Всему свету голова

Л. А. Гурченко, 2019

Автор уверяет, что на наших глазах произошло буквально следующее: Ленинград захватил Москву и стал создавать дух народа, применяя агрегат – свою конституцию, указы и законы, и говорить молча, про себя, а громко выговаривать только слово «демократия». И возненавидели демократию, как чуму. Цель не стала силой вещей. Поэтому новую книгу Леонида Гурченко открывает научное подтверждение тезиса «Наша матушка Расея всему свету голова» в песне оренбургских казаков «Ишли тучи, ишли хмары» – статья «Центр тяжести поверхности России». Следом – статья «Глобализация по-русски» об удивительном научном прозрении судеб России после 2012 года русского гения конца XIX – первой четверти XX в. В.А. Мошкова и пророчество санаксарских старцев о том же. Интересны по своему решению современные темы в «Дневнике на обратном размахе» и в стихотворных сочинениях третьей части книги. Стихотворения Леонида Гурченко вторгаются и в прозаические тексты, создавая паремийный стиль. Таким образом, книгу можно сравнить с музыкальным инструментом, когда песню играют не на одной струне унылым интеллигентским речитативом, а на всех струнах, по-русски.

Прибавление

Песня и вздохи на тему дня

1.

Трамвай пресыщенно скрипел, как душа сноба.

За стеклом осенний день, твердея медью,

На застроенном горизонте глох от озноба.

И когда вагоны, подхлёстнутые плетью

Нервного звонка, выкатили за поворот,

Улица, уверясь, что я пристальный зритель,

Сетью проводов и сучьев опутала горизонт

И швырнула в гаснущий день копьё сходящихся рельс.

Тёплое зарево заливает дома и свод.

Заливает… день без прекословий и омерзенья

Раздаривал себя, необоримый, всерьёз.

Он был справедлив повсеместно в невинном волненье —

И красиво гибнет, катясь теперь под откос.

Но красота страшна — и звезда крольчихой

Ползёт, отяжелев, дальше от красных полос.

2.

Улица торжествует — месть удалась, вспыхивают,

Пенясь по крышам, неоны, как мыльные пузыри.

Зданья, натрудившись за день, моются лихо

Под душем сиреневой мги. На столбах фонари

Зазвенели мелкими огнями — день опрокинут.

Чем были б они, расхитители тьмы до зари,

Если б гибели дня не ждали? И мстя исполину,

Впиваются в спину, наливаясь жёлтым светом.

Я выпрямился в порыве: вот если б так вот сгинуть! —

И различил у сквера похожую на лето.

Красное с чёрным, мой задумчивый мак — она!

Перекликнулось с ней, в грохоте смертельном,

Моё потрясенье. Она всё поймёт, должна.

Ах, мы с ней заодно!.. да где там! исчезла

Цветком в листопаде. Так в слова ненужные она

Исчезала, невероятная, — двоим было тесно.

Ночь завесила зной непререкаемых чудес,

Тем более — хлынул поворот визгливо железный.

3.

Пассажиры, как придорожный набухший пылью лес,

Притихли под гнётом брезжущих плафонов.

Оглянуть и — одолеть недостоверный интерес.

Но в сердце своём: понятна ль им горечь урона?

Кондуктор мне: сходите — ваша остановка! —

И когда блеснул гулкий промельк вагонов,

Я глянул вверх — какая в небе потасовка!

Крольчатами пушисто сероватой наготы

Звёзды грудились в кучи, тычась в сосцы темноты.

Если хочешь — вздыхай, а хочешь — пляши.

Ведь нет и не было близ ни единой души.

1962 г.