Скажи мне «нет»

Ксюша Лесникова, 2022

– Никогда не смотри бешеной собаке в глаза, – учил меня отец. В глаза собакам я не смотрела. Вот только… однажды посмотрела в глаза волка, и с этого самого момента мой мир навсегда и бесповоротно изменился. Моя прежняя реальность рухнула куда-то в чёртову бездну, расплескавшись осколками. И теперь в моём новом мире всё иначе. Теперь в нём существует мужчина с глазами цвета спелых оливок, мужчина, чей взгляд может расплескиваться янтарным, мужчина, который способен превращаться в огромного чёрного волка. Тот, от кого не уходят и не сбегают. Тот, чьи приказы выполняют безоговорочно. Мужчина, которому ещё никто и никогда не смел отказывать, просто потому, что такому, как он, отказать невозможно. Такому, как он, ещё никто и никогда не смел сказать «нет». Никто, кроме… меня.

Глава 2

*Кира*

Я как раз заканчивала разгребание завалов кистей и красок на своём рабочем месте, изредка бросая рассеянный взгляд на экран ноутбука, где транслировалась очередная серия одного из моих любимых, бесконечных сериалов, когда вибрация мобильного сообщила о входящем вызове.

— Кира? Это Дамир. Буду у вас к шести вечера, как мы и договаривались. Надеюсь, всё осталось в силе?

— Здравствуйте, Дамир Эдуардович. Да-да, конечно. Всё, как мы и договаривались. Я жду вас!

— До встречи.

Мужчина первым отбил телефонный звонок, а я в задумчивости покусала губу, вертя в руках собственный мобильный.

Дамир Эдуардович Корсаров… старший брат Софии, как та мне заочно его представила при нашем с ней вчерашнем вечернем телефонном разговоре. Мужчина, которого совершенно внезапно заинтересовала самая необычная из всех моих картин.

Интересно, почему? Я поднялась со стула, подошла к дивану и плюхнулась на него, устраиваясь поудобнее, а потом в задумчивости нахмурила лоб, разглядывая со своего места огромный холст, который вчера так и не стала убирать обратно в шкаф.

Оглядела полотно, словно запоминая напоследок все детали. Словно прощаясь.

Эта картина всегда напоминала мне о слишком многом. Была связующим мостиком с прошлым. Не самым радужным прошлым. И всегда вызывала во мне слишком непонятные, маетные чувства.

Но от прошлого всегда нужно избавляться, иначе прочного будущего не построить. Эта работа была каким-то уже прошедшим этапом. Поэтому, рассудив, что раз кому-то она понравилась и сможет принести удовлетворение, я могу лишь порадоваться. В конце концов, не буду же я хранить её у себя вечно. У художников ведь судьба такая — создавать нечто новое и делиться этим самым новым с миром.

Ещё раз всмотрелась в рисунок, ощущая уже знакомое, тревожное чувство, зародившееся внутри.

На моей картине был нарисован лес.

Нет, не верно. Там была изображена лесная чаща. По-настоящему дикая, непроходимая, неизведанная и тёмная. Крючковатые ветви столетних деревьев переплетались между собой, образуя из густой, плотной и практически чёрной листвы непробиваемый для лучей света полог.

А у правого края полотна, среди древесных стволов, мутным темным пятном проступал силуэт человека, мужчины. Быть может, это был охотник, или просто случайный путник, заблудившийся и забредший под своды первозданного леса. Я и сама не знала, кого именно рисовала. Просто понимала, что хочу видеть именно такой образ — туманный, размытый, без лица, лишь с узнаваемыми контурами мужского силуэта.

Мужчина стоял на узкой тропке, которая уводила куда-то в самую чащу нарисованного леса, а сверху над ним и над острыми верхушками сосен слепяще ярко горела одна единственная звезда.

Тянула робкие, рассеянные, сияющие лучи через всё полотно, силясь пробиться сквозь густую крону, коснуться мужского силуэта, выбелить его высокую фигуру и разворот мощных плеч, высветить лицо.

Но ее света было для этого недостаточно. Лицо мужчины всё так же оставалось неразличимым, и тогда лучи невесомой, призрачной дымкой скользили и тянулись дальше, к противоположному краю.

Туда, где в полный рост, заполняя собой практически треть пространства всего рисунка стоял огромный, черный, таёжный волк.

Топорщилась на загривке густая жесткая шерсть, напрягались канаты-мускулы на груди и передних лапах, горели запредельно ярко два огромных волчьих глаза, смотрели с холста остро, пристально, словно и не картина это была вовсе, а что-то настоящее, живое.

И серебристый звездный свет дрожал, распадался тысячами искрящихся капель, рассыпался пылью, рассеивался, силясь коснуться силуэта черного зверя. Опадал невесомой вуалью на его шерсть, стелился дымкой у лап, терялся в густой траве россыпью звездных искр.

И всё полотно картины от этого сочетания контрастов, оттенков и образов казалось злым, мрачным, наводящим тревогу, и непонятный, необъяснимый, какой-то глубинный страх.

И казалось, вглядись ты в картину чуть более пристально, присмотрись чуть более внимательно, задержи взгляд на лишнюю долю секунды, и поползёт из лесной чащи сумрак, потянет сырым, холодным воздухом, замешанном на горечи прелой листвы и запахе влажной земли.

Зашумит, зашелестит темными листьями мрачный, непроглядный полог. Затрепещут на низких еловых ветвях тонкие, острые иголочки, посыплются вниз зеленым дождём, опадут к лапам черного волка.

И зверь вдруг весь напряжется, потянет носом воздух, поведёт ухом. Встопорщится на загривке жесткая звериная шерсть, полыхнут в сумраке хищные глаза, оскалится пасть, обнажая острые как кинжалы зубы, прочертят в сырой лесной земле борозды длинные когти.

Ещё секунда и прыгнет зверь, прорвётся через полотно холста, кинется на случайную жертву…

И человек из чащи не сможет ничего сделать, не успеет помочь. Так и останется стоять неясным силуэтом, теряющимся в темноте леса, будет наблюдать, не в силах помешать черному зверю…

Но только дрогнет вдруг сумрак, попятится растерянно. Потому что потянется к волку трепещущий, практически прозрачный, с лёгкими серебряными вспышками свет одной единственной звезды, каким-то неведомым чудом заглянувшей в эту непроходимую чащу. Коснется ласково холки зверя, останавливая, успокаивая, усмиряя.

Я мотнула головой, обрывая непонятную череду воображаемых ведений. Ощущение было таким, словно я увидела сон наяву, или едва не потерялась в ожившей картине. Несколько раз моргнула. Странное оцепенение спало так же внезапно, как и накатило. Повела плечом, сбрасывая тревожные ощущения.

Бр-р-р-р-р.

Потянувшись, с трудом заставила себя выкарабкаться из уютных объятий дивана. Нужно было еще успеть упаковать полотно в специальную бумагу и пленку, чтобы холст не повредился во время транспортировки. Вот как раз этим и займусь, пока жду своего покупателя.

А заодно… поброжу ещё немного в лабиринтах собственного воображения.

Дело в том, что я почти всегда рисовала людей. Тех же посетителей кофеен, отдыхающих в парках, случайных прохожих. Я изучала их позы, мимику, жесты, каждый раз открывая для себя что-то новое.

Мне нравилось изучать самих людей. Наблюдать, подмечать незначительные детали, анализировать выражение их лиц и одежду. Это всегда казалось мне чем-то поистине захватывающим и невероятным.

А ещё, я любила рисовать у себя в голове образы тех, с кем пока не была знакома лично, а лишь разговаривала по телефону или общалась в социальных сетях.

И наиболее точные мысленные портреты я всегда создавала по услышанному голосу. Улавливала особенности произношения, тембр, интонации, эмоциональный окрас слов, и в голове сам собой рисовался образ, а после я с нетерпением ждала встречи с человеком, чтобы убедиться, как в очередной раз сработала моя «портретная» интуиция.

Порой, ожидания совершенно не сходились с моими представлениями, а порой, оправдывались с поразительной точностью.

Вот и сейчас, я легко прикрыла глаза, стараясь мысленно нарисовать у себя в голове портрет человека, который должен будет посетить мою квартиру в самое ближайшее время.

Вспомнила, как разговаривала с мужчиной по телефону.

Его голос был глубоким, временами слишком резким и грубым, а порой необычайно бархатистым и гортанным. Сухой, как шуршащие под ногами осенние листья. И ещё, в нем присутствовали вибрирующие нотки. Словно кто-то перекатывал круглые камешки в глубоком деревянном стакане. Дерево и камень. Лес и волк. Хищник…

Услужливое воображение мгновенно нарисовало образ.

Ему должно было быть около сорока, или, даже несколько больше. Непременно высокий, статный. С правильными, но слегка угловатыми чертами лица. С глазами, обязательно темными и глубокими. Возможно карими, или серыми. Фигура… пожалуй, он мог бы быть сух, даже несколько худощав, но при этом крепок. Гладко выбрит, в строгом костюме. Возможно, с уже проявившейся легкой проседью в густых волосах.

Такие люди в своё время относились к редкой породе аристократов. Носили длинные сюртуки, камзолы и фраки, вставляли в левый глаз пенсне на длинной золотой цепочке и при каждом шаге опирались на тонкие, деревянные трости с резными изысканными узорами и набалдашниками из серебра или прозрачного горного хрусталя. Спокойные, размеренные, смотрящие на мир с высока, но без призрения. Знающие себе цену, деловые, собранные и строгие.

Да, обычно именно такие люди и покупают, подобные моей, картины, при этом совершенно не заботясь вопросом цены. Богатые, аристократичные, чувствующие себя хозяевами жизни и обладающие всеми положенными им странностями.

Например, подобные личности запросто могли являться коллекционерами редких минералов, экзотических бабочек, археологических древностей, или же, например, вот, уважали и ценили искусство и живопись.

Наверняка мой заказчик повесит эту картину где-нибудь в своём кабинете. В непременно огромной и мрачной комнате, с отделкой из темного дерева, массивным письменным столом, тяжелыми гардинами на окнах и стеллажами со множеством книг. По вечерам он будет сидеть в глубоком кресле, курить самые дорогие, импортные сигары, выпуская в пространство кольца сизого, густого, терпко пахнущего дыма, и смотреть на картину, которую написала я.

Интересно, о чем он при этом будет думать?

Возможно, о своей молодости, которая закончилась совсем недавно? Или же о том, что он, как и этот самый волк, стоит среди огромных вековых деревьев, совершенно один. Ведь я всегда была твердо уверена — богатые люди несчастны. Глубоко и отчаянно несчастны.

И почему-то вдруг подумалось, что этот мужчина будет очень уставшим и утомлённым жизнью. И даже стало как-то стыдно за то, что ему придётся заезжать в наш маленький квартал, искать нужный дом, заходить в тёмный подъезд (в нём сегодня снова перегорела лампочка) подниматься по лестнице до моей квартиры.

Может, стоило предупредить его, что я могу отправить холст через курьерскую службу доставки?

Я уже собиралась вновь потянуться к телефону, чтобы набрать нужный номер, но тут в прихожей раздалась мелодичная трель домофона, и я подскочила на месте.

Мельком бросила взгляд на часы. Надо же, ровно шесть вечера. И вновь моя дурацкая привычка погружаться в собственные мысли выбила из колеи!

Ругая себя за подобную рассеянность, я быстрым шагом направилась в прихожую. А мой покупатель, однако, на редкость пунктуален. Даже с учётом хронических столичных пробок, приехал он минута в минуту.

К двери в прихожей я шла, уже практически наверняка зная, как будет выглядеть мужчина, который окажется на пороге моей квартиры. Уж слишком отчетливо рисовался в голове его образ.

Разговаривать с людьми, которые на несколько десятков лет старше меня, я умела. Порой делать это было невероятно сложно, ввиду слишком большого различия в воспитании наших поколений. Однако, я искренне надеялась, что раз София при встречи показалась мне невероятно спокойной, вдумчивой, рассудительной и дружелюбной, то её брат окажется ничуть не хуже.

Я повернула щеколду внутреннего замка, взялась за ручку, распахнула входную дверь, полностью уверенная в том, кого сейчас увижу, и…

И застыла, удивленная и растерянная.

На пороге моей квартиры стоял мужчина. Вот только… он отличался от созданного мною мысленного портрета точно так же, как отличается, скажем, ворон от волка.

Мужчина был молод. На первый взгляд я могла бы дать ему лет двадцать восемь, не больше. Волосы были темными и гладкими, зачесанными назад. На скулах и подбородке — легкая щетина. Тонкий и черный вязаный свитер плотно облегал рельефное тело. Образ дополняли черные джинсы, черные кожаные ботинки и небрежно наброшенная на плечи куртка. Тоже кожаная и тоже черная.

Интересно, а он знает, что в мире существует одежда и других цветов?

Наверное, я слишком долго глазела на него, не проявляя должного уважения, потому что мужчина удивленно вскинул бровь.

Я в ответ уставилась на эту самую бровь. Густую, идеальной формы. Неужели, это тот самый Дамир?

Но ведь… Я ожидала увидеть перед собой абсолютно другого человека.

Может, это доверенное лицо моего покупателя? Его водитель? Может, как я и предполагала, строгий мужчина не стал утруждать себя посещением моего скромного жилища и отправил своего помощника? Ведь богатые люди могут себе подобное позволить, в конце концов.

Я практически удостоверилась в своём предположение относительно личности визитера, но ровно до того момента, пока мужчина не заговорил, повергая меня в ещё более глубокое неверие.

— Может, вы всё же пропустите меня в квартиру? Или уже передумали расставаться с картиной?

— Что, простите?

Шорох сухой листвы и шелест ветра в изумрудных кронах. Грубость и холодность, замешанная на бархатистых нотках. Едва уловимая насмешка, превосходство, надменность… власть и сила. Лес, дерево и камень. Волк, хищник…

Кажется, мужчине просто надоело стоять на пороге и ждать, пока я переживаю бурю из внутренних ассоциативных образов. Особо не церемонясь, он просто по-хозяйски шагнул в мою квартиру, сам прикрывая за собой входную дверь.

И сразу же в маленьком узком коридорчике стало невыносимо тесно. Гость, кажется, заполнил собой всё окружающее нас пространство.

А ещё, от него пахло так странно… складывалось ощущение, что ты стоишь не в своей собственной квартирке, а посреди дремучего, темного леса. Вдыхаешь свежий, влажный воздух, ощущаешь вплетенные в него нотки сырой земли, сочных, ярких листьев на деревьях, терпкость трав, горечь мха на тёмной, почти чёрной коре деревьев…

Я отступила вглубь квартиры, пропуская его и, кажется, только сейчас пришла в себя. Тряхнула головой. Задрала повыше подбородок. Мужчина, стоящий сейчас напротив, склонил голову набок, беззастенчиво разглядывая моё лицо, а затем, скользнув взглядом ниже, и фигуру.

— Дамир Эдуардович? — словно желая убедиться, что никакой ошибки нет, всё же недоверчиво спросила я.

— Кира Андреевна? — в тон мне ответил мужчина, при этом на лице его не дрогнула ни одна мимическая мышца.

— Здравствуйте, — совсем уж не к месту и с явным запозданием поздоровалась я. Ну, а что тут поделаешь. От неловкостей никто не застрахован. Я же не знала, что голос и внешний облик могут так… так… противоречить друг-другу.

Затем кивнула в сторону комнаты.

— Проходите. Обувь можете не снимать, если вам так удобно.

Мужчина молча, ни сказав ни слова, шагнул в указанном мною направлении. Я дождалась, пока он пройдет мимо меня в арочный проем, и скользнула следом.

— Ну, собственно, вот, — я указала рукой на полотно у стены, — картина уже упакована и готова к транспортировке. Если хотите посмотреть на нее еще раз, так сказать, в живую, я могу снять пленку…

— Не нужно, — перебил меня мужчина, — мне было достаточно фотографии. Картина меня вполне устраивает.

— Что ж… — я развела руками и улыбнулась самой вежливой улыбкой, которая только была в моем арсенале, — в таком случае, как вы… вы заберете её сами?

Не знаю, почему я задала столь странный вопрос. Мой уровень глупости вообще подозрительно возрос за последние несколько минут.

Ну просто не могла я представить вот этого надменного, пугающего своей властной силой мужчину в одежде, купленной явно в дорогих бутиках, с серебряными часами на запястье левой руки ценой в пол состояния, тащащего на себе вниз по подъездной лестнице огромный, упакованный в строительную пленку холст…

Мужчина посмотрел на меня как-то странно. Он вообще очень странно смотрел на меня с того самого момента, как, даже не спрашивая разрешения, молча перешагнул порог моей квартиры.

— Мои люди приедут через пятнадцать минут, — спокойным ровным голосом произнес он, — погрузят и заберут полотно. Вам не о чем беспокоиться.

Я удовлетворенно кивнула.

— Ну, что ж, в таком случае, давайте, пока мы ждем, я угощу вас чаем.

Я сделала приглашающий жест рукой. Мужчина отказываться не стал, и всё так же молча проследовал за мной на кухню. Я выдвинула из-под стола раскладной деревянный стул, предлагая мужчине садиться, и повернулась к кухонной стойке.

Включила электрический чайник, достала из шкафчика две чашки. Одну, большую и пузатую, цвета спелой облепихи, с кошачьими ушами и хвостом на выпуклом боку, и вторую, чуть поменьше, с лупоглазой мордой керамической совы.

Подумала немного, прикидывая варианты, и поставила перед мужчиной ту, что с кошачьими ушами. Потом заглянула во второй шкафчик, размышляя, что бы такое вкусное предложить гостю.

— Простите, но, кажется, к чаю у меня ничего нет, — через минуту, обернувшись к мужчине, виновато призналась я, — только мандарины и яблоки. Будете яблоки?

Гость бросил на меня совсем уж нечитаемый взгляд и мне даже показалось, что в нём проскользнули искры ярости.

Интересно, на что он мог так разозлиться? Но уже через мгновение это ощущение прошло, а мужчина лишь покачал головой.

— Нет, спасибо, простого чая будет достаточно.

Ну, достаточно, так достаточно. Я разлила кипяток по кружкам и поставила на стол огромную коробку с коробочками поменьше, в которых хранилась заварка.

— У меня есть ромашка, чабрец, имбирный и мятный, летние ягоды, манго, виноград и слива, с лавандой. Вы какой чай больше любите? Ой, простите, ещё же кофе есть. Совсем забыла про кофе. Но только молоко, увы, закончилось. Возможно, вы предпочитаете эспрессо?

— Не беспокойтесь, Кира, я буду чай. Самый обычный черный чай.

Я кивнула, принимая его ответ. Обычный черный, так обычный черный. Насыпала в маленький прозрачный заварник горсть ароматных сушеных листиков, залила кипятком и поставила на стол перед гостем.

И вдруг поняла, что он по-прежнему на меня смотрит. Пристально, внимательно, сканирую взглядом от макушки до самых кончиков пальцев.

И я вдруг на секунду подумала, что, возможно, нужно было одеться как-то иначе. Выбрать юбку, или сарафан. Сейчас же я стояла перед ним, облаченная в узкие черные джинсы и белую майку-борцовку, с наброшенной поверх тонкой домашней рубашкой бледно-голубого цвета.

А потом тряхнула головой. Я что, только что едва не смутилась перед незнакомым мне мужчиной? Бред какой. Пусть смотрит, сколько ему вздумается, мне-то какая разница.

Уже сама собиралась сесть за стол, у противоположного его края, как внезапно, моё внимание привлёк непонятный, странный звук, доносившийся из угла кухни. Я удивленно обернулась и замерла, недоверчиво рассматривая своего собственного кота.

Персик натурально и вполне себе угрожающе шипел, оскаливая маленькие передние клыки и напоминая сейчас скорее раздутый пушистый шарик, ощерившийся когтями и зубами, нежели моего всегда такого добродушного и ласкового кота.

— Кис-кис, малыш, ты чего?

Обычно мой кот никогда себя так не вёл. Незнакомых людей в квартире он опасался, и чаще всего прятался где-нибудь под кроватью или за шкафом, предпочитая не показываться вовсе. Тех же, кто бывал у меня довольно часто, знакомых или друзей, Персик принимал вполне дружелюбно. Терся о ноги, мурлыкал и с удовольствием подставлял голову для поглаживания.

Но вот чтобы так…

— Эй, — вновь позвала я, присаживаясь напротив своего питомца и виновато оглядываясь на Дамира, — простите, не знаю, что это с ним. Обычно на чужих он так не реагирует, просто прячется.

Кот же, тем временем, словно не замечая меня, смотрел остекленевшим и каким-то совсем уж диким взглядом на сидящего за столом мужчину.

Зрачки его при этом вытянулись в тончайшую ниточку, хвост мелко подрагивал, а когти впивались в ламинат на полу. Так и казалось — ещё миг, и мой озверевший питомец бросится на внезапного гостя, чтобы исполосовать тому всё лицо, ну или выцарапать глаза.

— Кажется, я определенно чем-то не устроил вашего кота, — задумчиво протянул мужчина.

— Не знаю, что с ним такое, обычно… ай! Вот же зараза…, — я едва сдержалась, чтобы не выругаться, когда при попытки оторвать его от пола, Персик едва не вцепился мне в руку.

В итоге, спустя пару минут бесполезной борьбы с собственным котом я вытащила из шкафчика под мойкой средство для чистки стекол и без зазрения совести тыкнула пульверизатором прямо в нос упрямого и несносного питомца. Тот мгновенно подпрыгнул, испуганно фыркнул, сорвался с места и унесся из кухни, забыв о своём недавнем приступе кошачьего бешенства.

— Ну вот как-то так, — я смущенно пожала плечами, возвращаясь за стол.

Дальше чай пили молча. Я рассматривала своего внезапного гостя и никак не могла отделаться от ощущения какой-то неправильности происходящего. Что-то было не так в этом надменном и уверенном в себе мужчине. Возможно, сам факт, что он не побрезговал пройти на мою маленькую, хоть и очень чистую, и уютную, кухню?

Ведь он вообще словно был из другого мира. Из параллельной реальности. Живой персонаж фильма, шагнувший с плоского и яркого экрана в нашу серую повседневность. От него совершенно необъяснимо тянуло какой-то запредельной силой. Словно всё в этом мире ему доступно и подвластно.

А еще этот странный аромат неизвестного мне парфюма… почему, сидя сейчас на своей собственной кухне, я начинала ощущать запах леса, слышать шелест ветра в высоких густых кронах, чувствовать горечь опавшей листвы, влажность мха и древесной коры?

Схожие чувства я испытывала, когда особенно пристально разглядывала свою собственную картину.

Да, определенно, лучшего хозяина для этого произведения было не найти. Я словно рисовала её именно с него и для него.

Неужели в жизни бывают подобные совпадения?

И глаза. Эти странные, притягивающие глаза незнакомца. В них хотелось раствориться, потеряться в этом сосредоточии цвета, дойти до самого дна, чтобы там, на дне этого болотного омута рассмотреть… душу?

— Ки-р-р-ра…, — не голос даже, шепот. Предупреждающий, предостерегающий, тревожный.

Я моргнула, и странное оцепенение пропало. А потом тишину разорвала трель дверного звонка.

Обещанные Дамиром Эдуардовичем рабочие приехали грузить мою картину. Пропустив покупателя вперёд, я прошла следом. Открыла дверь, впуская двух рослых, крепких мужчин, с появлением которых моя квартирка и вовсе стала напоминать домик хоббита, который вдруг заполнила толпа великанов.

Я вновь протиснулась в гостиную и рабочий кабинет по совместительству, поправила упаковочную бумагу, в которую был завернут холст, затянула нити шпагата, проверила, чтобы на всех углах были специальные картонные уголки, во избежание повреждений, и отошла в сторону, позволяя рабочим унести из моей квартиры работу пяти с лишним лет.

Проводила их немного грустным взглядом, и вновь обернулась к Дамиру.

— Что ж, поздравляю с приобретением. Очень рада, что моё творчество пришлось вам по душе. Как мы и договаривались, можете оставить оплату наличными, если вам так будет удобнее, — я выдала набор стандартных фраз при общении с заказчиком и замолчала, ожидая ответа.

Мужчина кивнул, вытаскивая из кармана брюк продолговатый конверт из бумаги цвета кофе с молоком, но прежде, чем протянуть его мне, проговорил:

— Раз кофе вы меня сегодня так и не напоили, тогда, может, согласитесь выпить его со мной в кофейне?

Признаться, я даже замешкалась. Предложение было внезапным и неожиданным. Слишком неожиданным и слишком внезапным. Я вообще никак не могла рассчитывать на подобное. Покачала головой.

— Извините, но вынуждена ответить отказом.

— Почему же, — мужчина вскинул бровь, — у вас есть молодой человек?

— Я думаю, нам не стоит переходить на личные темы, Дамир Эдуардович.

— В таком случае, почему же нет, Кира?

Я растерянно моргнула. Как-то прежде мне ещё ни разу не доводилось попадать в подобную ситуацию. И вот что на это ответить? Как объяснить своё банальное нежелание переводить наши отношения в отличное от делового русло?

— Кира?

Вот ведь… настойчивый.

— Я…, — замялась на несколько секунд, — обычно у меня нет привычки теснее знакомиться со своими заказчиками. Только деловые отношения, и всё такое. Вы меня понимаете? — я махнула рукой и выжидающе уставилась на мужчину.

— Нет, Кира, вы не поняли. Это будет всего лишь небольшой ответный жест удовлетворённого заказчика по отношению к его исполнителю. Позвольте мне таким образом ещё раз отблагодарить вас за чудесную работу.

— Я дико извиняюсь, но, к сожалению, нет. Прошу прощения, мне правда очень неловко. Но не получится… — вновь замялась, и посмотрела на мужчину, ожидая его ответа.

Но тот лишь склонил голову набок, при этом не выражая никаких эмоций.

И только зрачки в его глазах странно подрагивали, словно вторя ритму дыхания. А потом он вдруг единым слитным движением шагнул ко мне, дотронулся до волос, пропустил сквозь пальцы прядь.

Резко втянул воздух, словно дышать ему вдруг стало неимоверно сложно.

Я оцепенела, совершенно сбитая с толку. Кажется, мой мозг даже не успел переварить эту информацию.

А когда до моего сознания дошел смысл его действий, я отшатнулась, инстинктивно делая большой шаг назад и заходя за стоящее около рабочего стола кресло. Словно то было в состоянии меня от чего-то защитить…

— Отказываешься? — медленно и вкрадчиво поинтересовался он, при этом не переставая прожигать меня взглядом своих невозможных глаз.

— Да! — ко мне вдруг вернулась вся моя решительность, щедро подкрепленная внезапной злостью, — я не собираюсь пить с вами кофе. И вообще, не нужно больше делать такое… то, что вы только что сделали.

— А что я сделал, Кира? — по лицу мужчины скользнула какая-то странная, едва уловимая эмоция, различить которую я была не в состоянии. Нет, он что, издевается?

— Вы нарушили границы моего личного пространства, — упрямо произнесла я, — считаю это неприемлемым и недопустимым по отношению к себе. И, еще раз вынуждена извиниться, но у меня много работы, — я многозначительно посмотрела на дверь за его спиной, недвусмысленно намекая, что пора уходить.

Дамир нахмурился, кажется, я всё же различила тень бешенства в его взгляде, но начать нервничать не успела, поскольку мужчина вновь стал собранным и отстраненным. Положил на мой стол конверт, который всё это время держал в руках, развернулся, и направился к выходу.

Я опасливо выдвинулась из-за стула и, держась от мужчины на максимально возможном в условиях маленькой квартирки расстоянии, проследовала за ним в прихожую. Подходить ближе не стала. Кто знает, вдруг ему снова придет в голову меня трогать.

И что это вообще такое тогда было!?

Дождалась, пока мужчина сам распахнет входную дверь, переступив порог и выйдя на лестничную клетку, и лишь тогда подошла ближе.

— До свидания, Кира, — сухо бросил мне на прощание мужчина, уже спускаясь по лестнице от двери моей квартиры.

— Всего доброго, — вслед ему так же лаконично произнесла я и закрыла дверь.

Постояла несколько минут, словно давая сознанию время на осмысления произошедших событий последнего часа. Но осмыслить всё до конца не получалось. Слишком… много всего.

Почему я ему отказала?

Ведь мой ответ был выдан автоматически, так, словно сознание само намекало мне — не стоит тебе больше с ним встречаться, милая, не стоит. А уж когда он дотронулся до моих волос и так жадно втянул воздух… в этот момент я окончательно убедилась в разумности своего решения.

В конце концов, я совершенно его не знаю. Да и узнавать, если честно, не хочу.

Всё ещё пребывая в задумчивости, я вернулась в комнату. Пересчитала хрустящие купюры в конверте, спрятала деньги в специальную коробочку, где всегда хранила наличку… и тем не менее, почему он пригласил совершенно незнакомую девушку на кофе?

Неужели я могла ему чем-то понравиться? Или, как он и сказал, это был всего лишь знак банальной вежливости? Тогда зачем было так на меня смотреть и так странно реагировать на мой отказ?

Он ведь словно не ожидал подобного. Был уверен, что я соглашусь.

Почему?

Настолько верит в свою неотразимость? А еще, почему я никак не могу отделаться от какого-то странного, маетного чувства при воспоминании обо всём произошедшем? Чувства, словно я что-то забыла, или куда-то очень сильно опаздываю.

Тряхнула головой. Ерунда какая-то. Нужно просто выбросить из головы все эти странности и продолжать заниматься своими делами.

Хватит думать об этом мужчине.

В конце концов, в мире существует достаточно людей со всевозможными странностями в поведении. Возможно, мой сегодняшний покупатель как раз относится к числу таковых.

Сделав подобные выводы, я кивнула собственным мыслям, выбрасывая из головы и образ темноволосого мужчины, и его оливковые глаза, и дурманящий свежестью запах, а потом решительно направилась в комнату, искать своего внезапно озверевшего во время визита гостя кота.