Брошенная семья. Путь к счастью

Кэти Свит

— Вот твои вещи, — муж выставляет чемодан на лестничную клетку. — Убирайся! У меня теперь другая! Ты мне не нужна! — Что? — я не понимаю. — Куда я пойду? Я же только что родила! У тебя есть дочь! Ты забыл? Или заотмечался так сильно? — все еще надеюсь, что это какая—то странная шутка. — Ты родила бракованного ребенка, — он заявляет категорично. — Такой мне не нужен! Убирайся вон! — Дорогой, — из-за плеча моего мужа выглядывает… моя лучшая подруга в тонком полупрозрачном халатике. — Что ты с ней церемонишься? Закрой дверь, пойдем!

Глава 5. Миша

— Саныч, проснись! — раздается в динамике голос дежурного реаниматолога. — Возвращайся в отделение!

— Ты издеваешься? — сажусь на кровать, с трудом продирая глаза. Смотрю на стоящий на прикроватной тумбочке будильник. — Десять утра! Я только с дежурства вернулся.

Сегодня была очень тяжелая ночь. Собственно, как всегда, когда я на дежурстве. Словно вселенная знает, что самые сложные случаи нужно везти именно ко мне.

Три экстренных операции, пять новорожденных в реанимации. За каждым нужно проследить, проверить показатели, назначить анализы.

Просто трындец!

Еле до дома дополз. Зашел в квартиру, покормил кота, и в чем был, так и завалился на кровать. Тут же отключился.

— К нам везут новорожденного, — продолжает Петрович. Он знает, что я все равно слушаю. — Атрезия ануса и прямой кишки без свища, атрезия пищевода, подозрение на пузырно-мочеточниковый рефлюкс, — сыплет диагнозами. — С момента рождения прошло тридцать часов.

— Сколько?! — не верю своим ушам. Глаза раскрываются сами, остатки сна моментально улетучиваются.

— Тридцать, — повторяет. Петрович так же, как и я, прекрасно понимает, что у малыша осталось на жизнь восемнадцать часов.

Твою мать! Неонатологии совсем охренели?! Как такое произошло?

— Его с северного полюса, что ли, везли? — спрашиваю едко. Раздражение и злость зарождаются в груди.

Куда смотрят врачи? Блин! Ну почему до сих пор подобные диагнозы не научились распознавать во время беременности?!

Хоть волосы на голове рви!

У этого малыша практически не осталось времени. Потом его будет уже не спасти. Интоксикация, перитонит, да все что угодно!

Откладывать ни на секунду нельзя!

— Практически, — хмыкает. — Из Заполярья.

— Охренеть, — единственное, что вырывается у меня.

Вот же «повезло» так «повезло» кому-то… Хотя… С учетом погодных условий малыша вообще могли не успеть к нам доставить.

— Ты приедешь или мне Рузанову вызывать? — Петрович не отступает, сразу бьет по больному. Знает, что я никому из отделения не позволю своего пациента забрать.

Это мой профиль. Мои дети! И только я буду их оперировать!

— Ага! Чтобы потом я опять за ней все исправлял? — ухмыляюсь со злостью. — Спасибо, не нужно. Я еду. Оперировать буду сам!

Рузанова своими неумелыми действиями уже покалечила несколько малышей. Не знаю, как до сих пор ее не уволили по статье, но своих пациентов ей на стол ни в коем случае не дам.

Ей не в детскую хирургию нужно, а на рынок мясом торговать! Там толку больше будет.

Ни желания учиться и развиваться, ни скрупулезности, ни повышенной внимательности. Ничего этого нет! Только гонор и психи. Что совершенно противопоказано хирургу.

— Скоро буду, — устало потираю переносицу. Голова трещит. Мне бы поспать.

Покой нам только снится! Усмехаюсь. Никакой личной жизни, как сказал бы мой брат.

В моем случае подобная работа — самое настоящее спасение. Личная жизнь мне не нужна.

Была уже… Чуть всего потом не лишился.

Спасибо, что сам остался цел!

— Ты с какой бригадой работать будешь? — Петрович выдергивает меня из невеселых мыслей. Трясу головой, выкидывая прошлое. — Дежурной или своей? — уточняет.

Он в курсе, что детки с атрезией не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Прежде чем брать их на стол, нужно сделать массу обследований. Проверить прочие пороки развития, пройтись по списку. Дел невпроворот!

— Без обид, но ты знаешь мои принципы, — говорю своему другу. Петрович — отличный специалист, он довольно давно работает в центре и всякого на своем веку повидал. — Я работаю исключительно со своими.

— Ну тогда сам этот вопрос решай, — тут же отзывается. — Я к Альбертовне не пойду.

— Не переживай, все решим! — обещаю. А сам тем временем думаю, как бы по дороге в больницу не отключиться. — Через сколько ребенок будет в отделении? — уточняю. Мне нужно по минутам все рассчитать.

— Думаю, у тебя времени чуть меньше часа, — задумчиво произносит друг.

Смотрю на часы, засекаю время. Успеть бы все подготовить до приезда малыша.

— Петрович, сможешь забить для меня рентген, УЗИ, ЭКГ? — перечисляю необходимые обследования.

— Да, не переживай! — спешит меня успокоить. — Все сделаю в лучшем виде. Не впервой!

— О да, — ухмыляюсь.

Кто-кто, а Санек за свою жизнь успел пройти огонь, воду и медные трубы. Каких деток он только не видел, каких только не вытаскивал с того света… Спасал даже тех, на ком другие уже крест поставили.

Именно на этом мы с ним изначально сошлись. Ни Саня, ни я руки не опускаем. До последнего боремся за маленьких пациентов!

— Анестезиологом на операцию пойдешь? — спрашиваю. Мне комфортно, когда он со мной в одной бригаде.

Хоть в нашем конкретном случае риски для жизни ребенка минимальны, но лучше все заранее предусмотреть.

— Спрашивает еще! — ухмыляется. — Конечно! Давненько я таких детей не встречал.

— У меня только на прошлой неделе был подобный, — вспоминаю. Сейчас этот малыш спит, восстанавливается. У него все хорошо.

— Так, давай к делу. — Петрович возвращает разговор в рабочее русло. — Ты вызываешь своих, операционных медсестер оставляем? Сегодня Ирочка и Лизонька дежурят.

— Отлично! — выдыхаю. — Оставляй!

— Ну тогда я погнал выбивать для маленького пациента время и аппараты, а ты давай скорее приезжай! — говорит, идя по коридору. По эху и хлопкам дверей я даже примерно представляю, где именно он идет.

— Обследования без меня не начинать! — предупреждаю. — Понял?

— Я-то понял, — усмехается. — Это ты другим будешь объяснять.

— Еду я! Е-ду! — повторяю.

— Слышу, — ржет. — Ты ж еще дома. Голову от подушки не можешь поднять!

— Да пошел ты! — беззлобно отвечаю. — Буду через тридцать минут.

— Засекаю! — усмехается. И ведь он засечет время. Я в этом уверен!

— Жди! — парирую.

— Время пошло!