Тюльпан на снегу

Кучкар Наркабил, 2021

Рассказы Кучкара Наркабила пронизаны ярким солнцем и человеческим теплом. Характеры персонажей легко узнаваемы и могут напомнить читателям об отзывчивом соседе или беспечном приятеле, о незаурядном родственнике или верном друге… Вы встретите здесь и простых, сердечных людей, и бессовестных мошенников, и напыщенных «сильных мира сего». Житейские истории, в которые попадают герои книги, неизменно увлекательны, а все сюжетные коллизии раскрыты настолько живо и глубоко, что трогают до глубины души. И главное: эти рассказы несут мысли об истинности и неотвратимости доброты. Особое место в творчестве писателя занимают произведения, повествующие о событиях Афганской войны, а также своеобразные новеллы о ветеранах Великой Отечественной.

БУМАЖНИК

— Вы читали рассказ Чехова «Бумажник»?

— Читал, а что? — говорит лежащий на диване Олим-абзи^*.

— На Востоке есть точно такая же притча.

— Хотите сказать, что Чехов списал ее?

Олим-абзи перекладывает подушку под голову, и молчит, уставившись в потолок.

— Нет… Не думаю.

— Молодец… Во многих произведениях Чехова рассказывается о том, как человек, сталкиваясь с трудностями жизни или оказавшись в сложной ситуации, ощущает внутри себя какое-то непонятное чувство. И это никто не в силах объяснить. Ни критик, ни писатель. Сила Чехова именно в этом. И вы, читая его, тоже чувствуете это, и говорите себе: о-о-ой, да это же я, ведь и со мной случалось то же самое… Чехов приближает вас к себе. В этом его сила. Такое дано не каждому. Особенно его рассказы, это нечто! — лежа на диване, абзи раскидывает руки.

Абзи говорит верно, вникая в суть. Он — человек, который старается основательно изучать мировую литературу. Не могу не признать этого.

— Вы читали его одноактную пьесу «Ночь перед судом»? — спрашиваю ни с того ни с сего.

— А что?..

Не читал. Попался. Попался с поличным. Настало время проучить Олимбая, который вот уже неделю морочит мне голову, поучая, как понимать Чехова. (Мне было хорошо известно, что данное произведение не было включено в книги, опубликованные ранее, что о нем не рассказывают в высших учебных заведениях в лекциях по искусству, что его упустили даже заядлые поклонники творчества писателя, и что он не переведен на узбекский язык.)

Олим-абзи поднялся, сел. Пристально посмотрел на меня.

— Итак… Я хотел бы знать ваше мнение.

Абзи погрустнел… Я ждал, что он скажет сейчас: «Э-ей, разве у него было такое произведение?».

*Абзи — уважительное обращение к старшему по возрасту мужчине.

Победоносно улыбнувшись, поднялся с кресла, открыл холодильник. Взял минералку. Он все еще пристально смотрел на меня.

— Хотите?.. Холодненькая…

Абзи достал из кармана сигарету, вышел на балкон (он много курит). Затянулся.

Мне стало немного не по себе. Когда он вернулся в комнату и сел на диван, я добил его:

— Вообще-то Чехов вместо маленькой пьесы мог бы сделать из нее рассказ. В действительности это готовый рассказ, а не пьеса. Не понимаю: может, было лень писать рассказ, и он сделал пьесу из готового сюжета?..

Олим-абзи разразился громким хохотом. Покачал головой.

— Подождите, дорогой. Подождите… — он опять развел руки в стороны. — Во-первых, обратите внимание на фабулу этого произведения. Здесь не нужны никакие переживания, тем более комментарии. Ненужные комментарии как кусок в горле. Во-вторых, писатель тонко чувствует, что действительность становится более убедительной, когда она выражается в действии. Потому что это Чехов! Чехов — писатель, который мог грести в обеих лодках: и в прозе, и в драме. В-третьих, пьеса не одноактная.

Я провалился с треском. Смотрю на Олима-абзи с удивлением. Одним глотком опустошаю бутылку с минеральной водой.

—

Он сам же писал, что одноактная!

Абзи улыбается. Растягивается на диване, опирается подбородком на ладонь.

— Ну и что?.. У меня к вам вопрос.

— Давайте.

— Где в этом произведении завязывается узел?

— Там, где в комнату мошенника входит соседка, и этот негодяй представляется доктором.

— Правильно. А когда он развязывается?..

— На суде. Который состоялся на следующий день.

— Во-о-от. Всё ясно. Значит, в пьесе два акта. Чехов оставил развязку — ситуацию в суде, рассчитывая на внимание и понимание зрителя. А режиссер, который не понимает этого, ставит пьесу с одним актом. Вот и всё… Теперь — спать. Завтра поговорим. Послезавтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

Сметливый человек владеет миром. Я еще раз признаю сметливость соседа по комнате. Нет, он не просто начитанный, он еще и из тех, о которых говорят: «В тихом омуте черти водятся».

Мне еще долго не удается заснуть. Абзи уже вовсю начал храпеть. Ну, ты и хитрый татарин! Наверное, спектакли, которые он ставит, крутые. Даст Бог, поеду в Казань — обязательно посмотрю его постановки…

Проснулся рано.

— Олим-абзи, вставайте. Рассвело. Все уже проснулись. Даже младенцы. Чего так долго спите?

— Пусть младенцы и просыпаются… У них есть родители. А я сирота. Сироту сколько ни корми, он всегда голоден. — Отворачивается к стене и, накрывшись с головой одеялом, продолжает спать.

Я стягиваю с него одеяло и бросаю на пол. Он нехотя поднимается.

Умывшись, Олим-абзи роется в чемодане. Достав что-то, кладет на стол. Потом опять возвращает в чемодан.

Я уже не выдерживаю. Хочется побыстрее выйти на улицу, подняться по крутому склону в гору… Надеваю спортивку, открываю дверь.

— Подождите три минуты за дверью. Я скоро выйду, — говорит абзи. — Да, кстати… завтра спозаранок поедем на рынок?.. Купить Любе шубу, не забыли?

— Помню, помню! — вырываюсь в коридор.

Небо хмурое. Всё в каком-то напряжении. В тишине раннего звенящего утра ощущается дрожь высоких гор, окруженных дымом облаков.

Я дожидаюсь абзи возле ворот санатория, окруженного горными скалами, будто охраняющими наше спокойствие. Подумал, что такая погода вряд ли воодушевит Олимбая и расположит к прогулке.

Так и вышло.

— Ну что, сыночек… что-то сегодня погода невеселая, я вам скажу. Или вам хочется искупаться под дождём? — недовольно буркнул сосед.

—

Ничего, абзи, давайте побегаем.

Мы стали подниматься по крутой дорожке, устланной красным гравием, обсаженной с обеих сторон высоченными стройными соснами.

Бежим, абзи запыхался.

—

Любе купим шубу… Завтра пойдете со мной на рынок?

— Пойду. Не разговаривайте. Трудно будет дышать.

—

Шуба, небось, дорого стоит?

–…

Олимбай отстал. Я подзываю его, киваю головой. Где там… У абзи нет желания.

Я, топая на месте, дожидаюсь, пока он догонит меня. Абзи резко останавливается, опирается ладонями на колени.

— Вы идите. Я здесь подожду. И за меня побегайте, — еле выговаривает он.

Климат Кисловодска таков, что здесь, когда адаптируешься и начинаешь дышать всем телом — воздух сам тебя поднимает, не устаешь, готов подняться не только в горы, но к самому небу. Кто это понимает, не остановится на полпути, подобно моему абзи, не запыхается, поднимаясь по горной тропинке: вон сколько людей поднимаются и спускаются.

Я «взял» эту высоту. Здесь каждый занимается по своему. Кажется, что этих людей (с разных уголков земного шара, разной национальности) объединяет одна-единственная цель — бодро встретить утро в горах. Все дружелюбны, улыбаются друг другу. Все желают всем здравствовать, встречают наступление нового дня с добрыми помыслами. Для меня великое удовольствие, слышать это очень приятно. Наверное, и для остальных так же…

Чистейший, веселый горный ветерок, очистив наши легкие, уступил место дождю. Дождь начал капать по одной капельке — то там, то здесь.

Я начал спускаться по горной тропинке вниз, в санаторий. При спуске бегут не ноги, а сама тропинка, не устаешь.

Дождь усиливался. Небо будто вздрогнуло, прогремел гром — засверкала молния. Не видно Олима-абзи, который остался на полпути. Давно смылся, наверное. Небось, спит, свернувшись калачиком.

Вот это да!.. Полило прямо как из ведра. Легкая спортивка на мне намокла до ниточки. Все — и кто поднимался в горы, и кто спускался — укрылись под хвойными деревьями.

Почему-то прогулка под дождем мне нравится, становится весело. И в детстве я не мог сидеть дома, когда идет дождь. Выбегал на улицу… Как знать, может я родился, когда был ливень?.. Ведь я родился в начале весны, пятого марта.

Итак, я весь промок. На меня смотреть одно удовольствие. Под проливным дождем, радостно грохочущим небом, как одинокий безумец, бегаю по тропинке…

Нет, оказывается на тропинке я не один. Во-о-он, идет миловидная, статная женщина под голубым зонтом, одетая в белую прозрачную блузу и шорты, в белоснежных кроссовках на стройных красивых ножках. Она легко поднимается навстречу ко мне по крутой горной дорожке. Будто белая роза под голубым небом…

— Доброе утро, девушка, — тяжело дыша, приветствую ее.

Женщина под зонтом с улыбкой кивает, на ее белокожем лице расцветает очаровательная улыбка, золотые локоны до плеч волнуются на ветру. Эх, друзья, слова бессильны, чтобы описать красоту этого божьего создания, источающего всю прелесть женского обаяния. Я чуть не сорвался в обрыв, стараясь еще раз посмотеть на это чудо природы. Красота имеет такую силу, такую мощь, что за это она, естественно, требует жертв. Раз так, иди себе не оборачиваясь, знай свое место…

Когда после поворота ступил на более крутую тропу, то увидел, что возле появившихся луж лежит кошелек фиолетового цвета.

Кожаный бумажник был мокрым, закрытым на замочек-молнию. Когда открыл, увидел содержимое: пачку пятитысячных купюр — пятьдесят тысяч. Не знаю, то ли бес попутал, но в голове промелкнула мысль: «Беги на рынок, тоже купишь шубу для жены…»

Но вдруг, как обухом по голове: «Это не твои деньги, у них есть хозяин…»

Показалось, что кто-то там, наверху, наблюдает за мной. И неожиданно подумал: «Хозяйка этого кошелька — та женщина». Повернувшись, я побежал за ней.

Эх-хей, она прошла и второй поворот!.. Помчался быстрей.

Вот зараза, никак не дается эта дорога, непросто бежать вверх. Тем более, дождь и не думает останавливаться. Со злостью бьет прямо по лицу, застилает глаза. Ноги не несут, запыхался уже. Даже упал, поскользнувшись…

А женщина в том же темпе, не очень-то торопясь и не оглядываясь, идет по тропе. Даже не думает повернуться. Между нами каких-то тридцать шагов…

— Девушка, э-эй…Остановитесь, ну остановитесь же!

Она меня услышала, но даже не повернула головы.

Я разозлился. Ускорился и подбежал к ней.

— Девушка, на минутку остановитесь!.. (Еле удержался, чтобы не сказать: «Вы глухая, уши заложило?!»).

Женщина остановилась, посмотрела на меня с удивлением и даже с некоторым осуждением. В лице отразилось то ли ненависть, то ли еще что-то…

— Чего вы хотите от меня? — сердито спросила она.

— Ничего не хочу. Вот, держите. Уронили.

Дамочка растерянно смотрела на бумажник. Взяв зонтик в левую руку, поковырялась в карманах шортов.

— Да-да, мой. Мой… — ее голос дрожит.

— Вот, возьмите, раз ваш! — говорю я.

Женщина уверенно взяла бумажник из моих рук, невольно открыла его, посмотрела внутрь. Потом, резко подняв на меня взгляд, покраснела. Грустно улыбнулась. Затем раскрыла свой зонт надо мной. С сожалением осмотрела мой жалкий вид.

— Спасибо вам… — сказала она дрожащими губами.

—

Догоняя вас, упал, — стесняясь своего вида, произнес я.

Красавица протянула зонт мне. Теперь мы шли уже под одним «небом», который укрывал нас от дождя. Дрожащими руками она достала из бумажника три пятитысячные купюры и протянула мне.

— Примите… Я хочу, чтобы вы это взяли…

Мне стало не по себе. Я почувствовал себя глубоко оскорбленным. И в то же время понимал, что женщина хочет отблагодарить меня за добрый поступок.

— Э-е-ей, оставьте. Мне не нужны ваши деньги. Если бы были нужны, я бы сразу вернулся в санаторий, как только их нашел, — сказал я.

Она рассмеялась.

— Вы в каком санатории отдыхаете?

— В «Крепости».

— А я в «Розе ветров». Сегодня после полудня уезжаю домой. Несмотря на дождь, хотела еще раз прогуляться.

Было приятно беседовать под одним зонтом, однако я чувствовал, что долго с ней оставаться не могу: мог нарушиться образ героя, только что вернувшего женщине деньги.

И еще… Весь вид женщины говорил о том, что внешняя неземная красота гармонирует с ее богатым внутренним миром. Видно было, что она образованна, грамотна и умна. Ибо, по словам моего соседа по комнате Олима-абзи, настоящий писатель, кроме двух очей под бровями, обладает также тысячами глаз внутренних, душевных (ну и абзи!).

Я, конечно, не знаю, обладаю ли внутренним взглядом. Но и глазами, имеющимися снаружи, я видел, какова эта женщина.

— Ладно, я пойду… — выдавил я.

— Еще раз благодарю вас, хороший человек, — сказала женщина и достала из кармана визитку. Протянула мне: — Вот мои координаты. Если будете в Москве, обязательно позвоните. Если хотите, можете написать. У меня есть также электронная почта.

Войдя во двор санатория, вижу в одном из окон упитанного мужика, удивленно наблюдающего за мной, — за безумцем, гуляющим под таким ливнем. Я радостно машу ему рукой. Он резко закрывает окно. Наверное, подумал, что я действительно из тех, ну… умалишенных, что ли…

Смеюсь во весь голос.

Абзи в полуобнаженном виде лежа читает газету. Увидев меня, приподнимается и смотрит мне в лицо. А я, не в силах скрыть непонятную радость, улыбаюсь.

— Ого… Ну и ну. Ох, и вид у вас, дружище, а еще и смеетесь!.. А ну-ка давайте, быстро раздевайтесь. Наденьте сухую одежду…

— Абзи, рассказать вам интересную историю? — я прислонился к шкафу.

— Ничего не рассказывайте! Немного полежите, укрывшись. Потом позавтракаем.

Я наслаждаюсь теплом мягкой постели. Олимбай протягивает мне чашку чая с лимоном.

— Абзи, я не пойду в столовую. И ни на какие процедуры не пойду. Хочу до обеда хорошенько поспать.

— Было бы отлично! — вырвалось у соседа, немного уставшего от моих дискуссий.

В обеденное время абзи опять напомнил:

— Завтра пойдем на рынок. Купим Любе шубу.

— Пойдем, абзи, пойдем… Купим, конечно, купим.

После обеда Олим-абзи отправился в наш номер.

Я сходил в магазин, расположенный рядом с санаторием: хотел купить кое-что. Немного погодя вернулся.

Абзи, устроившись на полу, устланном ковром, рылся в своем чемодане. Он выглядел расстроенным. Одежда лежала на полу. Он доставал из чемодана какие-то вещи, клал обратно… Руки его дрожали.

Посмотрел на меня озабоченно:

— Нет, не могу найти! — голос тоже дрожит.

— Чего не можете найти?

— Бумажник!.. Нет бумажника. Утром брал в руки. Затем положил вот на этот стол. Потом опять взял… Не помню: потом брал с собой, когда пошел с вами на прогулку, или нет?

Я вздрагиваю.

— Какой бумажник?.. Как он выглядел? — еле выговариваю.

— Просто бумажник. Обычный. Болотного… нет, скорее сиреневого цвета. Там были деньги…

Я раздавлен. Олимбай встает с пола, садится на кресло. Бросает на меня многозначительный взгляд.

— Почему побледнели?

— Я… я знаю… Бумажник… — путаюсь я в словах.

Абзи резко встает, смотрит удивленно. Я достаю из ящика стола визитку. Собрав все силы, выбегаю на улицу.

Запыхавшись, еле добираюсь до санатория «Роза ветров», расположенного на другой стороне улицы. Протягиваю визитку девушке на ресепшн.

— Мне нужна эта женщина. Да, нужна Ольга Ивановна. В какой комнате она живет?

— Она уехала. В аэропорт. Номер сдала… Друзья ее увезли.

— Когда уехала? Почему уехала? — я уже кричу.

Девушка на ресепшн тоже злится.

— Только что уехала!.. У нее закончился курс лечения. Вот и уехала!

Не в силах сделать даже шагу, еле бреду к выходу.

Выхожу на большую дорогу. Останавливаю такси, еду в аэропорт.

«Да, она же говорила, что сегодня уезжает…»

Прошу водителя ехать быстрее, умоляю, угрожаю. Раз за разом набираю номер телефона, указанный в визитке. Выключен. Молюсь, чтобы найти эту проклятую женщину, Ольгу.

Такси остановилось возле автопарковки аэропорта. Машин — не счесть.

Выйдя из машины, озираюсь вокруг. Задыхаясь, бегу к зданию аэропорта. В контрольном пункте меня не пропускают. Тысяча чертей! — забыл взять паспорт. Не могу стоять на месте, верчусь как угорелый, смотрю по сторонам. От обиды готов заплакать.

В этот момент в окружении двух амбалов появляется она, Ольга, — та самая красавица с обалденной фигурой, которую я повстречал утром. Она идет со стороны парковки прямо в мою сторону. Я тоже (в полуобморочном состоянии) иду навстречу к ней. Увидев меня, женщина улыбается.

Стараюсь взять себя в руки.

— Бумажник… Тот бумажник! — говорю продолжающей улыбаться Ольге.

Улыбка моментально исчезает с её лица. Губы дрожат, резко отвернувшись, она уходит. Один из тех двух амбалов, тот что с бородой, загораживает мне дорогу.

— Ольга наша гостья. Что у тебя к ней? — говорит грубым голосом, с характерным кавказским акцентом.

— Ничего… — я подавлен.

Ольга уехала. Бумажник абзи тоже уехал.

В паршивом настроении я возращаюсь на место парковки.

— Ну как? — спрашивает водитель такси, который меня привез.

— Всё хорошо… — отвечаю.

Возвращаемся обратно. Водитель прибавляет скорость.

— Теперь можете не спешить. Некуда спешить. И зачем теперь торопиться?

Пошатываясь, вхожу во двор санатория. Утренний толстый дядька теперь сам машет мне. Я прикидываюсь, что не увидел.

Не хочется возвращаться в номер. Долго стою перед дверью. Из комнаты слышен голос абзи — он тихо поет какую-то грустную татарскую песню.

Погруженный в печальные думы, открываю дверь. Сосед сразу смолкает.

— Где ходите?..

Не могу смотреть ему в глаза.

— Простите… Ваш бумажник пропал, — еле выговариваю.

— Почему пропал? Я его нашел. Он упал за диван, негодник…

Я сам чуть не падаю. Абзи поддержал. Потрогал мой лоб.

— Ух… Да у вас температура. Ну-ка, идемте, — он меня довел до кровати. — Отдохните немного.

Я укрылся одеялом. Еле сдерживал себя, чтобы не зарыдать. Из глаз потекли слезы. Немного погодя почувствовал облегчение. Затем уснул.

…Назавтра мы пошли на рынок. Купили шубу Любе, жене абзи.

Р. S. Я ничего не рассказал Олиму-абзи про вчерашнюю историю: ни про бумажник, ни про Ольгу. Вернувшись с рынка, написал этот рассказ.

Даст Бог, после возвращения в Ташкент переведу его на русский язык… потом отправлю его Ольге — руководителю адвокатского бюро «Фемида» Ольге Ивановне.

Перевод с узбекского Нигоры Юсуповой