Загрибный мир. Сказка

Ксения Слипченко

Эта сказка для взрослых, которые смогли сберечь искорку детской непосредственности в умении удивляться и радоваться повседневным событиям.Смешно о грустном. О поиске красоты, справедливости, настоящего дома и неподдельного себя. Почему это грустно? Поймёте, если прочтёте сказку до конца.

Корректор Татьяна Слипченко

Иллюстратор Ростислав Кецко

© Ксения Слипченко, 2022

© Сергей Скудин, 2022

© Ростислав Кецко, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0053-7409-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жили-были Индртын и Сайхан Зураач. Жили они в грибном лесу. То есть в лесу, в котором не росло решительно ничего кроме грибов. Вот только представьте себе: роща десятиметровых белых грибов, чаща пятнадцатиметровых рыжиков, опятные джунгли, мухоморные заросли… Стояли эти многолетние леса круглый год, не боясь никакой непогоды, и очень удобно было прятаться под ними от дождя. Индртыну и Сайхан Зураачу нравилось быть под грибами, ведь они служили им одновременно и домом и едой. Жизнь их текла спокойно и размеренно. Даже не текла, а вилась, как дымок от кусочка ладана. Индртын занимался изучением грибов и писал научные статьи. Его длинные ресницы заворачивались от удовольствия до самой макушки всякий раз, когда он находил новый, неисследованный ранее экземпляр. Но чем дольше он занимался наукой, тем реже встречалось ему что-то новое. Все чаще он обнаруживал общие черты и схожие элементы, и всё больше убеждался в том, что мир однообразен, и всё в нём повторяется.

«Надоели эти грибы, — подумал однажды Индртын, — на завтрак грибы, на обед грибы, на ужин грибы, даже дождь — и тот грибной. Неужели на свете не существует ничего кроме грибов?» Той же ночью ему приснился сон, в котором была долина, поросшая неведомыми гигантскими грибами: ножки у них были тёмные и твердые, а шляпки были похожи на множество причудливых отростков, покрытых большими зелёными семенами. Индртыну очень понравилась эта долина, и он решил залезть на самый высокий гриб, чтобы хорошенько осмотреться, а заодно и набросать на скорую руку топоплан местности. Карабкаться пришлось очень долго. Отростки всё не заканчивались, а семена оказались колючими и мокрыми. И вот уже солнышко стало проглядывать сквозь дебри, цель была так близка! Индртын сделал последний рывок, подтянулся на своих длинных тонких руках, вытянул что было мочи свою полупрозрачную длинную шею, жадно вдохнул незнакомый свежий аромат прохлады удлинившимся от любопытства носом… чихнул и проснулся.

Три дня наш грибософ не мог оправиться от увиденного — не пил и не ел, и даже статьи забросил — так сильно впечатлила его неведомая долина. Каждую ночь ему снился один и тот же сон, рассказать о котором Индртын не осмеливался никому. Ведь где это видано, чтобы грибы были колючими? Засмеют! Или ещё, чего доброго, лечить примутся… Индртын не любил лечиться. Но в конце концов так его замучил этот сон, что он решил пойти к своему лучшему другу Сайхан Зураачу и по секрету во всем ему признаться.

Сайхан Зураач жил в большом розовом мухоморе, которому регулярно подстригал юбочку и натирал до блеска горошистую шляпку. Он был эстет и сноб, как все художники. Каждое утро он начинал с чашечки своего любимого мухоморного напитка, который он любовно называл «моркофе». Способ приготовления этого зелья был очень таинственным, и художник ни с кем не хотел делиться секретом рецептуры. Выпив неспешно дозу бодрящего напитка, он открывал шкафчик со своими шляпками и подолгу примерял каждую, вспоминая, какая из них ни разу ещё не была явлена свету. Потом он брал мольберт и шёл рисовать солнечных зайчиков. Сайхан Зураач считал, что ничто в мире больше не достойно его кисти, и что его новаторское направление однажды перевернёт грибной мир. Но пока он чувствовал себя непризнанным гением, потому что кроме своего ученого-зануды-соседа ему некому было показать свои гениальные полотна.

— Доброе утро! — поздоровался Индртын и смело шагнул в заполненную солнечными зайчиками гостиную. Были они здесь всех мастей и размеров, да так много, что гостю стоило немалого труда пройти сквозь это заячье сборище, не наступив ни на кого и никого не толкнув.

— А, это опять ты, — сказал Сайхан Зураач. — Заходи, угощайся, я как раз только что моркофе сварил. Целых три дня тебя не видел. Где ты так долго пропадал?

Поставив на стол дымящуюся кружку, Сайхан внимательно посмотрел на своего молчаливого друга: — Что-то на тебе лица нет. Заболел что ли?

— Да нет, не заболел. Просто сон мне один приснился. Три раза подряд. И вот хожу сам не свой, аппетит пропал, ресницы перестали расти даже.

— Нигрибасебе! — культурно выразил свои эмоции Зураач. — Целых три раза? И что же тебе снилось? Небось, конец света?

— Нет, скорее его начало.

— Так а что же тогда тебя так встревожило? Тебе приснились грибозавры? Мне, признаться, тоже такое иногда снится.

— Нет, — ответил Индртын. — В моем сне вообще не было грибов.

— Как не было? — поперхнувшись грибным осадком и уронив шляпу с удлинившихся от удивления ушей воскликнул Сайхан.

— Ну, может, это и были грибы, но они не похожи ни на один из виденных мной ранее. У них очень твердые морщинистые ножки, а вместо шляпки — множество отростков, покрытых колючими семенами.

— Фу! Как можно без шляпки? — старательно отряхивая свою шляпу пробурчал из-под стола художник. — Какая безвкусица! Это же неприлично! Да и куда это вообще годится — ни от дождя тебе укрыться, ни от солнца.

— Может, ты и прав. Но мне там безумно понравилось. Там очень вкусно пахло и воздух был такой прозрачный, как будто его отполировала грибной губкой целая орда солнечных зайчиков. А ещё там были летающие существа, похожие на нас с тобой, но только руки их были приспособлены специально для перемещения по воздуху. Они порхали с одного гриба на другой и так громко и весело переговаривались, что я сразу понял — они очень счастливы.

— Ещё скажи, что ты захотел туда переселиться.

— Признаться, я уже третий день хожу по нашей роще и вскарабкиваюсь на самые высокие грибы в надежде увидеть что-то подобное тому, что я видел во сне. Но пока мои старания не увенчались успехом. Возможно потому, что это место очень далеко отсюда.

— Или его вовсе не существует, — скептически заявил художник.

— А вдруг существует? А мы тут сидим, и ничего кроме своих грибов не видим…

— Ну и пусть себе существует. Мне и здесь хорошо.

Индртын поник и приуныл. Конечно же он знал, что Сайхан Зураач из заядлых грибоседов и совсем не лёгок на подъём, но всё же в глубине души до последнего надеялся, что рассказ о невиданных фантастических местах пробудит в его друге любопытство и поманит навстречу неизведанному. Однако после откровенного разговора эта надежда безвременно скончалась. «Что ж, — подумал Индртын, глядя в кружку с остывшим изумрудно-лиловым напитком. — Значит, придётся мне пуститься в путь одному».

Сказано — сделано: Индртын набил котомку сушёными грибами и отправился в путь. Некоторое время спустя художник решил похвастаться другу своей новой картиной и пошёл к учёному в гости. Долго стучал он в грибную дверцу, но ответа не последовало. Тогда он аккуратно прогрыз в ней небольшое отверстие и заглянул внутрь. Там был полнейший беспорядок, грибная пыль хлопьями летала по комнате и лежала на всех предметах, на которых только можно было лежать. По всему было видно, что домик покинут.

«Ну вот, я остался один, — грустно подумал художник. — Наверняка этот непоседа пошёл искать свои колючие грибы. Ну ничего, скоро вернётся. Ведь нет на свете лучше места, чем наш гриболес».

Жизнь Сайхан Зураача снова потекла своим чередом: каждое утро он выходил на пленер в поисках красивых солнечных зайцев, но только некому было показывать рождающиеся один за другим новые шедевры. Через три грибня (за такое время трижды вырастает большой тигровый мухомор) художника одолел творческий кризис. «Зачем рисовать, — думал он, — ведь всё равно никто не увидит, не оценит и не похвалит мои гениальные творения». Долго он не хотел признаться себе в том, что ему здесь больше нечего делать, и что зря он не отправился вместе с Индртыном. К тому же в неизведанных землях могли водиться потенциальные ценители грибного искусства. Но могли также водиться и варвары и невежды. Потому выбор был не прост.

Конец ознакомительного фрагмента.