Не могу без тебя…

Лариса Печенежская

Любовь сильнее смерти. В этом Таисия убедилась, встретив Германа и отдав ему своё сердце, обретя взамен вторую половинку своей души. Он из элитного спецназа, рожденный ходить «по лезвию бритвы», играть со смертью, жить с адреналином в крови и переступать грань возможного. Считается, что «универсальный солдат» не способен на глубокие чувства, но любовь оказалась чудесным даром как для него, так и для Таи-женщины, ставшей смыслом его жизни.

Глава 4

В зал, где проходил фуршетный завтрак, они пришли почти под закрытие. Благо, что на подносах осталось много разнообразной еды. Наполнив свои тарелки, сели за стол, не обращая внимания на недовольные выражения лиц обслуживающего персонала.

— По ним видно, что голодные, а тут нас принесла нелегкая, — сказал Герман, уплетая бутерброд с бужениной и листьями салата.

— За пятнадцать минут ожидания не умрут. Еды на подносах достаточно, чтобы объесться. Но, если честно, нам надо приходить вовремя, чтобы не видеть их кислых физиономий. Они ведь тоже люди.

Выпив кофе, они поблагодарили стоявшую у двери девушку, и, как только вышли из нее, услышали за спиной, как дверь с громким стуком закрылась.

Взявшись за руки, они дружно захохотали и отправились в свои номера, чтобы переодеться к пребыванию на пляже.

Через два часа, устав жариться на солнце, Герман предложил Тае:

— У меня появилась прекрасная идея. Давай после обеда возьмем в аренду парусную яхту и насладимся романтикой открытого моря, а еще полюбуемся на изумительную природу Кавказа.

— Но мы же… Извини, я забыла, что ты с любой техникой на «ты» и с парусной яхтой тоже. Я не ошиблась?

— Ты всё схватываешь на лету, малышка. Обещаю тебе незабываемую прогулку.

— Я согласна. А ты знаешь, где можно арендовать яхту?

— Сейчас не знаю, но как только войдем в отель, сразу же отвечу на твой вопрос. А сейчас давай искупаемся.

Подняв Таю с лежака, Герман взял ее на руки и вместе с ней вошел в море, прижимая к себе, как драгоценную ношу. Они весело дурачились, гоняясь друг за другом и пытаясь окунуть с головой под воду. Тае ни разу не удалось взять над ним верх, а сама она только тем и занималась, что выныривала из-под воды и фыркала, словно жеребенок, пытаясь избавиться от соленой воды в носу и во рту.

Когда они вернулись на свои лежаки, пожилая женщина, сидящая недалеко от них под зонтом, с добродушной улыбкой сказала:

— Повезло тебе, деточка, с таким мужем. Небось молодожены. Дай бог, чтобы он тебя до конца жизни носил на руках.

Тая открыла было уже рот, чтобы вывести женщину из заблуждения, сказав, что Герман ей вовсе не муж, но Герман сдавил ей руку, переключив внимание на себя, и глазами попросил, чтобы она молчала. Пока Тая соображала, как поступить, он, с неохотой оторвав от нее взгляд, обратился к соседке:

— Такой женщине грех позволять ходить по земле, поскольку она рождена, чтобы её носили на руках.

— Браво, молодой человек! Достойный ответ для любящего мужчины, — и женщина захлопала в ладоши.

Когда они шли в отель, Тая, шутливо шлепнув Германа по плечу, нарочито сердито сказала:

— Нехорошо врать, глядя в глаза пожилой женщине, искренне пожелавшей мне добра. Я до сих пор чувствую неловкость.

— Так я сказал правду, совершенно не покривив душой. Ты действительно изумительная женщина, достойная, чтобы мужчина холил и лелеял тебя.

От этих слов Тая вдруг смутилась и покраснела.

— И ты говоришь мне это после того, что я вчера рассказала тебе о себе?

— Я не ориентируюсь в своем мнении о тебе на прошлое. Для меня важно настоящее и собственное мнение о женщине, которая понравилась мне с первого взгляда. И с каждой минутой общения с тобой я убеждаюсь в том, что ты замечательный человек, интересная во всех смыслах женщина и… великолепная любовница. Ты мой сочинский подарок.

И хотя слова, сказанные Германом, могли польстить самолюбию любой женщины, Тая в глубине души огорчилась, уловив в них подтекст краткосрочного курортного романа. Но разве она могла обижаться? У них действительно курортный роман, навеянный черноморским солнцем, морем и аурой отдыха. И через восемь дней он для каждого из них останется всего лишь приятным воспоминанием.

Натянуто улыбнувшись, Тая поблагодарила Германа за комплимент, но от его внимания не ускользнуло ее истинное состояние.

— Я что — то сказал не то и не так? Обидел чем-то?

— Нет, конечно. Наверное, я просто перегрелась на солнце, вот и чувствую себя не очень.

Словом, Надо отдохнуть — и всё станет на свои места. А пока до обеда давай отдохнем. Ведь нам предстоит еще прогулка по морю.

Что — то в ее тоне сказало Герману, что девушке надо побыть одной. Проводив ее до номера, он пожелал ей приятного отдыха и направился к лифту.

— Ты не обиделся? — крикнула ему вдогонку Тая.

— Нет, малышка. Пойду узнаю у администратора, где можно арендовать парусную яхту, а ты постарайся хорошо отдохнуть. Через час я зайду за тобой, пообедаем и отправимся на морскую прогулку. Надень что-нибудь с рукавами, чтобы не сгореть под солнцем, но легкое. И шляпу не забудь. Целую тебя. После этих слов он вошел в лифт и стал спускаться вниз.

Тая вздохнула и, постояв еще немного, вошла в свой номер. Приняв душ, она легла на кровать, не сняв покрывала, и закрыла глаза. Думала, что сразу же уснет, но не тут-то было. Стали одолевать назойливые мысли о Германе. Обманывать себя не имело смысла: он ей очень понравился. Может, она даже в него влюблена, хотя меньше всего этого хотела. Ведь когда они разъедутся каждый в свой город, сердце будет тосковать, а душа страдать. Нужно ли ей это? Конечно, нет. Но ее никто об этом не спросил, когда злополучная шляпа упала к его ногам. Когда же он подошел к ней, было уже поздно: их притянуло друг к другу как магнитом. Уж очень как-то быстро они легли в постель, стали откровенничать и проводить каждую минуту вместе.

Тая попыталась разобраться, чем же Герман покорил ее. Быстрее всего своей уверенностью, решила она. И мужественностью. После ночного разговора с ним она убедилась, что он четко понимает, кто он есть, что хочет от жизни и каких целей стремится достичь. Он полностью хозяин своей жизни и не позволит никому влиять на ход ее событий. Такого мужчину в своей жизни она встретила впервые.

И хотя они еще многих тем не обсуждали, Тая почему-то была уверена в том, что у Германа стойкая и непоколебимая жизненная позиция, которая вызывала у нее большое уважение. С ним она чувствовала себя в полной безопасности и откуда-то знала, что на него можно всегда и во всем положиться.

Раньше она думала, что военные — люди ограниченные, поскольку живут в соответствии с приказами. А вот у Германа развитый интеллект, что для нее играло немаловажную роль. И дело вовсе не в том, что он имел высшее образование. Он привлекал тем, что интересный, но не заумный. Его ум, даже если не брать во внимание великолепное тренированное тело, во многом выигрывал на фоне сильных и накаченных брутальных мачо. Ведь он не только прекрасно говорил, но и свободно поддерживал любую тему, поэтому с ним ей было чрезвычайно интересно.

Чувство юмора тоже важный компонент его привлекательности. Герман ненавязчиво мог развеселить её и поднять настроение. Его раскованность и умение спокойно шутить подчеркивали в нем уверенную в себе личность, и это ей очень нравилось.

В нем много нерастраченного тепла и нежности несмотря на профессию, которую он для себя выбрал. А вчера вечером во время ее исповеди? Он не просто слушал ее, а понимал все сказанное ею без тени осуждения. Ну как тут не влюбиться в такого мужчину? Ведь он один такой на миллион. К тому же, еще и щедрый.

А какая от Германа исходит сексуальная энергия! От нее по ее телу пробегают мурашки.

Да сто там мурашки — подгибаются коленки, словно пластилиновые. Да и вообще он наполнен позитивной энергетикой. И то, что он страстно вовлечен в свое дело,

она прошедшей ночью тоже почувствовала на энергетическом уровне.

Словом, такой мужчина, как Герман, — мечта любой женщины. И вот он рядом с ней. Оказывает ей красноречивые знаки внимания, ухаживает, старается сделать приятное… И как долго эта сказка продлится? Ответ на это вопрос она не знала, но вдруг поняла, что будет рада ей оставшиеся восемь дней. Лучше прожить их, ни о чем не задумываясь и получив море удовольствия, чем жалеть потом всю жизнь, что испугалась влюбится с такого неотразимого мужчину, а потому отказалась от кратковременного счастья.

Что ж, пусть будет так, как спланировала судьба. Ведь не случайно же они встретились! Во всем этом есть какой-то тайный замысел, неведомый ей. Ну и пусть остается тайной. Она проживет оставшиеся дни, как в последний раз.

От принятого решения на душе стало легче, поднялось настроение и захотелось взмыть птицей в синее небо и там кружить, кружить, кружить, пока хватит сил.

Её мысли прервал стук в дверь. Тая поспешила ее открыть, накинув на себя коротенький шелковый халатик. С распущенными волосами она показалась Герману такой домашней, что он закружил ее вокруг себя.

— Отпусти меня, сумасшедший. У меня голова сильно кружится, — взмолилась Тая.

Герман бережно поставил ее, придерживая за плечи.

— А почему вы, миледи, до сих пор не одеты? У вас есть всего лишь десять минут на сборы. Начинаю отсчет. И, повернув девушку лицом к шкафу, легонько подтолкнул.

— Возьми в холодильнике сок и посмотри телевизор. Я быстро. Только не подглядывать.

Герман не стал включать телевизор, а, взяв банку колы, вышел на балкон. Услышав голос Таи, позвавший его, он вернулся в номер и застыл от восторга. Перед ним стояла прекрасная незнакомка в белом сарафане, по подолу которого были рассыпаны голубые васильки. На распущенных волосах — белая шляпа с голубой лентой, а на ногах — голубые босоножки на мягкой нескользящей подошве. В руках она держала голубую кружевную сумку, из которой свисала белая накидка из шифона.

— Передо мной фея? — поинтересовался он, не скрывая восхищения в глазах.

— Золушка, пришедшая на бал жизни с настоящим мужчиной. Но никуда убегать не буду, когда пробьет двенадцать часов ночи, разве что к принцу в постель.

— Ты настоящее чудо! — с нежностью произнес Герман, приблизившись к девушке. — Я умираю от желания поцеловать тебя.

— Так целуй быстрее, пока не умер, — улыбнулась Тая, подставляя губы.

Поцелуй был настолько страстным, что распалил в них нешуточное желание, но Герман оказался стойким: со стоном оторвавшись от девушки, он подтолкнул ее к дверям.

— Нам еще пообедать надо, так что держим курс на обеденный зал, — услышала она сзади себя.

Через час они уже были в яхт-клубе.

Прежде чем оплатить трехчасовую прогулку по Черному морю, для них составили оптимальный маршрут, исходя из их запросов, рассказали об особенностях яхтинга и технике безопасности. После всех формальностей Герман повел Таю к пришвартованной белоснежной яхте с именем олимпийской богини Афродиты.

— Сейчас ты идешь по трапику «на борт» — и сразу попадешь в кокпит яхты, — говорил он ей, идя сзади. — Находясь в кокпите ты увидишь, что яхта состоит из корпуса, который предназначен для размещения экипажа, а также предметов снабжения яхты, и вооружения, то есть парусов и всех устройств для их установки и управления ими.

— Теперь, — сказал Герман, — мы идем с тобой на носовую часть палубы, называемой баком, А кормовая часть называется ютом. Запоминаешь? Тая кивнула головой в знак согласия, хотя и не понимала, зачем ей это нужно.

— Боковые поверхности корпуса — это борта, а нижняя его поверхность — днище. Нижняя часть подпалубного пространства — трюм. Жилые помещения называются каютами.

Вот сейчас мы подошли к штурвалу. С его помощью мы будем управлять яхтой.

— Мы? — переспросила Тая, подумав, что ослышалась.

— Да. Именно мы. Сначала мы будем это делать вдвоем, а потом ты попробуешь управлять яхтой сама.

— Ни за что! — воскликнула девушка. — Я никогда на яхте не плавала, а не то, чтобы управляла.

— Всегда надо когда-то начинать делать что-то новое, — невозмутимо произнес Герман. — Вот перед тобой панель приборов и рукоятка управления оборотами и реверсом. Сейчас я заведу ключом мотор — и мы начнем свой выход в открытое море. Будем идти левым галсом, так как ветер дует в левый борт.

— А что такое галс? — поинтересовалась Тая, услышав незнакомый термин.

— Это положение яхты относительно ветра, когда угол ветра больше нуля.

— Мы будем идти по карте, ориентируясь на ветер? А как ты в открытом море поймешь, откуда дует ветер? По компасу?

— Да, карта нам пригодится, но можно спокойно обойтись без компаса. Ведь он может поломаться, не так ли?

— Тогда как же выйти из такого положения?

— По вкусу ветра.

— Ты шутишь?

— Отнюдь. По вкусу ветра можно определить его направление: горьковатая солёность — западный, вест; явная сухость, морского запаха меньше — северо-западный, норд-вест; влажный с солью — юго-западный, зюйд-вест и т. п.

А сейчас посмотри, где мы находимся. Берег уже стал тонкой полоской, а вокруг нас тонны воды, не имеющей видимых границ. Красота! Находясь под парусом на яхте, наслаждайся свежим ветром и плеском волн, отключись от ежедневной суеты и стресса, отдохни душой и телом, забудь о проблемах, оставшись наедине с природой в компании такого мужчины, как я.

На всякий случай накинь что-нибудь на плечи и руки, чтобы не сгорели. Под прохладным ветерком солнечные лучи не чувствуются, но спустя два часа кожа станет красной, как панцирь у сваренного рака. Если захочешь пить, бутылки с водой в моей сумке. Там же бутерброды и фрукты.

— Когда ты успел об этом побеспокоиться? Я даже не подумала, что все это может нам понадобиться.

— Привычка, выработанная годами. Думать обо всем заранее и предвидеть необходимое — это у меня уже в крови. По идее, на камбузе должен быть холодильник с напитками, но я не понадеялся на него. Тем более, что еды в нем наверняка не будет.

— Да, с тобой не пропадешь. Ты неожиданно надежный, как швейцарские часы, — сказала Тая, прижавшись к его спине. — А мне дашь порулить?

— Чуть позже, а ты пока блаженствуй. Мне твое сравнение понравилось, хотя прозвучало несколько необычно. Но, в принципе, соответствует истине. Спасибо!

Через время Тая услышала:

— Становись передо мной и возьми руками штурвал. Сейчас мы вдвоем будем управлять яхтой, а потом, когда ты почувствуешь взаимосвязь штурвала и движения судна, я отойду, и ты сама станешь управлять им.

— Но ты будешь рядом? — встревоженно спросила Тая.

— Не волнуйся. Я тебя не брошу на растерзание твоим страхам.

Тая взялась за штурвал. Минут десять стояла тишина, нарушаемая только шуршанием волн. Ее нарушил Герман своим вопросом:

— Тебе твоя работа нравится?

— Да. Я со времен школы обожала математику, видела в числах особую красоту. Вот ты когда-нибудь задумывался об удивительных свойствах простых чисел, которые делятся только на самих себя и на единицу.?

— Нет. Математика у меня шла на отлично, но любимым предметом не была.

— Эти числа исключительно полезны. Относительно большие простые числа — примерно от десяти в трёхсотой степени — используются в криптографии с открытых ключом, в хеш-таблицах, для генерации псевдослучайных чисел и т. д. Кроме огромной пользы для человеческой цивилизации, эти особенные числа поразительно красивы в написании.

У составных чисел всегда несколько делителей. Среди них выделяется особая группа чисел, которые можно назвать «суперсоставными» или «антипростыми», потому что у них особенно много делителей. Например, у числа 12 сразу шесть делителей: 1, 2, 3, 4, 6, 12.

Неудивительно, что именно число 12 используется в огромном количестве практических областей, начиная с религии: 12 богов в греческом пантеоне и столько же в пантеоне скандинавских богов, не считая

Одина, 12 учеников Христа, 12 ступеней колеса буддистской сансары, 12 имамов в исламе и т. д.

Двенадцатиричная система счисления — одна из самых удобных на практике, поэтому её используют в календаре, чтобы разделить год на 12 месяцев и 4 времени года, а также чтобы разделить день и ночь на 12 часов. Сутки составляют 2 круга часовой стрелки по кругу, разделённому на 12 отрезков; кстати, количество в 60 минут тоже выбрано неспроста — это ещё одно антипростое число с большим количеством делителей.

Или, например, возьмём число 5040. Это в каком-то смысле уникальное число, у которого 60 делителей, а это значит, что мы можем поделить его практически на что угодно.

5040 — идеальное число для урбанистики, политики, социологии и т. д. На это обратил внимание ещё афинский мыслитель Платон 2300 лет назад. В своём фундаментальном труде «Законы» Платон писал, что в идеальной аристократической республике должно быть 5040 граждан, потому что такое количество граждан можно разделить на любое количество равных групп до десяти, без исключения. Соответственно, в такой системе удобно планировать управленческую и представительскую иерархию.

А знаешь ты о том, что 14 марта отмечают Международный день числа пи?

— До настоящего момента не имел ни малейшего представления. Как я понял, математика для тебя всё.

— Да, ты прав. Еще Пифагор утверждал, что мир состоит из чисел: у каждой вещи есть свое число, и даже может быть не одно, потому что у элементов вещей тоже есть свои числа. Получается, что все в мире — это числа и отношения между числами, то есть пропорции.

Каждое число имеет свою историю. Поэтому математика для меня не сухая наука, а целый мир, стройный, закономерный и удивительно интересный.

— Что ж, теперь мне понятно, что ты воспринимаешь математику не так, как обычные люди. А почему ты не пошла в науку?

— Мечтала, хотела, готовилась, но жизнь расставила мои приоритеты по другим полочкам. Для того, чтобы учиться в аспирантуре, нужны были деньги и время, которых у меня не было, поэтому я закончила экономический вуз по специальности «бухгалтерский учет и аудит». Закончила его с красным дипломом благодаря аналитическому складу своего ума, способности к логическому мышлению, предельной аккуратности и вниманию к деталям.

Я аудитор — специалист-эксперт, который осуществляет проверку финансовой отчетности компании и налоговой документации, а также занимается консультациями, оценивая экономическую эффективность работы.

Почти три года я работала в аудиторских компаниях по найму, а потом открыла свою, взяв на работу толковых специалистов, часть которых — мои бывшие однокурсники. Пока моя компания невелика. В ней без меня работает семь человек и четыре внештатных специалиста, которых я привлекаю для работы в разных организациях по договору.

Но в моих трехлетних планах — расширить свою компанию до пятнадцати человек. И я смогу это сделать.

Да, смогу, так как благодаря высокому качеству работы уже имею определенный вес и авторитет в аудиторских кругах. Вот, пожалуй, и всё.

— Я сразу понял, что ты умна. Но что настолько, даже не предполагал. Моё тебе уважение.

— Да ладно. Не стоит преувеличивать мои способности. Я обычная среднестатистическая женщина.

— Скромность, конечно, украшает человека, но глупо прикрывать ею истинные способности и возможности. Не надо отодвигать себя в тень. Наоборот, нужно гордиться тем, чего ты достигла в свои годы в условиях самообеспечения. Я проникся к тебе еще большим уважением. Честно. Мне импонируют сильные и целеустремленные люди, как ты. Большая часть женщин на такое неспособны.

— Ну ты меня что-то уж совсем вознёс, хотя не скрою: слышать от тебя такую похвалу мне приятно. Очень. Кстати, а где мы находимся?

— Сейчас мы приблизимся к берегу и пройдем вдоль Сочи с востока на запад. Ты увидишь этот курортный город во всей красе. Не доходя до места стоянки, мы встретим с тобой закат, который поразит тебя красотой, а потом поужинаем чебуреками с сыром и заварными пирожными с кофе, ведь мне сегодняшним вечером придется исповедоваться в нашей беседке. Готова морально услышать историю моих ошибок?

— Готова. Но не думаю, что у тебя они настолько страшные, что перевесили мои.

— Не знаю, так как на весах их не взвешивал. Но мне удовольствия мало копаться в своем прошлом.

— Исповедаться друг перед другом — твоя идея, поэтому другого не дано, как обнажить свою душу.

На этом разговор на эту тему они закончили и стали любоваться панорамными видами города. Особенно поразил их Олимпийский Сочи, и они решили съездить туда не экскурсию.

Проводив закат солнца, они прибыли на стоянку, где сдали яхту после тщательного осмотра сотрудниками яхт-клуба.

После ужина отправились в беседку. В ней никого не было, и Тая восприняла это как хороший знак.

— Знак чего? — уточнил Герман.

— Не знаю. Чего-то хорошего.

— Но ничего хорошего ты в моей сегодняшней исповеди не услышишь.

— А я и не надеюсь на это. Пережитая душевная боль оставляет раны, а в них ничего не может быть хорошего. На своем опыте убедилась, что время лечит. Банально, но факт. Не бывает постоянно плохо. Нужно просто запастить терпением — и всё перетерпеть. Твои сердечные раны до сих пор открыты или уже зарубцевались?

— Зарубцевались.

— И это хорошо. Значит, рассказывать о причине их появления будет не сложно и не больно. Разве только горечь будет присутствовать во время воспоминаний. Впрочем, если не хочешь возвращаться в прошлое или тебе дискомфортно, можем отказаться от затеи исповедаться друг другу.

— Нет, я свои долги привык отдавать.

— Ты мне ничего не должен.

— Давай закроем тему. Мне самому нужно рассказать то, что хранится столько лет в моей душе и периодически очень давит на меня куском отколовшейся скалы.

— Ну, если ты хочешь…

— Тогда слушай. Я и Ксения познакомились, когда нам было всего по семь лет. Я с родителями из-за задержавшегося отпуска, поскольку они не смогли взять своевременно билеты на самолет, опоздал в школу на три дня. Уже шли занятия, когда завуч ввела меня в первый «Б» класс и представила моим одноклассникам. В учебном кабинете было свободным только одно место возле девочки с огромными белыми бантами над подвязанными косичками.

Меня посадили за стол рядом с ней. Она представилась Ксаной. Будучи очень активной и словоохотливой, девчушка на переменах рассказала мне всю свою недолгую жизнь, подчеркнув, что привыкла дружить с мальчиками.

Её огромные голубые глаза завораживали меня. Мне нравились ее пухлые губки, слегка курносый носик и светлые волосы, которые курчавились у нее на висках и шее. Когда Ксана отвечала у доски, я страшно переживал, поскольку она не проявляла усердия в учёбе, домашние задания выполняла кое-как, а по математике и вовсе всё списывала из моей тетрадки. Но для меня это было абсолютно неважно, хотя сам я учился почти на отлично. Только правописание мне никак не удавалось выполнить на «пять».

Закончилась учеба в начальных классах. Перейдя в пятый, не сговариваясь, сели за одну парту. Мы по-прежнему хорошо дружили. Уже в начале шестого класса я стал более смелым и, собравшись с духом, передал любимой девочке зашифрованную записку, в которой признался в своих чувствах.

К моему великому удивлению, Ксана ее расшифровала и в ответ призналась в своих чувствах ко мне. С шестого класса мы начали проводить время вместе — гуляли и ходили в кино, а в восьмом стали ходить друг другу в гости, продолжая сидеть в классе за одной партой. Никто из одноклассников не задирал и не дразнил нас «женихом и невестой», все относились к нашим отношениям с пониманием, даже учителя.

В пятнадцать лет мы окончательно решили, что поженимся, как только закончим школу. Я купил два медных обручальных кольца, и мы надели их на пальцы друг другу, поклявшись в любви до гроба. Даже видя на наших безымянных пальцах эти кольца, никто не смеялся над нами.

Взрослея, Ксана становилась очень красивой. Я мог часами смотреть на ее лицо, а она только смеялась, говоря мне, что смущаю ее.

Когда прозвучал последний звонок, мы поняли, что очень скоро наши мечты быть вместе сбудутся.

Экзамены за одиннадцатый класс я сдал на отлично, а Ксана в основном удовлетворительно. Меня это совершенно не беспокоило, так как я думал, что учиться в институте ей не нужно, поскольку готовился поступать в высшее военное училище, а жены военных в основном были домохозяйками.

Ксана обрадовалась, когда я сказал, что ей не обязательно поступать в ВУЗ. Она призналась мне, что страшно не любит учиться. Это так скучно, сказала она, уморительно сморщившись. Мы вместе посмеялись над сказанным ею.

После выпускного я стал готовиться к поступлению в училище. В этот период мы виделись не так часто, как нам хотелось. К этому времени мы несколько изменили свои планы, решив пожениться чуть позже.

Несмотря на то, что нас разделяло расстояние, мы умудрялись встречаться: чаще ко мне приезжала Ксана. Я отпрашивался у командира, и мы с ней целый день гуляли по городу.

Однажды она сказала мне, что сняла номер в гостинице — и так посмотрела на меня, что я покраснел от мысли, что она мне без слов предлагает. Я уже спал с девушками, а потому мне был понятен ее намек.

Мы стали любовниками, что еще больше сблизило нас. Я был влюблен, счастлив и полон надежд на будущее.

Когда я учился на последнем курсе, Ксана сказала мне, что беременна. Это в наши планы не входило, но выхода другого, чем пожениться, у нас не было. На зимние каникулы мы с ней расписались. К этому времени ее беременности должно уже было быть три месяца. Когда мы остались одни в нашу брачную ночь, я с трепетом и нетерпеливым ожиданием стал раздевать ее, любуясь ее идеальной фигуркой.

Подойдя к ней, я положил свою руку на её живот и сказал:

— Он у тебя совсем не увеличился. Даже не верится, что в нем растет наш ребенок, которого я уже люблю.

— А я сделала аборт, — спокойно сказал Ксана и, сев перед зеркалом, стала расчесывать щеткой волосы.

— Что ты сделала? — переспросил я, подумав, что неправильно понял ее.

— А-борт, — по слогам произнесла она, не глядя на меня.

— Зачем?! — возмутился я. — Это же наш ребенок!

— Не тебе же его носить. Представляешь, какой я стала бы толстой! Похожей на бочку. Мои ноги распухнули бы… А потом эти страшные схватки, постоянный рев ребенка и днем, и ночью, памперсы и прочее, что отнимало бы у меня массу времени. А я хочу пожить для себя, пока молода.

— Но ведь это был и мой ребенок! Почему не посоветовалась со мной! — возмутился я.

— Ты бы мне не позволил избавиться от него, — спокойно так произнесла жена и легла на постель, приглашая меня побыстрее заняться любовью.

На душе у меня было так мерзко. Даже появилось чувство сродни ненависти к ней. Чтобы не натворить бед, я выскочил из комнаты и гулял по улицам до самого утра. Когда возвратился, Ксана уже спала, не испытывая угрызения совести.

Утром она вела себя, как ни в чем не бывало. Мечтала о нашем свадебном путешествии в Грецию, которое должно начаться на следующий день.

В Греции Ксана вела себя раскованно и весело, таскала меня по экскурсиям — и вскоре я помирился с ней, простив то, что она сделала без моего ведома. Я списал ее поступок на молодость — и успокоился. Через время с ее подачи я уже стал думать, что нам действительно было еще рано заводить ребенка.

После окончания училища по моей просьбе меня направили в армейский спецназ. Нам выделили ведомственную однокомнатную квартиру. Когда мы ее осматривали, Ксана как бы между прочим сказала:

— Вот видишь, здесь даже негде было бы поставить детскую кроватку.

И я опять согласился с ней.

Мы купили мебель, оборудовали квартиру и стали жить обычной жизнью. Мне приходилось ездить в спецкомандировки, об опасности которых я Ксане ничего не говорил, чтобы ее не волновать.

Она оказалась никудышней хозяйкой. Квартиру убирать не любила, но еще больше — готовить. Показывая мне свои красивые руки с длинным маникюром, она всегда говорила:

— Ну разве такими руками можно чистить картошку и возиться с сырым мясом? На что они будут похожи!

И я опять соглашался с ней, жаря картошку и бифштексы сам. Зарплата у меня была неплохая, но ее постоянно не хватало из-за ее бесполезных трат.

Когда я говорил Ксане об этом, она надувала свои красивые губки и пускала слезу, укоряя меня в жадности. И я опять отступал. Вот так и складывались наши отношения до определенного момента, который перевернул мою семейную жизнь с ног на голову.

Однажды я раньше на два дня вернулся из командировки. Наш самолет прилетел ночью. Я взял такси и поспешил домой, предвкушая удовольствие от сюрприза, связанного с моим неожиданным возвращением.

Я открыл своим ключом дверь, снял обувь и, достав из рюкзака бутылку шампанского и конфеты, на носочках стал приближаться к кровати. В комнате было темно из-за зашторенных штор. Я тихо поставил бутылку и коробку на тумбочку, а сам присел на корточки возле кровати. Протянув руку, я хотел погладить грудь Ксаны, а коснулся чьей-то волосатой груди. Не поверив собственным ощущениям, я начал спускаться рукой вниз и нащупал мужские гениталии.

— Угомонись, ненасытная, — пробормотал кто-то мужским голосом во сне. — Дай хоть немного поспать.

И в эту секунду у меня в голове что-то щелкнуло. Я изо всей силы сжал хозяйство мужчины. Его вопль, наверное, разбудил весь дом. Он попытался вскочить, но я вырубил его ударом в солнечное сплетение.

Тут зажглась настольная лампа — и я встретился с испуганным взглядом жены. Она забилась в изголовье кровати, прикрыв одеялом голое тело и не скрывая ужаса на лице.

— Не бей меня, — закричала она. — Это не то, что ты думаешь.

— А что тогда? Объясни. Можешь познакомить меня со своим любовником, и мы станем дружить семьями. А если серьезно, скажи, где ты нашла такого труса, который закрылся с головой простыней и не собирается встать на защиту чести своей дамы?

Недолго думая, я сорвал с мужчины простынь — и застыл в недоумении: передо мной на моей постели с моей женой лежал мой друг Виктор. Я закрыл на мгновение глаза, подумав, что ошибся и этот мужчина просто похож на него.

Но когда открыл их — никакого сомнения уже не было. Я сел на стул и долго смотрел на перепуганных любовников, застывших на кровати.

Потом я встал и стал собирать вещи Ксаны в чемоданы, швыряя их, как попало.

— Что ты делаешь? — не выдержал первым Виктор.

— Собираю шмотки твоей любовницы, чтобы ты, уходя, захватил с собой не только её, но и шмотки, без которых она ничего собой не представляет.

— А на кой она мне нужна? У меня есть жена. Не приведу же я её в свою квартиру.

— Ничего. Будете жить втроем. Сейчас это практикуют, — сказал я, закрывая чемоданы.

— Ты с ума сошел! — завопила Ксана, по всей видимости, уже придя в себя. — Я твоя жена, и эта квартира такая же моя, как и твоя.

— А ты чего разлегся! — возмутилась она, спихнув Виктора с кровати.

Он упал на пол, потом вскочил и стал, торопясь, одеваться.

— Надеюсь, ты Алене ничего не скажешь? — заискивающе глядя мне в глаза, спросил он. — Ты же мой друг.

— Был им до того, как ты забрался в постель к моей жене.

— Так она сама к себе меня затащила, а я не устоял перед ее сексуальностью. И не один я. Их много здесь перебывало, пока ты бывал в отъездах.

— Заткнись, сволочь, — заорала Ксана, — и выметайся отсюда. Слизняк вонючий!

— Сама ты потаскуха! — выкрикнул ей в ответ Виктор и бегом помчался к двери.

— Одевайся! — приказал я Ксане.

— Зачем? Сейчас ночь. Иди в душ — и ложись спать.

— Одевайся, — повысив голос повторно, сказал я ей и подошел вплотную к кровати.

Наверное, вид у меня был тот еще! Она в страхе вскочила с кровати и стала натягивать на себя валявшиеся на полу джинсы и футболку.

— Кроссовки, — сдерживая рвущуюся из себя злость, прорычал я.

Ксана бросилась в коридор и вернулась уже в уличной обуви.

— А теперь бери оба чемодана и вали отсюда, — заорал я, уже не сдерживая свои эмоции.

— Куда? — заикаясь спросила Ксана, побелев, как мел.

— На все четыре стороны!

— Ты не можешь выгнать меня. Я твоя жена, к тому же беременная.

— От кого? — устало спросил я, чувствуя, что силы покидают меня.

— От тебя. От кого же еще?

— Тебе виднее, но в это отцовство меня не впутывай.

— Тебя выгонят из армии! — пригрозила она. — Я пройду все кабинеты, но не позволю, чтобы ты меня выгнал, как паршивую сучку.

— А ты и являешься ею. Так что ищи подходящую себе конуру и трахайся со всеми кобелями подряд. Мне уже по фиг.

Не желая больше никаких разговоров, я вынес на площадку чемоданы, а потом выпихнул туда же упирающуюся Ксану.

— И что потом? — тихо спросила Тая.

— Скандал, позор, десятки объяснительных, а потом развод, о котором до сих пор тошно вспоминать. Ксана изображала на нем жертву, которую муж постоянно избивал, не трогая лица и рук. Она меня представила таким монстром, что впору было изолировать от общества. Чуть службу не потерял, но на помощь пришли соседи, которые заявили, что никогда не слышали из нашей квартиры ни ссор, ни скандалов, ни криков Ксаны и ни разу не видели ее избитой. Участковая больница тоже подтвердила, что она к ним с побоями не обращалась. Но главное — бабушки, которые постоянно сидят на скамейке перед домом, коллективно заявили, что в мое отсутствие к Ксане приходили посторонние мужчины и оставались у нее на ночь.

Нас развели. Ксана уехала к родителям, а я перевелся в другое подразделение подальше от этих мест.