Карантин

Кэти Чикателли-Куц, 2017

В летевшем из Доминиканской Республики самолете обнаружены двое подростков с подозрением на тропический мононуклеоз – новый смертельно опасный штамм известного вируса. Теперь Оливеру и Флоре предстоит пережить не только общий тридцатидневный карантин в одной больничной палате, но и сумасшедшую популярность в соцсетях. Последнее помогает Оливеру привлечь внимание Келси – девушки, в которую он давно влюблен. Время идет, и Оливера и Флору тянет друг к другу все сильнее. И хотя они изолированы от всего мира, им все же не хватает возможности по-настоящему остаться наедине, чтобы наконец-то разобраться в своих чувствах.

17. Оливер

Сижу на своей половине палаты, слышу тяжелый вздох с половины Флоры, и тут, конечно же, снова звонит мама.

Моя очередь издавать тяжелые вздохи.

— Да, мам, — резко отвечаю я.

— Оливер, вынести не могу этой разлуки. Я так переживаю, что ты болен. Ты ведь не болен, да? Прошу, скажи мне, что ты не болен. Твой папа никогда не болел, а потом пошел на работу и умер за столом, а я так и не попрощалась с ним, — она всхлипывает.

Хотелось бы напомнить матери, что они с отцом были в разводе, когда он умер, и никто из нас годами не вспоминал о нем. Но молчу. Еще хотелось бы напомнить Флоре, что она — причина, по которой я оказался в больнице, застряв на карантине, но по-прежнему молчу. Вместо этого жду, когда мама перестанет плакать. И так всегда: она постоянно плачет, я постоянно жду.

— Я велела врачам, чтоб они заботились о тебе наилучшим образом. Знаю, какой ты хрупкий.

— Хрупкий? Спасибо большое, мам.

— О, дорогой. После всего, через что мы прошли, быть хрупким — нормально.

Все, через что мы прошли, — это известие о смерти человека, которого мы уже едва знали. Но я не в настроении указывать ей на это, да и на что бы то ни было. Просто хочу покончить уже с телефонным звонком.

— Ну, мам, мне, наверное, лучше больше отдыхать и не тратить силы на разговоры, чтобы оставаться здоровым. — Я город тем, как быстро нашел повод прервать беседу.

— Ладно, — неуверенно отвечает она. — Звони мне по возможности чаще.

— Да, конечно.

— Я люблю тебя, Оливер, — она снова плачет. — И буду в Майами уже завтра!

— Я тоже люблю тебя, мам.

Повесив трубку, вижу сообщение от Келси. При виде ее имени на экране телефона чувствую себя виноватым. Лучше бы врач не говорил моей маме о поцелуе Флоры. Теперь, когда она знает, ни за что уже об этом не забудет. Я тоже никак не смогу стереть это из памяти, как бы мне этого ни хотелось. Я же этого хочу? Конечно, хочу. Качая головой, читаю сообщение от Келси:

«Видел мой пост на “Фейсбуке”?».

Впервые с прошлого вечера открываю «Фейсбук». Одно за другим всплывают оповещения, и вижу, что Келси отметила меня в посте:

«Молимся об Оливере на карантине!».

Сначала чувствую возбуждение. Хочется как-то отметить это мгновение, сохранить пост, чтобы еще раз посмотреть его позже. Останавливаюсь на самом простом варианте — делаю скриншот. Но затем смотрю на комментарии: большинство — от людей, которых не знаю, некоторые — от тех, с кем я едва знаком.

«Надеюсь, тебе лучше» — от девушки из моего языкового класса.

«Как страшно. Надеюсь, ты в порядке!» — от парня из класса по химии.

«А разве в прошлом году он не перевелся в другую школу?» — от Клейтона Кроула, чей шкафчик находится через два от моего и которого вижу почти каждый день.

Прокручиваю комменты, вижу еще несколько «поправляйся».

А затем: «Разве моно — это не болезнь поцелуев? Кто его поцеловал?» — от Блейна Роберта. Мы были друзьями в младших классах, вместе играли в «Звездные войны». Дружба кончилась, когда он начал набирать популярность. Открываю сообщения и пишу Келси: «Спасибо!» — хотя понятия не имею, почему благодарю ее за то, что она заставила меня почувствовать себя дерьмом.