Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905
Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.
Оглавление
- Введение
- Глава I. Политическая полиция: структура, полномочия, люди
- Глава II. Что такое «либерализм»? Неотрефлексированные образы делопроизводственной переписки
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава II
Что такое «либерализм»? Неотрефлексированные образы делопроизводственной переписки
Что такое «либерализм», «либералы», «либеральное движение» для деятелей политического сыска? В их переписке нет соответствующих определений; более того, эти термины и однокоренные с ними слова в основном встречаются в делопроизводственной документации как бы мимоходом, словно автор того или иного текста не рефлексирует по их поводу и уверен, что найдет в этом понимание у своего адресата (независимо от того, является ли адресат вышестоящим или нижестоящим по отношению к автору документа). Видимо, такое умолчание было следствием определенного внутреннего консенсуса в политической полиции о данном общественно-политическом явлении, несмотря на тот факт, что — как будет показано ниже — восприятие этого явления, его образы были множественными, а границы «либерализма» — весьма и весьма подвижными.
Тем интереснее исследовательская процедура выявления сущностных, общих и различных, черт «либералов» и «либерализма» в представлениях чинов политического сыска — процедура, напоминающая поиск улик и дальнейшую реконструкцию целостной картины посредством собирания их в «пазл», как в методологии «уликовой парадигмы», предложенной итальянским историком К. Гинзбургом (воссоздание целого, недоступного прямому наблюдению, по частностям — «через посредство следов, симптомов, улик»331).
Итак, сформулированные в этой главе параметры — результат исследовательской реконструкции, разложения автором этих строк «по полочкам» основных черт многообразного явления, которое в делопроизводственной переписке присутствовало по умолчанию, в неотрефлексированном виде и не было предметом собственного анализа героев этого исследования.
2.1. «Либерализм» позитивный и деструктивный
В переписке чинов политического сыска в неявном виде присутствует целый набор характеристик «либерального», которые были выявлены автором этих строк в качестве базовых и систематизированы по двум группам — условно позитивная составляющая либерализма (не в смысле того, что эти черты вызывали одобрение в политической полиции и положительную реакцию, а в смысле того, за что борются либералы) и условно негативная, отрицательная составляющая (т.е. против чего борются либералы). При этом второе занимало деятелей политического сыска в большей степени, но пока можно только предположить, что это было связано с профессиональными задачами авторов тех или иных документов, а не воспроизводством стереотипов, популярных в обществе и в среде бюрократии.
Со второй составляющей — условно негативной — и начну. «Недовольство существующими порядками» — одна из наиболее часто встречающихся формулировок для характеристики позиции либеральных деятелей332. При этом чаще всего «либералы» были «недовольны» «формой правления», но не только — их также могла не устраивать государственная система в целом, император, отдельные государственные деятели и отдельные государственные решения.
В 1885 г. в Уфимском ГЖУ «либеральные» идеи связывались с темой изменения «основных положений государственного порядка»333. В 1889 г. начальник Тверского ГЖУ писал о тверском земстве как о «кружке лиц», который «смело выступает с суждениями об иных началах государственного строя»334. В Чернигове в 1904 г. руководитель местного отделения под «либеральным направлением» «Киевской газеты» имел в виду «систематическое воспитание» в читателе «чувства недовольства существующим государственным и общественным строем»335. Начальник Тульского ГЖУ в 1904 г. выстраивал консервативную антитезу подобному либеральному настрою: «Население Тульской губернии является твердо консервативным, проникнутым желанием сохранить существующий порядок», в то время как немногочисленная «либеральная партия» стремится к его коренному преобразованию336.
Партия «недовольных» «либералов» была отмечена служащими ГЖУ в Екатеринославской (1888–1889), Тверской (1900–1901), Черниговской губерниях и в Донской области (1903–1904)337.
Из ГЖУ в Департамент полиции сообщали о «либералах», критикующих как персонально фигуру императора338, так и «высочайшие», т.е. подписанные им, документы. Так, в 1883 г. московский обер-полицмейстер писал о выступлении С.А. Муромцева на встрече редакции «Русского курьера» с некой «румынско-болгарской депутацией»: Муромцев указал «между прочим на то, что обнародованный 15 мая высочайший манифест даровал свободу разбойникам и грабителям»339. В Тамбовском ГЖУ в ноябре 1901 г. обращали внимание на «либералов», которые пытались «сломать… высочайше утвержденный устав» общества народных чтений, разработав собственный устав340. В том же 1901 г. начальник Саратовского ГЖУ писал о выступлении бывшего Вольского уездного предводителя дворянства графа А.Д. Нессельроде в дворянском собрании: «Вся записка, составленная в крайне либеральном тоне, подрывает всякое значение дворянства как сословия, признанного в государстве высшим, отрицает всякие установления, подтвержденные законодательным порядком и волею высшей власти»341.
Чины ГЖУ обычно не уточняли, что такое «существующий государственный порядок» и как именно и почему «либералы» хотели бы его изменить. В их переписке с Департаментом полиции это — фигура умолчания. Документы, исходившие из охранных отделений, касались и данного сюжета. Так, в 1883 г. из Московского охранного отделения сообщали в Департамент полиции о встрече В.А. Гольцева и редакции «Русского курьера» всё с той же «румынско-болгарской депутацией», на которой участники говорили, «что Россия… составляет разлагающийся организм, находится она на ступени революции и ничего общего не имеет со свободною страною, управляемою народным представительством»342. Начальник Санкт-Петербургского охранного отделения так комментировал публикации в одном из номеров «Вестника Европы» в 1902 г.: «Вся последняя книжка “Вестника Европы” проникнута конституционными вожделениями, которые довольно систематично и очень осторожно выражены в статье Л.З. Слонимского “Современные задачи”. “Первостепенная практическая задача нашего времени установить способы, которыми обеспечивалось бы целесообразное и последовательное обсуждение текущих законодательных потребностей”. Отсюда логически вытекает, что в теперешнем порядке обсуждения законопроектов нет ни целесообразности, ни последовательности… Даже автор статьи “Моя поездка в Шотландию” при описании международной выставки в Глазго… находит возможность сделать вылазку против русского государственного строя, указывая на недостатки русского отдела на выставке, он видит причину этих недостатков в том, что у нас нет конституции»343.
Заведующий Заграничной агентурой П.И. Рачковский формулировал категоричнее чинов охранных отделений: «либералы» борются за «полное уничтожение самодержавия»344.
Отмеченная разница в трактовке «либерализма» между чинами ГЖУ и охранных структур (включая Заграничную агентуру) — от абстрактного «недовольства существующими порядками» в первом случае до конкретно-политического устремления изменить форму правления во втором, — как представляется, хорошо иллюстрирует описанные в предыдущей главе различия между двумя данными социально-профессиональными типажами служащих политической полиции.
Однако «либералы» трактовались как не просто «недовольные формой правления», но и как отрицавшие полезность российской государственной власти в принципе — и местной, и центральной.
«Осмеянием и опошлением всех правительственных мер» руководитель Московского ГЖУ назвал рефераты, читавшиеся в Московском юридическом обществе в октябре 1889 г.345 «Постоянным порицателем распоряжений и действий администрации» был, с точки зрения начальника Ярославского ГЖУ, «либерал», мировой судья Чистяков346. «Либерал» из Новгородской губернии А.М. Тютрюмов не только критиковал распоряжения местных властей, но и стремился «всегда идти против мероприятий правительства»347. О «крайне демонстративном отношении к распоряжениям правительства» «либеральной партии» Тверской губернии писал руководитель местного отделения политической полиции в 1894 г.348 «Либералы» Черниговской губернии, отправившие литератору В.В. Лесевичу в 1900 г. сочувственное письмо из-за «гонений» власти, были расценены в местном ГЖУ как «порицающие» действия и распоряжения правительства в «наглой форме», доходящей до «неслыханной дерзости»349. Руководитель столичного охранного отделения в качестве главной цели кружка «лиц либерального образа мыслей» называл «противодействие мероприятиям правительства»350.
Резкий всплеск недовольства властью со стороны «либералов» был зафиксирован жандармами в связи с так называемой земской контрреформой351. Особенно оживились «либеральные» деятели Екатеринославской, Московской, Полтавской, Тамбовской, Тверской, Черниговской губерний. Где-то они предсказывали «полную неудачу» при реализации реформы, злорадствовали «всякой малой неудаче»352. В Чернигове некий «либерал Садовский», став земским начальником, «глумился над введением» этого института, «критиковал его цель и называл дурацкой выдумкой»353. В Твери же «либералы» попытались распространить свое влияние на новый институт: «одни через предводителя дворянства, а иные через правителя канцелярии губернатора В.И. Плетнева старались проводить на должности земских начальников лиц своего лагеря, а когда это не удавалось, то стали подсовывать людей ни к какому делу неспособных»354.
Земское движение было во многом источником консолидации либеральных сил в России того периода. Поэтому неудивительно, что в ежегодных политических обзорах ГЖУ отношения земств с губернаторами занимали немало места. Типична характеристика «либеральных» земских собраний начальником Калужского ГЖУ в 1883 г.: они «только критикуют со злорадством действия административной власти и становятся в полнейшую оппозицию против всякого протеста со стороны губернатора»355. Если же земские служащие шли на контакт с представителями полиции, в частности — жандармерии, тогда «либеральные» председатели земских управ их увольняли356.
Из делопроизводственной переписки начала ХХ в. складывается впечатление, что непосредственно накануне революции имела место уже полноценная «война» «либералов» с губернаторами. Например, во время ужина «в память 40-летия судебных уставов» в ноябре 1904 г. в Чернигове один из видных местных «либералов» В.В. Хижняков произнес речь: он «всегда… наталкивался на губернаторов, так сказать, лиц, долженствующих стоять на страже закона, совершенно не признававших такого, а он пережил 7 губернаторов и хорошо их знает и даже один из них на каком-то заседании, в коем Хижняков отстаивал какой-то проект, объясняя, что он опирается на закон, заносчиво прервал его, что вы все тычете нам законом… у нас еще есть выше закона циркуляры и предписания». Подводя итог, начальник ГЖУ писал: «Вся речь Хижнякова дышала желчью, раздражением, при этом ясно было выражено желание поглумиться и высмеять деятельность губернаторов, с которыми, по его словам, он, Хижняков, всегда находился в самых враждебных отношениях, “зуб за зуб”, увлекшись в речи, Хижняков, как говорят некоторые из гостей, забылся до того, что будто бы произнес уже “эти губернаторы хер…….”. Но тут толкнул его сосед и Хижняков остановился, но далее также горячо продолжал говорить и клеймить всю бюрократию»357.
В целом «либералы» в документах, в первую очередь из ГЖУ, представали этакими отрицателями всего, связанного с властью в Российской империи, что проявлялось в том числе терминологически — эпитеты «отрицательный», «отрицающий» (наряду с «недовольный») можно назвать одними из самых популярных характеристик в их адреc. Так, в «либеральной» «Самарской газете», по мнению начальника местного ГЖУ, «сообщаются,… факты только отрицательного характера,… нападкам подвергаются администрация вообще, чиновничество и в особенности земские начальники и полиция»358.
В результате и позитивная составляющая либерализма (в смысле, указанном в начале параграфа) описывалась через негативное целеполагание. Один из наиболее частых «спутников» термина «либерал» (и однокоренных с ним) в переписке чинов политического сыска — понятие «свобода» — чаще всего употреблялось в смысле независимости, самостоятельности, освобождения от государства359, вплоть до освобождения на уровне «мыслей» («свободомыслие»360). Причем это «освобождение» проецировалась в самые разные области жизнедеятельности: печать361, образование и преподавание362, торговля363, жизнь крестьян364.
Такая позитивная характеристика, как свобода печати, представала в качестве инструмента достижения базовой негативной цели — изменения или разрушения самодержавия. В Московском охранном отделении следующим образом описывали кружок, состоявший из двух фракций — «либерально-прогрессивной» (С.А. Муромцев, А.И. Чупров, И.И. Янжул, Г.И. Успенский, Д.А. Дриль) и «радикальной» (В.А. Гольцев, А.Н. Соколов, М.М. Ковалевский): их объединяло стремление добиться свободы печати и изменения «существующего государственного порядка, но первая из них имела конечной целью введение представительных учреждений и непременное сохранение монархии, вторая же — введение социального строя»365. Начальник Санкт-Петербургского охранного отделения в октябре 1897 г. писал о «либеральной партии» Вольно-экономического общества: она стремилась «во что бы то ни стало добиться большей свободы печати… в целях пропаганды идей о неудовлетворительности современного государственного строя России и подготовления умов к замене монархического образа правления, на первое время, конституционным»366. К этому же ряду (позитивное требование ради деструктивной цели) можно отнести упоминания о «свободе слова»367 и вообще «политической» свободе, о которой чаще всего писал заведующий Заграничной агентурой П.И. Рачковский368.
«Либеральными» и одновременно «освободительными» деятели политической полиции называли реформы 1860-х гг.369
Стремление избавиться от государственного контроля в сфере самоуправления также соотносилось в политическом сыске с «освободительным» «либеральным» дискурсом. В политическом обзоре Тульской губернии за 1894 г. тяга земства «к расширению круга предмета своего ведомства» напрямую увязывалась с «освобождением от административного контроля губернской власти»370. Начальник Санкт-Петербургского охранного отделения в 1903 г. сообщал в Департамент полиции о стремлении гласных городской думы «уничтожить контроль» за самоуправлением и принятом ими решении, «что для России необходим конституционно-парламентарный образ правления»371. Спустя год, в разгар «правительственной весны» П.Д. Святополк-Мирского, осенью 1904 г. эта характеристика, по сути, повторилась: гласные столичной городской думы собирались «воспользоваться настоящим либеральным настроением для того, чтобы добиться от правительства уничтожения установленного контроля за городским самоуправлением»372.
Важно отметить специфическое наполнение термина «парламентаризм» — в делопроизводственной переписке о «либералах» практически отсутствует прямая связь этого термина с темой конституции, он обычно возникает в связи всё с той же темой освобождения от контроля власти за самоуправлением, с такими характеристиками самоуправления, как право выборности, возможность «прений» и «дебатов»373. Начальник Тверского ГЖУ в политическом обзоре за 1893 г. писал: «Характер земских собраний, не отличаясь особенною плодотворностью, сводится к пустому парламентаризму, дающему возможность каждому порисоваться своими либерально-гуманными идеями, исключительно бьющими на дешевую популярность»374. Директор Департамента полиции С.Э. Зволянский отмечал в записке министру внутренних дел о тверском земстве в 1896 г.: «Земство… чрезмерно увлекаясь идеями выборного начала и самоуправления… задалось целью образовать из себя род парламента, с независимым правом не только хозяйничать у себя в губернии, но и критически обсуждать действия правительства»375.
И еще одна позитивная составляющая «либерализма» в делопроизводственной переписке представала как имеющая в действительности деструктивную основу. Идея равноправия сословий, «всесословность», хотя эпизодически и упоминалась чинами политической полиции в смысле равенства экономических возможностей376, прежде всего, по их мнению, была направлена против продворянской политики государства: сословие, облеченное высшей властью особыми привилегиями377, вызывало у «либералов» «несочувствие», «озлобление», «ненависть»378.
Пожалуй, «либерализм» имел только одну непосредственно позитивную коннотацию в документах, прежде всего, местных отделений — гуманистический пафос. В 1903 г. начальник Санкт-Петербургского охранного отделения вспоминал о 1897 г.: «Если на… собраниях (годовщины основания Санкт-Петербургского университета — Л.У.) приглашенными почетными гостями из лагеря либеральных профессоров и литераторов и произносились речи возбуждающего характера, то ораторы не осмеливались еще в этих речах идти дальше общих идеалов гуманизма»379. Мимоходом упоминал о «гуманности» начальник Екатеринославского ГЖУ в 1885 г.: «Состоящие под наблюдением учителя… продолжают по-прежнему особенно гуманно (либерально) относиться к воспитанникам и воспитанницам»380. Год спустя в этом же ГЖУ писали о гуманизме более развернуто: «Публика молодая охотнее читает газеты и вообще общепериодические издания в духе либеральном, гуманном со статьями и повествованиями, описывающими, например, безвыходное положение, угнетенность лиц бедных, не имевших протекции, напрасное и неудовлетворившееся их стремление быть полезными обществу, затем их отчаяние и смерть»381.
В целом описание деятелями политического сыска условно позитивных составляющих либеральной идеологии (гуманизм, свобода, расширение компетенции самоуправления, парламентаризм, равенство сословий) соответствует тому образу либерализма, который присутствовал у современников, позднее был зафиксирован в мемуаристике, в том числе либеральной, а затем и в научной литературе382. Однако приоритетной (если судить по частотности тех или иных упоминаний) для чинов политической полиции была деструктивная, отрицательная составляющая либерализма. И, как представляется, только отчасти такая специфика восприятия героев данного исследования, в первую очередь чинов ГЖУ, была связана с задачами «охраны» существовавшего государственного строя.
2.2. «Революционные» истоки «либерализма»
Доминирование деструктивных составляющих в том образе «либерализма», который преобладал в делопроизводственной переписке, было связано, скорее всего, с еще одним обстоятельством. «Либерализм» воспринимался как течение, имевшее непосредственную связь с анархизмом, нигилизмом (в меньшей степени) и социализмом. В историографии тема взаимоотношений либерализма с этими «революционными» идеологиями только намечается, причем исследовательский интерес сосредоточен на идейных основах Конституционно-демократической партии, а не либерализма в целом383.
Анархизм с его идеей разрушения государства, по мнению чинов политического сыска, оказал сильное воздействие на все спектры противоправительственного движения Российской империи. Это было не в последнюю очередь связано с его сравнительно ранним появлением в России. Заведующий Заграничной агентурой П.И. Рачковский, нередко делавший в донесениях «экскурсы» о различных политических течениях, писал, что русский анархизм положил начало и анархическому движению европейских стран. Влияние анархизма сказалось в том, что «все русские революционеры» (Рачковский относил к ним и «либералов») «фанатически руководствуются одной общей программой, которая требует повсеместного разрушения государственного и общественного строя разрывными снарядами и другими способами, какими бы преступными с точки зрения существующей морали они не были»384. В трактовке Рачковского цели «либералов» выглядели вполне анархическими. Так, в конце 1894 г. они «обратились за содействием к подпольным революционерам, чтобы совместно с ними приступить к действительному разрушению государственного строя России»385.
Неоднократно упоминали о взаимопроникновении либерализма и анархизма служащие Тверского ГЖУ. В политическом обзоре за 1884 г. руководитель ГЖУ так характеризовал известного общественного деятеля Ф.И. Родичева: «Крайне вредный и опасный пропагандист, ибо в деле преступной деятельности Русской анархической партии принимает активное участие, что вполне выяснилось дознанием, так как в 1879 г.… Софья Перовская, Вера Филлипова, урожденная Фигнер, и другие участники взрыва полотна… проживали в имении Родичева»386. Вторил начальнику его помощник в Новоторжском уезде, описывая участников местной «либеральной партии»: «Линд, обязанный всем Бакуниным, не только усвоил себе их взгляды, но и опередил своих руководителей в слепом озлоблении своем к единодержавной власти… если бы не природная трусость Линда и не влияние Бакуниных, благодаря которым Линд в данное время не принимает активного участия в злодеяниях Русской анархически-террористической партии, то Линд явился бы в рядах террористов-исполнителей»387.
Акцентирование П.И. Рачковским и чинами политической полиции в Твери связи либерализма с анархизмом, конечно, не было случайным. Рачковский, с 1884 г. живший в Париже, в буквальном смысле слова наблюдал за развитием анархизма, в том числе русского, в Европе. Тверь же, как известно, была родиной одного из столпов и теоретиков анархизма М.А. Бакунина. Его родные братья Александр, Алексей, Николай и Павел Александровичи во второй половине XIX в. стали основоположниками тверского либерализма — одной из самых ранних и наиболее радикальной версии российского либерализма388, причем Александр и Павел Бакунины фактически «воспитали» таких видных деятелей общероссийского либерального движения, как М.И. и И.И. Петрункевичи, Ф.И. Родичев и др. Даже в 1890-е гг., когда братья Бакунины перестали вести активную общественно-политическую жизнь, начальник Тверского ГЖУ писал о том, что местные «либералы» действуют в «бакунинском духе»389.
Однако о тесной взаимосвязи анархизма и либерализма в Департамент полиции писали не только из Заграничной агентуры и Тверского ГЖУ. В первой половине 1880-х гг. о «либеральных» деятелях, укрывавших анархистов-террористов (упоминая имя той же Софьи Перовской), сообщал начальник Таврического ГЖУ390. В политическом обзоре Нижегородской губернии за 1897 г. говорилось о «симпатиях к анархии» газеты «Нижегородский листок»: «Местная пресса не мало способствует развращению юношества, в особенности этим отличается орган либеральной партии “Нижегородский листок”, в котором с конца прошлого года начал печататься частями роман Эмиля Золя “Париж”… Читающий отрывками роман “Париж” может заражаться безверием, симпатиями к анархии, вызываемой будто бы только нищетой рабочего класса и справедливой расплатой последнего за свои страдания»391. Начальник Владимирского ГЖУ в 1902 г. упоминал о «либералах» как «принципиальных противниках всякой подчиненности» и их негативном отношении к власть имущему только потому, что он является представителем власти392.
По мнению жандармов, «либерализм» рос под влиянием не только анархизма, но и так называемой «социально-революционной идеологии»393. Эта тема всплывала в делопроизводственной переписке дважды: в 1880-е гг. и в начале ХХ в., по нарастающей к 1905 г. Как можно заметить, оба этих периода совпадают с моментами, когда террористическая угроза считалась главной для стабильности в стране: в 1880-е гг. еще были сильны отголоски испуга от деятельности народовольцев, а в первые годы ХХ в. активизировалась террористическая деятельность эсеров. Говоря иначе, «социально-революционный» акцент в делопроизводственной переписке о «либералах» возникал не вследствие «террористической сущности» последних, а, скорее, в результате расширения списка «угроз» в политической полиции, которое, в свою очередь, было связано с ростом количества террористических актов против представителей власти.
В 1880-е гг. роль социализма в развитии «либеральных» идей неоднократно подчеркивал в своих донесениях в Департамент полиции начальник Тверского ГЖУ, описывая местную «либеральную партию» и социально-революционное движение как частное по отношению к общему. Так, в политическом обзоре за 1888 г. руководитель ГЖУ сообщал о сплоченном круге единомышленников вокруг М.И. Петрункевича — одного «из наиболее вредных деятелей в смысле распространения социально-революционного движения по Тверской губернии». Участников кружка начальник ГЖУ назвал «проповедниками социально-революционного движения», которые, «к каким бы фракциям они ни принадлежали, поддерживают живые сношения с целой империей»394. Через полгода, в июне 1889 г., специальная записка, посвященная тверскому земству, написанная тем же жандармом, относила к «социалистам» активных участников местного либерального движения — П.А. и А.А. Бакуниных, М.П. Литвинова, Д.Н. Квашнина-Самарина, М.И. и И.И. Петрункевичей, В.И. Покровского, Ф.И. Родичева395.
Заведующий Заграничной агентурой П.И. Рачковский на протяжении всех 1880-х — первой половины 1890-х гг. неоднократно сообщал в Департамент полиции о положительном отношении, покровительстве и даже финансировании «либералами» террористической деятельности, которую вели социал-революционеры. В начале 1890-х гг. он отмечал по поводу контактов «либералов» с эмигрантами-народовольцами: «Либералы… которые раньше относились пренебрежительно или с боязнью к террористическому образу действия народовольческой партии… сознавая будто бы важность минуты, обратились за содействием к подпольным революционерам»396. По мнению Рачковского, противоправительственное движение основывалось на трех взаимосвязанных идеях: конституция («идея фикс» «либералов»), социализм и террор. Сообщая в 1894 г. в Департамент полиции о совместных издательских планах неких «либералов» и народовольцев, он подчеркивал: «Основой программы этого издания» («Земский собор») являются «конституционные стремления, социализму будет отведено второстепенное значение, что же касается террора, то этот последний… не исключен совершенно, но перестает быть стрежнем борьбы»397.
Неоднократно тема взаимосвязи «либерализма» и социализма террористического толка всплывала в донесениях жандармов в первые годы ХХ в.398 Так, в политическом обзоре за 1904 г. начальник Черниговского ГЖУ напрямую связывал деятельность «либералов» с угрозой терактов в губернии: «Ненависть к губернатору постоянно подогревается со стороны вожаков либеральной партии всех оттенков… По имеющимся агентурным сведениям, против губернатора и вице-губернатора можно ожидать каких-либо террористических актов»399.
Эпизодически в делопроизводственной документации в качестве предтечи «либеральных» настроений фигурировал нигилизм. Так, сотрудники Департамента полиции Н.Д. Зайцев и Н.А. Пешков отмечали увлечение нигилизмом в молодости С.А. Муромцева и М.Я. Герценштейна400.
В ряду идейных вдохновителей «либерализма» стоит упомянуть и толстовство — чины политического сыска периодически фиксировали хорошее знакомство некоторых «либералов» с Л.Н. Толстым и его последователями401. Такой известный общественный деятель, как Д.И. Шаховской, продолжительное время, в течение 1880-х — начала 1890-х гг., характеризовался как «последователь учения графа Толстого», превратившись в «либерала» к середине 1890-х гг.402
Таким образом, возможно предположить, что повышенное внимание чинов политического сыска к «либеральной» критике российского государства и власти как таковой (негативная составляющая «либерализма») во многом было следствием их представления о социалистических, в первую очередь анархических, корнях «либеральной» идеологии. Подобное представление должно было помещать «либерализм» в один ряд с прочими «антиправительственными» явлениями, однако, как будет показано ниже, такого однозначного соотнесения в политической полиции, прежде всего в его головной структуре — Департаменте полиции, — сделано не было. Не было названное представление и специфически «полицейским», «охранным», скорее, его стоит считать свойственным самым разным общественно-политическим течениям: и консервативная, и социалистическая публицистика конца XIX — начала ХХ в. также описывала «либерализм» как ответвление различных социалистических идеологий — в первую очередь анархизма403. Поэтому с определенной долей условности можно утверждать, что переписка чинов политического сыска отражала общественные стереотипы о месте либеральной доктрины и либеральных деятелей в общей политической палитре.
2.3. Организационные параметры: институты, социальные и профессиональные группы (статика)
Итак, чины политической полиции воспринимали «либерализм» как явление, антигосударственное по своему содержанию и имеющее революционные идеологические корни. Однако какое положение занимали носители «либерализма» — «либеральные» деятели — в общественно-политической системе Российской империи, какие общности — институциональные, профессиональные, социальные — были «либеральными» или могли стать таковыми?
Институциональными основами «либерального» движения для служащих политической полиции были самоуправление, периодическая печать и общественные организации.
Самоуправление, реформированное в годы правления Александра II, интересовало деятелей политического сыска как «либеральный» институт преимущественно в его земском варианте. Упоминание о городском самоуправлении в связи с «либерализмом» в делопроизводственной переписке было, скорее, исключением, чем правилом404, в то время как о «либеральном» земстве в Департамент полиции сообщали из ГЖУ значительной части губерний Российской империи.
Эпизодически о «либеральном земстве» писали в Новгородском (1881 и 1891)405, Казанском (1883)406, Калужском (1884 и 1905)407, Полтавском (1887 и 1889)408, Херсонском (1889)409, Тамбовском (1889 и 1900)410, Пермском (1889 и 1891)411, Вятском (1891)412, Смоленском (1900)413, Владимирском414, Самарском415, Саратовском (1902)416 и Симбирском (1904–1905)417 ГЖУ. Более устойчивым был «либерализм» в земствах Екатеринославской (первая половина 1880-х — 1893, 1900)418, Тверской (1887 — 1903)419, Ярославской (первая половина 1890 — х)420, Тульской (1895–1898)421, Нижегородской (1897–1901)422, Черниговской (1901–1904)423 губерний. При этом первое упоминание «либерального» земства в Тверском, Тульском, Нижегородском и Черниговском ГЖУ сопровождалось утверждением о давнем существовании самого явления и наличии организованных групп соответствующих взглядов внутри самоуправления, а в предыдущие годы в политических обзорах этих же губерний упоминались другие «либеральные» институты (периодическая печать, общества, библиотеки), социальные или профессиональные группы.
Вполне возможно, что «либеральные партии» внезапно «появлялись» в документах о земствах названных губерний вследствие ряда причин, начиная от смены начальника ГЖУ и заканчивая активизацией самих земцев. Например, «либеральная партия», «руководившая» политическим направлением земства Тульской губернии, впервые упоминается в политическом обзоре местного ГЖУ за 1894 г.424 Скорее всего, эта характеристика возникла в жандармском документе вследствие кампании, прокатившейся по земствам Российской империи в связи с восшествием на престол Николая II и выразившейся в подаче новому императору адресов с требованиями разной степени радикальности. На этой же странице политического обзора в обтекаемых формулировках говорится о всеподданнейшем адресе Тульского губернского земского собрания: он был «почти тождественным по своему содержанию с адресом тверского земства»425. Говоря иначе, «либеральная партия» тульского земства поддержала требование тверского земства о введении народного представительства, и этим и объяснялось ее («партии») упоминание в ежегодном отчетном жандармском документе.
Служащие охранных отделений и Департамента полиции писали о «земском либерализме» существенно реже ГЖУ и без привязки к конкретному региону. Соответствующие характеристики встречаются в переписке Санкт-Петербургского (1893)426, Харьковского (1904)427 и Московского (1905)428 отделений, а также документах за подписью директоров Департамента полиции С.Э. Зволянского (1896 и 1901)429 и А.А. Лопухина (1904)430 и сотрудника Особого отдела Департамента Н.Д. Зайцева (1904)431.
Следующий «либеральный» институт, о котором писали в политической полиции, — это периодическая печать, причем здесь можно говорить об общей для всех ее чинов и довольно устойчивой терминологии. В Департаменте полиции, Санкт-Петербургском и Московском охранных отделениях в конце XIX — начале ХХ в. речь шла о «либеральных органах печати», «либеральной печати», «либеральной прессе»432, ГЖУ на пространстве всей империи добавляли к этим формулировкам эпитеты «столичный»/«столичная»433, причем из сохранившихся и просмотренных мной политических обзоров расшифровка содержания самого термина была сделана только однажды в Финляндском ГЖУ в 1900 г.: понятие «столичная либеральная пресса» включало в себя газеты «Санкт-Петербургские ведомости», «Новости», «Россия» и «Петербургскую газету»434.
К этому добавлялись «либеральные» издания собственно каждой губернии. Чины Санкт-Петербургского ГЖУ и Санкт-Петербургского охранного отделения писали в этом контексте о газете «Новости», журналах «Вестник Европы»435, «Русское обозрение», «Новое слово»436. В первой половине 1880-х гг. начальник Московского ГЖУ относил к «либеральной» печати «“Русские Ведомости” под редакцией В.М. Соболевского, “Русский Курьер”, издаваемый Н.П. Ланиным, “Современные известия” Н.П. Гилярова-Платонова, еженедельные газеты “Русь” И.С. Аксакова и ежемесячные журналы “Русский Вестник” М.Н. Каткова и “Русская Мысль” С.А. Юрьева»437. В дальнейшем в этот список были добавлены газета «Жизнь» Д.М. и Е.М. Погодиных, «Юридический вестник» С.А. Муромцева и В.М. Пржевальского, но вычеркнута газета «Русь», определенная как орган партии «ярых славянофилов»438. В конце 1880 — х гг. в Московском ГЖУ «либеральные» настроения связывались только с газетой «Русские ведомости», и эта репутация сохранилась за ней и позднее439. В Департаменте полиции лишь одно московское периодическое издание было названо «либеральным» — журнал «Русская мысль»440.
В других губерниях чины местных ГЖУ считали «либеральными» газеты «Нижегородский листок» (1898–1900)441, «Северный край» (в Ярославле в начале ХХ в.)442, «Саратовский дневник» (1902)443, «Самарскую газету» (1902)444, «Киевскую газету» (в Чернигове, 1904)445, «Харьковские губернские ведомости» (1904)446, «Бессарабскую жизнь» (1905)447.
Заведующий Заграничной агентурой П.И. Рачковский в 1888–1889 гг. сообщал в Департамент полиции о «либеральной газете» «Самоуправление», которую печатали за границей народовольцы В.Л. Бурцев и В.Н. Фигнер, но финансировала и редактировала «либеральная группа», находящаяся в России, во главе с профессором В.А. Гольцевым и литератором В.В. Головачевым. Имя главного редактора, который проживал в Санкт-Петербурге, Рачковскому установить не удалось448. В течение 1890-х гг. Рачковский трижды докладывал в Департамент о попытках «либералов» издавать за границей периодический орган (1890, 1894, 1896). В результате в 1896 г. возникло издание «Земский собор», вскоре, летом 1897 г., прекратившее существование из-за внутреннего раскола449
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Введение
- Глава I. Политическая полиция: структура, полномочия, люди
- Глава II. Что такое «либерализм»? Неотрефлексированные образы делопроизводственной переписки
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
331
Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и ее корни // Гинзбург К. Мифы — эмблемы — приметы: Морфология и история. Сб. ст. М., 2004. С. 189 — 241.
332
Об этом см., например: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1887. Д. 9. Ч. 21. Л. 3; 1888. Оп. 84. Д. 89. Ч. 12. Л. 1–2; 1905. Д. 1. Ч. 66. Лит. А. Л. 11.
335
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1885. Д. 59. Ч. 40. Л. 32; 1894. Д. 1. Л. 289; 1904. Д. 1. Ч. 6. Лит. А. Л. 2 об.; Особый отдел. 1898. Д. 14. Ч. 6. Л. 2 об.
336
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1901. Д. 1. Ч. 66. Лит. А. Л. 10 об.; 1905. Д. 1. Ч. 30. Лит. А. Л. 4.
337
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Оп. 84. Д. 89. Ч. 12. Л. 1–2; 1889. Д. 43. Ч. 13. Л. 1; 1900. Д. 1. Ч. 14. Лит. А. Л. 1 об.–3 об.; 1903. Д. 1. Ч. 48. Лит. А. Л. 2; 1904. Д. 1. Ч. 6. Лит. А. Л. 2 об.–8; Ч. 39. Лит. А. Л. 7; Особый отдел. 1898. Д. 9. Ч. 22. Лит. В. Л. 26.
338
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1894. Д. 1. Л. 423; 1895. Д. 640. Л. 4; Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Лит. Г. Л. 94–95.
345
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1889. Оп. 87. Д. 503. Л.1. Также см.: ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 9. Ч. 8. Л. 4.
350
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1889. Оп. 85. Д. 138. Л. 3; 1893. Д. 1199. Л. 6; Д. 1200. Л. 2 об.; 1899. Д. 1055. Л. 5.
351
О самой реформе см.: Захарова Л.Г. Земская контрреформа 1890 г. М., 1968; Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970; Он же. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.
352
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Оп. 84. Д. 89. Ч. 12. Л. 1–2; 1889. Д. 43. Ч. 13. Л. 4–7; Ч. 14. Л. 2; 1891. Д. 44. Ч. 4. Л. 2 об; Ч. 7. Л. 1–6; Ч. 49. Л. 2–9; 1893. Д. 152. Ч. 9. Л. 3; Ч. 11. Л. 13; Ч. 40. Л. 3 об.; Ч. 56. Л. 1; 1901. Оп. 99. Д. 672. Л. 21; Особый отдел. 1899. Д. 250. Л. 1 об.
355
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1884. Д. 88. Ч. 30. Л.3. Также см.: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Оп. 84. Д. 89. Ч. 12. Л. 1–2.
358
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1902. Д. 1. Ч. 62. Лит. А. Л. 2 об. Также см.: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1905. Д. 1. Ч. 26. Лит. А. Л. 5; Особый отдел. 1901. Д. 987. Л. 64; Доклад цензора Матвеева о сожженном марксистском сборнике «Материалы к истории нашего хозяйственного развития» // Красный архив. 1923. Т. 4. С. 316.
359
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1891. Д. 44. Ч. 15. Л. 7; 1893. Д. 152. Ч. 40. Л. 3 об.; Особый отдел. 1898. Д. 215. Л. 2 об.
360
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1887. Д. 9. Ч. 49. Л. 2; 1893. Д. 152. Ч. 11. Л. 1; 1900. Д. 1. Ч. 32. Лит. А. Л. 1.
361
О свободе печати также см.: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1893. Д. 1200. Л. 5 об.; Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Л. 19 об.–20, 35; Лит. Д. Л. 37; 1902. Д. 500. Л. 98–101.
368
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Оп. 84. Д. 1. Л. 97; 1894. Д. 1. Л. 268–273; Особый отдел. 1898. Д. 14. Ч. 6. Л. 3 об.
369
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1889. Оп. 85. Д. 138. Л. 3; 1893. Д. 152. Ч. 11. Л. 2; Д. 1199. Л. 6; Д. 1200. Л. 2 об; 1899. Д. 1055. Л. 5.
372
ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1904. Д. 3. Ч. 10. Т. 1. Л. 9. Также см.: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1905. Д. 1. Ч. 26. Лит. А. Л. 2; 1906. Д. 1. Ч. 19. Лит. А. Л. 2.
377
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1895. Д. 1719. Л. 3–10; 1900. Д. 1. Ч. 33. Лит. А. Л. 14–15; Особый отдел. 1898. Д. 9. Ч. 2. Л. 15–18; 1902. Д. 1889. Л. 5; 1904. Д. 1192. Л. 5–8.
378
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1885. Д. 59. Ч. 40. Л. 2; 1888. Оп. 84. Д. 235. Л. 116; 1900. Д. 1. Ч. 33. Лит. А. Л. 14–15; Особый отдел. 1898. Д. 9. Ч. 8. Л. 4.
382
Корнилов А.А. Общественное движение при Александре II. 1855–1881. Исторические очерки. СПб., 1909; Веселовский Б. История земства за 40 лет. Т. 2. СПб., 1909; Он же. Исторический очерк деятельности земских учреждений Тверской губернии. 1864–1913. Тверь, 1914; Белоконский И.П. Земское движение. М., 1914; Пирумова Н.М. Земское либеральное движение: социальные корни и эволюция до начала ХХ в. М., 1977; Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля // Архив русской революции. М., 1993. Т. 21–22; Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий. Воспоминания. 1881–1914. М., 1997; и др.
383
См., например: Соболев А.В. О двух типах либерализма в России в начале XX в. // Либерализм в России. М., 1996; Куликов С.В. Государственно-правовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в. // Власть, общество и реформы в России (XVI — начало ХХ в.). Мат. научно-теор. конференции 8–10 декабря 2003 г. СПб., 2004; Селезнев Ф.А. Конституционные демократы и буржуазия (1905–1917 гг.). Нижний Новгород, 2006.
388
Подробнее о тверских «либералах» и братьях Бакуниных см.: Ульянова Л.В. «Колыбель» российского либерализма: тверские либералы глазами политической полиции (1880–1905) // Вестник Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Серия 8. История. 2008. № 6. С. 53–62; Она же. Бакунин Александр Александрович // Российский либерализм середины XVIII — начала XX века: Энциклопедия. М., 2010. С. 40–41; Она же. Бакунин Павел Александрович // Российский либерализм середины XVIII — начала XX века: Энциклопедия. М., 2010. С 41–43.
393
В историографии политической полиции упоминается о связи либерализма с утопическим социализмом Ф. Фурье: Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы: Политический сыск в России. 1649–1917. М., 1998. С. 55. О самой «социально-революционной идеологии» и ее воздействии на широкие слои русского общества см. подробное исследование О.В. Будницкого: Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало ХХ в.) М., 2000.
396
ГА РФ. Ф. 102. Особый отдел. 1898. Д. 14. Ч. 6. Л. 2 об. См. также: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Оп. 84. Д. 1. Л. 58–58 об., 61 а, 111; 1889. Д. 403. Л. 34–36; 1894. Д. 1. Л. 146–148, 268–273, 283–287, 289–293; Особый отдел. 1898. Д. 14. Ч. 6. Л. 4.
398
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1881. Д. 416. Л. 6; 1888. Д. 89. Ч. 51. Л. 6; Д. 131. Л. 2; Д. 1563. Л. 1 об.; 1895. Д. 516. Л. 2–9 об.
400
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1893. Д. 635. Л. 116; Особый отдел. 1906. 2 отделение. Д. 254. Л. 4.
401
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1894. Д. 1. Л. 283–287; Д. 853. Л. 55–66; Особый отдел. 1902. Д. 1555. Л. 7–8.
403
Подробнее об этом см.: Бибикова (Ульянова) Л.В. Политическая полиция, консерваторы и социалисты: игра либерализмами в публичном и непубличном политическом пространстве Российской империи в конце XIX — начале ХХ века / «Понятия о России»: К исторической семантике имперского периода. В 2 т. Т. 1. М., 2012. С. 516–518.
404
Городское самоуправление как проводник «либеральных» идей см.: ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1885. Д. 59. Ч. 45. Л. 2–3; 1888. Оп. 84. Д. 235. Л. 87 — 89; 1895. Д. 1719. Л. 3–16; Особый отдел. 1903. Д. 1372. Л. 3–4; 1904. Д. 2025. Л. 8.
407
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1884. Д. 88. Ч. 30. Л. 3; 1905. Д. 1. Ч. 39. Лит. А. Л. 37 об.
417
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1905. Д. 1. Ч. 41. Лит. А. Л. 3 об.; Особый отдел. 1904. Д. 1192. Л. 5–8.
418
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1885. Д. 59. Ч. 27. Л. 3–4; 1887. Д. 9. Ч. 21. Л. 2; 1888. Оп. 84. Д. 89. Ч. 12. Л. 1–2; 1889. Д. 43. Ч. 13. Л. 1; 1891. Д. 44. Ч. 7. Л. 1–6; 1893. Д. 152. Ч. 11. Л. 1; 1900. Д. 1. Ч. 38. Лит. А. Л. 5, 10 об.
419
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1887. Д. 9. Ч. 39. Л. 5; 1888. Оп. 84. Д. 89. Ч. 32. Л. 3, 5, 7 об., 8; Д. 235. Л. 114–115, 116; 1889. Д. 43. Ч. 29. Л. 6; 1891. Д. 44. Ч. 49. Л. 2–9, 21–22 об.; 1893. Д. 152. Ч. 40. Л. 3 об.; 1894. Д. 152. Ч. 37. Л. 3 об.; 1900. Д. 1. Ч. 14. Лит. А. Л. 1 об.–3; 1899. Д. 3957. Л. 12; 1901. Д. 672. Л. 21; Особый отдел. 1903. Д. 141. Т. 2. Л. 85.
420
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1891. Д. 44. Ч. 26. Л. 1 об.; 1891. Д. 527. Т. 1. Л. 99; 1893. Д. 152. Ч. 7. Л. 2 об.
422
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1897. Д. 1544. Л. 2–3, 6–7, 17–17 об.; 1900. Д. 1. Ч. 42. Лит. А. Л. 3, 11–11 об.; Особый отдел. 1898. Д. 9. Ч. 2. Л. 15–18.
423
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1904. Д. 1. Ч. 6. Лит. А. Л. 2 об.–8; Лит. Б. Л. 11–12; Особый отдел. 1898. Д. 9. Ч. 22. Лит. В. Л. 15, 19, 20–21, 25, 26, 27; 1901. Д. 28. Л. 18.
432
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1901. Д. 933. Л. 2; Особый отдел. 1898. Д. 2. Ч. 3. Л. 18, 19 об.–20 об., 22, 23–24; Лит. Д. Л. 37.
439
ГА РФ. Ф. 102. 3 делопроизводство. 1888. Д. 89. Ч. 19. Л. 10 об.; 1889. Д. 43. Ч. 30. Л. 12; 1891. Д. 44. Ч. 27. Л. 13; 1893. Д. 152. Ч. 35. Л. 18; 1894. Д. 104. Ч. 44. Л. 76; 1901. Д. 933. Л. 2.
