Верни звезду на небо

Лана Земницкая

В последнее время жизнь четырнадцатилетней Жени Стрельцовой стала просто невыносимой!Её отец открывает собственный планетарий, мама вечно с ним ссорится… Как же хочется, чтобы всё это наконец закончилось!Именно такое желание Женя и загадывает на падающую звезду. И надо же – оно исполняется! Но теперь ей, вдруг оказавшейся в теле своей собственной куклы, предстоит как-то отменить это желание.И единственный способ это сделать – вернуть звезду на небо…

Глава 2. Джек

Это был не самый худший вечер. Такой же тяжёлый, как и все две тысячи сто семнадцать вечеров, что неотвратимо вели к этому, очередному.

Сложно было сказать, с какого момента его жизнь пошла кувырком. Может быть, с того самого, когда его, ещё совсем нового, заметили на полке в магазине. Безымянный, полный надежд на светлое будущее и безнадёжно идеализирующий своего будущего хозяина, он оказался в пакете, а потом и в какой-то квартире.

Что ж… поначалу всё было хорошо. Наверное, как и у всех новых игрушек: с ним всюду бегали, его обляпывали кашей — и потом чьи-то мягкие добрые руки заботливо чистили его шёрстку. Он бывал и в песочнице, и в снегу, и где только ни бывал — за него дрались, ругались, спорили, его обнимали во сне, щипали, тянули за лапы…

Но время шло. У него всё ещё не было имени, а его хозяин становился всё старше и активнее. В доме стали появляться новые игрушки, начали звучать новые заставки к мультикам — и обычный плюшевый мишка без особых способностей оказался переведён из разряда лучших друзей в разряд главных жертв во время разворачивающихся на полу детской военных действий.

По нему стреляли разными зарядами из пластиковых и металлических роботов. Его бросали, давили танками и пожарными машинами. И он даже перестал спасать маленькую куколку феи из-под поезда — теперь её всегда спасали супергерои.

Но каждый раз — новые. У хозяина быстро сменялись пожелания и любимчики.

А у мишки всё так же не было имени — и всё так же росло количество повреждений на шёрстке.

Однажды хозяин оказался особенно жесток с ним. Кажется, к нему пришёл кто-то из друзей: мальчишки принесли свои игрушки, другие большие танки и незнакомых роботов. Это было самое жестокое сражение, в котором мишке довелось участвовать — родители ребят были где-то в другой комнате, в квартире громко играла музыка, звучали радостные голоса и смех взрослых, и никакого надзора за детьми не было.

И вот — когда битва была окончена, и уставших мальчишек забрали шумные и весёлые родители, мишка впервые остался лежать на полу. Его не забрали и не усадили на любимое место возле книжек на подоконнике. Его не забрали в кровать. Игрушки, вопреки расхожему мнению, могли чувствовать боль: но не могли о ней закричать.

Хотя бы потому, что их парализовало от человеческого взгляда. А если кричать, когда на тебя никто не смотрит — всё равно никто не услышит. Слабая, беспомощная раса, пусть и почти такая же древняя, как само человечество.

Так мишка и лежал на полу до следующего утра, глядя в потолок и не понимая, почему стал видеть гораздо меньше, чем раньше.

Утром его наконец подобрали. Мельком он увидел себя в зеркало — теперь у него не было глаза. Мягкий, когда-то хорошо набитый ватой животик был порван, и куски набивочного материала валялись на полу. Где-то мишка успел заметить и собственный глаз — но его небрежно бросили куда-то в тёмный угол, а потом достали пылесос. Должно быть, глаз оказался среди другого мелкого сора, вроде конфетти, что были рассыпаны по всей комнате.

С того дня его не трогали… сколько? Он точно не знал. Может, год — может, больше. Или меньше? Мишка не имел возможности точно посчитать — да ему было и незачем. С ним больше не играли, его больше не чистили и не брали с собой в постель. Он слышал, как к хозяину приходят друзья, как они играют с другими игрушками — и некоторые из них время от времени присоединялись к нему в этом тёмном угрюмом месте, куда его засунули подальше, наверное, от грозных глаз родителей. То были сломанные роботы и машинки — впрочем, машинки иногда доставали, чтобы снять с них колёса или разобрать их целиком. Должно быть, ради интереса.

Он уже смирился со своим пустым существованием — но в какой-то день всё поменялось.

Отчего-то давно уже не было слышно смеха хозяина и весёлых голосов его друзей. Слишком часто в комнате звучали голоса каких-то серьёзных взрослых людей, а родители стали чаще молчать и больше говорить шёпотом. Мишке было плохо видно из его тёмного угла — но он стал замечать, что и света в комнате стало гораздо меньше. Всё чаще открывалось окно, но всё реже раздвигались шторы.

И вот однажды, когда голоса в доме снова стихли, мишка услышал шаги возле себя. Он давно привык к ним, и уже не испытывал ложной надежды по поводу того, что его могут вытащить отсюда — но в этот раз шаги были непривычными. К полке подошёл не хозяин, шестилетний Лёва, а кто-то, кто явно был выше него и тяжелее.

Чьи-то руки скользнули по полке, отодвигая разные вещи. Роботов, которые часто стояли в неудобных позициях месяцами — лишь бы не нашуметь, попытавшись передвинуться, — ловко и быстро расставили по местам. Мишка бы зажмурился, будь он человеком — в единственный глаз ударил непривычно яркий свет.

Руки смахнули пыль какой-то мягкой шуршащей штукой. Потом помедлили — и потянулись к нему. Взяли, на мгновение притормозили — видимо, заметив разодранный живот. Прозвучал глубокий вздох, но мишку всё же не оставили на полке.

Впервые за долгое время он увидел маму Лёвы. Всегда весёлая и добрая, она казалась очень печальной и тихой, даже ничего не напевала во время уборки, как раньше. С аккуратно заправленной кровати мишка проследил за тем, как она заканчивает убираться в комнате. Может, его обманывало зрение — теперь немудрено, верно? — но лицо женщины казалось каким-то серым. Наверное, стоило бы ей улыбнуться, и эта иллюзия исчезла бы.

Закончив уборку, она вернулась к кровати, где кроме мишки, оказались ещё и некоторые роботы. Кому-то она вправила неловко вывернутые конечности, кого-то перемотала скотчем, наверное, понятия не имея, как починить их. Последним мама Лёвы подхватила мишку — и унесла из комнаты, где напоследок открыла окно, чтобы сменить застоявшийся воздух.

Она долго над ним колдовала. Набила прохудившийся животик заново, пусть уже не так плотно, как было раньше. Зашила его — в зеркале за её спиной мишка видел, что стежки были аккуратными, но их всё равно было видно. Как шрамы на телах у людей — сравнение пришло в голову, когда он заметил несколько похожих прозрачных следов на коже мамы Лёвы. У людей, значит, раны тоже редко заживали насовсем.

Минут десять, наверное, мастерица копалась в своей коробочке, когда очередь дошла до глаза мишки. Ничего не нашла — посмотрела на часы. Должно быть, хотела сходить в какой-нибудь магазин. Поджала губы, о чём-то подумав. Глубоко вздохнула и достала что-то из шкафа — какую-то большую вещь с иголками и рычажками.

Оказалось, это была швейная машинка. Мишка припомнил — ему и раньше шили костюмы. Например, однажды вместе с Лёвой они пошли на какой-то утренник, и…

Ох, да. Он узнал вещи, которые откуда-то из маленького ящичка достала мама его хозяина — это был тот самый пиратский костюм, который когда-то давно она собственноручно шила ему, смеясь и слушая весёлую музыку. Лёва, ещё совсем маленький, бегал тогда по этой комнате кругами, постоянно спрашивая, закончила ли она. Мишка ещё чувствовал себя нужным.

Теперь мама Лёвы вновь надевала на него эту одежду. И мишка быстро понял, зачем она достала машинку — из-за того, что животик его теперь был не таким круглым, костюм был ему немного велик.

Несколько булавок, стук огромной иголки по ткани — и вот, костюм сидит на нём, как влитой. Мама Лёвы грустно приподнимает уголки губ. Нет, ему показалось — улыбка вовсе не осветила её лицо, как раньше. Может, с ней что-то случилось? Игрушки могли сломаться. Могли ли сломаться люди? Может, и её Лёва как-то обидел?

Мишка никогда не понимал, зачем человеческие дети плачут, а взрослые в телевизоре постоянно пьют воду, когда расстроены. Но в ту минуту, когда на место его глаза мама его хозяина поместила что-то смутно знакомое — старую кожаную повязку, как у пирата, — он, наверное, приблизился к пониманию. В том месте, где его голова крепилась к заметно «похудевшему» туловищу, мишка ощутил какое-то болезненное давление. У него больше не будет глаза. Его не пытались починить — нет, из него, изуродованного во время жестокой игры, сделали пирата.

— Теперь будем звать тебя Джек, — снова грустно улыбаясь, сказала мама Лёвы, глядя прямо в глаза — глаз, — мишке. — Думаю, Лёва будет рад тебя видеть.

Что ж, впервые за столько лет у него появилось имя.

Но обратно к Лёве он вовсе не хотел.

Впрочем, его никто и не спрашивал. А даже если бы спросили, мишка не смог бы ответить — так что вечером, когда в чистую, вымытую, блестящую квартиру вернулись голоса взрослых, мама его хозяина вновь взяла его на руки. Прошла по коридору, приблизилась к двери в комнату Лёвы. Почему-то замедлила шаг. Зачем-то сглотнула, хотя ничего не ела. Может, жевала жвачку?

Наконец, мягко коснулась ручки двери, совсем тихо открыла её.

— Привет, — голос у неё был, несмотря ни на что, радостный. Странно.

— Привет, мамуль, — второй голос прозвучал сначала незнакомо. — Ещё таблетки? — лишь по тревожной интонации в конце мишке удалось узнать его. Этот голос когда-то артистично отдавал приказы бомбить только что построенный город. Этот голос переживал за него, когда к его шёрстке что-то прилипало.

— Нет, малыш, не волнуйся. Таблеток сегодня больше пить не надо, — мама Лёвы сделала несколько шагов вперёд, спрятав мишку за спиной. — Просто тут к тебе кое-кто пришёл.

— Пришёл? — голос зазвучал радостнее. — Кто?

Мишку выставили вперёд. Он впервые за долгое время встретился лицом к лицу со своим хозяином.

Что ж, Джек достаточно часто ездил с Лёвой на работу к его маме, чтобы понять, что его хозяин был болен. Прямо возле кровати у него стояли большие белые палки с какими-то пакетами наверху. Сейчас они просто стояли, но, наверное, их должны были как-то подсоединять к рукам его хозяина. Обычно эти штуки были в больнице, они с Лёвой когда-то и сами играли в капельницы — точно, так назывались эти палки с пакетами и трубочками. Мишка осторожно взглянул на маму Лёвы — видимо, поэтому она была так печальна. Видимо, поэтому в доме стало меньше детских голосов и больше взрослых — наверное, к ним приходили врачи.

— Помнишь его? — несмотря на печаль в глазах мамы, она улыбалась. Лёва растерянно моргнул, но вслед за мамой на его бледном лице стала расцветать неуверенная улыбка — гораздо более слабая, чем у неё. — Это Джек. Он по тебе соскучился, а ты по нему?

— Джек, — прозвучало немного увереннее — должно быть, хозяин даже не помнил, что не он дал ему это имя. — Он теперь пират?

— Пират. Будет храбро тебя защищать, пока ты спишь и набираешься сил.

— И от таблеток тоже? — наивно спросил Лёва, протягивая к нему руки. Мишка услышал тихий судорожный вздох, но не понял, чей — потому что его прижали к груди, практически зажав уши.

С тех пор он вот уже больше месяца жил практически, как и прежде. За исключением частых весёлых игр, конечно — и тяжёлой обиды где-то внутри, глубоко под шёрсткой. Лёва снова начал спать с ним. Снова гладил его — но лишь потому, что не мог встать, чтобы порвать его в драке с роботами, которые очень больно стреляли разными зарядами.

Теперь он уже не пачкал его шерсть и одежду — опять же, лишь потому, наверное, что не мог. Но Джек постоянно чувствовал, что это могло бы случиться, будь у Лёвы больше сил — это ощущение стояло между ними, словно стена. Мишка не верил в ночные объятия своего хозяина, когда тому было плохо. Не верил в слова мамы Лёвы, которая на ночь всегда говорила своему сыну что-нибудь ласковое от его лица — вернее, его плюшевой мордочки.

Впрочем, иногда во время уборки его забывали на окне — в том, его самом любимом уголке, где всё ещё стояли книжки, хоть и уже другие. Так, когда ему везло, и Лёва терял его во сне, Джеку удавалось перебраться с кровати на подоконник, чтобы провести ночь спокойно.

Вот и этой ночью он поступил так же. Когда, ворочаясь во сне, хозяин отпустил его лапу, мишка выждал несколько минут и тихо спрыгнул с кровати. Забрался на стул, постоянно оглядываясь, и быстро перелез на окно. Устроился поудобнее. Утром можно будет упасть на пол или вернуться обратно — а может, и остаться тут. Лёву мало волновало, на самом деле, засыпал ли он с ним в объятиях — ещё ни разу он не удивился, когда Джек не успевал к нему вернуться.

Вот его мама — неизменно пунктуальная со своими тарелками с кашей и таблетками, — могла бы что-нибудь заметить. Но сегодня она не давала мишку в руки сыну, и Джек был более-менее спокоен.

Впрочем, что случится, даже если люди заметят, что он странным образом оказался на окне? Мало кто подозревал о том, как устроен мир игрушек. В основном, их вообще не считали за живых существ. Никто не поверит, что какой-то плюшевый мишка вот так сам взял и перебрался на окно по собственному желанию. Никто даже не верит, что они у него вообще есть — эти желания. Видеть перемещения игрушек люди не могли: от человеческого взгляда, даже невнимательного, их всегда парализовало. Защитный рефлекс, или какое-то древнее проклятие — кто знает? Может быть, этакое решение эволюции. Маленькие и беспомощные, с ничтожной искоркой жизни внутри себя, они всё равно не могли бы защититься от человеческой воли. Что, если Сказочник, выдумывающий их на заре цивилизации, пытался таким образом их обезопасить?

А в итоге обезопасил людей. Те не могли слышать мольбы своих питомцев о пощаде, даже если отрывали им лапы в неравной борьбе с какими-нибудь роботами. Кому от этого лучше? Может, люди стали бы более ответственными, если бы любой плюшевый мишка просил минимальной заботы и доброго отношения к нему? Им ведь не нужна была еда, с ними не нужно было гулять. Не нужно было за ними убирать, они обходились даже без сна и почти без воздуха — с ними было проще, чем с любым животным. Они бы просто могли бы разговаривать, что такого, Сказочник?..

Из приоткрытого окна повеяло лёгким летним ветерком. Джек почувствовал, как свежий воздух сам по себе наполняет его полупустой прохудившийся животик. Провёл лапой по своей мордочке. Повязка была вечным напоминанием о том, что с ним случилось, хоть он уже и привык видеть одним глазом.

Мишка перевёл взгляд на улицу, посмотрел на дома, куда торопливо забегали дети — кого-то из них он даже мог узнать. Каждый день они играли в игру, когда-то выдуманную Лёвой — глядя на них, он мог вспоминать лучшее время своей жизни, когда его ещё выносили во двор.

Джек поднял голову, посмотрел на небо. Там уже начинали загораться первые звёзды, пока оно само лениво темнело. И вот что-то привлекло его внимание — что-то яркое и быстрое, летящее словно из расступившихся к вечеру облаков.

С неба падала звезда. Мишка, конечно, знал, что это на самом деле не настоящая звезда — несколько дней назад папа читал Лёве книжку о космосе. Но что-то древнее, сказочное и волшебное пробуждалось в нём — может, их каменные и деревянные предки однажды тоже смотрели на то, как падают с неба звёзды. Тогда деревья были намного выше, и вокруг бродили всякие страшные звери, а потерять своего хозяина было проще простого. Может, тогда они и загадали желание, чтобы перестать общаться с людьми? Может, так первые игрушки хотели обезопасить свои чувства? Легенда о звезде и Сказочнике всегда была расплывчатой…

Лёва позади заворочался. Джека на мгновение парализовало — может, хозяин бросил на него мимолётный сонный взгляд. Может, кто-то посмотрел с улицы.

— Хотел бы я, — пробормотал он, наблюдая за яркой чертой, стремительно несущейся по небу, — чтобы так не было. Хотел бы я за себя постоять. Пойти и надавать по шее этому Лёве. И чтобы он ничего не смог мне сделать. Чтобы мы поменялись местами, — звезда, стремительно промчавшаяся мимо, ярко сверкнула где-то совсем недалеко. Исчезла. На улице загорелись фонари. Мишка оторвал взгляд от неба, где больше не происходило ничего интересного, и скользнул им по улице. Вот домой бежали незнакомые ему взрослые ребята. Кто-то — держась за руки, кто-то — по одиночке. Тех, что держались за руки, Джек видел довольно часто — с наступлением лета, видимо, парочка стала задерживаться на улице подольше, чем во время учебного года. Но вот и они скрылись.

Мишка вслушался в звуки мира, от которого обычно был ограждён. Где-то кто-то играл на гитаре — наверное, на несколько этажей выше, разве что с открытым окном. Было странно наблюдать за разницей в режиме у всей улицы и у одного маленького мальчика — когда его укладывали спать, день лишь близился к своему завершению.

Жизнь кипела и в окнах домов напротив: где-то включался свет, где-то его гасили. Случайным взглядом человека на улицу Джека могло на некоторое время парализовать. Но эти взгляды ловить было уже привычно: можно даже было сыграть в игру, попытавшись определить, откуда на него смотрит случайный прохожий или сосед.

Мишка привычно скользил взглядом по окнам соседей, когда вдруг заметил нечто необычное. В доме наискосок, почти на самом углу улицы, не так давно открыли окно — и всё бы ничего, но обычно люди не использовали окна как двери — даже на первом этаже.

Он присмотрелся. Вздрогнул, когда понял, что фигуры, спешно покидающие дом, были игрушечными — несколько кукол одна за другой выбрались из окна, вслед за ними неловко спрыгнул кто-то маленький и ушастый. Что-то происходило.

Джек оглянулся на своего хозяина. Лёва, который ворочался, пока падала звезда, сейчас опять крепко спал после таблеток. В комнату к нему родители вечером обычно не заглядывали — боялись нарушить сон. Окно никто не закроет — почему бы ему не рискнуть пробежать за кустами и не посмотреть, куда это направились чужие игрушки в такое время? Не то, чтобы игрушки вообще часто куда-то выбирались — а тут ещё и такая большая компания.

Любопытство было, конечно, человеческой чертой — но оно в конце концов победило. Мишка осторожно высунулся из окна, огляделся и спрыгнул в траву — благо, он тоже жил на первом этаже и мог бы, если что, взобраться обратно по колючему кустарнику и велопарковке, которую недавно установили совсем рядом. Конечно, нужно будет изловчиться — но Джек уже однажды пробовал выбираться наружу. Ради интереса, разумеется — однако лежать в траве и смотреть на ночное небо ему понравилось даже больше, чем наблюдать за улицей из окна.

Он решился. Не отрывая взгляда от кукол, которые стройным рядком направились куда-то к небольшой парковке, что была возле их многоэтажки, мишка высунулся из окна и спрыгнул вниз. Преимущество в «росте» было потеряно, и Джек поспешил пробежать за кустами в направлении того дома, где происходили столь необычные события. У игрушек не было крови, а значит, они не могли и почувствовать на себе действие адреналина — но ощущение новизны событий заменяло его сполна.

Мишка пробежал так быстро, как только мог. Расслышал голоса — судя по всему, тех самых кукол, которые почему-то замешкались возле одной из машин. Было плохо слышно, и он рискнул высунуться из своего укрытия. Огляделся. Вокруг никого не было, из окон тоже, вроде бы, никто не смотрел. Машины были неподвижны. Слегка вперевалку — как ни крути, медведь, — Джек перебежал узкую дорожку. Повезло — никого не привлекла странная одинокая маленькая фигурка на пустой улице.

Дверь одного из подъездов многоэтажки открылась. Мишка едва успел спрятаться в тени — какой-то человек, на ходу подбрасывая сумку, поспешил в сторону парковки. Это показалось странным и оттого лишь более интересным. Был ли этот человек как-то связан с куклами, которые зачем-то выбрались в такое время из тёплого и уютного дома?

Держась в тени, Джек пробрался поближе к парковке. Заметил кукол, сгрудившихся в другом тёмном углу прямо возле колёс машины — будто чего-то ждущих. Странно.

— И какой у нас план? — спросила одна из кукол. — Мы даже не знаем, удастся ли ему найти её.

— Если не удастся, то у нас тем более не получится, — ответила другая. — Думаешь, это так просто? Если ты надеялась на приятную прогулку, можешь вернуться обратно, ты всё равно заинтересована в этом меньше всех остальных.

— Почему ты так со мной говоришь? — возмутилась первая.

— Девочки, пожалуйста, — вмешалась третья — полностью пластиковая, довольно крупная, прямиком из нулевых. — Мы должны держаться вместе. Нам не стоит ссориться. Нам надо вернуть звезду на небо — это и без того довольно расплывчатый совет. Кто из вас знает, как это сделать, даже если она у нас будет? — игрушки притихли. Широкой ладони этой куклы коснулась тоненькая и маленькая — Джек вздрогнул, вдруг поняв, что всё это время не видел ещё одну куклу, что была гораздо меньше первых трёх.

— Мы что-нибудь придумаем. Обязательно, — она кивнула, тряхнув аккуратным конским хвостиком. — Всё будет хорошо.

— Вот он, — раздался мальчишеский голос. Мишка наконец смог разглядеть ту самую несуразную ушастую игрушку — это был зайчик в жёлтом комбинезоне. Лапкой он часто поправлял пришитые очки. Надо же — такого у игрушек Джек никогда раньше не видел. Может, если бы мама Лёвы сделала из него профессора, а не пирата, у него тоже были бы такие очки?

— Прячьтесь, — кукла в зелёном платье дёрнула за руку куклу в розовом, заставляя её скрыться в тени. Та снова возмутилась:

— Что такое?

— Если не хочешь, чтобы тебя зашвырнули обратно, спрячься и замолчи, — прошипела «зелёная». Кукла в розовом умолкла.

Человек открыл машину. Ту самую, возле которой сгрудились эти странные игрушки со своими загадочными беседами. Сел в неё, помедлил, что-то сделал внутри, потом будто вспомнил — вышел, отправился к багажнику. Открыл его, бросил туда сумку. Мишка не умел моргать — но ему показалось, что он это сделал, потому что, наблюдая за человеком, он как-то упустил тот момент, когда зайчик, успевший вскочить к дверце машины и придержать её открытой, скомандовал своим подругам:

— Сейчас! — и те быстро, хоть и не особо слаженно, поспешили заскочить внутрь.

Дверца закрылась за ними почти бесшумно. Человек почесал в затылке, делая что-то в своём телефоне. Захлопнул багажник, снова смешно засуетился — заторопился к водительскому месту, куда только что забрались игрушки. Джек прислушался — не сумел уловить никого шуршания внутри, но, судя по тому, что мужчина ничему не удивился, эта необычная компания успела скрыться где-нибудь между сидениями или под ними.

Человек завёл двигатель машины и сразу тронулся с места, ничего не ожидая. Видимо, куда-то он и правда торопился. Машина что-то проворчала, будто живая, и подчинилась ему. Мишка остался на улице один.

Что ж, наверное, он упустил шанс на какое-то особенное приключение, судя по странной беседе этих незнакомых игрушек. Вернуть звезду на небо — что бы это могло значить? На самом деле, что угодно. Игровых условностей у чужих детей было предостаточно — из-за некоторых из них Джек однажды лишился глаза, ведь соседскому мальчику было принципиально важно, чтобы его танк проехал прямо по голове мишки. Но почему эти игрушки забрались в машину к человеку? Куда они уехали?

Что же, не так уж важно. Может, «звездой» была какая-нибудь плюшевая собака, которую хозяин или хозяйка где-нибудь забыла. Вдруг это была кличка? Не такое уж большое приключение — Джек тоже несколько раз был забыт Лёвой в песочнице, и сам садился на скамейку, чтобы его можно было как можно скорее найти. Ладно, видимо, это «приключение» оказалось пустышкой.

Мишка выждал несколько минут, пока машина не скрылась вдалеке. Потом осторожно огляделся, и короткими перебежками вернулся обратно к кустам. Там, за высокими колючими листьями, его уже точно не могли увидеть даже собачники, которые постепенно стали выходить на улицу. Ему повезло: Джек проскочил обратно даже быстрее, чем думал. Легко забрался на велопарковку, отлично прицелился, прыгнув на внешний подоконник — как его называли люди? Карниз, что ли?

Необычный вечер, такая лёгкая незапланированная прогулка мишку взбодрила. Ему, конечно, нужно было ещё почистить свои нижние лапки от пыли, которую он набрал на улице, чтобы хозяин ничего не заметил — ну, у Джека была впереди ещё целая ночь.

Уцепившись лапами за нижнюю выступающую часть окна, он подтянулся вперёд, вползая обратно в квартиру. Пальцев у него не было, так что приходилось обходиться вот такими усилиями…

Что-то было не так. Джек понял это почти сразу, когда уличный шум уступил домашней тишине. Было даже слишком тихо, как будто…

Мишка машинально поднял голову, оглядываясь вокруг. Замер, когда понял, что именно ему показалось странным.

Лёва сидел в кровати и смотрел на него. Смотрел, но Джеку удалось закончить своё движение, будто у него не было никаких препятствий. Это показалось настолько нереальным, что мишка даже не удержался, когда подался вперёд — лапы подвели его, и он с размаха звонко стукнулся твёрдым носом о поверхность подоконника. Не может быть. Нет, он чувствовал всё своё тело — и всё ещё мог двигаться. Мог, хотя на него смотрел человек.

Этого не могло быть в принципе.

Тем не менее, это происходило.

— Мам? — громко позвал Лёва. Мишка почувствовал, как всё внутри у него сжимается — вся вата, или что там теперь набивало его живот. Он легонько пошевелил лапой на пробу. Тело ему полностью подчинялось — но Джек не рискнул проверить, смотрит ли на него до сих пор его хозяин. — Мама?..

Шаги в коридоре. Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась, должно быть, мама Лёвы.

— Что такое, милый? — голос женщины был встревоженным. Действительно, Лёва крайне редко просыпался вечером после лекарств — наверное, у неё был повод волноваться.

— Мама, мишка… Мишка упал, я видел, как он упал, — в голосе была уверенность. Джек не верил своим ушам. — Он двигался только что, я видел…

— Милый, — глубокий вздох. — У тебя снова температура.

— Нет, мам, я же видел, я…

— Ты весь горячий, — шорох — мама поправила Лёве одеяло. — Давай я переверну тебе подушку. И сделаю укол, чтобы ты поспал. Тебе нужно спать, помнишь, мы договаривались?

— Мам, ну правда!..

— Тише, тише. Сейчас я дам тебе этого мишку, — лёгкий скрип кровати, шаги, и Джека взяли на руки. Но даже не посмотрели. Не позволили успеть ничего понять. Просто сунули в руки Лёве.

Тот ощупал его. Мишка ощущал его руки так же отчётливо, как и раньше, будто ничего не изменилось. Могло ли это быть простым совпадением? Может, Лёва просто заметил, как он упал, а потом смотрел куда-то в сторону, и потому Джека и не парализовало от его взгляда? Если у него температура, это вполне могло быть правдой…

Мама сделала Лёве укол, как и обещала. Посидела с ним ещё некоторое время, пресекая попытки сына подскочить и начать рассматривать мишку. Зазвучали какие-то сказки, которые Джек слышал уже десятки раз.

Спустя какое-то время его хозяин снова размеренно задышал, наполняя комнату тем самым звуком, которого не хватало, когда мишка вернулся домой. Мама Лёвы мягко коснулась губами лба сына, потом поднялась и бесшумно вышла, прикрыв за собой дверь.

Мишка только сейчас смог в полной мере оценить ситуацию. Да, его хозяин спал — не притворялся. Не пытался его осмотреть. Но его руки были на груди у Джека, прижимали его к боку — и этого должно было быть достаточно для того, чтобы парализовать его. Чтобы исключить возможность двигаться и случайно разбудить Лёву, привлечь его внимание.

Наконец, мишка решился проверить свою теорию. Собрался с силами. Почувствовал себя маленьким и незначительным — и обида вновь наполнила всё его плюшевое тело. Если это было просто совпадение, разочарование будет очень жестоким. Но он заслужил знать, в конце концов, верно?

И Джек заставил себя попытаться оттолкнуть руки его хозяина.

И у него… получилось.

Но как?..

Он бросил взгляд в окно. Что изменилось? Что произошло этой ночью? Что стало причиной…

Мишка замер, когда увидел, насколько темно стало на улице. Насколько яркими стали звёзды на ночном небе.

«Хотел бы я за себя постоять», — всплыли у него в памяти его же собственные слова. «Надавать по шее этому Лёве. Чтобы мы были на равных».

Неужели… подождите. Неужели, падающая звезда исполнила его желание?

Джек неуверенно, робко улыбнулся сам себе в темноту, непривычно растягивая уголки маленького рта.

И тут же его улыбка погасла, когда в памяти у него всплыла ещё одна фраза.

«Нам надо вернуть звезду на небо».

Какова была вероятность, что речь не шла о той самой звезде, что исполнила его главную мечту?..

Судя по тому, что всё этим вечером было загадочным образом взаимосвязано — никаких.

Но если вернуть звезду на небо… Падением она исполнила его желание. Возвращением наверх, значит?..

Мишка почувствовал, как дрожит всем телом. Нет, этого он допустить никак не мог.

Но было уже слишком поздно — ведь он понятия не имел, куда уехали чужие игрушки на чужой машине… и ему не стоило рисковать, вновь перебираясь на окно.

Впрочем, как оказалось, в этом и не было бы смысла — ведь когда его утром снова посадили на подоконник, чтобы заправить кровать Лёвы, выяснилось, что эта машина за целую ночь обратно так и не вернулась.