В ритме танца. Роман

Ксения Серова

Жизнь многогранна. Борьба, театр, танец… Каждый с детства вынужден бороться с обстоятельствами за свое счастье и признание в обществе. Варя – ребенок с ограниченными возможностями. Она стойко терпит удары судьбы. Илья – добродушный мальчик. С детства одарен любовью и заботой. Но знакомство ребят меняет все для каждого. С этого момента они не просто живут. Они идут по жизни… в ритме танца.

Глава 2

«Больно», — я зажмурилась лишь для того, чтобы не заплакать. Резко встала с прохладного пола, почувствовав, как все тело пронзила, словно иглами, адская боль.

Не понимаю, почему Лика решила, что мне нравится ее Сашка. Какие мальчики в мои-то семь лет! Хотя слышала о том, что любовь — такая странная штука, что может прийти к человеку тогда, когда ее совсем не ждёшь. И ко мне пришла, да. Но… Совершенно в ином обличии.

В памяти всплыли воспоминания о том, как в трехлетнем возрасте мама привела меня в танцевальный класс. При воспоминании о танцевальном кружке, мое лицо озарила веселая улыбка, и я уже не обращала внимания на ноющую боль во всем теле.

Я отряхнула юбку и, прихрамывая на правую ногу, направилась к кабинету, в котором проходил урок русского языка. Открыла дверь и вошла в класс.

Одноклассники, увидев меня, тихо рассмеялись.

— Эй, овца косоглазая, что уставилась? — выплюнул рыжий мальчишка.

Услышав в свой адрес обидное слово, прикоснулась к груди, почувствовав острую невыносимую боль. Я тяжело вздохнула, молча подошла и села за парту.

Прозвенел звонок с урока. Дети соскочили, закричали и быстро начали собирать свои вещи. Всем хотелось скорее вырваться из душного класса.

Мне теперь надо подойти к девочке Кате с темными и очень короткими волосами, и попросить у нее тетрадь по русскому, ведь я пропустила почти половину урока.

— Кать, приходи сегодня ко мне в гости, — я видела, как к подруге подошла Лика, мило улыбаясь.

Внутри меня что-то оборвалось, и я замерла на полпути, так и не подойдя к Кате.

Лика, первая заметившая меня, не смогла удержаться, чтобы не съязвить:

— Что уставилась, хромая? Хватит пялиться!

Я тяжело вздохнула, убрала тетрадь в розовый портфель и вышла из класса, услышав доносящиеся мне вслед ядовитые слова одноклассницы:

— Как таких убогих носит Земля, не понимаю!

Слезы боли и отчаяния пытались вырваться наружу, но я сдерживала их из последних сил.

Несмотря на то, что уроки ещё не закончились — впереди оставалось ещё два урока — но все равно приняла решение уйти.

Опрометью сбежала вниз по лестнице на первый этаж, держась за поручень, чтобы не упасть.

Слезы все-таки полились, и я бежала, ничего не видя: всему виной мутная пелена, застилавшая глаза. Могла лишь чувствовать. Попыталась напрячь слух. До меня донёсся мальчишеский крик, и я почувствовала, как подо мной оказалось худенькое тело.

От шока слезы высохли, и пелена с глаз исчезла. Неясные очертания начали прорисовываться в четкую картину спустя некоторое время, могла без труда разглядеть незнакомца. Его овальное лицо обрамляли темно-каштановые волосы, а во взгляде бездонных синих глаз читалось удивление, смешанное с шоком.

— Слезать-то собираешься? — спросил он хрипловатым голосом, первым выйдя из шокового состояния.

Только тут до меня дошло, что я все это время лежала на нем.

— Прости, — смутилась, вставая с прохладного пола. — Я тебя не заметила, — и собиралась уходить, но меня остановил его неожиданный вопрос:

— Ты из-за чего плакала? — он уже встал, отряхнулся и выжидающе смотрел на меня.

— Просто так. Захотелось просто, — пожала плечами я.

— Понял.

Конечно, я соврала. Просто не привыкла рассказывать все. У меня и друзей-то нет. Из-за постоянных издевательств со стороны детей я замкнулась в себе и отгородилась от сверстников.

Все началось с самого моего рождения. Я задавала мысленно себе вопрос: зачем я родилась? Для чего?

У меня плохое зрение и плюс также детский церебральный паралич.

Совсем недавно, прошлой весной, мама мне рассказала, что я отличаюсь от других детей.

Маме врачи сказали, что я не жилец, и даже предлагали родителям написать от меня отказную.… Сообщили о том, что, скорее всего, я совсем не смогу ходить и разговаривать, как нормальный здоровый человек, и проведу всю свою жизнь в инвалидном кресле. Мама не смирилась с мыслью, что я навсегда останусь овощем, и ездила по всемирным врачам лишь для того, чтобы поднять меня на ноги.

Так нас судьба забросила в Чернигов к профессору, лечащему людей с помощью утопления. Его методика лечения помогла — в двухлетнем возрасте я встала на ноги и постепенно начала разговаривать.

Одним весенним деньком в мамин выходной (она работает у меня поваром в ресторане «Магнолия») во время приготовления ужина она включила телевизор, где показывали певицу. Лишь спустя примерно полчаса мама заметила, как я пританцовываю под музыку. Я не просто танцевала: смеялась так, будто чувствовала, что танцы — это моё.

Мамочка взяла меня за руку и сообщила мне, на тот момент трехлетней девочке, отличную новость: мы идём записываться на танцы!

Мы пришли на просмотр. Мама постучалась в дверь кабинета танцевальной студии, и мы вошли. В танцевальном классе была полная женщина-хореограф. На вид лет пятидесяти, с темными волосами. Она готовилась к очередному занятию. Неподалеку стояла группа детей из шести человек.

— Здравствуйте! — поздоровалась с хореографом мама. — Я бы хотела записать дочку на танцы.

Женщина обернулась на голос мамы и, растянув пухлые губы, косо оглядела маму с ног до головы, недобрым взглядом говоря: мол, деточка, вы, случаем, дверью не ошиблись?

— Доброе утро. Можно мне взглянуть на вашу дочурку?

— Конечно! — улыбнулась хореографу мама. — Варя, дочка, хватит прятаться за меня, выходи, не стесняйся.

Я выглянула из-за юбки матери и посмотрела на женщину, которая, скорее всего, станет моим учителем по танцам.

Под неприятным взглядом холодных изумрудных глаз хореографа я сжала мамину руку и сжалась в комок.

Вдруг услышала смех. Это смеялись дети. Почти все указывали на меня, словно на какую-то диковинку, пальчиками и, продолжая смеяться, в меня, словно камни, долетали их слова:

— Косоглазая!

— Косолапая!

— Чучело!

И тут я впервые заплакала. Я выдернула руку из маминой ладони и, размазывая слезы по щекам, выбежала из студии.

— Как видите, я не могу принять вашу дочь в группу. Я не работаю с инвалидами. Всего вам хорошего.

Зою словно ударили, но она взяла себя в руки и тихо произнесла:

— Моя дочь не инвалид.

Я бежала, заливаясь слезами до тех пор, пока чуть не наткнулась на стоящий передо мной стул.

— Девочка, с тобой все в порядке? Почему ты плачешь? Где твоя мама?

Вытерла слезы и увидела добродушное женское лицо. Карие глаза незнакомки излучали тепло, а на губах сияла улыбка.

Сбивчиво, как могла, рассказала женщине про себя, окрестив незнакомку «принцесса».

— Варюша, солнышко, вот ты где! Наконец-то я нашла тебя! — подбежала ко мне перепуганная и взволнованная мама.

— Доброе утро, мне Варя все рассказала. Не обращайте на Семеновну внимания, она со всеми такая злая. Я так понимаю, ваша дочка хочет танцевать?

Зоя закивала.

— Да. Только вот не знаю, какими именно танцами лучше заняться. Ведь у нас больные ножки…

— Не переживайте вы так! Я займусь вашей дочкой! У меня самой сын с детским церебральным параличом, правда, у Макса первая группа… Я работаю больше двадцати лет с детьми с ограниченными возможностями. Так что все будет отлично! И кстати, меня зовут Ксения Александровна, — представилась женщина. Она была натуральной блондинкой: ее длинные светлые волосы заплетены в косу, открывая высокий лоб без единой морщинки, медовые глаза сияли теплом, а на розовых губах играла искренняя и ясная улыбка. Одета в серый спортивный костюм и белые кроссовки.

— Зоя Сергеевна. Можно просто Зоя.

— Хорошо. Рада знакомству. Что ж, идемте, покажу вам нашу студию, где с завтрашнего дня Варенька начнет занятия.

Я переживала. Но, оказалось, напрасно: студия была пуста.

Ксения Александровна, заметив мое разочарование, присела на корточки и, смотря мне прямо в глаза, мягко произнесла:

— Варюша, не переживай, что здесь нет детей. Я буду тебя учить индивидуально. Нас ждёт трудный, долгий, требующий огромного терпения и воли путь. Ты готова? Будет тяжело, больно, но зато ты сама спустя время увидишь свои достижения.

— Я готова! Я люблю танцевать! — тряхнула головой, заливисто засмеявшись.

С Ксенией Александровной я сдружилась быстро. Она учила меня спортивным танцам. В них входят: венский вальс, бостон или как его еще называют — аргентинский вальс и медленный вальс, также румба, ча-ча-ча и многие другие. Конечно, как и всем новичкам, в любом деле нужно упорно заниматься.

И вот уже четвертый год, как занимаюсь танцами. Особенно мне по душе венский вальс.

Когда танцую в студии, например, тот же вальс, кружась в танце, открывая свою душу музыке и оставляя все свои тревоги и переживания за закрытой дверью хореографического кружка, — становлюсь уверенной в себе семилетней девчонкой, стремящейся только вперёд.

Когда занимаюсь любимым делом, то становлюсь самой собой.

Танцы — моя жизнь. Лишь танцуя, могу волшебным звукам фортепиано позволить унести себя в свой мир, в мир музыки, взлететь вверх подобно бабочке и закружиться в чарующем ритме.

— Дочка, ты вернулась? — выглянула из кухни мама. Она вытерла руки кухонным полотенцем в мелкий рисунок. Щеки ее раскраснелись от долгого нахождения у плиты.

— Привет, — поздоровалась я.

— Кушать будешь? Вот-вот борщ сварится, — поинтересовалась с улыбкой мама.

Я отрицательно покачала головой, молча проходя в свою комнату. Она была отделана в светлых тонах: вместо штор на окнах жалюзи. Светлые обои в 3D формате. В правом углу — кровать. Напротив, стенка с книгами. У окна синий компьютерный стул и стол из светлого дуба, на котором стоял ноутбук. Также в левом углу стоит массажное кресло и завершает интерьер журнальный столик. Скромненько и со вкусом.

Положив портфель на кровать, я достала учебники и заботливо поставила их на вторую полку шкафа. Обрадовалась обстоятельству, что сегодня мы знакомились со школой. Села

на кровать, тяжело вздохнув: в памяти всплыл неприятный разговор с девочкой со светлыми волнистыми локонами. Как она смотрела на меня презрительным взглядом, пытаясь испепелить им. Надеюсь, я смогу с ней подружиться.

Прилегла поудобнее на постели, взяв в руки томик стихов Пушкина, чтобы отвлечься от грустных мыслей первого дня в школе, но только открыла стихи, как невольно вздрогнула от неожиданного стука в дверь.

— Дочка, прости, что не смогла вместе с тобой сходить на День знаний. Все хорошо прошло? Завела друзей? — мама присела на кровать.

— Ничего страшного, я понимаю. Пока что нет. Сегодня только первый день, поэтому я надеюсь, что в скором времени у меня обязательно появятся друзья.

— Было бы просто замечательно. Пойду, посмотрю пирог.

— Мам… — окликнула ее я и, подождав, пока она обернется, ласково попросила: — Пожалуйста, не перетруждайся. Ты же знаешь, что тебе нельзя.

— Да ты права, Варенька.

Ох, хорошо, что мама не заметила мои покрасневшие от слез глаза. Не хочу ее расстраивать. Не хочу рассказывать ей об издевательствах в школе.… Надо папе позвонить. Интересно, как он?

После возвращения из Москвы в Казань прошло долгих четыре года. Конечно, я задавала волнующий вопрос: почему мама с папой разошлись? Ведь они прожили счастливо три года. Я и сейчас, даже спустя время, до сих пор задаю себе этот вопрос.

В три года после очередной родительской ссоры я не могла понять, почему вдруг неожиданно мама взяла меня за руку и со слезами на глазах сообщила, что мы уезжаем.

Лишь по возвращении в Казань мне вдруг пришла мысль в голову, что возможно, мама устала от ссор, вошедших в привычку, когда в любимом человеке начало все раздражать: от готовки до фигуры. Все стало обыденным.

Иногда по ночам, когда мне особенно не спится, слышу тихий мамин плач, доносящийся из соседней комнаты.

Раньше в возрасте четырех-пяти лет, как только слышала всхлипывания, так сразу без промедления бежала в комнату, настежь раскрывала дверь и, видя мамины страдания, подбегала к кровати и с головой укрывалась одеялом. Она начинала улыбаться и, целуя меня в лоб, тихим, уже более спокойным голосом произносила: «Ты мое маленькое сокровище. Как же я счастлива, что Бог подарил мне тебя».

Набрала номер отца. Послышались гудки. Неожиданно включился автоответчик. Я с горечью сбросила вызов и кинула телефон на кровать.

Подошла к большому зеркалу, висящему на стене, и начала придирчиво рассматривать свою физиономию. У меня овальное лицо, большие голубые глаза, скрывающие под толстыми линзами очков и длинные до пояса темные волосы. Рост метр сорок, телосложение худощавое.

Зрение у меня не очень — врождённая близорукость. Конечно, можно было бы выписать контактные линзы, но, увы, они противопоказаны. И операция не поможет.

«И правда чучело. Страшное очкастое чудище», — невесело рассмеялась, сделав неутешительный вывод.

В желудке заурчало, и я вышла из комнаты. Налила в тарелку тёплого борща, добавила сметаны и, сев за стол, начала есть. Мама недавно сделала ремонт на кухне. Наша кухня была маленькой, но уютной: стены выложены голубой плиткой, пол покрыт ламинатом. Старый кухонный гарнитур продан соседям очень дешево, а на смену мы приобрели новенький гарнитур светло-зеленого цвета, с желтыми похожими на золотые ручками. Также в кухню куплен новый стол и четыре круглых стула с мягкими белыми сиденьями. Неизменным лишь осталась висящая на стене картина, на которой запечатлен натюрморт. Ее подарила бабушка, когда еще была жива.

Я домывала посуду, когда зазвонил радиотелефон, стоящий на столе. «Может, папа звонит?», — подумала я, отвечая на звонок. Это, в самом деле, был он. В душе обрадовалась звонку отца. В последние дни он редко звонил.

— Привет, дочурка! Как же я рад тебя слышать! Поздравляю тебя с днем знаний.

— Привет, папочка! Спасибо!

— Завела друзей?

— Пока нет, но верю, что обрету их обязательно. Как ты? Все работаешь?

— Да, работаю, солнышко. Вот освободилось несколько свободных минут, решил вам позвонить.

— Пап, ты, когда будешь в нашем городе? Ты в ближайшее время не планируешь провести здесь модный показ? — поинтересовалась я, в глубине души надеясь услышать положительный ответ.

Отец тяжело вздохнул:

— Прости, Варь, но в Казань попаду, увы, не скоро. Сам еще не знаю.

— А, ну ладно, — расстроилась я. — Жаль, что не получится тебя увидеть.

Папа собирался ответить, но его перебили: до меня донесся женский голос:

— Денис Валерьевич! Помогите, пожалуйста Леночке с платьем, иначе она его точно порвет!

— Сейчас все исправим, Вика, не кипятись! — ответил отец невидимой Вике и быстро попрощался: — Прости, дочка, работа зовет. Пока. Я позвоню. Маме передавай привет и пусть бережет себя. Я постараюсь приехать к вам, как смогу. Возможно, даже в этом году.

— Хорошо, ты там постарайся! Я обязательно посмотрю твою новую коллекцию по телевизору. — Пообещала я.

— Договорились! — засмеялся дизайнер. — Целую вас!

Я улыбалась, ставя радиотелефон на место.

На кухню вошла мама.

— Денис? — одними губами прошептала она. Я кивнула. — Как у него дела?

— Трудится над новыми платьями. Обещал приехать.

— Хорошо. — Мама прошла к шкафчику, достала соковыжималку, фрукты из холодильника, предварительно их помыв, и сделала себе свежевыжатый мультифруктовый сок.

— Мам, тебе помощь нужна? — рискнула спросить я.

— Нет, все в порядке.

— Ладно, тогда, если что, я в своей комнате.

Я включила ноутбук, решив потанцевать. Нашла обучающее видео и, сделав растяжку, начала танец. Венский вальс отличался от аргентинского вальса лишь одним: он был быстрым и легким. Старалась сделать все правильно с первого раза, как учила меня Ксения Александровна, но в голову, как назло, лезли посторонние мысли, не давая сосредоточиться на танцевальных движениях.

Я попыталась вновь станцевать вальс, но у меня ничего не получилось: в голове звучала последняя фраза приятного тенора отца: «Сейчас все исправим, Вика, не кипятись!». «Интересно, кто такая эта Вика? Новая девушка папы? Или обычная модель? Или, может, уборщица? — строила я догадки. — Вот почему он так быстро окончил телефонный разговор, наверняка хотел побыть наедине со своей Викой».

Встав с пола, на котором в данный момент находилась, прошла к столу и выключила видео, мысленно отругав себя за бесчувственность и эгоизм. В душе понимала, что мне не хватает внимания отца, хотелось, чтобы он был рядом, но я также понимала, как сильно он любит свою работу дизайнера. Ведь если папа не будет работать, тогда он не сможет нам помогать. В глубине души даже уверена, что папа сам сильно скучает по нам и очень сильно желает нас увидеть.

За мыслями не заметила, как часы пробили два. Услышав рингтон своего мобильного, лежащего на кровати, взяла и посмотрела на дисплей. Звонила Ксения Александровна.

— Алло, — ответила я охрипшим от волнения голосом.

— Варенька, здравствуй. Сможешь подойти к трем часам?

— Ксения Александровна, здравствуйте! — обрадовалась я звонку учительницы, тщательно прокашлявшись, — конечно!

— Отлично, тогда жду тебя через полчаса.

«О боже, я так волнуюсь! — переживала я, доставая из шкафа платье и танцевальные туфли из мягкой кожи. Упаковав одежду с обувью в сумку, я быстрым движением прошлась пальцами по густым темным волосам и, собрав их в тугой пучок, выбежала из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. — В среду Ксения Александровна обещала мне, что я плавно перейду от вальса к румбе. Как же хочется скорее приступить к занятиям!».

— Мамочка, я убежала на занятия!

— Удачи!

— Спасибо!

Выйдя из подъезда, вдохнула свежий осенний воздух и огляделась вокруг: Неподалеку от подъезда находилась небольшая березовая аллея, раскрашенная рыжими красками осени. Небо было чистое-чистое, без единого облачка. Одним словом, стояла отличная погода.

Зажмурилась от светящего в глаза солнышка и улыбнулась: люблю такую погоду. «О боже, опаздываю!», — опомнилась я, ускорив шаг, и вот мгновение — мой силуэт в белой куртке, белой шапочке, в черных джинсах и черных на плоской платформе ботинках растворился в березовой аллее.

Разумеется, как ни старалась идти быстрым шагом, почти бегом, все-таки опоздала. Ноги болели, я пыталась восстановить дыхание. Было стыдно за опоздание. Но вот мне стало лучше, и с сильным сердцебиением вошла в студию. Она была светлой и просторной.

— Здравствуйте, — поздоровалась я, закрывая за собой дверь. — Простите за опоздание.

Ксения Александровна тепло улыбнулась.

— Варечка, здравствуй, милая. Проходи. Давай закрепим сегодня вальс, а в среду уже приступим к румбе, хорошо?

Я кивнула, разочарованно вздохнув. Быстро переодевшись в специальную танцевальную форму, приготовилась к волшебству.

Ксения Александровна улыбнулась, включая музыку Йогана Штрауса. Хореограф сегодня была одета в черную юбку, белую строгую блузку с коротким рукавом, а ее светлые средней длины волосы были распущены.

— Начали! — Ксения Александровна наблюдала за мной, изредка говоря, как танцевать.

«Первый шаг был, как всегда, неуверенным, но вот правая нога повернула вправо и следом пошла левая. Поворот. Левую ногу поставим на полупальцы. Ставим левую ногу напротив правой ноги и встаём уверенно, не боясь упасть, на всю стопу», — я, вспоминая правила, улыбалась.

— Смелее, не волнуйся, у тебя все получится, — ободряюще посоветовала мне учительница.

Я взбодрилась и, кивнув, продолжила танец.

Кружилась, плавно скользя по паркету, изящно меняя повороты, стремительно кружась, не замечая ничего вокруг. Мне хотелось танцевать, и больше ничего.

— Варя, все, перерыв, — подошла ко мне учительница и выключила музыку. Протягивая бутылку с минералкой, она произнесла: — Попей, а то, наверное, в горле пересохло.

— Спасибо, — я отвинтила крышку и с жадностью начала пить, чувствуя, как прохладная минеральная вода плывет по моему организму, давая живительную влагу.

— Иди домой. На сегодня у нас все. Не забывай делать растяжку дома и видеоуроки смотри по интернету.

— Хорошо! — несмотря на приятную усталость, распространившуюся по телу, настроение поднялось до пика. — В среду также в семь?

— Да, буду тебя ждать. Если расписание изменится — я тебе позвоню.

Я быстро сняла форму и надела джинсы, футболку и куртку.

— До свидания, — попрощалась с Ксенией Александровной и, нежно улыбнувшись ей на прощание, вышла из танцевальной студии.