Сквозь огонь

Кэтрин Спэнсер, 2009

После автомобильной аварии из памяти Мейвы выпал целый год. Молодая женщина не помнит, как вышла замуж, однако немедленно влюбляется в своего мужа. Мейве и Дарио Костанцо предстоит пройти через многое, прежде чем они обретут счастье…

Глава 4

Перуцци будет недоволен.

«Отвечайте правдиво, но не говорите больше, чем она спрашивает» — совет хорошего врача. И еще: «Не пытайтесь форсировать события».

В теории все выглядело довольно просто. На деле же пользоваться этим советом оказалось столь же безопасно, как идти по минному полю. Целуя жену, Дарио осознал, что разрушил все те уровни, которые рассчитывал преодолевать не спеша. Он сделал много такого, что могло форсировать события. Ему было тяжело, больно, к тому же он сильно изголодался по женщине, которая прошла бы мимо, если бы столкнулась с ним на улице. Все это выбило его из колеи еще до того, как Мейва начала задавать проницательные вопросы.

Выигрывая время, он поинтересовался:

— Что тебя натолкнуло на мысль, что мы были несчастливы в браке?

— Ты сам так сказал, помнишь?

К сожалению, Дарио помнил. Лучше бы ему хватило здравого смысла подумать, прежде чем говорить, или, если это не удастся, хотя бы держать язык за зубами. Конечно, порядочный кусок выпал из ее памяти, зато мозг работал отлично.

Несмотря на то что сгустились сумерки, взгляд Мейвы, казалось, прожигал темноту.

— Мы были на грани развода, Дарио? — настаивала она.

Были ли они на грани? Только Мейва знала ответ на этот вопрос.

— Нет, — произнес он, придерживаясь исключительно фактов.

По крайней мере, никто не подписывал никаких бумаг, никто не звонил адвокатам, чтобы поделить имущество или добиться прав на опеку.

— Тогда в чем была проблема?

Ломая голову над ответом, который будет правдив, но не породит ненужные вопросы, Дарио осторожно сказал:

— Время от времени в каждом браке бывают тяжелые моменты.

— Но мы были женаты так недолго, — с горечью заметила Мейва.

— У нас тогда все еще был медовый месяц.

Проклятье! Теперь она спросит, где они провели медовый месяц. Перуцци точно не одобрил бы это скоропалительное погружение в прошлое.

— Не думай, что это только твоя вина, — тянул время Дарио. — Поверь, на каждое разочарование приходится тысяча радостей, и одна из них — снова видеть тебя дома.

— Если ты такой заботливый, почему ни разу не навестил меня в больнице?

«Господи, дай мне сил!» Он поднял глаза к небу, взывая о помощи.

— Я навещал тебя, Мейва. Я сидел у твоей кровати после аварии день и ночь. Я молился, чтобы ты осталась жива.

— Но потом ты перестал приходить. Почему?

«Потому что у нас есть сын, который тоже был госпитализирован и тоже нуждался во мне!»

— Для начала я перевел тебя в клинику за пределами Рима, известную своими достижениями в лечении подобных травм. Поняв, что больше ничего не могу сделать для тебя, я сконцентрировался на… другом.

— Ты имеешь в виду, принялся за работу, чтобы отвлечься?

— Да, — соврал Дарио, потому что понимал: правда будет слишком тяжела для нее.

— А когда я вышла из комы? — не успокаивалась Мейва.

— Я тут же хотел прийти к тебе, но врач был категорически против. Тебе было очень далеко до выписки, и он не хотел, чтобы что-то повлияло на твое выздоровление.

— С каких пор общение с мужем мешает выздоровлению?

— Может, с тех пор, как она не помнит его? — сухо предположил Дарио.

— O! Да, конечно, я тоже так думаю.

С божьей помощью и трезво рассуждая, Дарио направил разговор в безопасное русло. И пока Мейва снова не свернула на скользкую дорожку, задавая очередной вопрос, на который он не мог или не должен был отвечать, Дарио сказал:

— Пожалуйста, не обижайся, но тебе следует притормозить. В нашем последнем разговоре Перуцци просил меня не позволять тебе переусердствовать. Если бы он оказался сейчас здесь, я гарантирую, он ужаснулся бы, увидев, что после такого тяжелого дня ты до сих пор не в кровати.

— Существует слишком много того, чего я еще не знаю.

Провожая жену к дому, он решительно проговорил:

— И у тебя впереди масса времени, чтобы узнать все это. Поверь, все, что тебе нужно, — немного отдохнуть. Мы же меньше всего хотим рецидива болезни.

Эти слова подействовали на Мейву магически.

— О господи, конечно! — воскликнула она, и мурашки пробежали по ее телу. — Я этого не выдержу!

— Тогда желаю тебе спокойной ночи.

Оставаясь на безопасном расстоянии, Дарио наклонился и поцеловал ее в щеку. Но даже такой целомудренный поступок невыносимо искушал его. Платье Мейвы нежно нашептывало ему о том, какое гладкое и бархатистое тело скрывается под ним, и этот шепот звучал как приглашение.

Прижавшись к мужу, она сказала, прерывисто дыша:

— Я все вспомню со временем?

— Да.

— Обещаешь?

— Даю тебе слово.

Он высвободился из ее объятий и начал выпроваживать:

— Тебе пора идти. Хорошенько выспись! Увидимся утром!

Мейва посмотрела на него последний раз и ушла. Вздохнув, Дарио направился к бару и плеснул себе изрядную порцию граппы. Алкоголь смочил горло, но не уменьшил охватившего его волнения.

Тому, что Дарио поднялся на вершину карьерной лестницы, он был обязан исключительно здравому смыслу и редкой способности видеть людей насквозь.

Он чувствовал слабость и скрытность собеседника еще до того, как тот успевал открыть рот. А Мейва заставила его ощутить неуверенность.

Ответила ли она на его поцелуй потому, что желание, которое восстало в нем, взяло в плен и ее, или сочла, что, потакая его сексуальным желаниям, сможет искупить ошибки прошлого?

Когда она говорила о верности своим клятвам и он намекнул на ее двуличие, было ли ее смятение искренним или лишь лицемерной маской?

У него не было ответов.

Этой ночью Мейве приснился дом. Только больше это не был ее дом. Кто-то въехал туда, а она стояла у могилы родителей со всеми своими пожитками, распиханными по чемоданам и дорожным сумкам.

— Я уезжаю и никогда не вернусь, — сказала она матери и отцу. — Но вы навсегда останетесь со мной… в моем сердце.

Листья заговорили вместе с порывом ветра:

— Ты не можешь уехать. Ты часть этих краев.

— Я должна, — протестовала Мейва, постепенно различая вдалеке размытый силуэт. — Я нужна ему. Я его слышу…

— Нет.

Ветки начали грубо обвивать ее тело, листья наваливались, не давая дышать, удерживая в плену…

Молодая женщина проснулась, запутавшись в роскошных хлопковых простынях, вся потная. Бешено стучало сердце. Солнечный свет заливал комнату.

Мейва отчаянно пыталась удержать в памяти образы из своего сна, она определенно что-то вспоминала. Закрыв глаза, она попыталась восстановить эти картины, но облака, которые так долго жили в ее разуме, сомкнулись, снова заслоняя все. Может быть, сегодня ночью или завтра…

Кто-то постучал. Вероятно, Дарио. Мейва поднялась и, спотыкаясь, поспешила к двери.

— Минуточку, — попросила она, пытаясь на ходу создать хоть какое-нибудь подобие прически. Когда-то волосы нарочито небрежно ложились ей на плечи. Сейчас же они стали непослушными завитушками.

Вопреки своим надеждам, открыв дверь, Мейва столкнулась с Антонией, которая держала поднос с кофе и тарелкой фруктов, а не с мужем.

Казалось, горничная совсем не удивилась, застав Мейву в ночной рубашке. Она любезно закивала и поставила поднос на стол на террасе. Антония практически не говорила по-английски, а ее итальянский пестрел диалектизмами. Все неясности в речи она компенсировала жестами. Антония кое-как объяснила, что синьор позавтракал несколько часов назад и уехал, однако он присоединится к синьоре за обедом.

Мейва озадаченно посмотрела на часы и с ужасом поняла, что проспала почти все утро. Часы показывали начало одиннадцатого. Отпустив горничную, она налила немного эспрессо в высокую чашку и добавила в нее пенистое горячее молоко. Мейва могла ничего не помнить о своей жизни в этом роскошном укрытии, но она точно знала, что никогда не пила крепкий черный кофе, что, по всей видимости, не забыли и в кухне.

Кофеин рассеял последние остатки сна, она почувствовала прилив энергии. С чашкой в руке Мейва прогуливалась по маленькому саду, время от времени останавливаясь у столика, чтобы угоститься темным виноградом, долькой хурмы или ломтиком персика. Вопросы подстерегали ее на каждом шагу. Куда поехал Дарио? Что означает странный сон? Почему это до сих пор преследует ее? Что еще она узнает сегодня? Как много времени пройдет, прежде чем она вспомнит все?

Палило солнце, но это не сдерживало постоянно дующий с юга ветер. Кусочек суши, выглядывающий из-за горизонта, должно быть, берег Африки, предположила Мейва. На расстоянии вытянутой руки стену оплела виноградная лоза. Слева, в центре другой стены, женщина увидела крепкие, плотно прилегающие к проему ворота. Практически у ее ног, защищенный от ветра стеклянным экраном высотой в человеческий рост, плескался, сверкал и манил своей прохладой бассейн.

Что ж, почему бы не поплавать? Это отвлечет ее от бесконечной вереницы вопросов. И раз уж на то пошло, незачем беспокоиться о бикини, поскольку при ее теперешнем весе плавки слетят с нее, как только она коснется воды. В конце концов, она здесь одна.

Неподалеку Мейва обнаружила тележку, в которой среди прочих мелочей лежала стопка аккуратно сложенных пляжных полотенец. Она взяла одно, положила его на столик у бассейна, затем быстро, боясь передумать, сбросила ночную рубашку и нырнула.

Это было божественно! Словно прохладный атлас заструился по телу. Скользя по водной глади, Мейва пересекла бассейн семь или восемь раз. Потом, запыхавшись, она перевернулась на спину и, лежа на воде, наслаждалась ощущением свободы и хорошим самочувствием.

Но только до тех пор, пока не поняла, что уже не одна. Правда, заметила она это не сразу. Возможно, ее внимание привлек блеск солнцезащитных очков или то, что створка ворот, прежде плотно закрытых, была чуть приоткрыта. А может, просто неприятное покалывание в позвоночнике и неожиданный холодок в воздухе, словно зловещая тень, проскользнув, на секунду загородила солнце. Но как Мейва это почувствовала, честно говоря, не имело никакого значения. Единственное, что было действительно важно, — ее застали абсолютно голой.

Мейва отреагировала мгновенно: нырнула и поплыла к той стороне бассейна, где стоял неожиданный гость. Точнее, гостья. Оказавшись там, она забилась в угол, подтянула колени к животу, а руками прикрыла грудь.

— Поздновато скромничать, моя дорогая, — произнесла незнакомка, снимая очки, чтобы хорошенько рассмотреть Мейву. — Правда, хорошие манеры никогда не были твоей сильной стороной.

— Я… никого не ждала. — Мейва запнулась. После такого унижения она мечтала, чтобы ее смыло из бассейна прямо в море. — Полагаю, мы встречались раньше?

— К сожалению, да, — вздохнула женщина.

— Ясно.

Ясно было одно: не важно, кто эта незнакомка, но она точно не была ее другом.

— Мне жаль, но я не помню вас.

— Что ж, меня уверяли в этом. — Женщина протяжно вздохнула. — Хотела бы я страдать таким же недугом относительно вас. К моей великой скорби, этого не случилось. Я слишком хорошо помню вас.

— И по какой-то причине я вам не очень нравлюсь. Могу ли я узнать — почему?

— Ты не нашего круга. И никогда не станешь своей. Почему мой сын удостоил тебя своим вниманием — за пределами моего понимания.

Эта женщина — ее свекровь?

Мейва находилась в нелепом и унизительном положении, оказавшись абсолютно голой под испепеляющим пристальным взглядом своего врага, и это разбудило в ней давно знакомое чувство отчаяния. Оно обтянуло ее, слово вторая кожа — холодная, липкая, разрушающая душу. В оцепенении она произнесла:

— Не могли бы вы передать мне полотенце?

Женщина одарила ее еще одним гневным взглядом, а затем мыском своей элегантной туфельки пододвинула полотенце. Мейва прикрывалась им, пока вылезала из бассейна, а потом завернулась в него. Скромный наряд, конечно, не шел ни в какое сравнение с элегантным одеянием ее свекрови, но все же это было лучше, чем ничего.

— Извините, что встречаю вас в таком виде, — сказала она, собрав остатки гордости, и осмелилась взглянуть своей собеседнице в глаза. — Чтобы избежать подобных случаев в дальнейшем, не будете ли вы столь любезны предупреждать о своем появлении?

— Или, может быть, в будущем, — перебил ее стальной мужской голос, — ты подождешь приглашения, прежде чем вломиться в мой дом, мама.

О, замечательно! Мало было унижений для одного утра! Теперь и Дарио видит ее полуобнаженное костлявое тело во всем его великолепии.

Однажды Мейва прочитала, что женщины с сильным характером всегда стоят на своем и не пасуют перед трудностями. Она явно не принадлежала к таким женщинам, а потому сбежала.

Грубо схватив мать за локоть, Дарио отвел ее подальше, чтобы их не могли услышать.

— Ты злой, — заявила мать, когда он наконец выпустил ее руку.

— Это не оправдывает тебя, мама, — ответил он взбешенно. — Какого черта ты тут делаешь?

— Уверяю, намерения у меня были самые невинные. Я всего лишь зашла поздороваться.

— Невинные! Как же! Ты всегда что-то замышляешь. Что ты успела ей наговорить?

— Не так много, как мне хотелось бы.

— Ты не имеешь права ничего говорить Мейве! Не смей наводить ее на мысли о прошлом!

— Ну, возможно, я ошиблась в своих суждениях на ее счет. Пожалуй, я дам ей еще один шанс искупить свою вину. Но она!.. Святая Дева Мария, Дарио, она плавала голая в бассейне! Ни капли стыда! Ты представляешь?

Легко! Мейва выглядела как русалка. И если бы он застал ее, то сорвал бы с себя одежду и присоединился к ней. Дарио отвернулся, чтобы скрыть улыбку, пробужденную воображением, и сказал:

— А что в этом плохого?

— Кто-нибудь из прислуги — садовник, горничная — могли увидеть ее. Как ты думаешь, что бы они сделали?

— То, что должна была сделать и ты, мама. Уйти. Настолько быстро и осторожно, насколько это возможно.

Селеста изящной рукой пригладила волосы:

— Что ж, пока мне не захочется увидеть это зрелище еще раз, я ее не побеспокою.

— Конечно, не побеспокоишь, — заверил ее сын, усаживая в машину. — Более того, я сожалею, что мне приходится идти на крайние меры, но до тех пор, пока сложная ситуация касательно моей жены не разрешится, ты будешь держаться подальше от моего дома.

Мать опустила стекло и с укором посмотрела на Дарио:

— Я поняла.

— Точно? — В нем снова закипела злоба. — Ты представляешь, как ей может навредить твое вмешательство? Если ты расскажешь ей о Себастьяне, последствия могут быть ужасными.

— По мне, так я никогда не рассказывала бы ей о Себастьяне. Если бы это зависело от меня, она бы уже собирала чемоданы, так и не узнав, что родила тебе сына.

Дарио задрожал от гнева:

— Именно поэтому ты будешь держаться как можно дальше от Мейвы, пока к ней не вернется память.

— А ты, Дарио? Сможешь ли ты держаться подальше от нее? Или еще раз падешь жертвой ее дешевого лживого шарма и позволишь бросить себя во второй раз?

Машина синьоры Костанцо сорвалась с места так быстро, что мелкие камушки полетели из-под колес. Ей было больно оттого, что сын вел себя грубо, и Дарио это понимал. Ему хотелось бы, чтобы все обстояло иначе. Но он не позволит матери разрушить его брак, поэтому в ближайшее время никакой перемены в отношениях с ней ожидать не приходится.

* * *

Мейвы нигде не было видно. Когда Дарио постучался, она не ответила. Наконец он обнаружил ее на террасе. Мейва ожидала его к ланчу. Точнее сказать, она застыла в нерешительности. В длинном платье разных оттенков розового молодая женщина походила на изящную бабочку, порывающуюся взлететь.

— Милый наряд, — заметил Дарио, пытаясь разрядить атмосферу, — хотя в полотенце ты мне тоже понравилась.

Мейва покраснела:

— Прости меня, Дарио.

— За что? Это мою мать здесь никто не ждал, а не тебя.

— Все равно, мне хотелось бы произвести на нее хорошее впечатление. А так, мне кажется, я только усугубила ситуацию. Почему твоя мать не любит меня?

— Ты вышла за меня замуж, — заметил он, наливая аперитив. — Итальянские матери всегда тяжело принимают невесток. Она поменяет свое отношение, когда получше узнает тебя.

— Может быть, когда у нас появятся дети?

Дарио подавился вином.

— Возможно, — ответил он, как только смог опять сделать вздох. — И мы займемся этим, когда ты придешь в себя.

— Возможно. — Мейва покусала губы. — Я много размышляла со вчерашнего вечера.

По его мнению, она размышляла слишком много, но если бы он сказал ей об этом, она вряд ли остановилась бы.

— О чем? — поинтересовался Дарио.

— Ты упомянул, что управляешь семейным бизнесом в Северной Америке. И в Канаде тоже?

— Да, — согласился он, чувствуя себя не в своей тарелке. Ему не нравилось, какой оборот принимает этот разговор.

— Ты когда-нибудь бывал в Ванкувере? Мы там познакомились?

— Я бывал в Ванкувере, но познакомились мы в другом месте.

— Где?

Дарио колебался. Они провели вместе всего десять минут, а ему уже приходится обдумывать каждое слово.

— Ты отдыхала в Италии.

— Одна?

— Нет, с подружкой.

— Где именно?

— В Портофино.

— Ты тоже там отдыхал?

— Можно и так сказать. Я держу там свою яхту и частенько провожу время летом.

Пьянствуя с друзьями всю ночь напролет. Но ей не стоит знать об этом.

— Мы познакомились у тебя на яхте? Приятная картинка. И что я там делала?

— Там — ничего. Мы встретились в казино. У рулетки. — Он ухмыльнулся, наблюдая за тем, как скептическое выражение ее лица меняется и становится заинтересованным.

— Да? Это мне еще сложнее представить. Я никогда не была азартной.

В ту ночь Мейва тоже не была увлечена игрой, иначе Дарио не смог бы соблазнить ее и угостить изрядной порцией шампанского, чтобы ослабить сопротивление. Тогда он был распутником и не сомневался, что такой малышке стоит подарить незабываемую ночь. Он даже предположить не мог, что Мейва привяжет его к себе на всю жизнь.