И вся любовь…

Лариса Порхун, 2021

В этом сборнике вы найдёте более тридцати рассказов о женщинах и для женщин. Но, разумеется, интересны они будут не только им. Во-первых, потому что иногда речь идёт совсем не о них. И даже не от их имени. А еще потому что такие вечные понятия, как счастье, любовь, верность – не имеют пола, возраста или национальности. И совсем не зависят от уровня профессиональных или личных достижений. В точности, как ненависть, разлука и одиночество. Всего этого с лихвой хватает в такой непростой и многоцветной жизни героев этих историй.

Во всём виноват Филипп

1.

Артур терпеть не мог зимних праздников. Всей этой предновогодней суеты, бешеной погони за псевдорождественским духом, святочных историй и одноимённых гаданий. Ему совсем не нравился пресловутый хвойный запах с мандариновым вкраплением, а от салата «Оливье», адаптированного много лет назад советскими домохозяйками, его буквально тошнило. Бой курантов и немедленно следующие за ним многотысячные залпы всевозможных фейерверков, тоже, надо сказать, совсем не пробуждали в Артуре никаких светлых чувств. Он не испытывал по этому поводу ностальгических переживаний, и от ежегодных надежд на лучшее будущее вкупе с радостным томлением по чему-то сказочному и прекрасному, тоже был избавлен полностью.

Так, вообще-то, было не всегда. Когда-то с женой они тоже наряжали ёлку, и даже праздновали Рождество. И последние лет пять или шесть семейной жизни, под бой часов загадывали, чтобы в новом году, они наконец-то стали родителями. Но этого чуда так и не случилось. Зато случилось другое. То, что если и можно было бы назвать чудом, то весьма с большой натяжкой. Жена Светочка, видимо основательно заскучав в ожидании всё никак не наступающей беременности, ударилась сначала в вегетарианство, затем начала изучать цигун и усиленно медитировать. И всё это на фоне хатха-йоги, к которой у неё появился неугасимый интерес, с элементами сыро — и прано — едением. Светочка называла это поисками себя и своего предназначения. Она посещала бесчисленные курсы саморазвития, тренинги личностного роста и всевозможные семинары типа #найдисебя#раскройсвойпотенциал, где разнообразные просветлённые гуру и духовные учителя по мере сил и вовсе несимволическую плату помогали ей на этом нелёгком пути.

Артур не возражал и безропотно оплачивал все эти бесконечные практики, как говорится, чем бы дитя не тешилось. Тем более что Светочка говорила ему, что её материнская чакра пока ещё, по невыявленным до конца причинам, недостаточно открыта. Артур вздыхал, но понимал, что нужно набраться терпения и ждать. А пока он тайком от жены сходил к доктору и сдал соответствующие анализы. И когда узнал, что всё у него в порядке, очень обрадовался. До такой степени, что с радостью отпустил Светочку в Крым на какой-то очередной, ультрамодный и нереально дорогой ретрит. Жена приехала перед католическим Рождеством, но как выяснилось лишь для того, чтобы объявить о том, что уходит от него. Светочка сказала, что много думала и переживала. И поняла, что человек не должен жить без любви ни единого дня. И ни при каких обстоятельствах нельзя изменять себе и своему предназначению. Чтобы это, в конце концов, не значило. И что решение её взвешенное, выстраданное и окончательное. Ушла Светлана к своему наставнику — биоэнерготерапевту Григорию. Чтобы теперь уже с ним идти по пути духовного просветления и искать своё предназначение. Артур сдержанно пожелал ей удачи на этом пути.

Когда она ушла, больше всего его почему-то беспокоило, что же теперь делать с ёлкой. Он купил её накануне возвращения жены, и спрятал на лоджии, чтобы вместе затем нарядить. Сюрприз, в общем. У жены сюрприз оказался куда более экстравагантнее. Да и гораздо масштабнее, что там говорить.

Вот с этих самых пор, Артур, мягко говоря, и разлюбил все зимние праздники. Хотя в причине, по которой это произошло, ни за что не признался бы даже себе. У него, на этот счёт, была логически выстроенная и пуленепробиваемая система защиты, обоснованная и выстроенная на исторических фактах и народной мудрости. Например, он говорил своим друзьям, что, как минимум, глупо радоваться тому факту, что все мы стали старше на один год. Или, что ель, например, испокон веку у славян считалась деревом мёртвых. Или что ему грустно видеть, как в России Новый год, Рождество, Старый новый год неизменно сливаются в медленный и печальный запой. После которого люди выходят на работу, в таком состоянии, будто не отдыхали от трудов праведных, а все эти десять дней полуголодные и обессиленные по шестнадцать часов разгружали вагоны с углём, возвращаясь глубокой ночью в холодную камеру-одиночку.

Поэтому, как только декабрь вступал в свои права, сорокалетний банковский служащий Артур, неизменно собирался куда-нибудь к далёкому, тёплому морю. Желательно туда, где, как можно меньше рождественской и новогодней атрибутики. И где, наоборот, много солнца, фруктов и вечнозелёных растений. До сих пор, ему это прекрасно удавалось. Но не в этот раз. Дело в том, что у Артура был кот Филипп, шестилетний сибиряк, умница и красавец. Он появился почти сразу после развода. И хотя это тоже интересная, местами захватывающая история, заслуживающая, вне всякого сомнения, особого внимания, мы, тем не менее, не будем отвлекаться на неё, чтобы не терять, так сказать, нить основного повествования.

Так вот, до сих пор, во время отсутствия хозяина за Филиппом присматривала двоюродная сестра Артура. Кот её знал, жила она недалеко, так что никаких проблем не было. Но в этом году, она сама с семьёй по горящей путёвке улетала на все новогодние каникулы в Египет, и поэтому нужно было срочно что-то решать. Артур перебрал в памяти всех друзей и знакомых. Кого-то категорически отмёл сам, кто-то не подходил по медицинским, территориальным или этическим соображениям. Или в силу того, что точно также уезжал на праздники. О том, чтобы отдать Филиппа в специальное место или отдать ключи от квартиры чужому, нанятому для кормления кота человеку, не могло быть и речи. И тогда кто-то из приятелей подсказал ему один оригинальный способ: написать объявление и разместить в социальной сети. Артур, хоть и не очень охотно, но всё же согласился. А что ещё оставалось делать? До отъезда какая-то неделя, уже оплачены билеты, приобретены новые плавки и практически собран чемодан, а тут кота не с кем оставить. Он написал довольно трогательное письмо, где прямо заявил о своей острой потребности в добром и заботливом человеке. Далее перечислил основные достоинства кота, его привычки (которые вполне можно было свести к двум преобладающим: есть и, разумеется, спать) и его приятного, во всех отношениях характера. Присовокупил фотографию симпатяги Филиппа и сделал три приписки в конце: 1. оплата по договорённости, 2. возможно проживание, 3. равнодушным к котам, и не любящим этих животных, просьба не беспокоиться.

2.

В это самое время, на другом конце города, тридцатилетняя Сима привычно и равнодушно слушала монолог своей мачехи Полины. Сима, невзрачная, худенькая, в больших очках с неопределённого цвета волосами девушка, давно поняла, что Полине очень важно говорить самой. Иногда Сима смотрела на неё, и не без восхищения думала, что вот по ком наверняка до сих пор где-то плачет скамья в театральном институте. Симе очень бы хотелось знать, что делает Полина, когда остаётся совершенно одна? Или такого не бывает, в принципе? Наверное, подходит к зеркалу и продолжает… играть, прислушиваясь к несмолкающим и продолжительным аплодисментам. Полина, яркая и эффектная, как тропическая бабочка, между тем, продолжала:

— Тебе уже тридцать, Симка! — она закатывала глаза, и делала выразительную паузу, прямо по Станиславскому, мимически подкрепляя весь ужас Симиного положения, — Господи! — потрясала она изящными руками, с длинными пальцами и великолепным маникюром, — Ну и имечко, кстати, Симка! Ты что, девочка-шуруп из дурацкого мультика? Чего ты смеёшься? Самое время плакать! Ну ладно, допустим, это не твоя вина… Не можешь же ты, в самом деле, отвечать за то, что у твоих родителей ни ума, я извиняюсь, ни фантазии… Где они, вообще откопали это имя? В древних церковных скрижалях? С таким же успехом могли сразу после рождения, повязать тебе платок на голову и закинуть на порог монастыря, а что ещё делать? С таким, знаешь, имечком туда только и дорога… Но это ещё полбеды. Ты на себя посмотри? В чём ты ходишь? Что у тебя в жизни есть кроме работы?

— Вы у меня есть, — постаралась вставить Сима, — папа, ты, Юрик…

— Ах, оставь, пожалуйста, — взмахнула рукой Полина, — это ерунда полнейшая… Причём тут это? Тем более что мужикам, чтоб ты знала, вообще всё фиолетово, по большому счёту. Папа твой искренне считает, что волноваться не о чем, а Юрику — пятнадцать, ещё немного и он, фьють, — Полина небрежно качнула пальчиками в направлении двери, — Я же говорю о другом, тебе три дня назад исполнилось тридцать лет! И где ты праздновала свой юбилей? Правильно! В своём доме, в кугу своей семьи… О, боже! Воистину, нет хуже наказания для женщины, чем сочетание — умная дура… — она резко повернулась к Симе, — Я спрашиваю у тебя, какие планы, а ты опять: «да никаких, всё, как обычно»… Полина снова закатила глаза, — Где твои друзья? С кем ты общаешься? Я не имею сейчас в виду членов педагогического совета твоей школы, я говорю о круге общения… — Полина махнула рукой, с таким видом, словно и сама была уверена в полной безрезультативности всего того, что она только что сказала и ещё собирается сказать, — Почему, например, ты снова в этой жуткой кофте? Где платье, что я купила тебе ко дню рождения? Прости, конечно, может это и не моё дело, но на что ты потратила деньги, которые мы подарили тебе с твоим папой? Можешь не отвечать, я и так знаю, где… Там же, где ты их положила… А если и потратила, то только на кошачий и собачий корм, чтобы, как всегда, кормить всех этих встречающихся на твоём пути бродячих паразитов.

— Полина, если один человек задаёт другому вопросы, — снова попыталась вставить Сима, пробуя перевести разговор на юмористические рельсы, — то не думаешь ли ты, что у этого другого человека должна быть хоть малейшая возможность для ответа?

— Ай, оставь, — махнула рукой мачеха, автоматически проверяя безупречность маникюра и одновременно выполняя круговые упражнения для шеи, — знаю я все твои ответы, «для меня важно другое», «зачем, покупать новое, когда не сношено старое?», «я выбираю удобство и комфорт», «у меня всё есть», «а ты представляешь, каково собачкам и котикам зимой?» — произнося последние фразы, Полина уже впрямую передразнивала Симу. И, следует заметить, довольно точно.

— Вот и нет, я совсем не так разговариваю, — вспыхнула Сима.

— Правильно! — вдруг остановилась Полина, — А знаешь, я хочу, чтобы ты разозлилась на меня, я это выдержу, но вылези, наконец, из этой своей зоны комфорта, из этого своего тёплого, уютного болотца, в котором, ровным счётом, ничего не происходит! И не произойдёт, само на голову не свалится… Бери свою жизнь в свои руки! Начни жить, в конце концов, а не киснуть и бродить…

— Ну, знаешь, можно было просто сказать, что я вам мешаю тут, давай, мол, уже сваливай хоть куда-нибудь. Полина внимательно посмотрела на неё и задумчиво произнесла:

— Я бы очень хотела, чтобы у тебя произошли изменения в личной жизни, я бы даже была рада, если бы эта самая личная жизнь у тебя хотя бы началась… Ты мне не чужая, Серафима, более того, я за тебя переживаю, потому что люблю, хотя я всего лишь мачеха… И мне больно видеть, как ты постепенно превращаешься в заплесневевший, синий чулок… Мне сорок два, а ты выглядишь, чуть ли не старше меня… Впереди Новый год, Рождество, а ты всё сидишь одна… в этой безобразной, растянутой кофте со старушечьим узлом на голове, — Полина снова махнула рукой, но на этот раз настолько обречённо и безнадёжно, что Сима почти задохнулась от подступивших и немедленно защипавших глаза слёз. Больше всего её обидели даже не слова, а именно этот небрежный взмах рукой… Полина как будто ставила на ней крест. Окончательно и бесповоротно.

Сима сняла очки, опустила голову и сосредоточенно начала протирать их, чтобы скрыть то, насколько слова Полины задели её. Почему-то в этот момент ей вспомнилось искреннее обращение какого-то мужчины, искавшего, кто присмотрит за его котом во время отсутствия хозяина. Она наткнулась на это объявление вчера поздно вечером, когда заполнив электронные дневники своих учеников, просто просматривала ленту на Facebook. И ей запомнилась фраза «возможно проживание».

— А вот и нет… — запальчиво возразила она мачехе, — Если хочешь знать, меня уже… пригласил один человек… Мы едем с ним… за город…

— Ага, — с меланхоличной издёвкой произнесла Полина, неспешно, с царской надменностью выходя из комнаты, — Конечно, милая… Очень рада за тебя… Не забудь передать от нас привет своему несуществующему другу…

— Он настоящий… Да… — чуть не плача крикнула ей вслед Сима, — И мы будем вместе встречать Новый год… И Рождество…

— Конечно, и как же его зовут? — крикнула из прихожей мачеха, — Барсик, Клёпа или Шарик?

— Его зовут Филипп, ясно!? Филипп… Он… из Сибири… — выкрикнула она, уже стоя на пороге своей комнаты.

Чуть ли не первый раз в жизни, Сима пожалела, что совершенно не умела ругаться… Хотя та же мачеха несколько раз советовала ей научиться у своих учеников хоть чему-то полезному.

Серафиму хватило только на то, чтобы слегка хлопнуть дверью. Она села к компьютеру и стала лихорадочно искать то объявление.

— А если не найду? — думала она, — Или уже поздно, и этот, как его, хозяин Филиппа уже нашёл кого-то? Да где же оно?! Кажется, это?! Точно! Есть! Так, телефон, а, вот… Артур зовут хозяина. Когда Сима набрала номер, ей ответили настолько быстро, будто на том конце провода, кто-то сидел и ждал именно её звонка.

3.

— Сюда, пожалуйста, — проговорил Артур, открывая дверь комнаты, которую они с бывшей женой когда-то планировали под детскую, — Вот, собственно, можно будет устроиться здесь…

Войдя, Сима огляделась: чисто, светло и странно. Комната, не имеющая, очевидно, прямого назначения, и использующаяся хозяином, как что-то среднее между кабинетом, спортивным уголком (велотренажёр и гантели) и небольшой библиотекой.

— Диван не новый, конечно, но очень удобный… — Артур посмотрел на Симу: — Очень хорошо, что у вас есть возможность ночевать здесь. Во-первых, вы живёте на другом конце города, а во-вторых, — он замялся, — Филипп кот уже довольно взрослый, нервный и очень пугается всей этой новогодней канонады. Сестра иногда забирала его к себе на это время, но в её квартире он тоже чувствовал себя очень неуютно… Словом, проблем хватало всем…

— Я понимаю, — согласно кивнула Сима, — с котами такое случается. Да вы не волнуйтесь, — она улыбнулась, — комната отличная, с Филиппом, мы, мне кажется, поладим. Она глянула вниз, где точно посередине между ней и Артуром сидел и лениво помахивал хвостом тёмно-серый, с белоснежным треугольным пятном на груди, пушистый виновник всего происходящего. Филипп поглядывал на обоих зелёными глазами и время от времени зевал. Артур смотрел на бледное лицо Симы, туго стянутые на затылке волосы и очень светлые, будто выгоревшие на солнце глаза. — Неплохая вроде женщина, — рассуждал он, — честная и бесхитростная… По лицу видно… У такой и паспорт можно не спрашивать, — усмехнулся он про себя, — да только он-то не такой, и потом порядок, есть порядок… Артур посмотрел на старомодную, длинную юбку Симы и чёрный, домашней вязки свитер:

— Зачем так мрачно одеваться? — искренне недоумевал он, — Она ведь вроде молодая ещё. Как будто специально хочет казаться старше и… невзрачнее, — он смотрел сверху вниз на то, как Сима, присев, негромко «беседует» с Филиппом. Артуру не нравились такие девушки. От слова «совсем». Нет, они хорошие, ответственные и очень надёжные, но… Артура никогда не могла бы заинтересовать женщина, которая напоминает старого, проверенного и совершенно бесполого товарища по партии. Так выглядела Римма — старшая сестра его одноклассника и соседа Макса. Артур помнил добрые глаза на некрасивом, длинном лице, постоянную, словно приклеенную, робкую улыбку и её вечно какую-то кургузую, тёмных тонов одежду… Римма была всего лет на восемь старше их, но казалось, что на все восемнадцать. Ему припомнилось, как все без исключения говорили о том, какая Римма хорошая и добрая. При этом женщины иногда вздыхали и сочувственным взглядом смотрели ей вслед, как бы договаривая про себя, замечая, так сказать, в скобках, но жаль, что такая некрасивая…

Артур, глядя на Симу, задумался, уйдя мыслями в свои воспоминания.

— Даже гадать не нужно, где она работает, — думал он, — Так как она, выглядят часто учительницы, причём рождённые до 1970 года, а также музейные работницы и, разумеется, библиотекари.

— А работаете вы…? — начал Артур.

— В школе… Преподаю биологию… — легко отозвалась Сима, глядя на него снизу вверх. — Бинго! — снова усмехнулся Артур про себя, — нет, ну так даже неинтересно… Ведь должна же быть в женщине хоть какая-то загадка…

— А черты лица, между тем, правильные, я бы даже сказал, классические… — пронеслось где-то на окраине его сознания. И он сам не заметил того, что слишком пристально изучает её лицо. Сима резко встала и смущённо улыбнулась. Артур не на шутку разозлился на себя:

— Какое мне дело до того какие там у кого черты и кто как одевается? Если иметь в виду, для чего она здесь, то это даже плюс… Типичный образчик старой девы… А это значит что? Наверняка кошатница… Можно спокойно ехать… Так что нам с Филиппом, будем считать, крупно повезло.

— Мы ещё по поводу оплаты не договорились, — вслух сказал Филипп.

— Ой, ну что вы, — запротестовала Сима, — не стоит, мне совсем не трудно… И потом я ведь тут буду жить это время, так что… — в голове немедленно перебив её, включился голос Полины: «Ох и простофиля же ты, Симка… Учу тебя учу, всё без толку».

— Нет, так не пойдёт, — нахмурился Артур, — каждый труд, знаете ли, должен быть оплачен… Скажем, — с сомнением посмотрел он на неё, — 500 рублей в день вас устроит?

— О, конечно, — энергично закивала головой, — вполне… Не волнуйтесь…

— Ну и прекрасно, — почти с явным облегчением выдохнул он, — я всё приготовлю, вам ни о чём беспокоиться не нужно будет, к тому же корм я покупаю специальный, так как у Филиппа очень чувствительный желудок. Оба посмотрели на диван, где теперь устроился кот, и встретили его удивлённый взгляд:

— У кого? У меня? В самом деле? — буквально написано было у него на морде, — Вот тебе раз, сколько живу, первый раз об этом слышу, а ты это точно обо мне?

Симе в этот момент больше всего хотелось стукнуть себя чем-нибудь потяжелее. «Да мне не трудно», «Да не волнуйтесь», «Да ничего не нужно» — безжалостно передразнивала она себя. «Только ручку осталось ему поцеловать», — негодовала она на свою неуверенность и стеснение, — Тряпка, размазня, бестолочь…

Он же глядя на неё, испытывал сейчас двойственное чувство, с одной стороны, он хотел, чтобы она, как можно быстрее ушла, потому что его по неизвестной причине беспокоил взгляд её светлых, каких-то беззащитных глаз за очками. А с другой стороны, ему было невыносимо от мысли, что сейчас дверь за ней закроется. И вот это обстоятельство отчего-то настораживало ещё больше.

Договорились встретиться через три дня, то есть в день отъезда Артура. Расставались уже, как добрые знакомые. Перед тем, как ей уйти, он вдруг неожиданно даже для самого себя, решил уточнить:

— Скажите, а ваше полное имя Серафима? Она удивлённо вскинула на него свои глаза, цвета сильно разбавленной, бледно-голубой акварели:

— Ну конечно, вы же видели мой паспорт… Теперь смутился он и привыкая к новому для себя состоянию, неуверенно улыбнулся:

— Честно говоря, я не вчитывался, посмотрел машинально…

— Серафима, шестикрылый серафим, — он обрадовался и как-то внутренне успокоился, — У вас удивительное имя, необыкновенное, вы это знаете? Она пожала плечами, — Не знаю, многим оно кажется несколько… устаревшим…

— Только тем, кто ничего не понимает…

В ту ночь, как минимум, два человека в разных концах города спали не слишком хорошо. Сима лежала на спине и сухими глазами смотрела в потолок:

— Самодовольный и бесконечно уверенный в себе тип, — размышляла она, — было бы из-за кого страдать бессонницей, — за смазливой внешностью ровно ничего нет, — почему-то ей стало себя очень жаль, — да он и не заметил меня вовсе… Хотя рассматривал довольно бесцеремонно… Я для него всего лишь очередной, обслуживающий персонал, одна их тех, кто за умеренную плату обеспечивает ему комфортное существование: стирает, убирает, гладит рубашки. Ну а я буду кормить и присматривать за его котом, — Сима тяжело вздохнула и повернулась на другой бок, — Ну и ладно… вообще-то, если он так относится к животным, возможно, не всё ещё потеряно… И про моё имя так хорошо сказал… Она снова вздохнула, но на этот раз с облегчением, и подумала о том, что хорошо она сделала, позвонив ему. Хоть один Новый год она встретит не дома… Потому что именно в праздники сильнее всего ощущается твоё одиночество. И гораздо тяжелее, когда члены твоей семьи становятся невольными свидетелями этого. Печально, когда они украдкой глядя на тебя, тихонько вздыхают, но совсем тошно делается от их добрых советов.

Артур несколько раз вставал, пил воду, пробовал читать, но что-то едва уловимое и ощущаемое, скорее, подсознательно, ему мешало.

— Серафима… — думал он, медленно повторяя про себя её имя, словно пробуя его на вкус. Его бабушка по матери, к которой он несколько раз приезжал на лето под Вязьму, рассказывала ему о шестикрылых серафимах, самых приближённых ангелах божьих. Ему тогда лет восемь-девять было, но он помнил, что у неё светлело лицо, когда она говорила о них.

— Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, — говорила она ему, — обратись к серафиму, он обязательно поможет… Только, помни, что и самому уж нужно стремиться к свету… Потому как ангелы-серафимы больше всего ценят любовь и чистоту душевную…

— А увидеть его можно? Какой он, этот ангел? — спрашивал Артур.

— Конечно, — совершенно серьёзно отвечала бабуля, — Они часто среди людей попадаются. Да ты если встретишь, узнаешь его, почувствуешь… он светлый и чистый…

Когда Артуру показалось, что он совсем уже засыпал, почему-то забеспокоился Филипп. Он мяукал перед входной дверью, словно просился на улицу, нещадно скрёб в своём лотке, и под занавес с сипловатым взвизгом, вдруг тяжело рухнул с кресла, чем почти вывел Артура из себя. Он заснул перед рассветом и ему приснился Ангел-серафим с белоснежными крыльями, золотыми волосами и лицом Симы. Она смотрела на него нежно-голубыми глазами и светилась мягкой, всепрощающей полуулыбкой. Артур знал, что ангел прилетел попрощаться. И от этого было нестерпимо грустно.

— Как жаль, что ты улетаешь, — сказал Ангелу Артур.

— Так ведь и ты улетаешь тоже… — грустно ответила Сима-серафим, протяжно вздохнула и взмахнула белым крылом на прощанье. Артур проснулся, от того, что не чувствовал нижних конечностей. Оказалось, что на ногах у него крепким сном праведника спал Филипп. До самого обеда Артур находился с ощущением какой-то потери и того, что ему нужно срочно что-то сделать, а он не имеет понятия, что именно. Вещи собраны… Проездные документы в порядке… На работе — все в норме… Здоровье — лучше некуда… Да в чём же тогда дело? А может, просто опять наступает его самая нелюбимая пора? Скорее бы уже отсюда… Ещё и Филипп какой-то странный…

4.

Вечерний звонок от Артура раздался совершенно неожиданно. По их договорённости, Сима должна была приехать только завтра к обеду. Артур сначала говорил довольно сбивчиво, что она даже не сразу поняла в чём дело. А может, виновато было её абсолютно непонятное радостное волнение, связанное с таким незначительным событием. Затем всё прояснилось. Оказывается, он хотел удостовериться, что их договорённость в силе, а ещё… Филипп, возможно чувствуя его отъезд, ведёт себя беспокойно и необычно. И, честно говоря, Артур не знает, что делать. Потому что до сих пор ничего подобного не наблюдалось.

— Я понимаю, что это ужасно бестактно с моей стороны и, наверное, совсем не входит в ваши планы, но не могли бы вы приехать… немного раньше, — взволнованно говорил он, — я оплачу вам это время… разумеется…

— Конечно, то есть, — Симе вдруг передалось его волнение, — то есть я имею в виду, что могу приехать раньше, сегодня, а вовсе не деньги… — она закатила глаза и мысленно четыре раза назвала себя дурой, каждый раз приставляя к этому слову разные эпитеты, — Знаете, я думаю, что с Филиппом всё хорошо, может ему передаётся ваше волнение и беспокойство… — Сима глубоко вдохнула, будто собираясь нырнуть, и прикрыла глаза, мысленно отдавая себе приказ:

— Знаете, Артур, я хотела, в свою очередь, просить вас о небольшой услуге… — «да говори уже, мямля» — дала она себе мысленный пинок, — у меня, возникли некоторые сложности, то есть, понимаете, отец и мачеха… Они, в общем…

— Не пускают вас? — в ужасе произнёс Артур, — Да вы что?! Я этого и боялся… Вот почему появилась эта тревога…

— Нет, нет, — тоже испуганно проговорила Сима, — Мы ведь договорились, как можно… Дело в другом, видите ли, я редко куда-то хожу… Тем более с ночёвкой, да ещё и на несколько дней… Их можно понять, они беспокоятся, и не верят… В общем, если бы вы могли приехать за мной… Вам ничего не нужно делать… И…

— Господи, конечно, — Артур даже не стал сдерживать облегчённый вздох, — Постойте, а вы что сказали им, что я ваш…

— Да, — Сима мечтала, чтобы прямо сейчас, немедленно в этой комнате начался её личный, персональный конец света и она провалилась бы куда-нибудь в тартарары, — Но это я… Это вас ни к чему…

— Договорились, — всё беспокойство Артура, как рукой сняло, — Я поднимусь к вам и представлюсь вашим домашним по всей форме… Не переживайте… Скидывайте адрес.

Когда Сима с Артуром подъезжали к его дому, позвонила Полина:

— Я не выдержала, звоню сейчас, просто слушай и ничего не говори… Он — прелесть! Красавчик… Ну, мать ты даёшь! Вот уж удивила… Новый год, действительно, пора чудес!!! Умница, гляди не упусти… Папа твой тоже в шоке…

— Полина… — начала Сима.

— Ни-ни, — молчи, делай вид, что ничего особенного не происходит, поняла? И не гляди на него с открытым ртом, мужикам, как известно, это только первые два часа нравится. Всем видом демонстрируй, что у тебя таких сто штук было, ну ладно, он же красавец, а не идиот, не сто, а пусть двадцать, ясно?

–Угу…

— Господи, что тебе ясно, горе моё? Так вот, было и если что, будет… Такая, знаешь, должна быть томная небрежность… Вот же жучка, что ж ты раньше его скрывала, теперь-то курс молодого бойца по телефону, это знаешь нонсенс… — Полина просто захлёбывалась от волнения, — Ну, во-первых, сними очки эти хотя бы в новогоднюю ночь, поняла? Сколько говорила, давай попробуем линзы, так нет… Ты Симка, иногда упряма, как Валаамская ослица, честное слово… Что ещё… ах да, платье моё взяла? Хорошо… О, боже, а бельё!!?? Караул!!

— До свидания, Полина, всего доброго…

— Стой, не смей класть трубку, слышишь! Я тебя шестнадцать лет воспитывала, ночей не спала…

— Полиночка, я очень тебя люблю, — шепнула Сима, — позвоню потом, пока…

Заходя в квартиру, Сима подумала, что больше всего не хотелось бы расстраивать Полину. — Ладно, — думала она, раскладывая вещи, — скажу сначала, что уехал, а потом, да мало ли, что-нибудь придумаю…

За ужином, Артур много говорил. И это тоже было непривычно. Но почему-то именно этой женщине хотелось рассказывать. От её глаз веяло спокойствием, уютом и каким-то настоящим, живительным теплом. Он даже признался, почему уезжает каждый год под Новый год из страны… То есть истинную причину… Которую, как выяснилось, скрывал даже от себя. Хорошо посидели, душевно…

А когда уже собирались расходиться по комнатам, начался сумасшедший дом. Филипп вдруг лёг на полу в прихожей и время от времени, слегка подымал голову и жалобно мяукал. От еды отказывался. На руках висел, как старый, тряпичный коврик. Артур позвонил в круглосуточную ветеринарную клинику. Описал симптомы. Ему сказали привозить животное. В переноску Филипп лезть отказывался наотрез. Он даже вспомнил, что умеет орать благим матом и пользоваться когтями и зубами. Навык, который уже почти полностью атрофировался за ненадобностью, восстанавливался прямо на глазах. В связи с этим, Сима поехала тоже, потому что кот, так и быть, соглашался сидеть только у неё на руках. В клинике кота осмотрели и сочувственно выслушали сбивчивый рассказ хозяина. После чего ветеринар пожал плечами и сообщил, что Филипп совершенно здоров. Но предложили оставить до утра под присмотром, так сказать, специалистов. Филипп сидел на руках у Симы, нахально урчал голодным животом, а может, мурлыкал. На пушистой физиономии явственно читалось:

— Только попробуй…

— Поразительно, что же с ним было? — удивлялась Сима, — Ведь даже нос горячий был, я проверяла… Артур, управляя автомобилем, устало пожал плечами:

— Вообще он не капризный, и очень спокойный… Он подумал и добавил:

— А знаете, я уверен, что он расстроился, когда вы ушли в тот раз. Честное слово, это было заметно. Я ещё поэтому вам раньше позвонил… Но вот вы здесь, но что-то непохоже, чтобы он успокаивался… Артур посмотрел в зеркало заднего вида и поздно заметил выезжающую с какого-то двора машину. А дальше всё завертелось суматошно, неправильно и быстро, как в сломанном калейдоскопе. Раздался пронзительный сигнал клаксона, затем несильный, но ощутимый удар, и машина остановилась. Одновременно с этим, Филипп с диким воплем, оттолкнулся от Симы всеми четырьмя лапами, спружинил в правое плечо Артура, на когтях спустился на пол, раздирая его куртку, и заметался по салону. Дальше у Симы всё происходило, как в тумане, хотя никто, включая так и продолжающего подавать звуковые сигналы перепуганного кота, не пострадал. Слегка задетый бампер и две разбитые фары, — общий урон происшествия. Тем не менее, были долгие выяснения отношений, ожидание полиции и предрассветное возвращение домой. Истерзанный морально кот с видом оскорблённого достоинства удалился, почему-то прихрамывая, в комнату и только что не хлопнул дверью.

— Не переживайте, ничего страшного не произошло, — сказала Сима, — ну выплатите ущерб, в крайнем случае.

— Я не за то, — махнул рукой Артур, — простите, что втянул вас в это… Весёленькая ночка получилась…

— Да уж, — засмеялась Сима, — в Филиппа будто бес вселился.

— Да какой там бес, — воскликнул Артур, — сто чертей, как минимум, — и тоже рассмеялся. Когда от смеха на глазах выступили слёзы, Сима стараясь выровнять дыхание и успокоиться, с трудом, выдавила:

— Это нервное, — снова захохотала она, — не обращайте внимания…

— Точно, — давясь от нового приступа смеха, произнёс Артур, — а что же ещё, все болезни от нервов…

— А знаете, я варю отличный кофе, давайте позавтракаем, — успокоившись, сказал он, — мне ведь через несколько часов в аэропорт уже ехать.

— Конечно, — улыбнулась она, хотя было уже совсем невесело, — я только переоденусь.

… Очередь на регистрацию была длиной в полноводную, извилистую реку. Странно, снова гнетущее, тоскливое чувство, по-хозяйски расположилось в душе Артура. Откуда эта тревога, это ощущение, что он что-то не сделал или сделал неправильно?

— Это чей паспорт? — сухо и требовательно подняла на него подведённые глаза молодая девушка за регистрационной стойкой.

— В смысле? — Артур ещё ничего не успел понять, но откуда-то абсолютно достоверно знал, что никуда он сегодня не полетит.

Девушка, молча, продемонстрировала разворот чужого паспорта Артуру. С фотографии на него так же пристрастно и подозрительно взирало лицо вчерашнего мужика. Того, кто какого-то чёрта выезжал среди ночи со двора, не заметив автомобиля Артура на совершенно пустынной дороге.

— Ах ты ж… — Артур проверил карманы… Бесполезное занятие… Ничего и не может быть. Чёртов гаишник перепутал их паспорта… Или он сам… Или кто-то другой?

Когда всё выяснилось, прошло несколько часов. Но Артуру уже было всё равно. Конечно же, его самолёт улетел. Но и это его не беспокоило. Ему предложили поменять билеты, но он отказался.

— Мне нужно домой, — сказал он и вдруг обрадовался, от гнетущего чувства, что давило на него все эти дни, не осталось и следа. Он позвонил Симе и спросил, что купить к столу.

— Ты решил не лететь? — спросила она, вместо ответа, не заметив, что перешла на «ты».

— Я передумал… Я хочу встречать Новый год с тобой, если ты не против, конечно, — он помолчал и добавил, — просто я не сразу это понял.

— Это очень хорошо, — ответила она, — ты не представляешь, как я рада… А я боялась, что ты меня даже не заметишь…

— Нет, этого бы не случилось, мне ещё в детстве сказали, что я узнаю тебя…

Положив трубку, Сима подошла к зеркалу, сняла очки и распустила волосы… Филипп сидел на полу и внимательно наблюдал за ней. В выражении симпатичной, зеленоглазой кошачьей физиономии, внимательный человек обязательно бы прочитал:

— Всё верно, полностью одобряю вашу тактику…

Когда через пару часов Артур вошёл в квартиру, он ахнул. За красиво накрытым столом сидел Ангел из его сна. Златовласый, белокожий и голубоглазый. В чудесном платье цвета сияющей лазури.

— Это ты? — спросил Артур севшим голосом.

— Это я, — ответила Серафима и засмеялась.

— Я дома… Так вот же оно, счастье, — сказал Артур и шагнул к ней, — Спасибо тебе, господи! Спасибо, шестикрылый серафим!