Не целуй невесту

Кэриан Коул, 2021

Думаю, вы могли бы сказать, что я была девушкой, попавшей в беду, а он – моим рыцарем в сияющих доспехах. Но если точнее, я была девушкой, которой сильно не везло, а он был парнем с кучей мускулов и татуировок. Джуд Счастливчик Лакетти был не просто сексуальным, задумчивым строителем… Он был моим личным героем, который, казалось, оказывался в нужных местах и в нужное время. Например, когда у меня сломалась машина и меня нужно было подвезти домой и когда я упала лицом на тротуар прямо перед ним и меня нужно было отвезти в отделение неотложной помощи. Это были не совсем мои лучшие моменты, но они были его… Мы стали друзьями, и не имело значения, что он был на шестнадцать лет старше меня. У нас было много общего – например, наша любовь к старой рок-музыке и винтажным быстрым машинам, а также наше отвращение к отношениям. Когда он обратился ко мне с безумной идеей помочь мне, я не смогла сказать «нет». Предполагалось, что это соглашение будет временным. Брак на бумаге и ничего больше. Это должно было быть легко, но это было не так. Потому что вот она я, восемнадцатилетняя, все еще учусь в средней школе и замужем за мужчиной, в которого я никогда не должна была влюбляться. У нас было только одно правило – не целовать невесту. Но мы нарушили это правило, и это навсегда изменило нашу судьбу.

Глава 9

Скайлар

Врачи продержали меня в больнице четыре изнурительных дня. Несмотря на то, что мне не приходилось страдать всю ночь от жары, как у себя в комнате, спала я дерьмово и постоянно беспокоилась о Пусси, хотя Меган каждый вечер пробиралась в мою спальню, чтобы позаботиться о ней. Мэг присылала мне фотографии из моей комнаты, чтобы я могла убедиться, что с Пусси все в порядке.

Она также прислала мне свои фотографии с Эриком, который действительно оказался очень милым. Они встречались каждый вечер после того первого свидания в закусочной. Такое впечатление, что все планы Меган исполняются легко и непринужденно, тогда как мне постоянно приходится преодолевать какие-то препятствия.

Моя мать прислала мне одно сообщение с вопросом, что случилось. В ответ я напечатала огромный рассказ, который занял весь экран моего телефона, но она больше ничего не написала. Словно не хотела углубляться в мои проблемы. Не знаю, то ли маме просто все равно, то ли она чувствует себя виноватой. Или, возможно, она отвлеклась на какую-то рекламу в телемагазине. Полагаю, это на самом деле не имеет значения, так как конечный результат для меня один и тот же.

Час назад Меган подвезла меня до дома, и теперь я сижу на кровати с Пусси на коленях и держу в руках пять выписанных рецептов на лекарства, которые не могу позволить себе купить, и план лечения, которому не имею возможности следовать. Мне нечем платить за еженедельные визиты к психиатру, который специализируется на расстройствах пищевого поведения, тревоге и депрессии.

Однако я никогда не считала, что у меня депрессия. Иногда я бывала грустной и расстроенной, но не депрессивной.

В любом случае я не смогу пойти и выяснить это.

Два дня назад я отправила сообщение Джуду, рассказав ему, как у меня дела, и он ответил мне: «Отлично. Надеюсь, ты больше не заболеешь».

Сообщение показалось мне коротким, довольно холодным и официальным. Джуд даже не назвал меня Искоркой, хотя я надеялась на это, потому что придуманное им милое прозвище всегда дарит мне небольшой прилив счастья, а я уже довольно долгое время не испытывала ничего подобного.

Возможно, у меня и впрямь депрессия.

* * *

Поскольку я вернулась домой из больницы в четверг днем, Ребекка по телефону убедила меня остаться дома до утра понедельника и пока не приходить в школу или на работу. У меня есть справка от врача для школы, так что я не беспокоюсь о проблемах там, но переживаю о том, что теряю так много своей зарплаты. Я оплачиваю счета за электричество и кабельное телевидение в доме. Не потому, что моя мать не может позволить себе заплатить, а потому, что она забывает это сделать. Свет и телевизор — это две вещи, без которых я не хочу жить, поэтому лучше заплачу сама, чтобы быть уверенной, что в конечном итоге не придется сидеть в темноте.

Я провела всю пятницу, убирая свою комнату и исследуя выявленные у меня болезни, чтобы понять, как улучшить свое самочувствие без дорогостоящих врачей и лекарств.

В пять вечера на мой телефон приходит сообщение.

Джуд: «Привет».

Я с удивлением смотрю на экран. Джуд никогда раньше не писал мне первым.

Я: «Привет».

Джуд: «Как ты себя чувствуешь?»

У меня постоянно горит в животе. Такое чувство, что у меня что-то застряло в горле и груди. У меня болят уши, а внутри все дрожит. Я измотана, и у меня в голове туман.

Я: «Намного лучше, спасибо».

Джуд: «Хорошо. У меня остались твои кепка и сумка с книгами».

Ох, черт!

Я: «Я совсем забыла про них».

Джуд: «Я могу заскочить после работы и занести их тебе. Я заканчиваю примерно через десять минут».

Я: «Ты не обязан этого делать. Можешь отдать их мне в понедельник, когда я приду в школу».

Джуд: «Лучше привезу тебе их сегодня».

Гос-с-споди. Он действительно очень хочет вернуть мне мои вещи.

Я: «Хорошо. Тогда просто оставь их на крыльце. Я заберу их позже».

Джуд: «А мне нельзя передать их тебе в руки, как нормальному человеку?»

Нет, Джуд. Я ужасно выгляжу без макияжа, я уже несколько дней не принимала душ и чувствую себя грязной. И я не хочу, чтобы ты видел, как я забираюсь в окно и вылезаю из него, потому что давно уже не могу открыть входную дверь.

Писк приложения для обмена сообщениями возвращает мое внимание к экрану.

Джуд: «Ты меня избегаешь?»

Я: «Конечно, нет. Я просто плохо себя чувствую».

Джуд: «Ты же говорила, что тебе стало лучше?»

Я: «Я имела в виду, что чувствую себя лучше, чем раньше, но все равно не очень хорошо».

Джуд: «Понял. Тогда, наверное, я оставлю вещи у тебя на крыльце».

Я: «Ты не обязан их привозить, но спасибо».

Сорок минут спустя раздается звонок и на экране телефона высвечивается номер Джуда.

— Алло? — отвечаю я.

— Это я. Я возле твоего дома.

Черт!

— Ты можешь просто оставить вещи. Тебе действительно не обязательно было проделывать весь этот путь сюда.

Джуд откашливается.

— Вообще-то, обязательно. Я недавно столкнулся с твоей подругой. Я спросил ее, как ты, и она сказала, что беспокоится о тебе. Упомянула что-то вроде: «Особенно о том, что ей приходится жить в этом доме».

Мое сердце подпрыгивает к горлу. Я не могу поверить, что Меган действительно сказала ему это! Она пообещала, что никому ничего не скажет.

— Правда? — небрежно спрашиваю я. — Что еще она сказала?

— Это все, что она сказала. Но было совершенно очевидно, что она чем-то обеспокоена.

— Меган любит все драматизировать. Я в порядке.

— Скайлар, подойди к входной двери. Просто дай мне убедиться, что с тобой все в порядке.

Я уже много лет не видела входную дверь изнутри. Я даже не уверена, пользуется ли моя мать этой дверью еще. Я предполагаю, что она входит и выходит через дверь гаража и таким же путем приносит свои новые сокровища в дом, где по-прежнему можно перемещаться среди всех этих груд и куч вещей только паря над ними по воздуху.

— Я не могу, — отвечаю я. — Почему ты такой трудный?

— А ты почему?

— Я выгляжу ужасно.

Джуд усмехается в трубку.

— Мне насрать, как ты выглядишь. Меня волнует, все ли с тобой в порядке.

— Разве по голосу не слышно, что со мной все в порядке?

— Нет, по голосу слышно, будто ты пытаешься избавиться от меня.

— Ты, очевидно, не понимаешь намеков.

— Не пудри мне мозги, Искорка. Я постучу в дверь через две секунды…

— Не надо! — быстро говорю я. — Пожалуйста, не надо. Подойди к окну с правой стороны дома.

— Ты имеешь в виду к тому, через которое ты лазила?

Я сглатываю.

— Да.

— Хорошо, я вешаю трубку. Увидимся у окна, Рапунцель.

Я накидываю на себя белую толстовку, прикрывая капюшоном свои взъерошенные волосы. Поправляю смятое одеяло. По пути к окну я беру баллончик с освежителем воздуха и несколько раз быстро опрыскиваю комнату, затем проверяю, закрыты ли дверцы шкафа.

— Веди себя хорошо! — шепчу я Пусси.

Прежде чем Джуд успевает постучать в стекло, я распахиваю окно и выглядываю наружу. Джуд уже стоит под окном, его роста практически хватает, чтобы заглянуть внутрь.

— Привет, — говорю я.

— Еще раз привет, — Джуд протягивает руку и вручает мне мою сумку с книгами, кепку и маленького коричневого плюшевого мишку. — Я купил тебе мишку, чтобы ты быстрее выздоравливала.

— О-о, — все слова вылетели из головы. Я кладу сумку и кепку на пол возле себя, но маленького медвежонка прижимаю к груди. — Спасибо.

— Можно войти? — спрашивает Джуд.

Мой желудок камнем падает вниз.

— Сюда?

Серые глаза Джуда сверлят меня нетерпеливым взглядом разочарованного родителя, имеющего дело с непослушным малышом. Я не могу винить его, я знаю, что веду себя как идиотка.

— Ладно, — отвечаю я со вздохом, отступая от окна, чтобы Джуд мог пролезть в него. К моему удивлению, широкие плечи ему совсем не мешают. А я-то боялась, что Джуд застрянет.

Закрываю за ним окно. Джуд медленно кружит по комнате, как будто ожидает, что серийный убийца выскочит из-под кровати или из шкафа.

— Ты выглядишь лучше, — говорит он, когда его взгляд останавливается на мне.

— Спасибо.

Он медленно подходит к двери моей спальни и кивком указывает на три засова.

— Что все это значит?

— Все не так плохо, как ты, вероятно, думаешь, Джуд.

Скрестив руки на груди, он прислоняется спиной к двери, почти полностью закрывая ее своим телом. Здесь, в моей маленькой комнате, Джуд кажется намного больше.

— Если все не так плохо, зачем тогда столько замков?

— Почему тебя это волнует? — я защищаюсь, не желая говорить ему правду.

Его взгляд на мгновение смягчается, но снова становится жестким, когда Джуд делает вдох.

— Честно говоря, я и сам не знаю. Но теперь, когда я здесь и вижу это, — он наклоняет голову в сторону замков, — я не собираюсь просто игнорировать увиденное.

Джуд явно напоминает охотничью собаку, взявшую след. Он не собирается забывать об увиденном и уходить, а я слишком устала, чтобы придумать правдоподобную, вдохновленную ложь. В любом случае Джуд слишком умен, чтобы купиться на дурацкое объяснение.

— Ты можешь довериться мне, — говорит он. — Разве я тебе это уже не доказал?

Все еще цепляясь за плюшевого медведя как за спасательный круг, я киваю и присаживаюсь на край своей кровати.

— Да.

— Я не люблю умолять людей поговорить со мной, Искорка. Я сегодня надрывался на жаре. Я устал. Ты тоже выглядишь усталой. Облегчи дело для нас обоих, хорошо?

Джуд медленно пересекает комнату, и я смотрю на носки его потертых ботинок, когда он останавливается передо мной.

— Можно мне сесть рядом с тобой?

— Да.

Он садится на некотором расстоянии от меня, и Пусси тут же начинает тереться щекой о его руку. Я всегда думала, что она будет настороженно относиться к любому незнакомцу.

— Милая кошка, — говорит Джуд.

— Это довольно длинная история, — начинаю я. — Полагаю, кое-что происходит. Происходит там, — я перевожу взгляд на запертую дверь. — И происходит со мной.

Большая рука Джуда нежно гладит кошку по спине, пока он ждет, что я продолжу. В ответ Пусси мурлычет, как крошечный пушистый локомотив.

— Сама не знаю, когда это началось, но моя мама страдает синдромом патологического накопительства. Наверное, она всегда им страдала, но в мои детские годы все было не так плохо. У нее вещи навалены почти до потолка в каждой комнате дома. Невозможно перемещаться из комнаты в комнату, не перелезая через предметы или не протискиваясь между ними. Она перестала убираться много лет назад. Кухня и ванная грязные, там жуки и гниющая еда, — я с трудом сглатываю. Подбородок Джуда слегка приподнимается, и мускул на его заросшей щетиной челюсти подергивается. — Я больше не могу пользоваться туалетом, поэтому использую кошачий наполнитель в большом ведре и просто выбрасываю его каждый день. Знаю, это отвратительно, но другого выхода я не вижу.

Джуд резко проводит рукой по волосам. Он прищуривается, осматривая комнату, и наконец замечает маленький холодильник в углу.

— У меня есть там немного еды и воды, и я каждый день принимаю душ в школе после занятий физкультурой или на стоянке грузовиков. Я ничего не слышала о своем отце с тех пор, как он уехал несколько лет назад. А моя мама… она просто сидит в своей комнате. Она работает из дома оператором службы поддержки. Но она как будто забыла обо мне. Она со мной не разговаривает. Я больше не хожу в основную часть дома, поэтому совсем ее не вижу. Я просто отправляю ей текстовые сообщения. Иногда она отвечает. Мне приходится держать дверь запертой, чтобы она не могла войти и навалить сюда всякой всячины. Я забираюсь через окно, потому что не могу добраться до входной двери.

— Что за безумная хрень! — рычит Джуд, выслушав меня до конца.

— Я научилась жить с этим, — поморщившись, отвечаю я, — до тех пор, пока, будем надеяться, не смогу съехать.

Он резко встает и указывает на дверь.

— Открой ее, — приказывает он. — Открой эту дверь сейчас же и дай мне посмотреть.

Мое сердце бешено колотится. Это мой худший кошмар. Я не хочу, чтобы он видел — или учуял — остальную часть дома.

— Джуд, я…

— Открывай. Сейчас же, — требует он, его грудь вздымается и опускается.

Я встаю и иду к двери. Моя рука дрожит, когда я тянусь к замкам.

— Только ничего не говори моей маме, Джуд. Она больна. Пожалуйста, не надо…

— Я не собираюсь ничего говорить. Просто дай мне посмотреть, что находится по ту сторону двери.

Моя мама, скорее всего, слишком увлечена телевизором, чтобы понять, что в доме кто-то есть.

Боль в груди распространяется до горла и ключицы, когда я отодвигаю засовы и распахиваю дверь. Джуд отшатывается и морщит нос от отвратительного запаха. Я уверена, что какая бы дружба ни завязалась между нами, она закончится к тому времени, как он уйдет сегодня вечером. Никто не захочет дружить с кем-то, кто живет в такой грязи.

Джуд издает тихий свист, отважившись сделать шаг вперед от моей двери, — настолько далеко, насколько он может пройти, не пытаясь протиснуться по узкой дорожке между груд вещей, наваленных выше его роста. Я хватаю его за руку и затаскиваю обратно в свою комнату, а затем быстро закрываю дверь и снова запираю ее.

— Теперь доволен? Ты видел «дом ужасов».

— Ты понимаешь, какая это пожароопасная ситуация? Не говоря уже о том, что подвергать опасности ребенка…

— Мне восемнадцать, — вмешиваюсь я.

— А несколько месяцев назад ты была несовершеннолетней. Это полная дичь! — Джуд меряет шагами мою комнату, каждые несколько секунд поглядывая на дверь спальни.

— Хочешь посидеть на заднем дворе и поговорить? — предлагаю я, понаблюдав за ним некоторое время. Ему наверняка сейчас очень хочется выкурить сигарету.

Джуд поспешно кивает.

— Да, мне нужно подышать свежим воздухом.

Несмотря на то, что я самостоятельно вылезала из окна сотни раз, Джуд протягивает руки, чтобы помочь мне, как только спрыгивает первым. Этот парень — рыцарь до мозга костей. Мы молча идем в темноте на задний двор и садимся за старый ржавый стол для бистро, который стоит здесь уже много лет. Вообще-то, только я сажусь. Джуд закуривает сигарету и смотрит в небо.

Его забота обо мне приятна, но неожиданна. Я не знаю, что делать с этой заботой. Следует быть благодарной или недоверчивой?

Как вообще понять, можно ли искренне кому-то доверять?

— Ты действительно не должна так жить, Скайлар. Это вредно для здоровья примерно по двадцати гребаным причинам.

— Я знаю. Но это все, что у меня есть. Мои возможности ограничены. Я изо всех сил пытаюсь накопить денег и убраться отсюда к чертовой матери. Вот почему я так обрадовалась, получив дополнительную работу от Ребекки. Я надеюсь, что смогу работать на нее полный рабочий день после окончания школы.

— Где твой отец? — Джуд задает этот вопрос, стоя лицом к дереву со сломанными качелями, что почему-то кажется очень уместным.

— Он жил в том автофургоне перед домом, пока его терпение не лопнуло.

Джуд оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— И он бросил тебя здесь на произвол судьбы?

Мое молчание служит красноречивым ответом.

Бросив сигарету на землю и раздавив ее ботинком, Джуд садится на стул по другую сторону покосившегося стола.

— Расскажи, как все прошло в больнице. Тебе делали еще какие-нибудь анализы? Ты в порядке?

Я тычу пальцем в стебелек, застрявший в ажурном краю стола.

— Да. С детства у меня были некоторые проблемы со здоровьем, но я никогда не имела возможности принимать лекарства или обращаться к врачам для дальнейшего обследования. Я думаю, все стало еще хуже.

— Почему ты не принимаешь прописанные лекарства?

— У нас нет медицинской страховки, и моя мать никогда не верила, что я болею всерьез. Меня оставили на второй год, потому что я очень часто не ходила в школу. Если я плохо себя чувствовала, мать просто отправляла меня в постель. Она перестала водить меня к врачу.

— Охренеть, — качает головой Джуд.

— У моей мамы просто… — я пытаюсь подобрать подходящее слово. — Не все в порядке с головой. Я научилась не раскачивать лодку. Сама о себе забочусь.

— Тебе не следовало этого делать.

Я выдергиваю стебелек из ловушки и бросаю его на землю.

— У меня нет выбора.

— Ты права, — Джуд потирает ладонью щетину на подбородке. — Ты в порядке? У тебя сейчас есть лекарства? Тебе станет лучше?

Хотела бы я.

— Не совсем. Я не могу позволить себе покупать лекарства или ходить на еженедельные приемы, прописанные врачом.

— Еженедельные?!

Все эти вопросы заставляют меня нервничать. Мне никогда раньше не приходилось ни перед кем оправдываться. Я привыкла к тому, что от меня отмахиваются и игнорируют. Что я способна раствориться в тени и исчезнуть.

Я подтягиваю колени к груди и ставлю кроссовки на стул, обхватывая ноги руками.

— Кажется, я говорила тебе, когда мы были в больнице, что у меня расстройство пищевого поведения, — напоминаю я, наконец-то встречаясь с Джудом взглядом. Крошечные морщинки прорезают внешние уголки его глаз. — Это называется расстройство избирательного питания. По-видимому, оно у меня уже давно, но в прошлом году мне официально поставили диагноз. Я скопила немного денег и пошла к врачу, но не могла позволить себе продолжать лечение.

— Что это? Как булимия?

— Нет, я не вызываю у себя рвоту. Просто не могу есть определенные продукты. То есть, физически я могу их съесть. Но… морально не могу себя заставить. Если я попытаюсь, меня стошнит. Или будет мутить весь день. Мне сказали, что это похоже на психическое заболевание. Я связываю определенные продукты с травмирующими вещами, которые случались со мной в детстве, и мой мозг как бы пытается защитить меня, не позволяя мне есть эти продукты.

Я рада, что на улице темно, и только уличный фонарь и луна освещают нас. Не хочу, чтобы Джуд видел мое лицо. Не хочу видеть его лицо, когда я рассказываю ему — этому парню, которого я едва знаю, но хотела бы узнать поближе, — все смущающие подробности о моей личной жизни.

— Думаю, это началось, когда я была маленькой, потому что моя мама хранила в доме просроченную еду. Например, молоко. Яйца. Курицу. Фрукты. Пудинг. Я ничего не понимала, поэтому ела их. Потом меня тошнило. Наверное, мой разум связал определенные продукты с заболеванием. Иногда это даже не конкретная еда, а всего лишь тот же цвет или текстура пищи, — я выдыхаю и пытаюсь оценить молчание Джуда. Он просто слушает? Жалеет меня? Осуждает? — Еще у меня проблемы с пищеварением. Кислотный рефлюкс. У меня очень сильная изжога. И боль в горле, и боль в пазухах носа. Иногда я недостаточно ем или пью, потому что от этого меня тошнит. Но если я не ем и не пью, меня тоже тошнит. Наверное, я просто жалкая развалина.

— Это не так. Никогда так не думай.

Непритворная искренность его голоса проникает глубоко в мою душу и обволакивает меня, как теплое одеяло. Я позволяю себе насладиться этим ощущением несколько мгновений, прежде чем снова начать говорить.

— Ты единственный человек, которому я когда-либо рассказывала все это. Даже Меган не знает всего, а она была моей лучшей подругой в течение многих лет.

— Просто судьба раздала тебе дерьмовые карты.

— Может и так, но я не собираюсь позволять этому продолжаться всю оставшуюся жизнь. Я найду способ выбраться отсюда и придумаю, как съесть чертов гамбургер.

Джуд смеется и кивает с выражением восхищения на лице.

— И именно поэтому я называю тебя Искоркой.

Я не знаю, как он это делает. Каким-то образом Джуд создает у меня ощущение, будто каждая молекула в моем теле научилась улыбаться.

Мне нравится это.

Мне нравится он.