Мятежный

Л. Дж. Шэн, 2018

Бэйн Безбашенный серфер. Лжец, вор и мошенник. Последнее, что я слышала о Бэйне, – как он вымогал деньги у богачей. Вот почему я так удивилась, обнаружив его у порога своего дома. Он искал моей дружбы, помощи и, что самое странное, выглядел слишком покорно. Дело в том, что я объявила бойкот и вычеркнула парней из своей жизни. Навсегда. Но Бэйн не просто парень. Он тот, из-за которого я таю, растворяясь в его сладкой лжи. Джесси Горячая как ад, холодная как лед. Я не подозревал о ее существовании, пока мне не подвернулась крупная сделка. Она – лишь часть моего замысла. Моя маленькая игрушка для развлечения. Она – залог, средство достижения цели и награда за контракт с ее богатым отчимом. Джесси Картер – крепкий орешек. Но она еще не понимает, кто я такой на самом деле.

Глава третья

Джесси

Всегда прощайся с теми, кого любишь так, будто никогда больше их не увидишь.

Отец дал этот совет, когда мне было девять, и с тех пор я постоянно прокручиваю его в своей голове. Не знаю, почему слова папы заставили меня подумать о Бэйне. Возможно, потому, что я отчетливо помню, что сказала отцу перед его смертью.

Я больше не хочу тебя видеть, никогда.

Тогда мы только узнали о его интрижке, Пэм и я. В то время она еще позволяла мне называть ее мамой. Его предательство уничтожило кокон уверенности и счастья, в который я была укутана на протяжении всей своей жизни. Частично я винила его и за то, что случилось потом. Даже за Эмери. В конце концов, если бы не его измена, Пэм не пришлось бы заново выстраивать свою жизнь и она бы не встретила Даррена. Я бы все еще называла ее мамой. Мы бы жили в Анахайме, а не в Тодос-Сантосе. Я бы не водила машину, но, по крайней мере, была бы счастлива.

И мне бы не пришлось дружить с миссис Белфорт.

И не пришлось бы прятаться в Эльдорадо.

Я бы была собой. Бедной, довольной и собой.

Хватит ныть, Джесси. Ненависть к себе не так уж плоха, когда к ней привыкаешь.

— Здравствуй, Имане! Сейчас подходящее время? — Я кинула свой рюкзак в холле дома миссис Белфорт.

— Она в столовой. — Имане, ее домработница, склонила голову, уступая мне дорогу.

Я прошла в столовую с ярко-синими стенами, дополненную высокими золотыми арками, красными занавесками и бронзовой люстрой. В центре комнаты располагался французский провинциальный обеденный стол, за которым могли разместиться не менее тридцати гостей. Миссис Белфорт сидела в одиночестве в конце стола, одетая в изумрудное шелковое платье с золотым вырезом, с насыщенно-красной помадой и прической в стиле старых фильмов. Она смотрела на пустой стул на другом конце стола, желая, чтобы на нем сидел ее покойный муж, Фред. Мое сердце сжалось в своей костяной клетке, каждый удар опалял жаром ребра изнутри.

— Миссис Би? — тихо прошептала я, чтобы не напугать женщину.

Она проигнорировала меня.

— Фред, попробуй устрицы. Они изумительны.

Фред ничего не ответил, потому что его здесь не было. Справедливости ради скажу, что устриц здесь тоже не было. Уверена, миссис Белфорт поужинала еще несколько часов назад. Наверняка Ула, ее повар, снова приготовила ей суп или запеканку.

«Твой единственный друг теряет рассудок», — цокнул тихий голосок в моей голове.

Мне хотелось верить, что этот голос принадлежал прежней Джесси. Что она все еще существовала где-то глубоко внутри меня, оставаясь моим неизменным собеседником. Хотя и понимала, насколько жалко это выглядит.

Образ Романа Проценко снова всплыл в моей голове.

Снежинка.

Я вспомнила его напряженный взгляд, когда он смотрел на меня. Он источал секс, даже если слова были вполне невинны. Я оценила его предложение. И даже почти поверила, что он не хочет залезть ко мне в трусы. Но я уже давно ни с кем не общалась и, черт возьми, не собиралась сейчас начинать. Ни с ним, ни с кем-либо еще.

— Миссис Би, — повторила я, подойдя ближе и положив руку ей на спину. — Может, выйдем на улицу и полюбуемся кустами роз? Или прогуляемся в лабиринте? — Она уже несколько месяцев не соглашалась посещать сад.

Джульетта Белфорт отшатнулась и подняла на меня взгляд. Жизненный опыт и душевная боль омрачали ее лицо. А уставшее выражение на нем доказывало, что самой смертельной болезнью в мире являлось время. У Джульетты было двое детей. И Райан, и Кейси жили на Восточном побережье, но она никогда не выражала восторг от идеи переехать к ним. Не то чтобы они предлагали. Из-за хрупких костей миссис Би надевала три слоя одежды, когда выходила на улицу, а в доме температуру термостата устанавливали где-то на уровне между костром и адом.

— Джесси, дорогая, я не могу сейчас уделить тебе время. Я обедаю с мужем.

В этот раз она хотя бы вспомнила, как меня зовут. Ее разум не всегда так ясен. Именно поэтому у нее есть постоянная медсестра, домработница и повар. И по этой же причине она не понимает, почему я продолжаю отклонять ее предложения сходить на свидание вслепую с ее милым племянником примерно моего возраста.

Я перестала рассказывать ей подробности моей ситуации, потому что на следующий день она все равно снова об этом спросит.

Я не хожу на свидания.

Я не влюбляюсь в парней.

Я Неприкасаема.

И миссис Би всегда отвечала: «Перестань так бояться любви. Она не может тебя убить!»

Только именно это она и сделала.

— Ничего, если я подожду, пока вы, ребята, закончите? — Я слабо улыбнулась, мысленно умоляя ее поговорить со мной.

Она пожала плечами и отпила чай из изящной фарфоровой кружки.

— Как хочешь.

Я вернулась в холл и плюхнулась на скамейку с мягкой обивкой, вытащила из рюкзака книгу и пролистала брошюру про бесплатные объятия, которую мне вручила на улице какая-то девочка, когда я в последний раз ездила к Майре. Я улыбнулась иронии, глядя на слова в буклете, но не вникала в их смысл. Почему Бэйн хотел нанять меня? Я была бы дружелюбна к посетителям так же, как пневмония.

Слышал ли он мою историю?

Глупый вопрос. Конечно, слышал. Все в городе знали одну или парочку ее версий. Меня считали городской шлюхой. Иезавель^[17]. Вавилонской блудницей.

Я получила то, о чем просила.

Эмери Уоллес остался в их глазах несчастной жертвой обстоятельств. А я ведьмой, раздвинувшей ноги.

Может, Бэйн думал, что я легко сдамся.

Или, возможно, он действительно жалел меня.

Но это ничего не меняло. Несмотря на то, через что мне пришлось пройти, я не нуждалась в его благотворительности. Мне не нужно его милосердие, или работа, или симпатия. В них я также не нуждаюсь.

Черт, надеюсь, миссис Би уделит мне сегодня время.

Я прочитала несколько страниц, старательно пытаясь выбросить Бэйна из головы. Временами разум миссис Би был так же ясен, как августовское небо. Я доверяла ей больше, чем готова была признать. Разговоры с ней складывались легче, чем с Майрой, моим психотерапевтом, потому что Майра всегда делала заметки и предлагала решения. Миссис Белфорт же очень редко помнила наши беседы.

Через двадцать минут Имане вышла из столовой со сложенными за спиной руками и с подавленным выражением лица.

— Прости, Джесси. Не сегодня. Фред… — У нее перехватило дыхание. Имане прикусила щеку изнутри, не в силах смотреть мне в глаза. — Фред неважно себя чувствует.

Я встала и уже направлялась в сторону двери, когда миссис Белфорт вышла из столовой, вцепившись в дверной косяк, чтобы удержаться на ногах. Она казалась незнакомкой, в глазах застыло выражение, которое я никогда раньше у нее не видела. Ясность.

— Моя дорогая, ты не можешь бояться любви. Это все равно что бояться смерти. Она неизбежна.

* * *

Любовь подобна смерти. Она неизбежна.

Эти слова еще долго преследовали меня после того, как я покинула дом миссис Би. Хорошо, что я собиралась на пробежку, мне было необходимо проветрить голову после такого странного дня.

Время после полуночи стало моим любимым. В три часа ночи время просачивалось в кожу, словно поцелуй, медленно и соблазнительно. Я не спала по ночам — именно в это время подкрадывались кошмары. Настолько ужасные, что в какой-то момент я перестала засыпать. Дневной сон урывками помогал держаться на ногах. Но чтобы проспать всю ночь? Нет уж, спасибо. Это практически приглашение на повторный показ «Инцидента». По кругу.

Сегодня вечером на меня, должно быть, наложили какое-то заклятие. Во время разговора с незнакомцем — незнакомцем-мужчиной — я чувствовала себя смелой и все ограничения и барьеры, что я сама себе установила, отошли на второй план.

Я вставила наушники. Песня «Time to Dance» группы Panic! At The Disco ворвалась в мои уши, когда в три часа утра я направилась в сторону трассы Эльдорадо. В носке я припрятала электрошокер и маленький швейцарский нож. Вдобавок к этому я жила в закрытом районе, по периметру которого каждый час проезжала патрульная машина. Мне пришлось взять с собой нашего лабрадора Шэдоу, он практически умолял меня об этом перед выходом. Он, вероятно, оставался последним живым существом, о котором я заботилась.

Пес бежал на поводке, отставая от меня, как и положено четырнадцатилетнему ветерану, коим он являлся.

«Неприкасаемая», — подумала я, ступив на бетонную дорогу. Даже я готова была признать, есть в этом слове нечто милое.

Вот только это не комплимент. Я получила такое прозвище, потому что никому не позволяла касаться себя. Никогда. Вообще.

Стук, стук, стук. Я бежала так, будто от этого зависела моя жизнь. Три года назад так и было. И я не справилась. Они меня поймали.

С тех пор я бегала дважды в день. Пять миль по периметру охраняемого района, в котором жила.

Бежала, чтобы вымотать себя физически и морально, чтобы иметь возможность заснуть.

Бежала, чтобы не пришлось стоять на месте, размышлять, вспоминать и рассыпаться на крупицы.

Бежала от своих проблем, реальности и пустоты, которая грызла внутренности, подобно кислоте. Жгла, пожирала, уничтожала.

Моя рутина превратила меня в простого потребителя кислорода. Даже мне самой пришлось признать, что моя жизнь бесцельна. Я спала в дневное время и начинала жить глубокой ночью. Усердно тренировалась в подвале, стараясь избегать общения с Пэм и Дарреном, насколько это возможно. Они умоляли меня вернуться в общество, но я отказалась. После чего они забрали мою беговую дорожку, и мне пришлось выходить бегать на улицу. Они пригрозили, что лишат меня карманных денег, если я не найду работу, тогда я просто перестала их тратить. Вместо этого читала книги, гуляла с Шэдоу и опустошала свои запасы батончиков «КитКат», чтобы поддерживать в себе жизнь. Иногда я навещала миссис Би. Но никогда не покидала территорию Эльдорадо, за исключением еженедельных визитов к психотерапевту Майре.

Я посещала сеансы с Майрой с двенадцати лет и могла откровенно сказать, что она не способствовала улучшению моего самочувствия и никогда не стремилась ставить конкретный диагноз. Единственной причиной, почему я продолжала к ней ездить, являлась угроза Пэм выгнать меня из дома, если я брошу лечение, и я ей верила.

Люди как само понятие со временем начали казаться размытыми и чужими. Нечеткими, подобно черно-белому зернистому изображению на экране старых школьных телевизоров. Бэйн застиг меня врасплох, когда заговорил со мной, потому что этого уже давно никто не делал.

Подошвы ног горели, а бедра дрожали от напряжения. Я всегда была спортивной, но только после того, что случилось со мной в старшей школе, я стала по-настоящему одержима бегом, далеко не в лучшем смысле этого слова. Пэм — она не любила, когда я называла ее мамой, утверждая, что выглядит для этого звания слишком молодо, — говорила, что после «Инцидента» я стала выглядеть «горячо», и я старалась не ненавидеть ее каждый раз после этих слов.

Джесси, ты только посмотри на свои ноги. Вот она, твоя визитная карточка. Просто постарайся раскрыться и веди себя менее странно, тогда все будет в порядке.

В такой поздний час на дороге были только мы с Шэдоу. Тем лучше. Когда прохожие узнавали меня, они либо смотрели на меня как на мусор, либо отводили взгляд, будучи уверенными, что так я не замечу жалости в их глазах. Одиночество давно стало мне другом. Настолько, что, по иронии судьбы, превратилось еще и в собеседника.

Позади меня Шэдоу начал громко пыхтеть, поэтому я остановилась, наклонилась и немного растянула мышцы, дотянувшись пальцами рук до носов кроссовок.

— Отдохни, Старина. — Я потрепала пса по холке в ожидании начала следующей песни на iPod.

— Джесси? Джесси Картер? — защебетал женский голос позади меня.

От неожиданности мое сердце пропустило удар. Я резко обернулась, вырывая наушники из ушей. Рен, девушка, с которой мы вместе посещали старшую школу, махала и бежала в мою сторону. На ней был наряд для клуба, состоящий из маленького красного платья, едва прикрывающего ягодицы, не говоря уже о двух силиконовых шарах, которые она получила в подарок на свое семнадцатилетие. Она была в тапочках и казалась пьяной, что заставило задуматься: какой идиот позволил этой двадцатилетней девушке тусоваться в баре до середины ночи. Я выдохнула. Рен жила в Эльдорадо. Вероятно, она заметила меня, возвращаясь домой, и решила поздороваться. Хотя я и понятия не имела зачем.

— Я знала, что это ты, — выдохнула она, подтащив свое пьяное расслабленное тело к моему, напряженному и взволнованному. — Обожмой, я же говорила им, что это ты.

Им? Кому им? Я уже хотела спросить, когда Рен решила еще раз вставить свое несуществующее слово «обожмой».

— Обожмой, и я не могу поверить, что твоя собака все еще жива. Ему, должно быть, уже лет двадцать, верно?

Прежняя Джесси ответила бы, что не всем же быть такими молодыми, как ее новые сиськи и нос. Но нынешняя Джесси избегала конфликтов практически любой ценой. Рен окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног. Ее взгляд был похож на яркий прожектор, направленный на спящее животное. Мне хотелось свернуться клубочком и умереть.

Она ухмыльнулась:

— Ты сногсшибательно выглядишь, Джесси. Соблюдаешь диету Дюкана^[18] или что-то подобное?

Я потрепала Шэдоу за ушами и возобновила легкий бег трусцой, надеясь, что она уловит намек и перестанет вести одностороннюю беседу. К моему разочарованию, она бросилась за мной, подстраиваясь под темп.

— Не будь стервой. Поделись секретом.

Быть изнасилованной своим же парнем и кучкой его друзей. Такой опыт либо полностью отобьет аппетит, либо сожрет тебя изнутри вместе со всеми чувствами.

— Я не сижу на диете, — напряженно процедила я.

— Ну, ты великолепно выглядишь! Точнее, ты всегда выглядела прекрасно. ОЧВ. — Она создала аббревиатуру из слова «очевидно», потому что оно было слишком длинным для ее священных уст. Первые три года старшей школы я входила в список самых популярных девчонок. Практически была королевой. Опустошающие голубые глаза и невероятно длинные ноги. Меня называли Белоснежкой: темные волосы, бледная кожа, мать-ведьма. Способствовало и то, что я родилась и выросла в Анахайме. Моя мама только что вышла замуж за нефтяного магната, и все ученики Школы Всех Святых думали, что я из гетто. «Классная, но гетто», — повторял Эмери каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал, видела ли я своими глазами, чтобы кого-то зарезали или подстрелили. После «Инцидента» мой статус резко упал. На самом деле к концу выпускного класса моя репутация опустилась даже ниже туалетных сидений и раздаточного стола в кафетерии Школы Всех Святых. Рен вместе с друзьями одна из первых начала выкашливать слово «шлюха» при моем появлении в коридорах и первая упоминала венерические болезни, когда ее просили пересесть за мою парту на химии и алгебре.

— Это действительно имеет огромное значение, — сказала я саркастически, воздержавшись от вопросов про ее жизнь. Я не хотела ничего знать.

— Хотела бы и я вкладывать столько усилий в свое тело. — Рен драматично вздохнула, еле поспевая за моей скоростью. От звука шлепков ее пьяных ног по земле мне хотелось выдрать себе волосы. — Но я так занята в школе, друзьями и своим новым парнем. Ты ведь знаешь, что я теперь встречаюсь с Джастином Финном?

Я этого не знала. После случившегося я перестала разговаривать практически со всеми. Единственная вещь, которую я помнила про Джастина Финна, — это то, как зубы его брата Генри касались моего бедра, когда я наконец очнулась, с головокружением и тошнотой, после того как они избили меня до полусмерти. Его смех у меня между ног, когда он пробовал беззащитную меня на вкус против воли. Я запомнила это так отчетливо, что могла все еще чувствовать его на своем теле, даже после двух прошедших лет и бесконечного количества душа. Я с силой закусила губу, сдерживая крик.

Их здесь нет.

Они не смогут причинить тебе вред.

— Какого черта ты здесь делаешь, Рен? Сейчас три часа ночи.

— Ой. Она разговаривает! Потрясающе, — она захлопала в ладоши и злобно улыбнулась. — Так чем же ты теперь занимаешься?

В мое сознание начала проникать мысль, что я могу оказаться в реальной опасности. Дом Рен находился в другой стороне района. Дорога проходила через небольшой парк с качелями и горкой. Во время летних каникул подростки часто приходили сюда по ночам, чтобы напиться. Что значит — она здесь не одна. Я уже в невыгодном положении.

— Ты выглядишь немного бледной, Джесси. Или, может, ты просто никогда не выходишь из дома. — Она фыркнула и засмеялась. Я ускорилась, наблюдая боковым зрением, как Рен машет руками в изнеможении. Шэдоу хрипел позади меня. Я мысленно умоляла его не ненавидеть меня за то, что я делаю. Но меня накрыла паника. Я хотела бежать домой, но кто, черт возьми, знает, что поджидает меня у детской площадки?

— Тебя давно никто не видел. Люди говорили, что ты загремела в психиатрическую больницу. Я подумала: о боже мой, Джесси? Ни за что. Но серьезно, Джесси, где ты была?

Рен снова попыталась меня догнать, но ее тело не выдержало. Мы с Шэдоу были выносливее. Мы профессиональные бегуны. И мы воспользовались этим преимуществом.

Ко мне возвращались обрывочные воспоминания о старшей школе, неуклюже складываясь в шаткую картинку прошлого, которую я так старалась забыть. Мы с Рен прекрасно ладили до «Инцидента» — заклятые подруги на верхушке школьной иерархии. Но потом она стала одной из них. Одной из тех, кто набивал мой шкафчик презервативами и выводил слово «шлюха» на его дверце, кто обменивался испуганными взглядами с другими учениками, когда ее ставили в пару со мной на лабораторной работе или уроке физкультуры. Я побежала быстрее.

Шэдоу заскулил. Только тогда мой мозг проснулся. Я не хотела, чтобы с псом что-нибудь случилось, поэтому схватила его на руки, все тридцать килограмм веса, и сменила курс, прыгнув между деревьями, окружавшими особняк Спенсеров.

— Эй! Куда ты собралась? — Я слышала, как Рен заныла где-то позади меня. Как только первые ветки ударили меня по лодыжкам, а кеды погрузились в грязь, я уже поняла, что пожалею о своем решении. Я чувствовала острую обжигающую боль на ногах от новых порезов, но все равно продолжала бежать.

— Дрянь, ты не сможешь долго прятаться! — ее голос звучал приглушенно и слабо, но кое-что я успела расслышать отчетливо и громко. Вытекая из моих ушей, слова заполнили собой остальные части тела, осев на душе мертвым грузом, который я буду носить с собой, как шрам, долгие годы. — Беги сколько захочешь. Все равно никто за тобой не погонится, маленькая шлюшка.

* * *

Еще одна вещь, которую я не забыла: Рен всегда была мстительной соплячкой.

Вот почему я не удивилась, обнаружив возле детской площадки припаркованный автомобиль, когда мы с Шэдоу, все в грязи, прихрамывая, двинулись по направлению к дому.

Я не могла узнать их на таком расстоянии, но видела, как они прислонились к капоту, скрестив ноги и сложив руки на груди. На площадке было пустынно, не считая их машины: черный Camaro SS, разрисованный желтыми языками пламени.

Я уже собралась развернуться и похромать в обратном направлении, но громкий свист пронзил тишину ночи.

— Так-так. Неужели это любимая шлюшка всего Тодос-Сантоса, — пропел один из парней. — Доброе утро, Джесси.

О боже. О нет.

Страх имел свой запах. Едкий, тошнотворный запах холодного пота, и он окружил меня, как туман, проникая в рот и высасывая мою душу.

Я повернулась в сторону источника звука.

Присмотрелась.

Затем узнала и второго парня.

Генри и Нолан.

На них были привычные футболки поло, а на лице самодовольные ухмылки. Какого черта они делали в Эльдорадо? Посреди долбаной ночи? И самый важный вопрос — Эмери тоже здесь? Рен. Рен их впустила. Вероятно, она тусовалась в их компании, они подбросили ее домой, но потом заметили меня и не смогли упустить возможности немного повеселиться.

Подавив рвотный позыв, подступивший к горлу, я потянула Шэдоу за поводок в сторону главной дороги, молясь, чтобы по ней проезжала патрульная машина, но, зная свою удачу, понимала, что этого не произойдет.

— Пойдем, Старина, — мой голос звучал умоляюще. Неожиданно я перестала ощущать порезы на ногах и комки грязи, облепившие мои кеды.

— Чувак, да у нее даже пес калека, — хихикнул Нолан, бросая пустую банку из-под пива, с глухим эхом покатившуюся по бетону. — Как твои ноги, Джесси? Все еще хромаешь?

Уже нет, но они чуть не сломали мне тазовую кость, когда напали на меня в выпускном классе. Мощная волна страха прокатилась по позвоночнику, мое сердце колотилось с такой скоростью, что я зажала рукой рот, боясь, что вот-вот выплюну его.

— Белое отребье и ее никчемный пес. — Засмеявшись, Генри оттолкнулся от капота машины и направился ко мне. Страх сковал мои движения, и я застыла на месте, словно статуя, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Пламенная ярость наполняла все мое тело. Позади него, на заднем сиденье автомобиля, Рен делала вид, что поправляет макияж и не участвует в происходящем.

Шэдоу зарычал на Генри, обнажив свои желтые зубы. Я притянула его ближе к бедру, втягивая носом воздух. Черт, черт, черт.

— Куда ты направлялась, Джесси? На ночную смену в борделе? Давай немного повеселимся! — закричал Нолан от машины, щелкнув фонариком на телефоне и направив его на меня.

— Да, Джесси. Ты ищешь неприятности? Можем устроить тебе парочку по старой дружбе. Только не говори Эмери. Хотя на самом деле не думаю, что он бы возражал. У него теперь есть милая, приличная девушка, которая не раздвигает ноги так часто, что потом даже не может вспомнить, кто сорвал ее вишенку.

Не знаю, что было хуже: услышать имя Эмери или узнать, что он продолжал жить дальше, без каких-либо последствий. Или, может быть, худшим являлось само напоминание о том, что ночь на Индианской аллее действительно произошла. Впрочем, у меня и так было много причин помнить ее, даже помимо физических повреждений. Через несколько недель после той ночи Пэм повезла меня делать аборт в частную клинику за городом. Я умоляла ее оставить ребенка, но она была твердо убеждена, что «оно» разрушит наш несуществующий имидж в Тодос-Сантосе.

Я развернулась и побежала в сторону главной дороги.

— Стоять! — прорычал Нолан. Его рука обожгла мне плечо. Он повернул меня, приложив достаточно силы, чтобы напомнить, что способен на большее. Шэдоу снова зарычал, и Нолан пнул его в переднюю лапу. Заскулив, моя собака повалилась на землю.

Раньше я не понимала, насколько Нолан склонен к садизму. Он был симпатичным, с мягкими светлыми кудрями и карими глазами, вокруг которых, напоминая элегантный веер, сейчас собрались морщинки.

Впечатляющий. Красивый. Устрашающий.

Я отдернула руку, будто его прикосновение обожгло меня холодным огнем. Когда я уже собиралась заехать кулаком ему в нос и поднять Шэдоу, темная, яростная энергия затрещала вокруг нас, как электрический ток. Глухой удар и скрежет металла об металл пронзили воздух, и все замерло, словно кто-то нажал на паузу. Мы оба обернулись.

Бэйн. Облако песка с детской площадки кружило вокруг его армейских ботинок.

Бэйн. Он сжимал челюсть с такой яростью, что я чувствовала ее всем своим телом.

Бэйн. Удерживая голову Генри, стоявшего на коленях, в захвате, он уставился на Нолана жутким взглядом, который я смогла различить даже при таком тусклом освещении уличного фонаря. Рен оставалась в машине и, обхватив свое лицо, кричала. Только тогда я заметила, что он разнес кузов Camaro своим пикапом, явно не случайно. Машина съехала на бетонный тротуар, примыкающий к детской площадке. От удара качнулись качели.

Вверх-вниз. Вверх-вниз.

Я наконец-то подняла Шэдоу на руки и прижала крепче к своей груди.

— Что ж, неловко вышло, — Бэйн сверкнул своим волчьим оскалом. — Трезвый чувак врезался на своем пикапе в кучку жалких пьяных подростков. Интересно, кто же возьмет на себя ответственность за это?

Можно было почувствовать, как меняется атмосфера в мелочах. Тело Нолана расслабилось. Рен в поражении опустила голову. Слеза страха скатилась по щеке Генри. Нолан поднял обе руки, показывая, что сдается, отступая на шаг назад.

— Стой где стоишь, — приказал Бэйн.

Нолан послушался.

— Думаю, обмен всех устроит. Я отпускаю этого придурка, а ты не трогаешь Джесси Картер, — сказал он, вставив в губы сигарету и поджигая ее свободной рукой. Он приподнял подбородок, позволяя струе дыма вздыматься вверх.

Джесси Картер. Он знал мое имя и, вероятно, все, что еще следовало обо мне знать. Как же я была глупа, думая, что сбегу от него, утаив информацию.

Меня охватило дикое облегчение, когда Нолан повернулся лицом к здоровому блондинистому серферу, совершенно забыв обо мне. Я поудобнее перехватила Шэдоу, смотря на золотистые локоны Нолана сзади и гадая, хватило бы у меня сил схватить их и разбить его голову о бетон под нашими ногами.

— Бэйн Проценко? — Нолан почесал свой гладкий лоб.

— Подойди. — Бэйн согнул свои увешанные кольцами пальцы, держащие сигарету, подманивая парня. Генри все еще стоял на коленях, всхлипывая. Бэйн так сильно сжал челюсть, что я подумала, что его зубы скоро вылетят изо рта. Нолан подошел к ним и весь сжался, отражая своей позой внутренний настрой.

— В чем дело? Мы просто веселились, — он говорил как хороший мальчик, каким, вероятно, его до сих пор считала мать.

— А Картер тоже было весело?

— Да! — закричал Генри, задыхаясь под хваткой Бэйна. — Мы знакомы. Мы учились в одной школе. В-верно, Джесси?

Я покачала головой. Может, у меня бы и не хватило смелости убить их, но я никогда не стану их защищать.

— Я ходила с ними в одну школу, это верно, но они приставали ко мне.

Не знаю, собирался ли Бэйн меня шантажировать или просто поступал правильно, но это не имело значения. Прямо сейчас он помогал мне, и я нуждалась в нем. Нолан остановился в нескольких шагах от Бэйна с Генри.

— Что происходит, приятель? Тут не на что смотреть. Уверен, у тебя есть дела поважнее, чем портить нам вечер. — Голос Нолана ничего не выражал. Он пытался подавить гнев, который испытывал из-за того, что его прервали.

— Снежинка, как нам с ними поступить? — Бэйн сказал «Снежинка», будто у нас существовали прозвища друг для друга и «нам», словно мне было привычно и комфортно в его обществе. Как будто мы часто проводили время вместе. Как будто мы были друзьями.

Я ни с кем не встречаюсь. Моя работа несовместима с отношениями. Это долгая история. Давай будем друзьями.

Через месяц после «Инцидента» я вернулась в школу, чтобы окончить выпускной класс и получить диплом. Каждый день я видела Генри, Нолана и Эмери. Я встречала их в кафетерии, в классе и на любых мероприятиях в городе, куда меня затаскивали Пэм и Даррен, пытаясь влиться в общество. Эмери, Нолан и Генри вели себя так, будто меня не существовало, и они проделали такую основательную работу, что к концу года и я поверила в это. Но мы всегда лишь притворялись, что не знаем друг друга. А я устала притворяться, что ничего не произошло.

Это случилось и причинило боль. И все еще причиняло боль, спустя годы. И так будет продолжаться на протяжении всей моей жизни.

Я сделала шаг вперед.

— Что вы делаете в Тодос-Сантосе?

Нолан повернулся ко мне. Генри поморщился. Тишина таила в себе вещи, которые я не хотела знать.

— У нас вынужденные каникулы, — Генри нарушил молчание. Он всегда был слабее Нолана и Эмери. Хрупкое, ненадежное звено, которое порвется первым.

— Что вы сделали?

— Не твое дело, — огрызнулся Нолан.

— Что. Вы. Сделали? — Голос Бэйна звучал устрашающе. Как холодный нож, скользящий по коже и своим кончиком вспарывающий плоть. Роман Проценко имел опасные связи в Тодос-Сантосе. Даже я об этом слышала. Он входил в число тех, с кем тебе точно не захочется ссориться.

— В кампусе произошел инцидент, — слова прозвучали так, будто Нолан хотел проглотить их обратно. Трое золотых мальчиков Школы Всех Святых учились вместе, в колледже на Восточном побережье. Это одно из условий сделки Даррена и Пэм с их родителями.

Мы хотим, чтобы ваши дети учились как можно дальше от нас. Будто бы это как-то мне помогло.

— Инцидент, связанный с?..

— Девушкой, — выдавил Генри сквозь зубы. Мое сердце разбилось на кусочки. Они изнасиловали кого-то еще? — Мы ничего не сделали. Поэтому нас отстранили только на неделю. Она была под кайфом. В любом случае мы просто немного подурачились с ней. Расследование продлилось недолго, и нас отпустили.

Под слабым искусственным светом глаза Бэйна отыскали мои. Он представлял не меньшую опасность, чем эти парни. Если уж на то пошло, они были скорее гиенами, а он львом, спокойным и смертоносным.

— Так как же мы с ними поступим, Джесси?

— Я хочу, чтобы они больше никогда ко мне не приближались. Не разговаривали, не касались, не дышали в мою сторону. — Мои зубы стучали, хотя не было холодно. Я не гордилась тем, что использовала Бэйна, дабы удостовериться, что парни от меня отстанут, соблазн был слишком велик. Генри и Нолан — отъявленные хулиганы. Как только они чувствовали запах слабости, они атаковали. Они бы продолжили провоцировать меня до самой смерти, если бы у них не нашелся достаточный стимул не делать этого.

— Вы ее слышали. Считайте это вашим официальным судебным запретом на приближение, — спокойно произнес Бэйн.

— Прости, но ты кто, черт побери, такой, чтобы указывать нам, что делать? — выплюнул Нолан.

Бэйн освободил Генри из удушающего захвата и направился к Нолану. Воздух был насквозь пропитан угрозой. Мир казался до ужаса обыденным на фоне невероятной атмосферы, окружающей Романа Проценко. Будто он был больше, чем место, в котором родился. Он схватил Нолана за горло и сжал его.

— Если вы еще хотя бы раз подойдете к ней, я лично позабочусь о том, чтобы это было последним, что вы сделаете в этом городе. Ваши семьи будут изгнаны. Ваши мечты о колледже умрут. Я задействую все свое влияние в Тодос-Сантосе, чтобы превратить ваши жизни в сплошной кошмар в стиле Фредди Крюгера. Сразу предупреждаю: я очень хорошо разбираюсь в кошмарах. Моя жизнь отличалась от вашей, и я отлично знаю, что вы, богатенькие детки, сможете пережить… а что нет.

Я бы многое отдала, чтобы увидеть лицо Нолана в тот момент, но он стоял ко мне спиной. Зато я отчетливо слышала, как Генри подавился своей же слюной.

— Дружище, давай убираться отсюда! Пошли! — закричал он одновременно с плачущей Рен.

— Нолан, не будь идиотом!

Нолан стоял, подобно Пизанской башне, перекосившись и пошатываясь, впервые испытывая на своей шкуре урок, который преподал мне, — все мы слабые и хрупкие. Бэйн разжал руку на его шее и подтолкнул парня к машине.

— Вы испытываете мое терпение, — прорычал белокурый мамонт. — При любых других обстоятельствах вы бы не выбрались из этого парка живыми.

Нолан бросил на меня прищуренный взгляд:

— Ладно. С этого момента ты для нас мертва. Довольна?

Едва ли. Но я хотела, чтобы они уже наконец-то отпустили меня, тогда, возможно, и я смогу однажды отпустить их.

— Ты придурок, — прошипела я, уткнувшись лицом в шерсть Шэдоу.

— А ты шлюха. Просто помни об этом, когда твой уличный бандит заменит твою задницу кем-то, кто не напичкан венерическими заболеваниями.

Бэйн наградил Нолана ударом в лицо. Все случилось так быстро, он пошатнулся и упал, ударившись задом об бетон. Бэйн снова ударил его в лицо кончиком сапога, и я слышала, как что-то хрустнуло. Я засмеялась, в основном от шока. Генри, спотыкаясь, подбежал к Нолану, схватил его за ворот футболки и понесся в сторону автомобиля.

— Дружище, пора сваливать! Сейчас же!

Он затолкал Нолана внутрь и бросился к водительскому сиденью, пытаясь завести машину несколько раз, прежде чем мотор взревел. Он с визгом развернулся, слегка задев пикап Бэйна, прежде чем покинуть место происшествия, усыпая дорогу за собой мелкими кусочками разбитого капота. Я провожала автомобиль взглядом, полным озорных искорок. Меня так заворожило произошедшее, что я даже не заметила, что Бэйн стоит прямо передо мной.

Вот он, со своим огромным мускулистым телом. С зелеными глазами, похожими на морозную мяту, темными и пугающе живыми.

При жестком свете я могла различить старые проколы от пирсинга. Нижняя губа. Нос. Бровь. Он был высоким, крепким и молодым. Царственен в своей красоте. Единственное, что омрачало его благородную внешность, — татуировки и борода.

Мой взгляд опустился к костяшкам его пальцев. На них тоже расположились татуировки, скрывая каждый дюйм кожи. Я заметила темное пятно между ними. Кровь Нолана.

Я подняла взгляд.

Не знаю, было ли дело в воздухе, пропитанном запахом травы и адреналином, или в очаровании ночи, которая пообещала оставить в секрете произошедшее между нами, или в том факте, что он спас меня, но в этот самый момент я не испытывала к Бэйну ненависти, которую питала ко всем остальным.

Мой рот открылся сам по себе, и слова вылетели наружу:

— Спасибо.

— Что мне еще нужно сделать, чтобы ты согласилась выпить со мной кофе? — Он тяжело дышал, продолжая разговор с того места, где мы остановились. Тогда я сказала, что ему нужно спасти мне жизнь.

Думаю, он только что это сделал.

— Ты должен сказать, зачем тебе это нужно.

— Я хочу помочь тебе, — сказал он, глядя мне в глаза.

Хочу. Помочь. Тебе.

Шэдоу заерзал у меня на руках, пытаясь на расстоянии обнюхать Бэйна. Удивительно, что не пробовал откусить парню голову, как он обычно делал. Шэдоу знал, как я отношусь к мужчинам.

— Не хочу показаться грубой, но кто ты, черт возьми, такой, чтобы помогать мне, да и кто вообще сказал, что мне нужна помощь? — Я опустила подбородок, осознавая, что уже многие годы не обменивалась таким количеством слов с мужчиной. Я находилась на грани того, чтобы оттолкнуть его. Как он смеет? В то же время хотелось броситься к нему и упасть в объятия. Насколько он хорош? Никто никогда не пытался мне помочь. Даже Даррен и Пэм просто хотели избавиться от меня. Естественно, я осталась стоять на месте. Неприкасаемая никогда никого не касается.

Бэйн сделал шаг ко мне. Я не отступила.

— Я слышал о тебе. Слышал, что с тобой сделали Эмери, Нолан и Генри. И я просто скажу, что в моем близком окружении есть человек, переживший нечто подобное. Такое дерьмо может случиться где угодно, даже рядом с твоим домом, — он указал на место, где до этого был припаркован автомобиль парней.

Я попыталась вспомнить все, что знала о нем. О его плохой репутации. Но также вспомнила, что именно он смог избавить Школу Всех Святых от игры «Вызов». И что со мной он всегда был любезным и добрым.

— Не думаю, что ты до конца понимаешь, Снежинка. В этом вопросе у тебя нет права голоса. Я помогу тебе, хочешь ты этого или нет. И я готов разбить лицо каждого жителя Тодос-Сантоса, если это поможет тебе чувствовать себя в безопасности, даже свое. Я не хочу тебя трахнуть, Джесси. — Он тяжело дышал, и в моем воображении он уже обхватил мои щеки своими мозолистыми ладонями, а я даже не дрогнула. В моих мыслях его теплое дыхание с ароматом корицы мягко коснулось моего лица. В моей голове между нами не было этой мертвой зоны, и наши голоса не отдавались эхом на фоне ночной пустоты, потому что я не была сломлена и напугана. — Я хочу спасти тебя.

— Но… — начала я. Но он не позволил продолжить.

— Они назвали тебя шлюхой. То, что они сделали с тобой, непростительно. И ты будешь спасена, слышишь? Я спасу тебя, потому что не смог спасти другую девушку.

Больше я не задавала вопросов.

Я не сомневалась.

Я просто приняла это, как мы принимаем наличие неба над нашей головой, зная, что его намерение гораздо сильнее моего сопротивления.

Бэйн мне помог. Он защитил меня.

И, к сожалению, тем самым он уже сделал для меня больше, чем кто-либо другой в моей жизни.

Все, чего он хотел, — выпить со мной кофе. Где-нибудь в общественном месте. Единожды. Я смогу это пережить. Смогу.

Подумав об увядающей миссис Белфорт и о том, как одиночество заставило меня бежать от воспоминаний и кошмаров посреди ночи, я кивнула. Он жестом пригласил меня сесть в его пикап, но я покачала головой, опуская Шэдоу на землю. Мы прогуляемся. Бэйн кинул мне в руки свой мобильный.

— Пароль — пять, три, три, семь. Держи номер 911 на быстром наборе. Я поеду медленно. На всякий случай оставлю пассажирскую дверь открытой. Но ты не пойдешь домой сама, пока твои ноги в таком состоянии. — Он посмотрел вниз, и я проследила за его взглядом, обнаружив, что мои лодыжки и кеды были в убитом состоянии, а маленький перочинный ножик почти вывалился из пропитанного кровью носка. Я медленно кивнула, заправляя нож обратно. Потом набрала 911, занесла палец над кнопкой вызова и только тогда залезла в пикап.

Шок заставил меня так поступить.

Нынешняя Джесси никогда не садилась в чужой автомобиль.

— Один вопрос, Бэйн, — сказала я после того, как дала инструкцию, куда ехать. — Что ты делал здесь сегодня ночью? У нас закрытый район.

Он заглушил двигатель, откинулся на сиденье и повернул голову в мою сторону.

— Каждый четверг я приезжаю в Эльдорадо, чтобы кое с кем перепихнуться. У меня есть электронный ключ, — он показал маленькое черное устройство.

Когда мы подъехали, я, проглотив комок в горле, начала выбираться с пассажирского сиденья вместе с Шэдоу и споткнулась. Моя нога задела кожаное сиденье в пикапе Бэйна, оставив на нем кровавый след.

И я подумала, что это иронично.

Он был самым влиятельным человеком, которого я знала, и все же именно я пометила его раньше, чем он это сделал со мной.

Примечания

17

Жена израильского царя Ахава, ее имя является нарицательным для порочных женщин — гордых, властолюбивых и тщеславных.

18

Диета, разработанная французским доктором Пьером Дюканом и основанная на белковой пище.