Дочь викария

Кэтрин Коултер, 2001

Жестокосердный кузен, сам того не желая, разбил сердце юной Мегги Шербрук, с детства в него влюбленной, но так и не дождавшейся ответного чувства. Что остается? Поплакать о загубленной жизни – и уехать в далекий ирландский замок со скоропалительно избранным супругом, загадочным Томасом Малкомом… Но… Томас знает о женщинах гораздо больше, чем Мегги может себе представить. И теперь, когда этот мужчина с пылким сердцем повстречал женщину своей мечты, он не остановится ни перед чем, чтобы зажечь в ней пожар ответной страсти!

Глава 5

Март 1824 года

Гленклоуз-он-Роуэн

Мегги Шербрук вышла из церкви вслед за мачехой, Мэри Роуз Шербрук. Слева шагал Алек, справа — Рори, державшийся за ее руку. Она немного оттащила брата назад, чтобы занять место рядом с викарием, прощавшимся с каждым прихожанином. Лицо Рори, слава Богу, цвело здоровым румянцем. Вот только ладошка была липкой.

Для городка настали трудные времена. За последнюю неделю трое детей умерли от лихорадки неизвестного происхождения. Похороны состоялись одновременно, три дня назад. Сегодня, в воскресное утро, лица всех родителей были омрачены тревогой. Они пришли в церковь потому, что нуждались в ободрении. Проповедь отца была одновременно трогательной и рассудительной и даровала каждому некоторое утешение и спокойствие, в которых отчаянно нуждались люди.

— Я знаю, — начал он низким звучным голосом, — что все вы боитесь за своих детей. Я сам усердно молился Господу и просил пощадить моих мальчиков. И Господь послал мне озарение. Я понял, что он наделил меня разумом и здравым смыслом, а также решимостью перенести все невзгоды. Но я, как и вы, хочу уберечь своих детей — вполне естественное желание любого родителя. Поэтому и побеседовал с доктором Дрейфусом. Он считает, что все мы должны быть начеку, потому что лихорадка может разразиться снова, и просит всю следующую неделю не выпускать ребятишек из дома и держать их в тепле. Вероятно, им скоро наскучит сидеть взаперти, а вам захочется удушить их за проказы, но придется потерпеть.

Среди прихожан пронесся смешок, и викарий едва заметно улыбнулся.

— Кроме того, нам необходимо молиться и надеяться, что принятых мер будет достаточно. Создатель дал нам силы, мужество и способность при необходимости перетерпеть страдания, болезнь и даже смерть. Все мы в этом не одиноки. С сегодняшнего дня доктор Дрейфус начнет посещать каждый дом, где будет осматривать детей. Мы выживем и забудем страшные дни.

Прихожане, тихо переговариваясь, проходили мимо стоявших в ряд викария и его семьи, которые пожимали руку каждому и гладили детей по головкам.

Лео несколько дней назад вернулся из Оксфорда навестить родных впервые за два месяца. Он был по-прежнему помешан на лошадях и собирался поехать на племенную ферму к Джереми учиться разведению породистых рысаков. Правда, Джереми писал, что ситуация несколько необычная, поскольку он сам пока еще ходит в учениках. Лео сообщил также, что Шарлотта, жена Джереми, ожидает наследника.

Мегги ничего на это не ответила и ничем не выразила своего отношения к планам брата. Впрочем, Лео и не спрашивал ее мнения.

Что же до Макса Шербрука, ревностного латиниста, который наконец превзошел мачеху в знании латыни, он объявил, что желает, как и отец, принять сан. Правда, сам Тайсон считал, что между ним и сыном есть большая разница. Макс так и лучился весельем и приносил с собой смех, совсем, как его дядя Райдер, — чудесное свойство, обретенное Тайсоном только после того, как он встретил Мэри Роуз. Он был очень доволен решением сына, зная, что тот вселит свет и радость в души паствы.

Услышав незнакомый голос, Мегги невольно вскинула глаза и обнаружила, что перед ней стоит человек, которого она раньше не встречала. Довольно молодой, лет двадцати пяти, очень высокий, совсем как дядя Дуглас, темноволосый и смуглый, как разбойник ночью: черные как смоль волосы и такие же глаза. Сразу понятно, что он немало времени провел в открытом море.

Кроме того, он выше и темнее Джереми, чья жена ждет ребенка… нет, нет, скорее убрать подальше этот комок боли…

Рори дернул ее за юбку. Опустив голову, она увидела, что он крепко сжимает остатки лакричной палочки, которую Мэри Роуз дала ему, чтобы сидел тихо во время отцовской проповеди. И хотя мать всегда наставляла сына держать лакомства в правой руке, на этот раз палочка перекочевала в левую, а на красивом новом платье расплылось безобразное пятно.

— О нет, Рори, только погляди, что ты наделал! Как ты мог?!

Рори покачал головой. Большие глаза наполнились слезами.

Прошептав, что сам не знает, как это вышло, он принялся энергично сосать пальцы. Мегги только головой качала. Она уже собиралась было идти дальше, когда малыш жалостно всхлипнул.

— Прости, Мегги, — попросил он и, поднеся ко рту ее юбку, попытался слизать пятно. Тут Мегги не выдержала. Раздражение мигом улетучилось. Разразившись смехом, она подхватила Рори на руки.

— Ах ты, мое маленькое солнышко, ну разве могу я сердиться на такого умника?

— Я все спрашиваю себя, — задумчиво произнес незнакомец, глядя прямо на нее, — обнимала ли меня вот так моя мать. И приговаривала ли при этом, что я ее маленькое солнышко и умник. Не знаю почему, но сильно в этом сомневаюсь.

Мегги, все еще смеясь, обернулась:

— Я не его мать, и только это обстоятельство спасает милую крошку от порки.

— Лорд Ланкастер, — весело вмешался Тайсон, — это моя дочь Мегги и один из моих сыновей, Рори. Лакрица помогает удержать его от проказ во время службы. Но иногда он забывается, и вот вам результат. Мегги, дорогая, это лорд Ланкастер. Он только что вернулся в Англию, чтобы войти в права наследования.

— Вот как? Лорд Ланкастер… до чего странно это звучит, — призналась Мегги. — Ваш отец был старым человеком, и к концу жизни почти совсем оглох. Мне очень жаль, что он умер, милорд.

Немного помолчав, она крепче обняла Рори и добавила:

— Однако он умер месяцев семь назад, и вас не было на похоронах.

— Совершенно верно.

И никаких объяснений, потому что это не ее дело.

Мегги тихонько вздохнула. Как умело он поставил ее на место! Но все равно во всем этом есть нечто загадочное. Она никогда не слышала, чтобы прежний лорд Ланкастер упоминал о сыне, хотя слуги иногда поговаривали о наследнике. Во всяком случае, при ней новый лорд Ланкастер ни разу не появлялся в Боуден-Клоуз. Неприятно, что в семьях подчас случаются подобные вещи.

— Добро пожаловать домой, милорд, — рассеянно кивнула она и понесла Рори домой. Мэри Роуз шла рядом, на ходу вытирая ручонки сына платком, смоченным водой из того колодца, что находился на краю кладбища. Когда старый лорд Ланкастер покинул этот свет в результате, если верить доктору Дрейфусу, сердечного приступа, Мегги почти не горевала о нем. Но она — человек посторонний. А вот почему сыну не было никакого дела до отца?

Она снова вспомнила о Рори, игравшем с матерью в прятки: малыш выглядывал из-за растопыренных, теперь уже чистых пальчиков и заливисто хохотал. Случайно оглянувшись, Мегги заметила, что лорд Ланкастер стоит на прежнем месте, сложив руки на груди и глядя ей вслед.

Мегги опять подумала о том, как он высок и темен. Темнее безлунной ночи. В его лице есть нечто зловещее. Он словно ухитрился видеть всех и каждого, оставаясь при этом в тени… нет, что-то в последнее время ее одолевают фантазии: не слишком привлекательное качество для дамы, которой предстоит стать деревенской старой девой.

Во второй раз Мегги увидела Томаса Малкома, лорда Ланкастера, только в следующую пятницу вечером, когда Стрепторпы устраивали небольшое музыкальное суаре^[3], да-да, именно так это слово произносилось на французский лад самой миссис Стрепторп, несмотря на презрительное фырканье супруга.

Миссис Стрепторп, ставшая куда разговорчивее, с тех пор как ее дочь Гленда вышла замуж и уехала к мужу, немедленно отвела в сторону Мэри Роуз и Мегги и, буквально раздуваясь от гордости, выпалила:

— Он не принимает никаких приглашений! Миссис Биттли уверяла, что он настоящий отшельник, да-да, возможно, потому что стыдится своего поведения. Подумать только, за двадцать лет ни разу не навестить своего дорогого папочку! Кое-кто из соседей помнит маленького мальчика и леди Ланкастер, но оба очень быстро уехали.

Вспомнив, что в доме полно гостей, она поспешно понизила голос.

— Говорят, что лорд развелся с женой. Что вы об этом думаете? Но теперь этот прекрасный молодой человек, и граф к тому же, все-таки согласился приехать, потому что, как я сказала мистеру Стрепторпу, против моей мольбы устоять невозможно! Я послала ему записку, написанную ужасно высоким слогом, и он в ответ прислал мне столь же благовоспитанное послание… кстати, у него изумительный почерк, уж кому судить, как не мне, — и теперь он вот-вот приедет, можете себе представить? Да-да, мне удалось его заполучить. Он так красив и, очевидно, весьма горд! Нет, поймите меня правильно, он ничуть не высокомерен, просто знает, чего стоит, и хочет, чтобы другие тоже это знали. Да, он приедет, и это все благодаря моему прекрасно изложенному приглашению и моей блестящей мысли устроить музыкальное суаре. Джентльмена его происхождения и воспитания привлекают только изысканные события, и этот вечер как нельзя лучше подходит его вкусам. Представляете, я привезла сопрано из самого Бата: в последний раз она выступала в великолепном городском доме лорда Лейвера на Ройял-Кресент и безупречно брала верхнее до. Какая жалость, что Гленда замужем и так далеко отсюда, и притом нашла себе всего лишь виконта, просто невыносимо, не могла уж подождать, тем более что нашего дорогого преподобного Шербрука увела у нее из-под носа драгоценная Мэри Роуз, но ничего не попишешь. Разумеется, она не могла дождаться лорда Ланкастера, поскольку тот почти ей ровесник, ибо если дама, достигнув столь зрелого возраста, еще не замужем, значит, у нее серьезные проблемы либо с лицом, либо с кошельком ее папаши.

После этой тирады миссис Стрепторп наконец-то смогла набрать в грудь воздуха, что давно бы следовало сделать, но как-то не хватило времени, и решительно расправила фиолетовые атласные юбки и промаршировала к чаше с пуншем, спеша уберечь остатки от своего супруга, толстого джентльмена с тремя подбородками, любителя выпить все, что было в доме, и мирно задремать в кресле.

— Вечно гостей расстраивает, — говаривала миссис Стрепторп.

— Поразительная особа, — покачала головой Мегги, глядя вслед хозяйке, но тут же хихикнула. — Не поверишь, Мэри Роуз, но она ухитрилась одним махом выговорить едва ли не целую книжную главу, причем совершенно не заботясь о знаках препинания. Помнишь, как вы с отцом только поженились и он решил нанести визит Стрепторпам?

Мэри Роуз передернуло.

— И Гленда приказала ему отвести ее в оранжерею, эту омерзительно душную, пахучую комнату, и потребовала объяснить, как случилось, что он женился на тебе, а не на ней?

— Мне хотелось танцевать на ее свадьбе, — усмехнулась Мэри Роуз. — Слава Богу, она никогда больше не станет посылать томные взгляды в сторону твоего отца. Знаешь, ведь у нее уже трое детей.

— В жизни все бывает, — лукаво ухмыльнулась Мегги. — Не забывай, что вы с папой подарили мне Алека и Рори!

Вот и Джереми скоро станет отцом. Только не ее ребенка. Нет, она не будет думать об этом. Ни за что не будет!

— А кажется, знаменитое суаре начинается. Смотри, вон твой несчастный отец, захваченный в плен сквайром Биттли, чьей жене так и не удалось залучить его сиятельство на свой изысканный ужин на прошлой неделе.

— Умный человек! — восхитилась Мегги. — Ну а миссис Биттли, эта старая бой-баба, кажется, наконец опомнилась и не делает никаких откровенных выпадов в отношении тебя!

— Да, и по большей части вполне вежлива в отличие от моей драгоценной свекрови, твоей благословенной бабушки, которая до сих пор без обиняков и во всеуслышание заявляет Тайсону, что тот имел глупость жениться на дикарке с вульгарным цветом волос. А потом многозначительно смотрит в сторону Алека, который, на свою беду, тоже родился рыжим.

Все еще улыбаясь, Мэри Роуз легонько коснулась рукава мужа. Тайсон немедленно обернулся и взял руку жены.

Мегги села рядом с мачехой на стул в проходе. Ей становилось дурно, когда певица набирала в грудь воздуха, чтобы взять верхнее до. Про себя она решила, что, если высокие ноты окончательно доведут ее до полуобморочного состояния, придется выскользнуть из комнаты и погулять в саду.

После шестого верхнего до, едва не разорвавшего барабанные перепонки и вызвавшего судороги в ногах, она все-таки не выдержала и улизнула. Прекрасно зная дом Стрепторпов, Мегги направилась прямо в оранжерею, гордость и радость хозяина, единственное помещение, которого так старательно избегали посторонние из-за невероятно удушливой атмосферы и резких цветочных ароматов. Но Мегги сообразила, что к этому времени в саду уже, должно быть, полно людей. И страшно растерялась, когда за спиной раздался мужской голос:

— Насколько я полагаю, это и есть ваше убежище?

Мегги повернулась так быстро, что едва не запуталась в подоле, и едва успела схватиться за стебель розы, чтобы не упасть, но тут же взвизгнула, наткнувшись на шип.

— Как изысканно вы выражаетесь, милорд! О Господи, я уколола палец!

— Сопрано и меня ухитрилась изгнать, — пожаловался он. — Простите, если напугал вас. Дайте-ка осмотреть рану.

Лорд Ланкастер вытащил из кармана белый платок, но не отдал ей. Вместо этого он поднес к глазам ее руку, увидел большую, угрожающе набухшую багровую каплю, и не успела Мегги опомниться, как он сунул ее палец в рот и слизнул кровь.

Мегги не шевельнулась. Не вздохнула.

Как все это странно. И непривычно. Не плохо. Только ничего подобного ей еще не доводилось испытать.

Она, по-прежнему молча, уставилась на него, но он деловито обмотал платком ее палец и прижал рану. И хотя она была очень высока для женщины, все равно приходилось запрокидывать голову. Действительно ли он так красив, как утверждает миссис Стрепторп? Возможно… но все дело в том, что он не Джереми…

— Я читала, что вампиры сосут кровь, — сообщила она, слегка нахмурясь. — Обычно в тех романах, которые я читала, они ровно в полночь вонзают клыки в шею жертвы, и потом начинаются самые драматические события.

Граф рассмеялся теплым, глубоким смехом, показавшимся ей таким же бархатно-черным, как его смоляные волосы.

— Да, я тоже читал о вампирах. Однако поскольку днем вы видели меня в церкви, значит, понятно, что таковым я быть не могу. — И, широко улыбнувшись, добавил: — Смотрите, и клыков тоже нет. Надеюсь, вы успокоились. Извините, если я появился не вовремя, мисс Шербрук.

Чудесные белые зубы, совсем как у Джереми. Да когда же она перестанет о нем думать?!

Мегги расстроенно покачала головой.

— Ничего, со мной все в порядке. Я геройски держалась, пока последнее до едва не сшибло меня со стула.

— Мне говорили, что столь впечатляющие легкие сейчас в большой моде.

— Где?

Он снова рассмеялся, но тут же смолк, словно удивляясь собственной беспечности.

— А знаете, я не вполне уверен, где именно! Последние пять лет я почти не бывал в Англии. Думаю, что подобные представления прославляются всеми лондонскими дурачками.

— Я провела в Лондоне всего один сезон, милорд. И насколько успела заметить, там не так много истинных почитателей итальянских сопрано. По моим наблюдениям, большинство людей на таких вечерах достаточно вежливы, чтобы хранить стоическое молчание. Но миссис Стрепторп пребывала в полной уверенности, что музыкальное суаре — именно та приманка, на которую вы непременно клюнете и, уж разумеется, не устоите против ее изящного слога. И поэтому она ужасно собой довольна.

— Господи Боже. Впрочем, я действительно хотел посетить суаре.

— Надеюсь, не из-за визгливого сопрано?

— Нет. Музыка тут вообще ни при чем.

Мегги вопрошающе подняла брови.

— Меня зовут Томас Малком.

Брови оставались в том же положении.

Томас невольно рассмеялся. Похоже, он ни в малейшей степени ее не интересует!

Томас без тени тщеславия констатировал, что это первая женщина, абсолютно равнодушная к нему, с тех пор как он стал мужчиной. Просто возмутительно!

Так, значит, его самолюбие все-таки уязвлено?

Ему хотелось посмеяться над собой.

— Ладно, я приехал, чтобы познакомиться с соседями, людьми, знавшими моего отца.

— Я Мегги Шербрук, — выдавила она наконец, снова вскидывая левую бровь. — И вы говорите неправду, милорд. Рискуя оскорбить вас, я все же скажу, что вам совершенно безразличны все, вместе взятые, обитатели Гленклоуз-он-Роуэн.

— Мегги? Прекрасное имя. Но вы ошибаетесь.

— Сокращенное от Маргарет. Правда, слава тебе Господи, никто никогда не называл меня Маргарет. Самое подходящее имя для матери-настоятельницы. Я бы предпочла что-нибудь экзотическое, вроде Мейгрет, но этому не суждено было сбыться. Кстати, не думаю, что ошибаюсь. Если же я ошиблась, значит, оскорбила вас и прошу за это прощения.

— Вы действительно настоящая Мегги и ни в коем случае не Маргарет. Принимаю ваши извинения, ибо они вполне заслужены. Насколько я понял, вы тренируете кошек для бегов?

— Да.

Мегги заметила стакан, стоявший рядом с орхидеей, которую, похоже, чересчур часто поливали. Листья орхидеи неожиданно затрепетали: возможно, сопрано взяла еще несколько высоких нот.

— Мало того, мой брат Алек — кошачий шептун.

— Никогда не слышал о кошачьих шептунах.

— Такое бывает крайне редко, и все считают, что Алек наделен необычайным талантом. Правда, пока неизвестно, сохранится ли этот талант в зрелом возрасте. Но даже когда он делал первые шаги, кошки нашего питомника собирались вокруг него, готовые сидеть часами и слушать, что он говорит. Нужно, правда, заметить, что он не умолкал ни на минуту. Сейчас он помогает моему брату Лео тренировать нашу пятнистую кошку Клеопатру. Без него ее прыжки вряд ли улучшатся. Алек считает, что ей необходим соответствующий стимул. Как кошачий шептун, он лучше других может определить, чего она хочет, и, если только возможно, дает ей это.

— Хотелось бы видеть его в действии. Сколько ему лет?

— Уже семь.

— Кошачьи бега — поразительная вещь, почти не известная за пределами Англии. Некоторые французские поклонники этого спорта попытались познакомить с ним своих соотечественников, но французы чересчур эмоциональны и несдержанны, поэтому кошки никак не могли взять в толк, чего от них ожидают.

Мегги рассмеялась и многозначительно пожала плечами, словно желая сказать: французы, что с них возьмешь?

Томас снова улыбнулся.

— На беговом треке Макколти, — пояснила она, — все кошки в мгновение ока сбежали бы от владельцев, позови их только Алек. Он должен вести себя крайне осторожно, чтобы ненароком не сманить их.

— Когда же проходят бега? Сейчас наверняка слишком холодно.

— Они снова начнутся в апреле и будут продолжаться до конца октября.

— И вы тренер.

— Да, и уже довольно давно. Можете называть меня боссом.

— То есть именно вы принимаете окончательные решения, указываете, какие методики наиболее эффективны и тому подобное? Главный тренер?

— Мне нравится это определение. Обязательно сообщу братьям свой новый титул. Просто «главный». «Тренер» можно опустить. Потребую, чтобы они называли меня именно так, иначе горько пожалеют!

У Томаса сделался крайне заинтересованный вид, поэтому Мегги добавила:

— Собственно говоря, я провела целое лето в питомнике лорда Маунтвейла, обучаясь у самих братьев Харкер. — Она заговорщически понизила голос: — Это те самые, которые разработали методику летящего пера.

— Я слышал о братьях Харкер. Кажется, это они обладают особой интуицией, когда речь идет выборе будущего чемпиона. А что это за методика летящего пера?

— Скрученные перья привязываются к концу трехфутовой палки, которой потом начинают размахивать по часовой стрелке на расстоянии не менее шести футов. Очевидно, это производит на кошек нечто вроде гипнотического воздействия. О Господи, зачем я проболталась? Все это следует держать в секрете! Мне посоветовали попробовать метод, когда появится подходящий кандидат! О, прислушайтесь, кажется, стало тихо. Хороший знак! — воскликнула Мегги, показывая на орхидею. — Ее листья больше не трепещут от вибраций ее голоса!

Томас снова расхохотался. Он не помнил, когда еще так веселился в присутствии постороннего человека. До сих пор жизнь его не баловала.

А Мегги посчитала, что Томас смеется не когда хочется, а когда считает нужным, и, значит, он человек хладнокровный и расчетливый. Поэтому пристально наблюдала за Томасом, когда тот заметил:

— Видите ли, это я поставил стакан возле орхидеи, чтобы точно знать, когда можно без опаски вернуться в гостиную. Даже сейчас он не подрагивает. Значит, пора. Но сначала давайте посмотрим, прекратилось ли кровотечение.

Он развернул платок и поднял ее руку.

— Да, все в порядке.

— Спасибо, милорд. Может, я не слишком разбираюсь в тонкостях светской жизни, но все же до этой минуты никто и никогда не высасывал мою кровь. Или лизал палец.

Желудок Томаса судорожно сжался. Похоть. Это была похоть, поразившая его мгновенно. Он присмотрелся к Мегги, увидел, что она не понимает дразнящего обещания, содержавшегося в ее бесхитростных словах, не ведает, что они сулят, по крайней мере на первый взгляд, умение, доставляющее немало удовольствий мужчинам. Нет, она просто слишком откровенна, эта дочь викария, которой только недавно исполнилось девятнадцать.

— Никто? — медленно протянул он. — Значит, я расширил ваш кругозор.

— Мой отец будет беспокоиться, куда я пропала, — резко бросила она, направляясь к выходу. — Но мне было приятно разделить с вами убежище.

Она хочет покинуть его? Вот так просто взять и покинуть? Еще один удар по самолюбию!

— Мисс Шербрук, минуту, пожалуйста! Не хотите покататься со мной завтра утром?

Этим он на секунду привлек внимание девушки. Правда, она не колеблясь учтиво ответила:

— Благодарю за приглашение, милорд, но нет. Я не хочу кататься с вами завтра утром.

Ему словно дали пощечину. Отказать самому графу?! Ей захотелось рассмеяться при виде столь явно оскорбленного мужского тщеславия, но она не рассмеялась. Скорее бы выбраться отсюда!

Только сейчас Мегги сообразила, что ей не следовало оставаться с ним наедине. Очевидно, у него сложилось неверное представление о ней. Она не желает знаков внимания ни от него, ни от любого другого мужчины. И она не была бы сейчас с ним, если бы все сложилось иначе… не важно. Главное, что она ошиблась.

Он отчетливо ощутил ее отчужденность. Ощутил, но не понял причин. Она была так чистосердечна, так естественна. И внезапно превратилась в холодную, неприветливую особу.

Но Томас, несмотря на ее полнейшее безразличие, все же продолжал упорствовать:

— Мой управитель, очень старый человек, пальцы которого трясутся при перемене погоды к худшему, утверждает, что завтрашнее утро выдастся необычайно теплым. Идеальная возможность для прогулки верхом.

— Мистер Хенгис известен своими предсказаниями погоды в здешних местах. Уж не знаю насчет трясущихся пальцев, но надеюсь, утро будет солнечным и вы прекрасно проведете время. А меня увольте, милорд. К тому же мне нужно идти.

Она снова повернулась.

— Значит, вы в восторге от своего первого лондонского сезона? Намереваетесь в апреле вернуться в столицу?

— Нет, — бросила она, не оборачиваясь. Чувствуя, как на нее волнами накатывают его досада и раздражение… и что-то еще. Почему ему так необходимо ее общество? Странно и непонятно. — Прощайте, милорд.

— Меня зовут Томас.

Мегги была готова поклясться, что расслышала произнесенное себе под нос «черти бы тебя побрали».

— Да, — кивнула она. — Я знаю.

И с этим оставила оранжерею Стрепторпов с ее пьянящими запахами и одуряющей жарой.

Томас остался на месте, провожая взглядом быстро удалявшуюся девушку. Чудесные волосы, каштановые, с вкрапленными светлыми прядями различных оттенков, от совсем белого до русого, точно такие же, как у викария. И глаза тоже его, светло-голубые.

Томас вздохнул и последовал за девушкой. По правде говоря, его немного подташнивало от назойливых цветочных ароматов.

В большом холле толпились гости, но Мегги Шербрук среди них не было. Будь она проклята! В конце концов, он не тролль и не вампир. Что это с ней такое?

Он держался крайне вежливо и очаровал всех присутствующих, перед тем как распрощаться.

Может, она не ездит верхом? Да, наверное, и просто стыдится признаться в этом. Нужно придумать что-то еще. Ей уже девятнадцать. В ее возрасте давно уже следует подумать о замужестве. Собственно говоря, она почти старая дева. А ведь он молод, богат, здоров и даже имеет титул. Чего еще может желать девушка?

Господи Боже, ко всему прочему она еще и дочь викария.

И к тому же дрессирует кошек.

Примечания

3

Званый вечер (фр.).