Держись от него подальше

Ксюша Левина, 2023

Скорее всего, она меня просто использует, чтобы избавиться от своего недалекого бывшего. Она позлит его и испарится. Между нами все несерьезно. Мне не нужно ей верить, но очень хочется.

Глава 2

«А я говорила» полным составом, не считая своего бывшего капитана — меня, сидит на подоконнике и шумно обсуждает прошедшее в воскресенье открытие осеннего сезона. Примерно два с половиной года назад я бы сидела по центру — там, где сейчас Женька, хотя нет. Я была бы как раз на том месте, где почему-то свалены сумки, будто его берегут для меня. Размечталась.

Я бы сидела там с картонным стаканчиком в руках, кривилась бы от тошнотворно-сладкого кофе из автомата и вспоминала нашу потрясающую победу или грандиозный проигрыш на квизе. Рядом бы сидела Аня. Мы всегда были где-то поблизости еще со школы. Поступили в один институт, на один поток. Учились в разных группах, но пересекались на общих лекциях. А самое главное — у нас была «А я говорила». Наша маленькая гордость. Команда, которая ни черта не знала в «классике», но всегда проходила в финал «кино и музыки».

Аня сидит на самом краю подоконника и что-то читает. Она была девочкой с книгами, я — девочкой с сериалами. Я смотрела «Сумерки», она их читала. У нее дома была целая библиотека, а у меня — четыре забитых под завязку жестких диска с фильмами. Она знала, кто написал «Записки юного врача», а я знала, кто снял «Залечь на дно в Брюгге».

Аня почти не изменилась. Хорошенькая, кругленькая, с идеальной кожей, почти без макияжа на лице. У нее черные волосы, ровная челка и привычное каре. Круглые очки на кончике носа. Она одета в одно из ее милых приталенных платьев с белым воротничком и бордовые ботинки на низком каблуке. Кажется, я сейчас подойду, она поднимет на меня взгляд и улыбнется. Скажет, что прочитала какую-то крутую книгу, а я расскажу, что в кинотеатре новинка и мы обязаны сходить туда. Только вот уже полтора года, как она со мной даже не здоровается. Место капитана команды занял Женька.

Я не приходила на квиз все это время и скучала просто ужасно, но все никак не могла посмотреть страху в глаза и подойти к старым друзьям. Достаю телефон, открываю чат «А я говорила» и пишу: «Привет». Самое смелое, что я сделала за последние месяцы! Все четверо участников чата, сидящие на подоконнике, дергаются и достают телефоны. Женька видит, что я стою тут же, рядом, и пихает в бок Лену, которая медленно отрывает взгляд от экрана и переводит на меня. Следом Яна и последней Аня.

— Только не говори, что это возвращение блудной дочери, — тянет Женька, как обычно пытаясь разрядить обстановку. — Учти, я капитан!

— Не претендую, — киваю я.

Это длится недолго, но мне кажется, сейчас все станет как раньше. Мы посмеемся, примем тот факт, что все взрослые люди, и договоримся об игре в среду.

— Круто выглядишь, — говорит Яна, робко поглядывая на остальных.

Есть места на среду? Есть место для меня на среду? Идете на «Кино и музыку» в среду?

Вопросы крутятся на языке, но так и не звучат: пока все мне улыбаются, радуясь встрече, Аня сидит и читает, как будто меня и нет. Пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно — совершенное равнодушие. Только нервно подрагивающие пальцы выдают волнение.

Есть места на среду? Есть место для меня на среду? Идете на «Кино и музыку» в среду?

— Ну я пойду, рада была вас увидеть.

Их лица скисают, а я только неловко машу рукой. Длинный рукав рубашки сползает по кисти вниз и болтается, как у Пьеро.

Не решилась. Потому что без Ани мне все это не нужно. Я два месяца готовилась, собиралась с силами, придумывала речь, но, когда столкнулась с ее безразличием, тут же из головы вылетели все умные слова.

В ссоре виноваты двое. Прости, что не подошла раньше. Я ждала от тебя первого шага, но должна была сделать его сама. Давай все забудем.

Этот страх сегодня не побежден, но у нас вся жизнь впереди. Быстро иду к аудитории, пока не решила заплакать. Я хочу снова ходить на игры, снова торчать с Аней на балконе, обсуждать с Женей новую музыку, а с Яной — мои неуклюжие попытки шить. Но мне кажется, что спустя два года я как будто не имею на это права.

До конца дня ловлю на себе взгляды Женьки. Он, кажется, даже хочет ко мне подойти в перерыве, но не решается, а я не подаю никаких знаков, что готова к разговору. Вообще-то точно не готова, особенно с ним. Он хороший и милый, между нами ничего никогда не было, но Егор всегда сходил с ума из-за нашего общения. Рыжая кудрявая макушка Женьки мелькает весь день где-то поблизости, и всякий раз я чувствую на себе взгляд Егора. Он будто ждет, чтобы уличить меня в несуществующем предательстве. А я чувствую себя той самой предательницей, ничего плохого не сделав.

Все катастрофически плохо. Меня по какой-то причине никто просто не замечает. Из двадцати двух студентов группы одиннадцать — это Компашка Колчина. Они в мою сторону не смотрят, только посмеиваются между собой, когда прохожу мимо. Кроме трех «курочек», там нет девушек, одни парни. Часть прицепилась к Егору еще со школы, часть он нашел уже тут.

Остальная группа — как черно-белое кино по сравнению с цветным блокбастером. Самые тихие и скромные студенты — все себе на уме. Ботаники, умники, одна староста, один профгрупорг. Почти все на бюджете и учатся не ради корочек, а ради знаний. Сначала я была душой их компании, создала «А я говорила» и могла с каждым найти общий язык, кроме разве что ботаника Кострова. Потом стала душой Компашки Колчина. Теперь же нахожусь ниже самого низкого плинтуса, и даже староста, собирающая подписи по технике безопасности, прошла мимо — сделала вид, что не заметила. Это так странно — выйти из круга общения Егора, как из луча прожектора, и тут же слиться с кромешной темнотой. Не думала, что так будет.

Выхожу из главного корпуса и иду в сторону дома, нацепив солнцезащитные очки, как будто они меня сделают еще более незаметной. Вставляю наушники в уши. Бегу, мечтая о том, как разогрею обед, включу сериал и лягу на часок под одеяло. Потом сделаю сериал погромче и засяду за машинку — вот уже неделю пытаюсь сшить себе свитшот по всем правилам, а не абы как.

Добираюсь до места встречи дружков Колчина, надеясь, что никого не увижу, но издалека на парковке клуба заметны их машины. И бежевым пятном «курочки»: Оля, Рита, Маша. Они одеты в красивые, почти одинаковые костюмы в пастельных тонах.

Торможу у зебры, чтобы перейти на другую сторону дороги. Девочки меня замечают, тут же из машины выходит Егор, а следом его друзья. И кажется, на этот раз они меня не игнорируют.

Оля первой меня окликает. Не слышу.

— Эй, Ась, иди к нам.

Не слышу.

— А-а-ась! — Это Машка.

Не слышу.

— Ася-я! — Рита.

Не слышу.

— В наушниках она. Щас! — Это Оля, и она бежит ко мне.

Красный светофор отсчитывает секунду за секундой. Три, два, один.

— Бу! — Оля хлопает мне по плечам, с силой разворачивает лицом к клубу и тащит к парковке. — Мы кричим, кричим, а ты не слышишь!

Она прекрасно слышит, что в моих наушниках ничего не играет. Я задумалась и забыла про музыку, шла с ними в ушах и думала о своем. Оля делает вид, что я ее не игнорировала, — это правильная реакция. Своего рода дань вежливости поверженной королеве улья.

Странно, еще утром она боялась, что нас увидят вместе, а сейчас готова прилюдно обниматься. Не смущают ее ни рубашка, ни ботинки, ни футболка с дырочкой на плече.

— Я же говорила, я все устрою, — шепчет она мне на ухо. — Егор только за-а-а!

— За что? — Скидываю ее руки и делаю шаг назад.

— Сойтись с тобой. Я с ним поговорила.

— Зачем? — На глаза наворачиваются злые слезы.

— Ну мы же говорили утром.

— И я сказала, что мы расстались и я ничего не хочу.

— Ой, ты всегда так говори…

— А ты всегда тупишь. — Я не успеваю обогнуть ее и уйти, когда меня перехватывает за локоть стоящий за спиной Егор.

— Поговорим наедине? — Его выдох касается моей шеи, он, видимо, наклонился, чтобы вторгнуться в личное пространство.

Секунда — и все испаряются, как по щелчку его величества. А мы так и стоим одни посреди тротуара. Егор подходит ко мне так, чтобы можно было пронзить меня взглядом и гипнотизировать — заниматься запрещенной вампирской магией.

— Егор, Оля придумала какую-то чепуху. Я спешу домой.

— Странно выглядишь. — Он окидывает меня взглядом с ног до головы.

— Ага…

— Ты очень красивая.

— Да что ты…

— Я провожу?

— Не надо. — И срываюсь с места. Не бегом, но быстрым шагом, потому что впереди маячит слишком знакомая макушка соседа, которого неплохо бы было догнать, чтобы спугнуть Егора.

— Что нового? — на ходу интересуется Колчин, будто мы и правда гуляем.

Я молчу.

— Я скучал.

Я молчу.

— Блин, Ась, притормози!

Я отдергиваю его руку, касающуюся моей, снова и снова. Это похоже на потасовку: он хватает, я отбиваюсь. Впереди уже мелькает мой двор, и сосед удаляется от меня. Вот-вот скроется за стеклянной дверью подъезда.

— Егор, пожалуйста, отвали, прошу тебя! — кричу я наконец.

Сосед притормаживает, чуть поворачивает голову, так что я вижу его профиль, — кажется, хмурится, качает головой и опять прибавляет шагу.

Он мне смутно знаком, но рассмотреть не успеваю.

— Поговори, и отвалю.

Вот и все, я во дворе, а сосед уже скрылся в подъезде. Одна надежда, что сейчас выйдет с собакой.

— Ась… — Егор тормозит меня и заводит под деревья, где стоит одинокая разбитая лавочка.

— Ась, Ась, Ась! — Его пальцы касаются моих щек и скул. — Ась… — шепчет Егор, прижимаясь лбом к моему лбу. Раскачивается с ноги на ногу, будто мы танцуем.

— Ася, прости меня! — Его дыхание касается моих губ, и приходится сделать жадный вдох, потому что тело не обманешь: оно требует привычных ощущений. — Ася, все, что летом было, ничего не значит.

— Для меня тоже, — шепчу в ответ, с ужасом понимая, что это правда.

Я даже не уверена, что что-то было. Так и вижу, как Егор, сходящий с ума, делает злобные фотки с какими-то левыми девчонками и отправляет мне, а потом сидит в углу в одиночестве. Но меня не трогает, даже если это не так. Я перегорела? И мне от этого еще больнее. Неужели даже что-то настолько значимое и большое однажды заканчивается?

Егор отстраняется и с восхищенной улыбкой смотрит мне в глаза. Он думает, что для меня его похождения пустой звук, потому что я его прощаю. А на самом деле мне просто без разницы, когда, с кем и чем он занимался. Я отпустила эти отношения в тот момент, когда перестала ревновать. Он читает это по моему лицу. Хмурится и качает головой.

— Ася. — Снова приближается ко мне, снова его широкие ладони обхватывают мою голову. Из-за тонких косичек кожа кажется обнаженной и прикосновения чувствуются особенно остро. — Пожалуйста! Я без тебя, кажется, жить не могу, веришь?

— Верю.

— Мне плохо, и я безумно скучаю.

— Я понимаю. — Во мне что-то медленно ломается. Руки тянутся сами, и я касаюсь гладких щек Егора, будто хочу его успокоить. — Я понимаю, но все закончилось. Давай это примем?

— Не могу.

— Пожалуйста. — У меня по щекам предсказуемо катятся слезы. Я знала, что все этим закончится. Вижу, как Егор наслаждается, вытирая их большими пальцами с моего лица, словно это венец его победы. Мой белый флаг. — Егор, пожалуйста, живи дальше.

— Я попробовал, мне не понравилось. Неужели тебе нравится без меня? Это было самое пустое и ужасное лето. Не верю, что твое было лучше. Ась. Ася. — Меня тошнит от собственного имени, столько раз он его произнес. — Давай попробуем? Давай поговорим завтра?

Мы стоим, вцепившись друг в друга, как тогда в квартире, но на этот раз мне не настолько больно. Едва затянувшаяся рана не пульсирует, не нуждается в пантеноле, не привлекает мое внимание. Мне душно. И страшно сорваться снова. Летом я этого от себя ждала. Сейчас я рассчитываю, что я нечто большее, нежели вечно наступающая на одни и те же грабли девчонка. Но достаточно ли я для этого сделала, если даже жизнь обратно вернуть не спешу? Даже к друзьям и то не смогла подойти.

— Я пойду? — спрашиваю Егора, который в ответ качает головой.

— Так будет лучше. — Привстаю на цыпочки и целую его в щеку.

Егор прижимается ко мне, гладкая кожа касается губ, и в ту же секунду я понимаю, что совершила ошибку. Он проводит носом по моей щеке снова и снова, заставляя в предвкушении замирать сердце. Неужели это так просто? Я не целовалась с ним два месяца. Очень долго — дольше, чем когда-либо.

— Не надо, — беспомощно шепчу Егору на ухо, вырываясь из объятий, но это, наверное, слишком робкие попытки.

— Что не надо? — Он касается губами моей щеки.

Какая же я глупая, господи! Его прохладные пальцы оказываются на моей шее под косичками. Так все знакомо и привычно, будто и не пропадали никуда: прикосновения, дыхание. Даже сердце замирает точно так же, как раньше.

Делаю шаг назад — он делает то же самое.

— Не надо, — велю строже, зная, что проиграла, потому что на один короткий миг, меньше секунды, он все-таки меня целует. Сухими горячими губами. Без принуждения и агрессии. С нежностью и кротостью, каких не было уже давно.

Просто прижимается и отпускает, отстранившись и облизнув пересохшие губы, смотрит мне в глаза с вызовом: ну теперь уйдешь?

Уйду.

Я разворачиваюсь и иду к тротуару, обходя лужи. Щеки горят, губы горят, и под ребрами зияет дыра от боевого снаряда, который когда-то разорвал грудную клетку.

— Простите. — Едва не сбиваю с ног соседа, который все-таки вышел на прогулку с Вячеславом, как я и предполагала.

Он ловит меня за плечи и отвечает:

— Ничего.

Поднимаю голову и впервые вижу, кто же этот таинственный незнакомец. Костров.

— Костров? — Во все глаза смотрю на одногруппника, который стоит, чуть сдвинув на переносице брови. Может, не узнает? Мы общались всего пару раз, а может, и вовсе только сидели рядом на английском.

— Здравствуй, — кивает он.

— Ты мой сосед?

— Понятия не имею.

— Но ты живешь в соседнем доме?

— Живу, — чопорно отвечает он, делает шаг назад и поднимает взгляд на деревья, из-за которых вышла я, а теперь Егор.

Тот нарочито медленно вытирает губы и поправляет волосы, потом куртку, будто только что произошло что-то большее, чем короткий поцелуй.

Костров опускает взгляд, как приличный мальчик, кивает Егору и уходит. Следом тащится Вячеслав, иногда на меня оборачиваясь.

— Ты его знаешь?

— Это наш одногруппник. Костров, — шепчу вслед соседу.

— Общаешься с ним?

— Нет. Он мой сосед.

— Ясно. Заеду за тобой утром.

— Что? Нет!

Но Егор уже идет к машине с таким видом, будто только что выиграл битву. К счастью, не войну.