Герой моих снов

Лана Смирнова, 2023

Адептку-провидицу Тари преследуют эротические вещие сны. Кто же знал, что они предсказывают государственный переворот, и теперь Тари в интригах по уши! А в центре всего – мужчина, который приходит к ней во снах, и пока даже не подозревает об их будущем.

Глава 1: Свидания во сне и наяву

Тари была будто не в себе — иначе как она оказалась на собственном рабочем столе в такой ситуации? Как приличная королевская предсказательница может позволить себе сидеть среди ценных документов, да ещё и зажатая между ног мужчины? Тари хотела вывернуться, но он усмехнувшись поймал её за руки. Перехватив запястья одной рукой, завёл их ей за голову, не давая двигаться. Тари посмотрела наверх, пытаясь разглядеть лицо мужчины в полумраке, но не смогла, увидев лишь тёмно-синий отблеск глаз. Он поцеловал её в губы легко и невесомо, а потом отстранился и начал очень медленно расстёгивать пуговички на шёлковой блузке.

Первая пуговичка открыла нежный белый животик, который он осторожно погладил длинными и умелыми пальцами. Тари охватил приятный трепет от прикосновения.

Вторая пуговичка. Он вновь медленно и немного щекотно провёл по чуть выступающим рёбрам, нырнул под тонкую ткань, коснулся груди.

Третья пуговичка, четвёртая — кажется, он уже не медлит. Блузка распахнулась, открыв тело Тари прохладному воздуху, и девушка ощутила, как покрывается мурашками небольшая белая грудь и твердеют соски. Её первым порывом было прикрыться обратно, но руки-то никто не отпускал. Он замер, рассматривая полуобнажённую Тари, и его взгляд будто обжигал.

— Мне холодно, — возмутилась Тари, скрывая смущение.

Мужчина без слов склонился к ней, осыпая её поцелуями и спускаясь всё ниже. Почти невесомо коснулся губами груди, прочертил дорожку ко второй, провёл языком вокруг ареолы. От его дыхания начинал разливаться жар по её телу, а соски становились твёрдыми, будто камушки. Он вновь и вновь целовал её, избегая самых чувствительных мест, и нежно поглаживал, едва касаясь кончиками пальцев. Тари не знала, что хотелось сильнее: свободы или продолжения.

«У меня всегда такие чувствительные… такое чувствительное всё?», — подумала Тари. Затаив дыхание, она ловила его прикосновения, а когда он чуть отстранился, бессознательно потянулась к нему. С тихим смешком мужчина склонился обратно, обхватил влажными губами сосок. У Тари вырвался стон, она обняла любовника за шею, не заметив, когда успела освободить руки. Он втянул сосок в рот, лаская его языком, пока Тари не начала задыхаться, а потом выпустил и подул на него. Контраст между горячим дыханием и холодным воздухом заставил девушку вздрогнуть. Он накрыл грудь ладонью и большим пальцем потёр влажный сосок, а сам склонился над вторым, лаская его губами, языком. Свободной рукой нырнул под блузку на спине, прижимая Тари к себе.

Захваченная ощущениями Тари не заметила, как выгнулась дугой навстречу прикосновениям, и что её никто больше не удерживает. Напротив, она сама обхватила ногами его бёдра, а руки запустила в прохладные шелковистые волосы, потянула к себе. Он поддался, прижал её к столу, небрежно скидывая папки, книги и свитки, с шелестом раскатившиеся по комнате. Тари оглянулась, пытаясь понять, не пострадали ли бесценные документы, но мужчина взял её лицо в ладонь и повернул к себе.

— Не отвлекайся, — прошептал он ей прямо в губы и снова стал целовать. Тари провела языком по его нижней губе, с удовольствием услышав, как сбилось и его дыхание. Он перехватил инициативу, вторгся в её рот, играя с языком, тем временем лаская своими пальцами грудь. Тари не могла сдержать стонов, ощущая волны накатывающего удовольствия. Он провел руками ниже, обхватил за талию и немного сжал, а затем спустился на бёдра. Широкая юбка внезапно показалась Тари ужасно мешающей, но мужчину она не смущала: он смял её, задирая всё выше. С нажимом провёл вверх по ножкам, пока не добрался до тонкой полоски открытой кожи между чулками и короткими шортиками.

— Зимняя мода просто очаровательна, — промурлыкал он Тари на ухо.

— Но холодно же, — неловко оправдываясь, она ловила каждое его движение, надеясь, что рука поднимется чуть выше.

— Правильно, нельзя позволить прекрасной тэрне замёрзнуть, — он всё же скользнул дальше, под ткань плотных трусиков, коснулся пальцами самого сокровенного, — тем более, когда она такая влажная.

Он поглаживал её снаружи, будто невзначай касаясь чувствительных точек, и каждый раз у Тари вырывался вздох. Явно наслаждаясь её откликом, он осыпал её поцелуями, коснулся губами соска, языком обвёл его по кругу с нажимом и слегка прикусил. Тари выгибалась дугой и невнятно что-то шептала. Наигравшись, уже торопливо, он стащил с неё шортики и подтянул за бёдра к себе. Тари ощутила, как он упирается в неё, и когда только успел расстегнуть брюки? Мужчина склонился над ней, сгребая в объятия, поцеловал глубоко, со вкусом, и чуть потёрся о нежные складки. Поймал губами её стон, одним толчком вошёл во влажную, распалённую Тари…

Она проснулась у себя на кровати.

***

— А-а-а-а, — то ли стон, то ли крик Тари раздался в её тёмной уютной спальне. Пыльный серо-коричневый половик, застилавший половину комнаты, погасил шум и не дал ей напугать соседей. Во сне она разметалась в постели, скинув одеяло, но холодно ей совершенно не было. Даже наоборот — всё тело пылало в жажде продолжения. Но, увы, продолжать оказалось не с кем. В маленькой чердачной квартирке с прекрасным, по крайней мере в светлое время дня, видом на одну из самых крупных деловых улиц Марлея Тари жила совершенно одна. Кроме кровати, в комнату влез крохотный рабочий кабинет, возле которого стоял единственный стул, мрачный платяной сундук, служивший также лавкой у входа, да вешалка. То там, то тут Тари повесила полки и завалила их мелкими памятными подарками от семьи и друзей, немногочисленными украшениями, гребешками и лентами. Гребней хранилось с запасом: их она ломала с удручающей частотой, не имея никакого терпения распутывать волнистые русые волосы, спускавшиеся чуть ниже плеч. Ношеная одежда лежала на стуле.

Тари подтащила с пола одеяло и замоталась в него, пытаясь успокоиться. Вот уже несколько месяцев ей снились непристойные сны, да такие реалистичные! После них Тари целыми днями ходила с головой, будто набитой розовой ватой, и шарахалась от случайных прикосновений.

— Ещё один день насмарку, — пробурчала она, сползая с кровати прямо в одеяле и направляясь в ванную. Там Тари с неудовольствием рассмотрела своё раскрасневшееся лицо и блестящие глаза. Скинула одеяло, ночную сорочку, залезла в низкую потемневшую от времени бадью и вылила на себя полную кастрюлю стоявшей с вечера воды.

— А-а-а-а! — потряс квартирку новый крик. Зимними ночами чердачок подмерзал, и в воде только что льдинки не плавали. Обливания определённо отвлекли Тари от страданий. Судорожно растеревшись шершавым льняным полотенцем, она убежала в комнату одеваться.

Контрастные процедуры помогли прийти в себя, но натягивая бельё, она упорно отгоняла воспоминания о том, как бельё с неё снимали. Зима в Марлее приближалась к середине, и одевалась Тари слоями: тёплые шортики, плотные чулки, добротная нижняя сорочка, тяжелая льняная блуза, шерстяная клетчатая юбка в пол. Блуза неприятно царапала горло, и Тари задумалась: во сне она носила тонкую шёлковую рубашку, какой в жизни никогда в руках не держала.

— А вдруг важная деталь, — пробормотала Тари. — Нужно записать в дневник.

Одевшись, она забрала одеяло из ванной, застелила постель потрёпанным синим покрывалом и, наконец, умылась. День возвращался в нормальное русло.

Арендуемое Тари жильё ей нравилось. Подумаешь, потолок под углом и спускается очень низко над самой кроватью. При Тарином росте он не доставлял никаких хлопот. Зато квартирка выгодно отличалась видом и толстыми прочными стенами, обитыми потемневшим деревом. А главное — в ней нашлось место для закутка с отдельной вентиляцией и подводом воды. Туда влезало несколько дощатых шкафчиков с посудой и аккуратно расставленными заготовками, а ещё столик, за которым она и стряпала, и ела. Более того, в окно на кухоньке вставили специальный холодный шкаф, промерзавший зимой.

Поджарив на крохотной бездымной конфорке пару тостов, Тари достала из холодильника масло, а с полки потеплее — клубничное варенье, которое купила ещё летом. Перекладывая в расписную деревянную розетку варенье, Тари зачерпнула ложкой несколько ягод и съела просто так. Бережно сваренные целиком маленькие клубнички лопались во рту, оставляя кисло-сладкий вкус ушедшего лета. Тари, кажется, могла бы слопать целую банку, но чем тогда себя радовать потом? Покупать зимой или весной варенье — расточительно, тем более ягодное. Лучше сварить повидло из спрятанных под кроватью зимних яблок — у некоторых уже подпортились бочки. Тари плеснула в чайник воды буквально на одну кружку и поставила его греться. Не зря она потратилась на магическую горелку: хрустящие тосты и стакан горячего травяного настоя по утрам делали её жизнь гораздо радостнее. А при экономном расходе заряда магии в горелке хватит на полгода.

Пока чайник вскипал, Тари сходила в комнату за планшетом, бумагой и карандашом. Стоило записать сон во всех деталях, пока он не выветрился. Краснея и смущаясь, она вносила подробности, стараясь ничего не пропустить. Основная проблема с её снами была не в том, что они эротические. Даже очень скромные молодые одинокие девушки имеют право на личную жизнь. Хотя бы воображаемую! Проблема в том, что Тари ещё на первом курсе института видела вещие сны, а за шесть лет учёбы на факультете будущего и два года в Ордене Провидения она научилась точно отличать их от обычных. И вот уже полгода её преследовали во снах сексуальные пророчества. Причём всё чаще и чаще — сначала они вытеснили «нормальные» вещие сновидения, которые случались с ней пару раз в месяц, а теперь навязчивые сны приходили к ней несколько раз в неделю. И каждый она прилежно записывала, ведь любая мелочь могла оказаться ключом к расшифровке будущего.

— Скажем, блузка была тёмно-синяя, расшитая небольшими золотистыми звездами. Или просто желтыми? Сложно же вышить золотом. И пуговички золотистые, — бормотала Тари себе под нос. Она изо всех сил старалась придать своему тексту деловой отстраненный вид и отвлечься от содержания. — У меня такой блузки нет. И ведь из тонкого шёлка, да ещё и на голое тело. Холодно же…

«Ага, а потом жарко», — подумалось ей. Тари сделала пару вдохов и выдохов и съела второй тост с вареньем. Затем начеркала ещё несколько абзацев. Белая бумага и аккуратные, крепкие карандаши с тонкими грифелями выдавались в ордене именно для работы над предсказаниями дома. И хотя формально Тари делала всё верно, её дневник неотвратимо превращался в сборник записок с буйными фантазиями. По правилам, сны положено передавать ордену для расшифровки, но Тари, сколько не напоминала себе о долге перед государством, так и не собралась отправить записи в работу.

«Он обратился ко мне"прекрасная тэрна". Сие примечательно тем, что я не являюсь ни чистокровной тэрной, больше походя на человека, коим меня обычно и считают, ни прекрасной, хотя данный аспект может относиться к общему антуражу сна, обозначая мужчину как очарованного мной», — вывела Тари и пробежалась глазами по тексту. Вроде всё на месте.

— Нирея Милостивая, что я пишу? — вздохнула Тари, складывая в стопку бумаги. Она на скорую руку прибралась на кухне и начала собираться. Пора на работу. Сновидица сложила любимый карандаш в небольшую тряпичную сумку и прицепила её к поясу. Влезла в тяжелые необъятные сапоги на меху. Надела кофту грубой вязки из бурой некрашеной шерсти, сверху накинула такой же вязаный плащ до середины бедра, а голову и плечи обмотала платком с пуховой подбивкой. Вот теперь можно выходить на улицы зимнего Марлея, не опасаясь пронизывающего ветра, доносящегося с реки. Так, немного потреплет и выпустит. Ощущая себя очень мягкой и округлой гусеничкой, Тари заперла дверь и практически скатилась вниз: лестница к ней в квартиру была слишком крутой. Зимой девушка, скованная слоями плотной одежды, всё время боялась с неё упасть. Зато лететь недалеко!

***

— Поздно ты, — приветствовал Тари Эдгар, поднявшись навстречу. Он галантно помог ей снять плащ и накинул его на вешалку в приёмной поверх собственного.

— Спала плохо, — соврала Тари, с наслаждением стаскивая с себя колючий платок и стряхивая сапоги. В помещении она носила тёплые, но лёгкие ботиночки. Неповоротливую толстую кофту снимать не стала: в комнатах ордена Провидения топили неважно и было зябко.

— Кофе? — предложил Эдгар.

И Тари ужасно захотелось именно горячего горького кофе. На первом этаже главного здания ордена нашлось место и для кофейни, и для пекарни. Адептам-провидцам даже продавали в полцены, но для Тари кофе всё равно оставался роскошью, особенно зимой, когда всё лишнее уходило на еду и отопление. Она открыла рот, чтобы отказаться, но Эдгар быстро добавил. — Я угощаю.

Тари прищурилась, разглядывая его снизу вверх. Эдгар принял невинный вид. Ясные его голубые глаза и трогательные крупные кудри заявляли: на грешную землю явился посланник Нии Милосердной. Тари всё равно колебалась.

Молодым прорицателям Короны платили мало, но большинство адептов не испытывало настоящей нужды — их обеспечивала семья. По сравнению с военной и канцелярской службой работа провидцев казалась лёгкой и комфортной. Им не светили далёкие походы и экспедиции, сражения с монстрами и исследования опасных зон. К ним не ходили обычные просители, а расписание всегда оставалось расслабленным. Поэтому неамбициозные благородные отпрыски охотно вступали в орден. Благо, часто хватало даже доли тэрнийской крови для открытия дара.

Эдгар не был исключением. Его, второго сына зажиточного провинциального барона, отослали на учёбу в Марлейский университет, чтобы не болтался под ногами и не творил глупостей. А на третьем курсе он открыл в себе талант к предсказаниям. Служба давала ему шанс привлечь внимание Короны и одновременно не привлекать внимания отца вопиющим бездельем. И кофе Эдгар пил каждый день.

— Раз угощаешь, то пойдём. Узнаем последние новости, — Тари положила Эдгару руку на галантно подставленный локоть. Сама она выросла в семье свободных мастеров и поначалу слыла белой вороной, низкокровной простушкой среди студентов. Но годы совместной учебы и работы сгладили разницу между ней и другими адептами. Она даже освоилась с этикетом и смогла бы достойно показать себя на чайном приёме в приличном доме или на балу.

Если бы её пригласили.

В кафе оказалось шумно даже в утренние часы — мэтр погодных предсказаний Кел’Риан привел группу третьекурсников, и они заняли почти половину помещения. По правилам выездные лекции полагалось проводить на природе, где мэтры показывали студентам особые приметы и учили предсказывать приход тепла, дожди и направление ветра. Увы, южанин Кел’Риан считал зимнюю погоду в Марлее априори скверной и вместо практических занятий прятался в кафе. Лекции провидцев всегда привлекали вольных слушателей и городских гадалок, поэтому к полудню будет уже не протолкнуться.

Тари с Эдгаром проскользнули к стойке, с любопытством поглядывая на будущих адептов.

— Нам два кофе, любезная, — заказал Эдгар, улыбаясь немолодой грузной гномке за стойкой. Её недружелюбное выражение лица даже не дрогнуло. Ротильде была женщиной незлой, но мрачной. Зато всегда делала поблажки адептам ордена, разрешая расплачиваться разом за весь месяц.

— И пирог с капустой и яйцом, — вклинилась Тари. — Кофе на его счёт, а пирог на мой.

— Как скажешь, дорогая, — к Тари Ротильда относилась с большей симпатией, чем к излишне говорливому Эдгару. Она споро разлила кофе в высокие бокалы и повесила пару свежих крендельков на ближайший к Тари. Аромат свежей выпечки щекотал нос.

— Совсем бледная в последнее время. За пирогом зайди, как уходить будете, я пока не резала ещё.

— Спасибо!

— Все-то тебя угощают, — весело заметил Эдгар. — Да ты и правда бледная. Зиму плохо переносишь?

Тари неопределённо пожала плечами. Зиму она переносила нормально, благо всю жизнь провела в столице и одеваться по погоде умела. А вот сны в последнее время…

— А кому метель со вьюгой на пользу шли? — соврала она.

Они сели через стол от студентов. Отсюда они слышали мэтра Кел’Риана, но не смешивались с третьекурсниками. Вдруг мэтр решит устроить опрос, перепутает и спросит её? Тари уже решительно ничего не помнила с курса погодных предсказаний, и не хотелось позорить орден перед молодежью.

Кел’Риан вещал о погодных символах в качестве побочного итога гадания.

–…если руна Зитра лежит прямо по направлению к северу в сезон от первых заморозков до первых цветов, то она говорит о приближении снежной бури, а вовсе не о больших и непредсказуемых переменах. Прелюбопытно, как часто многие, даже весьма обременённые опытом прорицатели, опираются исключительно на метафорическое значение тех или иных проявлений, забывая в своём хитроумии о прямом смысле.

Тари подумала, что ещё немного и она заснёт прямо лицом в кофе.

— Мэтр, — раздался вопрос из аудитории, — а какие ещё есть прямые признаки, которые путают с иносказательными?

— Хмм, — задумался на секунду немолодой эльф, — самый явный пример, пожалуй, сновидения. Если в пророческом сне вам видится лёд и снег, то при отсутствии связанных с этим тематических ключей, которые позволили бы придать вашему состоянию другое значение, можно предположить, что события сна будут происходить зимой. Ключами могут служить…

«Интересно, — попыталась вспомнить Тари, — почти во всех снах видится холод. Значит, предсказанное должно произойти зимой. Скоро ли?». Она отвернула порозовевшее лицо, скрываясь от Эдгара. Но он думал о своём.

— Тари, — начал вдруг он, накрыв ладонью её руку, лежавшую на столе. Она удивлённо вскинула голову, — как насчёт…

— Лоботрясничаете? — прогремело над ними, и на лавку рядом с Эдгаром опустился магистр Тарнас, их непосредственный начальник. Он тоже заглянул на кофе перед рабочим днём.

— Никак нет, магистр. — Эдгар на долю секунды серьёзно посмотрел Тари в глаза и легонько сжал её пальчики, прежде чем отпустить и вернуться к образу жизнерадостного балагура. Тари стало немного неловко, а от прохладного пожатия почему-то бросило в жар. Она спешно глотнула кофе.

— Мы оцениваем потенциал студентов и заодно поправляем знания по погодным предсказаниям, — отчитался Эдгар. Тарнас прислушался к речи мэтра.

— Ха, этой лекции лет пятнадцать. Вам должно уже самим такие читать. Лоботрясы, говорю. Вам только дай со студентами кофе пить да сплетничать. Наверняка и работу бы на них свалили, наврав про исследования да про проекты.

На лице Эдгара появилось сосредоточенное выражение человека, осознавшего нечто крайне важное и выгодное. Магистр немедленно среагировал, грохнув кулаком по столу. У Тари слетел кренделёк с бокала, а мэтр Кел’Риан укоризненно покачал головой, сбившись с мысли.

— А ну не сметь! У вас половина документов — государственная тайна. Казню. Отдам ордену Строгости. Отправлю на посевные погодным магом.

— Нет, только не посевные. Казните, сдавайте строгим, но не отправляйте на посевные. Нет ничего хуже помещиков и крестьян, жаждущих точных предсказаний погоды. Верно я говорю, Тари?

— А я бы поехала, — пожала плечами та. — В посевные ставка выше и надбавки за путешествия положены. И кормят хорошо, если деньги на погодника нашлись.

— Нет, Тари, — с сожалением ответил магистр, — тебя я в глубинку не пущу. Сожрут.

— Кто меня сожрёт?

— Ну, на юге известно кто. Думаю, очередь желающих выстроится, да ещё и драться за места в очереди будут.

Тари фыркнула. Среди столичных девиц ходили всякие слухи о темпераментности южан и их страсти к светловолосым барышням, но она всегда считала их изрядным преувеличением и не верила. Встреченные в Марлее южане не отличались от других горожан.

— А на севере предсказателям только с тэрнийской кровью верят. Заклюют тебя, не послушают.

— Но я же на четверть тэрна, — возмутилась Тари. Именно дар крови тэрнов, северных эльфов, дал ей прорицательский талант, — у меня и с отцовской, и с материнской стороны они есть.

— Мы-то знаем, но кто же тебе поверит, — ответил вместо мэтра Эдгар. — Глаза тёплые, серо-карие, а ростом ты вообще с гномку, даже для человека маловата. Миленькая такая вся, с круглыми щёчками.

Тари насупилась, допивая кофе. Тэрны считались лучшими предсказателями, соперничать с которыми могли только сирены. Чистокровных тэрнов осталось уже очень мало, и ещё меньше из них желало работать на Содружественную Империю и Корону. Тэрны предпочитали одинокую уединённую жизнь, желательно где-нибудь в северных горах. Тари могла их понять — меньше народу вокруг значит меньше случайных видений. Тем более за пару сотен лет весь мир надоест.

Но большинство адептов ордена Провидения в Марлее имели примесь тэрнской крови и выглядели соответствующе. Взять Эдгара. Как и Тари, он на четверть тэрн, а потому худощав и высок, на голову с лишним выше обычного горожанина. От северных предков достались ему и яркие голубые глаза, и тонкие черты лица, а в Тари человеческая кровь оказалась сильнее любых иных.

Магистр тем временем поторопился закончить свой бокал, встал и со значительной высоты пробурчал:

— Давайте уже работайте. У нас новые материалы собраны, пора разобрать их по косточкам. Дело важное, вдругорядь и сам государь увидит.

Подумав, добавил:

— Тари, как закончите, зайди ко мне с отчётом. Будут тебе надбавки.

Магистр ушёл. Эдгар подал руку Тари:

— Сошлёт тебя в дальние дали, и тогда проклянёшь свои тэрнские корни.

Колеблясь, она всё же оперлась на его ладонь. И снова внимательный взгляд, и снова прохладное прикосновение, и снова Тари краснеет.

— Как смотришь на то, чтобы сходить в театр? — тихо, почти шёпотом, спросил Эдгар, склоняясь к ней. — Ложу не обещаю, но мой знакомый постановщик пригласил меня в партер. С компанией.

— Я подумаю, — неуверенно и тоже почти шёпотом ответила Тари.

— Думай скорее, — усмехнулся Эдгар, поглаживая её ладонь.

***

У Тари болела голова. Отвратительное начало выходного дня. И сегодня не выйдет нырнуть под одеяло и насладиться долгожданным отдыхом в тишине и спокойствии. О, нет!

Сегодня она идёт в театр с Эдгаром на то самое представление, подаренное его товарищем.

Всю прошлую дюжину дней они работали над новыми предсказаниями. Всем отделом перебирали описания вещих снов за год, раскладывали карты и бросали руны. Даже погодными приметами не побрезговали, хотя на них сильно полагаться не стоило. Читали и переписывали заметки, разбирали каждое знамение на мелкие детали, искали и перепроверяли толкования. В общем наизнанку вывернулись.

По всему выходило, что Содружественная Империя под угрозой большого кризиса, причём опасность идёт изнутри. Всё кричало о заговоре, о предательстве, но пока не удавалось выловить никакой конкретики. Иногда косвенные приметы указывали то на один, то на другой Большой Дом Империи, но никак не складывались в единую картину. И почти всегда угроза приходила на фоне холода. Зима же перевалила за середину, а значит, время утекало сквозь пальцы. На орден давили, требуя точного ответа.

«И вот когда в стране великие потрясения, я смотрю развратные сны», — кисло думала Тари, собираясь на встречу. В театр, да ещё и на свидание стоило бы принарядиться. Но в шкафу у неё нашлось ровно три одинаковых зимних юбки из грубой, едва окрашенной шерсти, огромная коричневая кофта до колена да десяток нижних сорочек. Летом можно было достать корсет потуже, платок цветастый повязать, а тут… Тари попыталась заплести ленты в волосы и затейливо их уложить, как учила мама в детстве. Вышло лохмато, да и голова заболела ещё сильнее. До театра идти около часа, так что есть надежда, что свежий воздух и пара горстей снега в лицо взбодрят.

Можно было и не ходить, а спокойно зайти за хлебом, да обязательно перед самым закрытие лавки, чтобы подешевле забрать, приготовить ужин, навести порядок в записях снов. Эдгар, конечно же, обидится, зато не придётся беспокоиться о его ухаживаниях и поглаживаниях.

Но Тари решилась ответить на них. Да простолюдинка баронету не партия, так она ведь никогда и не планировала замужество — кто её возьмёт с образованием-то! А вот обета воздержания Тари не давала. Эдгар помог бы развеяться: галантный кавалер и обаятельный собеседник. А может и сны на него указывают? И пройдут после их свидания?

Они встретились на ближайшей к театру площади, у самого начала Свойчинской улицы, откуда виднелись часы на пожарной башне. Эдгар пришёл первым, и Тари издалека увидела его, возвышающегося над потоком. Она поспешила навстречу.

— Тари? Да ты выглядишь прямо как клубочек шерсти, — умилился Эдгар, склоняясь к ней.

— Не клубочек, а волшебный клубочек! — торжественно поправила Тари, перекрикивая шум улицы. — Пойдём, покажу тебе дорогу.

И, схватив его за руку, потащила к театру. Эдгар расхохотался, перехватил ладонь Тари поудобнее и в два шага поравнялся с ней. Теперь они шли плечом к плечу. Тари почувствовала себя вдруг совсем легко. Гулять с кем-то, шутить, не думать о будущем было приятно.

Летом театры открывались для широкой публики. Обычно для них строили не слишком устойчивые, зато просторные деревянные здания, где в хорошую погоду почти непрерывно шли выступления. За четверть гроша любой мог зайти поглазеть на актёров. Сидячие места наверху стоили подороже, но оставались по карману даже Тари. Знатные горожане порой заглядывали на летние представления, скрываясь под масками и простой одеждой, им негласно оставляли часть мест в середине.

С первыми заморозками театр переезжал в танцевальные залы театральных покровителей из Больших Домов. Тогда-то и открывался развлекательный сезон для столичных сливок общества. Менялись и актёры, и пьесы, чтобы отвечать вкусам более капризной публики. И вот на такие спектакли попасть было сложнее.

Сегодня представление держал Дом Розуэл в одной из своих городских резиденций. Светлое здание в классическом стиле, со скромной лепниной и четырьмя декоративными колоннами на фасаде, имело несколько входов. У главного толпились люди: пока высокое дворянство рассаживалось по ложам, обладателей билетов попроще не пускали. Эдгар подмигнул и подвёл Тари к торцу здания. Серебрушка покрупнее, и строгий страж у второго входа рассыпается в улыбках и пропускает «гостей мэтра постановщика».

— Хочешь познакомиться с ним? — предложил Эдгар, когда они шли по ярко освещённым коридорам, украшенным росписью со сценками из мифов. — Он, верно, сейчас рвёт на себе волосы, как и всегда перед премьерой. Презабавно.

— Жалко его тревожить. Поздравим после, — в помещении головная боль начала возвращаться, и Тари хотелось скорее снять колючий платок.

— А после не пробьёмся. Думаю, он будет безбожно пьян и окружён прелестницами, — ответил Эдгар, но настаивать не стал.

Просторную бальную залу с высокими потолками освещало три огромных позолоченных люстры. Изнутри особняк Розуэл оказался менее сдержанным, чем снаружи. Четверть залы занимали подмостки, закрытые сейчас красным бархатным занавесом, остальное заставили рядами одиночных кресел, самых дешёвых, какие только водились в Доме Розуэл. И всё равно эти кресла были дороже всей принадлежащей Тари мебели. Со второго этажа высокопоставленные гости попадали в ложи, из которых просматривалась вся зала вместе со сценой. Ложи почти не освещались, а потому любопытным сплетникам в зале не удавалось разглядеть лиц особых зрителей. Пол застелили простыми коврами, чтобы гости не скользили и не портили драгоценный паркет.

Места им достались действительно удачные: в конце четвёртого ряда. Достаточно близко, чтобы слышать даже лёгкий шёпот на сцене, и достаточно далеко, чтобы на тебя не уронили случайно реквизит. Тари выбрала самое крайнее место — не хотелось соседствовать с незнакомцем. Она сняла плащ и накрыла им кресло, скрутила из платка подголовник.

— Клубочек гнездуется, какая прелесть, — Эдгар погладил её по голове, а Тари клацнула зубами в ответ, изображая ярость. Потом села и призналась:

— Если пьеса не будет действительно блестящей, сбегу. Или засну. Прикроешь меня.

— Сбежим вместе, так романтичнее, — он взял её за руку и склонился, как бы целуя.

До начала спектакля Эдгар развлекал её историями о том, как его приятель-постановщик пришёл к идее пьесы. Тари смеялась. Зал постепенно наполнялся, и соседи посматривали на шумную пару с недоумением. Эдгар уселся рядом, продолжая рассказ уже шёпотом. Егодыхание щекотало шею, и Тари будто немного захмелела. Хотелось почему-то глупо хихикать и смотреть в его голубые глаза. Но уже поднялся занавес.

Пьеса оказалась консервативной. Тари узнала несколько религиозных сюжетов, переложенных на современный лад. Поначалу её позабавили перевоплощения: Ния Милосердная стала раздражительной герцогиней, покровительствующей госпиталям, гневный Зоркс — заносчивым магом воздуха, певуньи и прислужники обратились своенравной челядью, а спутники Виночерпия оказались странствующей труппой. Пьеса обыгрывала сразу десяток мифов. Тари поначалу следила, пытаясь предугадать, какая история начнётся следующей. Но чем дальше, тем меньше оставалось неожиданностей, и пьеса катилась по сотне раз повторённым мотивам детских сказок и храмовых песнопений. Постановка всё равно оказалась хороша, но Тари потеряла концентрацию. Глаза слипались.

— Нравится? — раздался шёпот над самым ухом.

— Да, да, — ответила она, делая вид, что вовсе даже не уплыла куда-то в свой мир, а честно смотрит пьесу… из ложи? Тари обнаружила себя не на кресле в партере, а на софе в одной из лож. Отсюда сцена виднелась как на ладони. Софа стояла совсем рядом с перилами, над ними и по бокам нависали мягкие бархатные занавеси, отсекая лишние шумы.

— Тогда постарайся не отвлекаться, — ласково прошептал её сосед. Тари кивнула, не отрываясь от игры. Как странно. Разыгрывалась сцена из мифа о появлении Великих Озёр. Ния — в образе Нии-матери — рассказывала о том, как от рук собственного брата погиб её муж, правитель небес, а дети были низвергнуты на землю. По легенде, горюя об утратах, Ния-мать пролила миллионы слёз, и из них появились Великие озёра. Тогда она спрыгнула в озеро с неба и отправилась путешествовать по миру в образе Нии-странницы. Миф не упоминался раньше в пьесе, а актриса носила одежды классического периода. Она проспала целый акт? Почему так поменялась постановка?

Тари вдруг почувствовала, как её гладят по бедру. Она перехватила руку и хотела с возмущением отчитать его, но ей зажали рот и подтянули на колени, плотно прижимая к себе.

— Тише, нас услышат, — игривый шёпот на ухо. Тари одновременно узнавала и не узнавала голос, но точно знала, что будет дальше. От голоса, от жарких объятий по всему телу пробежали мурашки. Она кивнула, и в тот же момент ладонь переместилась вниз, скользнула по шее и нырнула в вырез платья. Он мягко прикусил её за шею, второй рукой смял тонкую ткань юбки и забрался вверх по бедру. Грудь за её спиной неровно вздымалась, и ягодицами она чувствовала его возбуждение. Неуместная обстановка почему-то совсем не отвлекала Тари, а, наоборот, ещё больше будоражила. Он гладил её под одеждой, целовал шею и плечи, и даже ушки не остались без внимания. Когда его язык очертил мочку, поигрался с ней, Тари сама зажала себе рот. Он развёл ей ноги, прошёлся по чувствительному месту через ткань — совсем намокшую — и довольно хмыкнул. Сдвинул Тари с себя и поднялся, рывком подтянул её повыше, и она коленями оказалась на софе, спиной к нему. Она оперлась на ручку, наклоняясь вперёд. Он стащил с неё бельё, сжал ягодицы и торопливо, одним движением, вошёл. Мир поплыл…

— Тари! — вдруг донеслось справа от неё. — Ты в порядке?

Она ошалело повернулась к Эдгару, сидевшему с ней. Прерванный сон не отпускал, и она не сразу поняла, где находится.

— А-аа?

— Я дал бы тебе ещё поспать, — извиняющимся тоном пояснил он, — но ты стонала. Решил разбудить, вдруг снится кошмар.

— Спасибо, — выдавила из себя Тари. Сердце до сих пор колотилось от восторга и возбуждения. Конечно, кошмар: смотреть в общественном месте развратные сны о разврате в общественном месте. — Мне нужно проветриться.

— Сейчас антракт. Но мы можем не возвращаться. Если спросит, то скажу мэтру, что свидание удалось, и нам пришлось немедленно сбежать.

Тари кивнула, торопливо наматывая платок. Вот уж удачное свидание ей привиделось.

— Ты хочешь домой? — уточнил Эдгар, когда они шли к выходу.

— Не знаю. Я правда странно себя чувствую, — почти честно ответила Тари, — голова ещё с утра болела.

— Тогда домой. Я провожу.

Тари благодарно кивнула. Их неторопливая прогулка чуть охладила её пыл, а деликатное присутствие Эдгара успокоило. Он будто ничуть не расстроился и разгромно критиковал пьесу, утверждая, что на ней кто угодно бы заснул, не говоря уже об адептках ордена, замученных до полусмерти начальством. У дома она втянула его на лестницу в темноту.

— Будем прощаться? — уточнил Эдгар. Тари захихикала. Она поднялась на пару ступеней, сравнявшись с ним в росте, и потянулась поцеловать его в щёку. Эдгар чуть повернулся, ловя её губы своими. Робкий, осторожный поцелуй, наполненный ароматом кофе. Немного мокрой шерсти с улицы, а ещё чуточку чего-то горьковато-сладкого, личного. Тари легко оттолкнула его, шепнув «Прощай», побежала вверх по лестнице и спряталась на своём чердачке. Нет, Эдгар её не обидел, но после поцелуя она поняла две вещи. Во-первых, во снах её приходит не он. Во-вторых, ей нужен именно тот, другой, ставший её наваждением.

Какое ужасное свидание получилось.