Поколение счастья

Лана Васильева

Вы когда-нибудь задумывались, каково это: не чувствовать ничего? Ни боли, ни страха, ни вкуса любимой еды. А что произойдет, если эмоции окружающих людей внезапно станут восприниматься как свои? Растерянность, печаль, раздражение, гнев.Олег и Катерина – обычные студенты. У них разные интересы, цели и отношение к своему дару. Но все же есть нечто, объединяющее их. Они – дети «Счастья», уникального научного эксперимента, призванного изменить жизнь к лучшему. Но так ли однозначны его результаты?

Глава четвертая

Олег

Мне никогда не забыть тот февральский день. День моей смерти.

Я спрашиваю себя, как это вообще могло произойти. И единственный ответ, который напрашивается, — беда не приходит одна.

Моя жизнь всегда была далека от идеала. В отличие от своих однокурсников, не нуждавшихся в деньгах и тративших их с показным размахом, я мог купить Кире букет ее любимых лилий в честь окончания сессии, только заняв необходимую сумму у друга.

Помню, лилии пахли остро и противно, а стоили четверть моей стипендии. Мерзкие цветы.

Получив их, Кира небрежно чмокнула меня в щеку и промурлыкала на ухо, что мечтает провести неделю каникул со мной в Норвегии. Я ненавидел себя за свою ложь: сослался на занятость из-за предстоящих спортивных соревнований. А еще больше ненавидел за правду: средств на поездку не было. По вечерам мать мыла посуду и полы в одном из ресторанов, при этом строго-настрого запретив мне совмещать учебу с работой. Уж слишком она боялась, что меня отчислят из университета за неуспеваемость.

Именно поэтому в эти зимние каникулы мне приходилось соглашаться практически на любую вакансию. Я стойко терпел насмешки и косые взгляды однокурсников, заправляя бензином их шикарные автомобили. Старательно делал заинтересованный вид, когда старушки, получив заказанные в интернет-магазине пилюли и микстуры, находили в моем лице покорного слушателя и упивались этим. Мирился с заигрываниями малосимпатичных, но до неприличия самоуверенных девиц, которым доставлял пиццу.

Мне отчаянно хотелось доказать чересчур опекающей меня матери, что я уже взрослый и могу приносить деньги в семью. А все ради того, чтобы снять квартиру и наконец-то съехаться с Кирой.

Правда, разговор с матерью о моем переезде из родного дома дался мне нелегко. Слушая меня, она театрально шмыгала носом, поминутно вынимала из кармана халата платок и промакивала им глаза. Ей уже приходилось делить меня: сначала с моим отцом, который судился за право опеки надо мной, затем со спортивным интернатом, потом с армией. Но на этот раз мать не собиралась уступать и прекратила свои всхлипывания, лишь когда я согласился на все ее условия. Самым унизительным из них был совместный выбор квартиры.

К счастью, до возвращения Киры из Осло оставалась еще целая неделя, а значит, я мог вести поиски новой жилплощади, не опасаясь, что в глазах любимой буду выглядеть точно желторотый цыпленок в сопровождении матери-квочки. К несчастью, Кире все-таки удалось собрать деньги на поездку в Норвегию, даже не прибегнув к моей помощи. И я чувствовал себя неудачником. Хотя мне было уже не привыкать.

В выборе квартиры мать оказалась как никогда придирчива. Но скоро я понял, что слова «Для чего здесь два санузла? Чтобы каждый раз думать, какой посетить?» на самом деле означали «Дорого». А реплика «Зачем тебе квартира в центре города? До университета ехать целых восемь остановок!» подразумевала под собой «Очень дорого».

В итоге мать одобрила небольшую квартиру-студию на окраине, где единственной достопримечательностью был убогий, как когда-то выразилась Кира, ночной клуб «Новесенто».

Я знал, что Кира достойна большего. Знал, что она захочет большего. Но ничего не мог поделать. Только утешать себя столь любимой у бедняков поговоркой: «С милым рай в шалаше»!

Девятого февраля, в день приезда Киры, я как обычно ждал ее на автобусной остановке перед университетом. Нервно сжимая во вспотевшей ладони брелок с ключами от нашего будущего, я судорожно перебирал в уме слова, точно струны гитары, в поиске подходящих к этому моменту.

Через семь автобусов ожидания Кира выпорхнула из маршрутки, вперив в меня недовольный взгляд. «Цветы. Надо было купить цветы», — вихрем пронеслось в моей голове, отчего я стушевался и спрятал брелок в карман пуховика. Но через пару секунд холодные серые глаза Киры оттаяли, и теперь, как мне показалось, в них заплескалась нежность.

— Что ты здесь делаешь? — без всякого приветствия, будто мы и не расставались на такой долгий срок, спросила меня Кира. — Занятия уже начались.

— Тебя жду, — коротко ответил я и попытался ее обнять, но она отстранилась.

— Слушай, мне очень неприятно начинать этот разговор, — со вздохом произнесла Кира.

Я почувствовал, как сковывает холодом сердце, как ее слова превращаются в острый нож для колки льда.

— Через две недели я выхожу замуж. Больше нет смысла откладывать — я беременна.

Мой взгляд скользнул по ее правой руке, выхватив узкую полоску золота, украшенную россыпью камней. Дыхание внезапно перехватило: невидимой удавкой помолвочное кольцо душило мои надежды на счастье. Жадно глотая морозный воздух, я молча стоял посреди автобусной остановки, словно декабрист на эшафоте, приговоренный к повешению за то, что осмелился мечтать.

Кира назвала имя жениха (то ли Саша, то ли Паша) и принялась оживленно рассказывать, какой он замечательный. Я слышал, как на ветру шелестят объявления, наспех приклеенные к фонарному столбу, как хрустит под ногами случайных прохожих сахарная корочка льда, как падают, оттанцевав свое, снежинки, но не мог разобрать слов Киры.

Перед глазами замелькали красные мошки, и на один безумный миг мне показалось, будто на снег, напоминающий пушистое белое конфетти, капля за каплей истекает мое кровоточащее сердце.

Когда Кира только вышла из маршрутки, она казалась мне другой. Теперь же маска была сброшена, и я осознал, что за недовольством в ее взгляде скрывалось раздражение из-за невозможности отсрочить разговор, а за нежностью — сочувствие.

Я был жалок и смешон. Я был уязвлен и раздавлен.

Отстегнув от ключей брелок, выполненный в форме сердца, я швырнул его в урну (что было весьма символично), кисло улыбнулся Кире, с усилием выдавил единственное слово: «Поздравляю!», а затем быстрым шагом направился к университету.

Не помню, как оказался в аудитории по вирусологии на своем привычном месте в последнем ряду, возле окна. Пытаясь хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей о Кире, я принялся было записывать каждую фразу преподавателя, но моя правая рука упорно не желала меня слушаться: вирус, для которого характерны повышение температуры тела, слабость, плохой аппетит и боль в грудной клетке, получил ее имя.

Кира появилась в аудитории почти сразу после звонка на перемену и, громким голосом попросив минуту внимания, сообщила примолкшим студентам о предстоящей свадьбе с никому не известным Павлом. Моя кожа вспыхнула огнем от устремленных на меня тридцати пар глаз. Я не был готов к публичной казни.

Моим маяком, моим убежищем стала библиотека. Сюда редко кто заглядывал на большой перемене: все спешили наведаться в буфет.

Уютно пристроившись за столом в конце пустого читального зала, я открыл учебник по фармакологии на случайной странице. «Витамин В1 (тиамин) содержится в ростКах пшенИцы, дРожжАх…», — заплясали перед глазами буквы ненавистного имени. Я ни на минуту не переставал думать о Кире.

Когда-то, еще ребенком, я узнал из детской энциклопедии, что некоторые морские звезды обладают удивительным свойством: если их разрезать, то две половинки вырастут в полноценные особи. И, пожалуй, именно поэтому мне было мало просто любить Киру. В одинаковой дате рождения, в том, что на «Доске отличников университета» фотография Киры висит рядом с моей, я искал знаки судьбы, говорящие сами за себя: мы должны быть вместе, всегда, мы — две половинки морской звезды.

Глупо, как же глупо!

С раздражением захлопнув учебник по фармакологии, я хотел швырнуть его на край стола, но не рассчитал сил. Недовольно прошуршав страницами, с тихим стуком книга упала на пол. Я выругался про себя и нагнулся, чтобы ее поднять, как вдруг услышал голос своей однокурсницы Марины:

— Кира, я же говорила, что, кроме нас, здесь никого не будет. Все лучше, чем болтать в женском туалете, где столько ненужных ушей!

Я торопливо попытался вылезти из-под стола, но ушиб голову. Пронзительная боль заставила меня задержаться на полу, в случайном укрытии, незаметном для посторонних глаз.

— Ну, не томи, подруга, рассказывай, как вышло, что ты выходишь замуж за Павла? — снова раздался тонкий, певучий голос Марины.

— Его мамаша все устроила, — со вздохом ответила Кира.

— Как это? — с явным недоумением спросила Марина.

— А что ты хотела услышать? — усмехнулась Кира. — Историю о любви с первого взгляда? Я тебя умоляю!

Боль покинула мою голову и устремилась прямиком к сердцу, где запульсировала с новой силой. Я слышал все тот же знакомый голос, но не узнавал девушку, которую полюбил. Эта холодная, расчетливая змея не имела с ней ничего общего.

Кира познакомилась с Павлом год назад, когда ее семья переехала в жилой комплекс на проспекте Мира. Их родители быстро подружились, а вот Павел и Кира сближались медленно. В ее глазах он был словно дорогая дизайнерская сумка: красив, желанен и недоступен.

С такими доходами, как у его отца, ему следовало ездить на роскошном внедорожнике последней модели, однако Павел предпочитал добираться до института на автобусе. С такой внешностью, как у него, ему было положено каждое утро просыпаться в объятиях новой девушки и мучительно вспоминать ее имя, но он уже который месяц продолжал встречаться со своей однокурсницей Катей. Странный тип! Ну как тут Кире было не влюбиться?

Поэтому, когда мать Павла неожиданно предложила Кире рассорить его с Катей, ее не пришлось долго упрашивать. Можно сказать, Кире выдался шанс купить ту самую дизайнерскую сумку на распродаже или даже получить ее в подарок.

— Ну и за что его мамаша вдруг невзлюбила Катю? — с нотками недоверия в голосе спросила Марина.

— Сама не знаю. Марта Игоревна была явно не в себе. Несла чушь. Про ошибки юности. Про себя, дуру, втянутую Катиным отцом в какую-то авантюру. Про сына, которого надо спасать от этой семьи. Бред, полный бред! Впрочем, какая мне разница.

Терпеливо дождавшись отъезда мужа в командировку, Пашина мать принялась осуществлять свой банальный и оттого, пожалуй, надежный план. В самый последний момент, когда билеты на самолет до Нью-Йорка уже были куплены, отель забронирован, а вещи Кати и Павла аккуратно сложены в чемоданы, Марта Игоревна сообщила сыну, что по совету своего лечащего врача отправляется в местный санаторий, и попросила Павла присмотреть за их старым непривитым псом Блэком. Узнав о срыве поездки, Катя пришла в бешенство и сгоряча наговорила Павлу много неосторожных колючих слов, оцарапавших его сердце.

Кире же досталась роль роковой соблазнительницы, умеющей смешивать в нужных пропорциях спиртные напитки со снотворными препаратами.

— Правда, чтобы заманить Павла в гости, пришлось отказаться от турпутевки в Норвегию и «снести» программное обеспечение с домашнего компа. И, честно говоря, я боялась, что переборщила с дозировкой нитразепама¹⁴: думала, Паша проспит до обеда следующего дня, — призналась Кира, а потом, заливисто смеясь, добавила: — Ты бы видела его лицо, когда он наутро проснулся со мной в одной постели!

— Вот уж не думала, что ты способна на такое, — хмыкнула Марина.

— Просто Марта Игоревна как владелица платиновой кредитной карты имеет невероятную силу убеждения, — разоткровенничалась Кира. — Кстати, именно ей пришло в голову, что я должна соврать Паше насчет беременности.

— Кира, так нельзя поступать с людьми. Нельзя! — Марина укоризненно покачала головой. — А если Павлу станет известна правда? Если он помирится с Катей?

— Эта девица уже неделю болеет гриппом, — попыталась возразить Кира, — и Паша ни разу не навестил ее в больнице.

— Наверняка его мамаша и ты постарались, чтобы он об этом не узнал, — вполне логично предположила Марина, и, к моему разочарованию, Кира не стала ее разубеждать.

Я испытал отвращение к ней и собирался уже было выбраться из своего укрытия, но последовавший вопрос Марины спугнул мою решимость:

— А как же Олег? Он тебя так любит.

— С ним у меня нет будущего, разные мы! Он приземленный, нетребовательный к жизни, застенчивый и скромный донельзя. А теперь, Марина, ответь мне. Выйдя за него замуж, когда я смогу получить то, о чем мечтаю: квартиру в центре, загородный дом, спортивную иномарку, брендовую одежду? Через двадцать или, может быть, тридцать лет? Тогда у меня не будет ни молодости, ни красоты.

Кирин голос звучал как у капризного ребенка, но слова каленым железом выжигали на моем сердце клеймо неудачника.

— Я встречалась с Олегом только для того, чтобы убить время и одиночество.

Не в силах больше это слушать, я опрокинул стол, вскочил с пола, в несколько шагов преодолел расстояние, которое отделяло меня от девушек, и отвесил ошарашенной моим появлением Кире тяжелую пощечину. Хлопот прозвучал довольно резко в почти пустом помещении библиотеки. От удара Кира пошатнулась на своих высоченных шпильках и упала на колени, вскрикнув от боли. Марина, осыпая меня упреками, кинулась помогать подруге подняться, а дальше…

Дальше все так закрутилось. Я словно впал в транс, и моя душа, покинув бренное тело, с любопытством наблюдала за происходящим со стороны, даже не пытаясь что-либо изменить.

Из ниоткуда появились двое крепких парней, подскочили ко мне, скрутили руки за спиной и по просьбе Киры потащили к ректору. В его кабинете моя бывшая возлюбленная заявила, что я, обезумев от ревности, учинил погром в читальном зале и пытался избить ее, беременную. Запахло отчислением. Мать срочно вызвали в университет. Но и в ее присутствии я продолжал молчать, будто в одночасье разучился складывать слоги в слова.

Пустота медленно разливалась по моим венам, пока не достигла сердца и не поглотила его.

Я больше ничего не чувствовал: ни разочарования в Кире, ни обиды от предательства Марины (она свидетельствовала не в мою пользу, подыграв подруге), ни стыда из-за слез матери, ни неудобства перед ректором. Ни-че-го!

Я умер…

Примечания

14

Нитразепам — лекарственное средство, имеющее выраженное снотворное действие.