Притворись моей сестрой

Кэролайн Б. Куни, 1993

Вторая книга из культовой серии MOLOKO, проданной тиражом 15 000 000 экземпляров. БЕСТСЕЛЛЕР AMAZON c 1990 года. Книга входит в школьную программу США. В первой книге 15-летняя Дженни случайно видит свое детское фото на объявлении о пропавшем 12 лет назад ребенке. Дженни потрясена: неужели люди, которых они считала родителями, много лет назад похитили ее? Во второй книге тайна похищения раскрыта и Дженни по суду должна переехать жить к биологическим родителям. Вот только не все члены семьи рады ее «возвращению»…

II

Ее спальня в Коннектикуте была просторной, хорошо обставленной и залитой солнцем, в которой Дженни Джонсон жила беспечно и радостно. В комнате стояли предметы, свидетельствовавшие о ее прошлых увлечениях: на полках расположились значки и ленты, полученные за конную езду, которой она увлекалась в четвертом классе; там же лежала флейта, а на полу стоял пюпитр с нотами, оставшиеся от увлечения музыкой в шестом, и помпоны чирлидера времен седьмого класса.

Мама Дженни окинула взглядом комнату, словно осматривала интерьер средневекового замка в Европе, в котором много веков назад люди вели странное и малопонятное нам существование. Но сейчас все изменилось: странным и непонятным стало существование семьи Джонсон.

Девушка сделала движение, чтобы обнять маму, но та отступила на шаг. На самом деле она очень любила обниматься…

— Я этого не перенесу, — прошептала миссис Джонсон. Она смотрела не на дочь, а на интерьер комнаты. После отъезда Дженни это все, что у них останется.

— Мамочка, пожалуйста, не злись на меня.

Она не понимала, как жить дальше, если ее отвергает собственная мать. Дженни чувствовала себя маленькой девочкой, просившейся сесть маме на колени.

— Я — не твоя мама, — миссис Джонсон произнесла это таким мрачным тоном, словно ее вели на эшафот.

После выяснения, как девочка на самом деле оказалась в их семье, красота женщины потускнела, элегантность исчезла. Казалось, вся ее жизнь трещит по швам. Миранда Джонсон теряла уже вторую дочь. Много лет назад пропала Ханна, а теперь уходила и Дженни.

— Нет, ты — моя мама! — девушке казалось, что все ее тело, как и жизнь, выворачивают наизнанку. И почему она должна жить в семье Спринг? Почему не спорила, не визжала и не топала ногами?

Адвокаты терпеливо объяснили, что, так как Дженни фактически еще не исполнилось пятнадцать лет (оказалось, что она была на целый год младше, чем предполагали Джонсоны), девочка считается несовершеннолетней, следовательно, она обязана слушаться указаний своих родителей. Мистер и миссис Джонсон не являлись ими. Это были мистер и миссис Спринг, которые хотели, чтобы родная дочь жила с ними в их доме, расположенном в другом штате.

Каким романтичным все казалось в первую неделю после того, как все стало известно. Из глубин далекого прошлого появляется настоящая семья! Девочка узнает о том, что была похищена таким образом, что преступление осталось неизвестным даже для самих похитителей!

Но сейчас все казалось совсем не таким. Это стало сильнейшим ударом для тех, кого она называла мамой и папой. Друзья уже давно перестали обращаться к родителям «мамочка» и «папочка». Большинство говорило «отец» и «мать», но для Дженни они все еще были «мамой» и «папой». И что же она сделала с ними?

Мама, спотыкаясь, ходила по своему красивому дому, словно потерянная. Ее красавец отец, тренировавший в свободное время школьную команду, осунулся и стал молчаливым. Все это было на ее совести. Она могла поступить по-другому, могла вообще ничего не предпринимать. Могла бы позабыть множество странных вещей, которые не складывались в единую картину.

«Если бы…», — все время размышляла она. Если бы тогда в столовой не взяла в руки пакет с молоком Сары-Шарлотты. Ведь ей недаром поставили аллергию и запретили его пить! Это можно было бы воспринять как четкое указание, что не стоит даже смотреть на пакеты молока, на которых и печатали фотографии пропавших детей. Но в тот осенний день Дженни схватила его.

Если бы тогда, выпив молоко, тут же бросила пакет в мусор…

Если бы не лезла в архивы и не читала, что писали о похищении в газетах…

Если бы не рассказала обо всем Риву…

Если бы тот не сообщил Лиззи…

Хотя при всем этом семья Спринг полностью была права. По крайней мере, в моральном плане. Ведь она была их ребенком. А если так, то и жить должна с ними.

Будущее казалось таким страшным, что не хотелось о нем и думать. Завтра она сядет в машину, ее провезут через территорию двух штатов и передадут в руки другой семьи. Она окажется там, где у нее есть три брата и сестра, которую она совершенно не помнила. И под пытливым взором СМИ и заинтересованной общественности придется начать ходить в новую школу. Дженни с трудом представляла, как сможет со всем этим справиться.

А каково будет маме и папе?

На первом этаже собрались ее друзья. Сара-Шарлотта настояла на необходимости устроить прощальную вечеринку. На деле получилась не вечеринка, а полная катастрофа. Подруга утверждала, что это важное событие, и была совершенно права. Но было ли оно тем, которое надо отмечать? Вот в этом-то Дженни не была уверена.

Девушка понятия не имела, что чувствовали члены ее семьи в Нью-Джерси. Она с ужасом думала, что ее ждет впереди. Все эти люди были ей незнакомы, казалось, Дженни попала в безвыходную ситуацию, потому что теряла тех родителей, которых знала и любила.

Главное — сохранять спокойствие. Полное спокойствие.

Именно так и повторяли ей и самим себе родители.

Некоторое время семья Джонсонов была настолько спокойна, что Рив поинтересовался, не ездят ли они по ночам к гробовщику, чтобы их бальзамировали.

На душе стало теплее, когда Дженни подумала о нем. Чувство юмора было с Ривом в любых ситуациях.

«Но я теряю и его, — пронеслась в голове мысль. — Мой первый парень. Мой единственный парень. Я уже и с ним не смогу говорить».

Все это часть договоренности с семьей из Нью-Джерси. Никаких разговоров.

Хотя на дворе был очень холодный январь, сосульки на ветвях деревьев, в ее комнате было уютно и тепло, она вся была залита солнечным светом.

Девушка протянула руку. Осторожно, словно боясь обжечься о раскаленное железо, прикоснулась к плечу матери. На какой-то момент это действие заставило правду исчезнуть.

Мать с дочерью обнялись и встали, покачиваясь, крепко держа друг друга в объятиях. Чувства, охватившие их за эти последние несколько недель, переполняли — любовь, страх, надежда и злость.

«На самом деле мы не были спокойны, как думал Рив, — подумала она. — Мы пытались приспособиться к новой ситуации».

— Мама! — прошептала Дженни. — Не злись на меня.

Женщина начала медленно целовать ее лицо, словно хотела его хорошенько запомнить.

— Я не злюсь на тебя, дорогая, — отвечала она. — Как я могу? Я же тебя люблю. Ты — вся моя жизнь. Я злюсь на Ханну. За то, что она два раза нас так сильно подвела.

Ханна. Это было уравнение, состоявшее из одних неизвестных. Никто ничего не знал и не хотел знать о ее судьбе.

— И больше всего я злюсь на… — она не закончила предложения.

«…на семью Спринг», — хотела сказать миссис Джонсон. Родители не произносили этого вслух. При этом никто не позволил себе устроить истерику с криками: «Как вы можете забирать нашу девочку?! Это — наш ребенок, Дженни Джонсон, не Джен Спринг!»

«А я злюсь на них больше всех, — подумала девушка. — Они не теряли надежды. Продолжали меня искать. Сделали так, что фотография появилась на пакете молока. Меня угораздило увидеть его. И вот сейчас семья Спринг забирает меня!»

Во время переговоров никто ей не угрожал. Никто не сказал, что она попадет в тюрьму, если не захочет вернуться в старую семью. Просто, когда открылись все факты произошедшего, выяснилось, что она носит фамилию не Джонсон, а Спринг. Следовательно, Дженни обязана жить в семье, в которой родилась. Через адвоката те передали, что в этом случае не будут разыскивать Ханну и не будут выдвигать против нее никаких обвинений.

Ханна, вполне возможно, уже давно забыла тот день, когда угнала автомобиль и украла ребенка. Но все, что она тогда сделала, по сей день влияет и меняет их жизни. Фрэнк и Миранда Джонсон не переживут, если еще и настоящая дочь пойдет под суд. Они и без того с неимоверным трудом переживают все происходящее.

Где бы ни была Ханна сейчас, они не хотели, чтобы ее искали.

Значит, Дженни должна покинуть родителей, когда нужна им больше всего. Покинуть и уехать жить с совершенно незнакомыми людьми.

«Как я буду их воспринимать? — думала она. — Как незнакомцев? Что почувствую, войдя в дверь их дома? Вспомню ли всех, как только усядемся за одним столом?»

На первом этаже продолжалась бесполезная прощальная вечеринка. Она была не в честь окончания школы и отъезда в колледж. И не по поводу поездки этим летом в Европу. Это не празднование того, что родители получили повышение, и теперь семья переезжает в Калифорнию или Техас.

Это была вечеринка в честь исчезновения человека и его имени. Она сядет в машину Дженни Джонсон, а вылезет в Нью-Джерси с именем Джен Спринг, девочкой, которой не существовало двенадцать лет.

Просто какая-то ирония судьбы. В начальной и средней школе она ненавидела свои банальные имя и фамилию и постоянно стремилась их изменить. Хотела поменять фамилию на Джонстоун, получить имя, открывающее новые возможности, и забыть эти.

Что ж, все произошло так, как она хотела, судьба предоставила ей эту возможность. Такую, о которой она даже не могла мечтать. Казалось, матери, которая ее сейчас обнимала и прижимала так сильно, как могла, уже виделся могильный камень с именем и фамилией «Дженни Джонсон». А что думала другая, биологическая, мать? Что думал биологический отец, братья и сестра? Что это были за люди? Что сулила встреча с ними?

Дженни отпустила мать и подошла к окну. Она даже не знала, почему выпустила из объятий самого дорого человека на земле. Больше такого не повторится, не будет подобного накала чувств, такой интенсивной агонии любви, потому что они обе этого не вынесут. Их следующее, последнее, объятие, будет скорее формальным. Обе изобразят наигранное спокойствие, в чем очень преуспели в последнее время.

В дверь комнаты постучали. Это вряд ли была Сара-Шарлотта, потому что та руководила парадом на первом этаже. Кто еще мог бы себе позволить подняться наверх и побеспокоить Дженни и миссис Джонсон?

Она открыла дверь. Ну конечно, Рив. Он спасал во многих ситуациях, но не мог спасти в этой. Девушка натянуто улыбнулась.

«Хотя бы он будет поддерживать контакт с мамой, — подумала она. — Она будет для него все той же соседкой. А я потеряю ее навсегда. Наш дом останется домом для него, в котором он так много раз завтракал, обедал и ужинал, когда его «доставали» члены собственной семьи».

На самом деле она завидовала. Родители Рива были самыми настоящими родителями, его, как и прежде, будут звать Рив, и он не уедет из этого города.

— Народ расходится, — произнес он.

Рив всегда озвучивал факты, никогда не предлагал никаких решений или действий. Даже после того как она призналась, что ее фотография напечатана на пакете молока, он не настаивал на необходимости предпринять какие угодно действия по этому поводу. Парень дал ей возможность бесконечно говорить, хотя единственное, чего ему хотелось, целовать ее.

— Дженни! — послышался с первого этажа возглас подруги.

— Иду! — ответила девушка и удивилась, насколько радостно звучал ее голос. Она взяла Рива за руку, повернулась спиной к женщине, стоявшей в освещенной солнцем спальне, и пошла вниз.

«Получается, — думала она, — мне понравилось, что меня украли? И когда я приеду в мою биологическую семью, выяснится, что я помогла себя украсть или как минимум совершенно этому не противилась. И как могут родители продолжать меня любить, когда я сама их предала?»