мозгам.

— Психологии?

— А черт его знает, не запомнила. И повод есть у Геры — бабки! Так что я не удивлюсь.

— В таком случае, твой муж тоже мог его убить, если следовать твоей логике о «пороге». Ему заплатят, он и тебя грохнет.

— Точно, — согласилась Зоя. — Мой мог убить. Только он во время фейерверка на мне висел в зюзю пьяный. Свинья. Эх, кто бы грохнул моего Михасика. Я б его до конца дней святым избавителем почитала.

— Ты можешь и солгать, чтобы алиби мужу обеспечить.

— Кто? Я? Ему? — возмутилась Зоя. — Да я сплю и вижу, чтоб этот боров в преисподнюю провалился. Алиби ему! Я б с удовольствием на него накапала, если бы он еще ко всем бабам на фейерверке не клеился, смотреть, гад, мешал. Он меня так достал…

— Ну и грохни его сама, — посоветовала Белла.

— Боюсь.

— Что посадят?

— Нет. Что не убью сразу. Тогда он сделает из меня сначала отбивную, потом труп. А у меня дети. Смотри, смотри… — оживилась Зоя. — Ишь, Ритка как нацелилась на наследника, не отходит от Германа.

— Каждый устраивается как может, — заявила Белла.

— Тебе лучше знать, ты же у нас неплохо пристроилась, — съязвила Зоя.

— Красивая, молодая женщина имеет право на достойную жизнь.

— Кто красивая? Ты без косметики ее видела? Если окольцует Германа, получит сразу дом, виллу на юге Франции, яхту в Италии, там, говорят, целый корабль. У Феликса было денег не меряно… теперь они все у Германа.

— Завидуешь?

— В ее случае нет. Потому что у меня под боком спит такая же скотина.

— Вот как! А мне советовала отбить его?

— Ты, Белла, не Ритка, ты сама способна кого угодно в бараний рог скрутить… Ой, наконец! Феликса выносят. Идем в машину, а то у меня ноги сейчас отвалятся. Интересно, кого следующего будем хоронить? Если Германа, то убил не он.

— Думаешь, еще кого-то убьют?.. — уже шепотом спросила Белла.

— Уверена. В нашем городе давно должно было что-нибудь подобное произойти. Феликс всех сдерживал. А теперь разойдутся. Жаль, мой всего лишь торгаш.

— Прекрати, — шикнула Белла, которой муж Зои надоел с одних только слов подруги.

Вынос тела сопровождался торжественной печалью. Четыре автобуса едва вместили желающих. Потом произносились пламенные речи а-ля «но пасаран!», потом тот же ресторан, где проходила свадьба с кровавым финалом.

Света и Герман принимали соболезнования, Марат вновь стоял с отцом, ожидая второй очереди обеда, когда останутся только близкие и друзья Феликса. Галина Федоровна находилась поодаль, гордо выпятив бюст десятого номера, и не глядела в сторону мужа и сына. Иногда Марата отзывала директор ресторана, о чем-то шепталась, удовлетворенная уходила. Утомившийся отец, вытирая пот с шеи платком, спросил:

— Чего суетятся?

— Обед заказан на меньшее количество человек, ошиблись числом.

— А, так это ж всегда так. Откуда взялись старики и старушки? Не знаешь? Есть такие, покойника в глаза не видели, а на похороны приходят, чтобы поесть. Так-то. Но размах у Германа… царский.

— Да ладно, отец, не считай чужие деньги.

— Кажется, нас зовут. Я отощал уже. Не, ты прикинь, во где повезло ресторану: шикарная свадьба, а через несколько дней — шикарные поминки. Во наварят!..

— Папа, — с упреком произнес сын, качая неодобрительно головой.

Обед давно закончился, но перед рестораном еще стояли люди небольшими группами, беседовали, словно не хотели расходиться. Света держалась особняком, ждала, когда ее отвезут домой, то есть туда, где она теперь живет с Маратом. Подбежал незнакомый мальчишка:

— Тебя тетя спрашивает. Вон стоит у скамейки.

Света поспешила к матери Егора.

— Светочка, прости, у тебя такое горе…

— Ничего, ничего. Что случилось, тетя Лена?

— Присядем? Светочка… я не знаю, как сказать… но другого случая у меня может не быть… Извини, я волнуюсь. Ты, видимо, ничего не знаешь?

— Да говорите же!

— Егорку… посадили по подозрению в убийстве. Да, да, по подозрению… А он не убивал, ты же понимаешь? Егор любит тебя, он не способен… Я потом только узнала о его глупой выходке на твоей свадьбе. Ты ведь его знаешь, Света, он не мог это сделать. Да и где ему взять пистолет? Света, я не упрекаю тебя, не сержусь, что ты отвергла моего сына, это твое право, но… прошу, помоги ему. — И она расплакалась.

— Пожалуйста, не надо… Что я могу сделать?

— Попроси, попроси мужа (при слове «муж» Света опустила глаза), попроси, чтобы он поговорил с отцом… Пусть ищет настоящего убийцу, а не вешает преступление на моего Егора. Я боюсь за него… Он у меня один… я не переживу…

— Успокойтесь, я все сделаю, — решительно встала Света. — Обещаю.

— Деточка, я никогда не забуду… Мы уедем из этого проклятого города… Ты веришь, что это не Егор?..

— Не сомневаюсь. Идите, тетя Лена, я позвоню.

— Спасибо, милая, я в долгу… Ты обязательно позвони.

Не попрощавшись, тетя Лена, очень привлекательная женщина сорока лет, уходила ссутулившись, будто придавленная чем-то тяжелым. Света направилась не к мужу, а прямо к свекру, сытому и краснорожему, которого от свиньи отличало, по мнению Светланы, лишь одно: ходит он на двух конечностях. У Светы сводило скулы от ярости. Даже не обратилась к нему по имени-отчеству, а сразу спросила:

— Можно вас? (Отошли в сторону.) Почему Егор? Почему?! (Свекор не понимал, выпятил нижнюю губу и морщил поросячий лобик.) Убил папу не Егор.

— А кто? — наивно поднял брови Леонид Гаврилович.

— Кто угодно, но не он. Отпустите его… — и выдавила: — Пожалуйста.

— Понимаешь, Светочка… ты зря на меня сердишься. Показания дали не в его пользу, вот такие абрикосы.

— Кто дал? Конкретно.

— Кто-кто!.. Охрана отца… Герман…

— Герман?!

— Да, и Герман. Они рассказали о стычке на свадьбе… Так что у Егора были мотивы…

— Не было! Слышите? Не было. И Марат давал показания?

— Марат отказался.

— Вы-то откуда знаете? Вы пьяны были…

–…в свинью, — подсказал он. — Я ознакомился с делом, как-никак убит мой родственник, да мы всех похватаем, у кого есть мотивы…

— Угу, и первого схватили Егора?

— Светочка, не волнуйся так. Проверим. Докажет свою невиновность — отпустим.

— Вам докажешь!

Разгневанная Света поспешила отойти от свекра, ибо выносить его равнодушие не могла. Теперь очередь за Германом. С ним она шептаться не стала, занесло ее. На брата набросилась при людях:

— Ты… Как ты мог! Егорку объявил убийцей папы! Ты сам убийца.

— Светка, потише на виражах, — нахмурился он. — Никто Егора убийцей не объявлял. Думай, что несешь! Просто расспрашивали, не появлялись ли посторонние…

— Не хочу ничего слышать! Это подло. Марат, поедем.

— Нас отвезет Герман… — вставил Марат.

— Не сяду я к нему в машину, — прошипела Света. — Такси поймай.

Галина Федоровна была в предобморочном состоянии. Если б не ее крепкие нервы, давно инфаркт получила бы, глядя на такую невестку. Она смотрела вслед сыну и Свете, думая: «Поперся за ней, как телок. Вот дурень… Достался же мой Маратик мегере в модных тряпках. Что делать?»