И вся любовь…

Лариса Порхун, 2021

В этом сборнике вы найдёте более тридцати рассказов о женщинах и для женщин. Но, разумеется, интересны они будут не только им. Во-первых, потому что иногда речь идёт совсем не о них. И даже не от их имени. А еще потому что такие вечные понятия, как счастье, любовь, верность – не имеют пола, возраста или национальности. И совсем не зависят от уровня профессиональных или личных достижений. В точности, как ненависть, разлука и одиночество. Всего этого с лихвой хватает в такой непростой и многоцветной жизни героев этих историй.

Жила-была Берта

Да, так меня зовут… Берта. Хотя, согласитесь, имя это не слишком годится для чистокровной неаполитанки, у которой за плечами тысячелетняя история её рода. Хотя, в принципе, мне всё равно, как меня зовут. Ведь чаще остальных ко мне обращается именно Она, а для меня только это имеет значение. Всё остальное не так уж и важно. Но обо всём по порядку… Так вот меня решили назвать Бертой.… Я помню, что когда появилась в их доме, Она предлагала и другие имена, запомнилось почему-то одно — Дженни, наверное, потому что понравилось. От него веет изяществом и трогательной нежностью. А ещё отчётливо звучит грация и женственность, то есть именно то, чего мне, как раз, и не хватает. Я это знаю. И Она знает. И те, кто был с ней рядом, видимо, тоже знали, потому что кто-то из них засмеялся и сказал: «Да ты что?! Какая из неё Дженни?! Ты только посмотри на эту морду… Нет, ей нужно имя сильное, мощное, желательно с рычащим звуком, чтоб не лилось, а летело… Чтобы моментально резало слух и обрубало нечистые намерения, чтоб было понятно сразу, с кем имеешь дело… И чтобы никаких, понимаешь, этих самых розовых соплей, достаточно с нас того, что она и так женского пола».

И тогда Она погладила меня по голове и сказала упрямо и даже с вызовом:

— Неправда, она очень-очень милая, стоит лишь увидеть эти щёчки, заглянуть в эти умные глазки, — и Она проделала тот фокус, которому впоследствии суждено будет стать для меня наивысшим проявлением любви, заботы и ласки. Она накрыла своими тёплыми ладонями мои уши, ласково улыбаясь, покачала в руках мою голову, наклонилась и заглянула мне прямо в душу. Да так с тех пор в ней и осталась. Навсегда. Больше там ни для кого места нет. И уже, понятно, не будет.

Тогда я этого ещё до конца не осознавала, поскольку была мала, но даже в тот период, глядя на Неё неотрывно, слушая Её голос, я уже догадывалась, что это лучшее, что могло произойти в моей жизни. И этого уже ни изменишь. Так просто есть. И так будет до самого моего конца. А его, я думаю, ждать уже недолго. Тем более что мы не из породы долгожителей. Это просто факт, к которому я и мои сородичи относятся, уж поверьте, абсолютно нормально. То есть спокойно и с абсолютным пониманием всей сути происходящего. В отличие от большинства людей. Ведь мне не так уж мало лет. Шестьдесят с хвостиком. Хотя, знаете, это смотря с чем сравнивать, по собачьим, например, меркам, так мне даже и девяти лет ещё не исполнилось.

С домом, в который меня привезли в трёхмесячном возрасте, и где я живу всю жизнь, мы — ровесники. Хотя, это не дом, в прямом смысле слова, это коттедж. Я знаю, что для многих людей — это имеет значение. Но только не для Неё и не для меня. Она искренне любит свой дом, и я увидела в ней это сразу. И мне это очень понравилось, потому что чрезвычайно важно. Если человек любит и уважает свой дом, если ему хорошо в нём и покойно, он вряд ли будет предосудительно себя вести и сознательно причинять вред, находясь в чужом. Я, например, с ходу определю по любому, случайно или намеренно зашедшему к нам человеку или животному, есть ли у него вообще свой дом, а если есть, то любит он его или нет. А вот дом это или коттедж, для меня так вообще никакой разницы: главное, что у меня есть Она. А ещё моя собственная крыша над головой, с двумя тёплыми и сухими комнатками, и даже мои личные железные ворота, которые закрываются вслед за мной, по мере надобности. В основном, тогда, когда в дом приходят чужие. Ну не люблю я их, ничего не поделаешь. К тому же, это, помимо всего прочего, входит в мои обязанности, реагировать на посторонних.

Всех людей я делю на три, совершенно неравномерные и, разумеется, неравноценные группы, а именно: 1. Она (здесь нет, и не может быть никого больше); 2. Те, кто не слишком важен (как правило, члены Её семьи);

3. Чужие (самая большая группа, потому что в неё входят все остальные).

Отдельной, отнюдь не дружелюбной группой, идут коты всех мастей и, особенно, собаки. Да, вот такая ирония судьбы.

Хотя с котом, однажды, я дружила. Да, был в моей долгой жизни и такой период. Она принесла откуда-то котёнка отвратительно рыжего цвета. Но Ей это обстоятельство, видимо, даже нравилось. Потому что Она так и назвала его — Рыжий. Но справедливости ради, надо сказать, что кот этот по характеру выгодно отличался от остальных представителей своего бесцеремонного и наглого рода. И несмотря на свой довольно вызывающий окрас, имеющий, кстати говоря, как и всё семейство кошачьих, тоже весьма дурную репутацию, вёл себя довольно прилично. Он не орал, не лез в дом без спроса, не попрошайничал, слишком явно не воровал, и вообще был тихим и весьма интеллигентным. Так что у нас завязались весьма скоро приятельские отношения.

Кот мне даже нравился, тем более, мне было приятно, что Ей доставляет удовольствие наблюдать за нашим общением. Хотя поначалу Она это не очень-то одобряла, так как переживала за Рыжего. И с какой, спрашивается, стати? Виноваты во всём, я считаю, глупые предрассудки. Ну не съела бы я его, в самом-то деле! Хотя пару раз слегка потрепала, было дело. Но он не был в обиде, понимал, значит, что я обязана следить за порядком. И даже несколько раз, в плохую погоду, он шёл ночевать ко мне. А я пускала, мне не жалко, если ты себя порядочно ведёшь, то и к тебе соответствующее отношение. А потом с Рыжим произошло что-то плохое, он не сказал, да это было и неважно. Мы вообще очень редко пользуемся словами. У нас гораздо лучше развита другая коммуникация. Мы говорим на языке сердца. А в ту ночь, Рыжий приковылял ко мне на трёх лапах, окровавленный и дрожащий, забился в угол и вскоре умер. Да, вот такая история про то, как я дружила с котом. Я, Берта, представительница старинного итальянского рода: рослая, статная, с широкой грудной клеткой и отлично развитой мускулатурой, с тяжёлой поступью и грозными висящими брылями, которые уж казалось бы, сами по себе, каждому взглянувшему на меня или услыхавшему мой «ангельский» голосок, должны были бы дать понять, что им здесь не рады, не брезговала общением с беспородным, к тому же, рыжим котом. Признаюсь, я и сейчас иногда вспоминаю, как мы сидели с ним в моём деревянном домике и слушали дождь, который настойчиво стучал по железной крыше, словно просился в гости. И было нам так хорошо молчать каждый о своём, особенно если я знала, что Она тоже дома и Ей ничего не угрожает.

И сейчас, бывают дни, когда сердце моё наполняется печалью до такой степени, что мне хочется выть, потому что я много чего знаю, а ещё больше чувствую. Хотя вообще голос я подаю довольно редко. Не таких мы кровей, чтобы брехать понапрасну, как некоторые, да что там далеко ходить, мои соседи, к примеру. Но вот недавно был, так сказать, прецедент. Она уехала. На целую неделю. И поручила меня тем, из второй группы, кто не так важен. Меня, разумеется, ежедневно навещали, приносили еду и оставляли чистую воду. Но это было совсем не то. Нет, Она и раньше уезжала, но сейчас кое-что изменилось…В первую очередь, я сама… Мне вдруг стало страшно… Первый раз в жизни. Я подумала, что уйду туда, куда ушёл Рыжий, и откуда летят к нам холодные белые мухи, и не увижу Её. Не почувствую Её руку на своей голове и не услышу Её голос. Единственный из всех звуков на этой планете, который мне по-настоящему дорог. И тогда я стала заводить свою песнь. Так мне было легче переносить разлуку, когда становилось совсем невмоготу. Когда моё сердце наполнялось печалью и тоской до такого предела, что казалось, сейчас оно разорвётся на десять тысяч лоскутков, я начинала петь. А когда грустная песнь просится сильнее всего наружу? Правильно, конечно же, ночью. Наверное, ей сообщил кто-то из соседей о моём ночном соло. Потому что Она вернулась раньше, чем намеревалась. И я была счастлива, хотя видела, что Она недовольна. Но мне было всё равно! Пусть ругает, пусть, зато мы снова вместе. И я не буду совсем-совсем одна, когда придёт мой час. А он приближается, я знаю. У меня неважное здоровье: я почти ничего не вижу, плохо слышу и уже еле хожу. Она даёт мне таблетки, капает глаза, а затем кладёт ладони на мою голову и говорит:

— Ничего, Берта, ничего старушка, прорвёмся. А я смотрю на Неё и, конечно же, соглашаюсь, хотя знаю, что от старости и немощи лекарства нет. Она смотрит мне в глаза, а я смотрю в Её. И не могу насмотреться. Так было всегда, я вообще не вижу никого кроме Неё. Я хорошо отношусь к тем, кто не важен, только потому, что Она любит их. Но если я не увижу больше этих людей, ни разу в жизни, я это вряд ли даже замечу. Если я пойму, что не увижу Её, я умру сразу, причём совершенно сознательно…И в этом нет никакой трагедии или упаси бог, позёрства. Нам это не свойственно, вы же знаете, наверное. Это всего лишь факт. Мне просто незачем будет жить. А что может быть ущербнее и несчастней жизни, лишённой смысла?!

Я знаю, что скоро опять придёт стылая, угрюмая скорбь, люди называют это время зимой. И я вряд ли переживу её… Пожалуй, не в этот раз…

Зачем я решила поделиться своими мыслями? Кому это интересно, могли бы вы у меня спросить. Тем более что я не выдающаяся личность. Я не спасала утопающих, я не отыскивала чересчур самонадеянных альпинистов в заснеженных горах, я не вынесла испуганного малыша из горящего дома, я даже, страшно сказать, ни разу не была матерью. Она говорит, что не нашлось для такой родовитой невесты подходящего и не менее породистого принца. Я всего лишь стою на страже этого дома. Потому что не могу допустить, чтобы с ним или с Ней случилось что-то плохое. А ещё, когда-то в молодости я катала на санках маленького сына той, кто не так важен. А Она смотрела, хвалила меня и смеялась. И мягкий снег, который в тот день кружился в воздухе, был Ей очень к лицу.

А ещё я точно знаю, что такое Любовь. Истинная, чистая, бескорыстная и вечная. Потому что это именно то, что я чувствую, когда она гладит меня по голове или заглядывает в мои глаза. И это останется с нами навсегда, это останется в Ней… Даже, когда я уйду… Потому что Любовь не умирает. И вот об этом я хотела бы сказать, если бы могла. Вот что я желала бы испытать каждому. Независимо от того, кто ты. Даже если ты всего лишь собака…