Дать войне шанс

Рустам Фатыхов, 2022

История о нелегкой судьбе поколения молодых ребят, чьи лучшие годы жизни переплелись со временем страшных испытаний Великой Отечественной Войны. Малограмотный юноша из глухой башкирской деревушки пытается просто выжить в круговороте испытаний, свалившихся на него и лишивших привычного ритма жизни..

Война Ахмея

Часть 1

Яркие лучи света пробивались сквозь дощатую стену сеновала. Просыпаться не хотелось, летние ночи слишком короткие и пролетают как один миг. Приходишь с работы, ужинаешь, выполняешь работу по хозяйству, еще за скотиной прибрать и на огороде повозиться — вот время и к полуночи, пора спать. Летом спать на сеновале одно удовольствие: кинешь на сено фуфайки — и на бочок. Запах свежего сена успокаивает, не мешают даже постоянные шумы, сопутствующие деревенскому быту. То внизу, под сеновалом, корова шумно вздыхает, то конь переминается с ноги на ногу, мышь в сене пробежит, птица залетит на ночлег — и так всю ночь. За день так устанешь, что засыпаешь уже через минуту. И только уснешь, как вот уже первые петухи заводят свою песню, и пора вставать.

Ахмей работал пастухом при колхозном табуне, работа привычная, с раннего детства он ухаживал за домашней скотиной. Родился Ахмей в большой башкирской деревне, в пятидесяти километрах от Уфы, в многодетной семье зажиточного крестьянина, десятым ребенком. На всю деревню насчитывалось примерно двести дворов, и на расстоянии пяти-десяти километров располагались еще четыре деревни поменьше. Через населенный пункт проходила дорога, соединяющая районный центр со столицей региона. Она давала дополнительные стимулы для развития в деревне постоялых дворов, магазинов, чайных и пельменных, где путники могли перевести дух и отправиться дальше. В деревне проживали башкирские и татарские семьи, русских не было.

Хозяйство у семьи было крепкое, можно сказать, богатое. Одних лошадей доходило до двадцати голов, еще крупнорогатый скот, а птицу вообще никто не считал. Поэтому работы хватало всем, даже самым младшим, с раннего утра и до позднего вечера вся семья была при деле, поэтому и жили зажиточно. К сожалению, всей этой роскоши Ахмею увидеть не пришлось, коллективизация и раскулачивание пришли в деревню раньше, чем он осознал себя как личность.

Однажды ворота с грохотом распахнулись, и во двор с шумом ввалилась толпа вооруженных людей. Ахмей в это время играл возле сарая, и так был увлечен своим занятием, что даже не испугался чужих людей.

— Выводите всех на улицу, — кричал самый главный. Он сидел верхом на коне, у него было страшное небритое лицо и папаха с красным околышем на голове. Он даже не спешился, когда из дома вытолкали родителей и старших детей.

— Вы арестованы как кулаки, контрреволюционные личности, — объявил он, — ваше имущество будет передано в колхоз. Уводите их!

Мама с криком вырвалась и подбежала к Ахмею, ее теплые и шершавые от повседневной работы ладони легли ему на щеки:

— Береги себя, сынок, — сказала она и прижалась лицом к лицу сына. Ее оттащили солдаты, она что-то еще кричала, но уже ничего не было понятно. Ахмей еще долго стоял во дворе.

— Пойдем, Ахмей, ты уже совсем замерз, — вдруг взяла его за руку Рания, жена старшего брата, который уже жил отдельно от родителей.

В его памяти не осталось ни лиц, ни голосов родителей, братьев и сестер, только мамины руки на щеках и ее соленые слезы на его губах.

Рос Ахмей в семье старшего брата, ел с общего стола вместе с его детьми, спал на одном топчане со всеми, не хватало только родительской ласки. Конечно, он ее не помнил, но всегда смотрел с завистью, когда Рания нежно целовала своих детей, почти ровесников Ахмея. Свою любовь и заботу Ахмей дарил домашним животным, они отвечали ему тем же, поэтому с дальнейшей профессией он определился очень скоро. Учиться Ахмей не любил, трех классов ему хватило сполна. Считать научился, немного читал, писать не любил и не особо старался. И с людьми общаться не любил.

К своим семнадцати годам он так и не вырос в высокого и красивого юношу. С ростом в один метр шестьдесят три сантиметра и довольно несимпатичным, но добрым лицом, Ахмей считался местным дурачком в деревне. Парни не брали его в свои компании, а девушки откровенно смеялись при виде его. Поэтому все свое свободное и несвободное время он посвящал своим любимцам, колхозным лошадям.

Конюшня, в которой работал Ахмей, находилась на окраине деревни, там же были коровники и птицеферма. В коровнике доярками работали деревенские женщины, и Ахмей частенько заглядывал к ним в гости ради кружки парного молока. Он помогал им в тяжелой работе, грузил и вывозил навоз, перетаскивал бидоны с молоком, разносил комбикорм и сено коровам, за что доярки подкармливали его. Как же вкусно есть хлебушек со свежей сметаной и запивать парным молоком! «Вкуснее ничего не бывает, это вкус счастья», — думал Ахмей. Одной из доярок работала молодая девушка, ровесница Ахмея, Закия. Девушка отличалась особой статью, она была среднего роста, с черными как смоль волосами, стройная, с тонкой талией и широкими бедрами, словно песочные часы, хрупкая и женственная. Правильные черты лица, широкая улыбка, пухлые соблазнительные губы, бездонные зеленые глаза — на нее заглядывались все парни деревни. Ахмею она тоже нравилась, так сильно, что он боялся открыто смотреть на нее. Каждый раз, когда она обращала свой взгляд в его сторону, он отворачивался или вовсе уходил, зато когда Закия была занята работой и не замечала его, он украдкой подолгу наблюдал за ее действиями и любовался ею. Каждое утро они вместе шли на работу в сторону ферм, а вечером возвращались домой. Женщины постарше постоянно подшучивали над Ахмеем, называли его видным женихом, со смехом конечно. А одинокие даже зазывали к себе в гости. Ну и, конечно, шутили в сторону Закии и Ахмея, называя их красивой парой. В этот момент он смущался особенно сильно, а Закие как будто нравились эти шутки, и она даже подыгрывала им, пытаясь схватить Ахмея и прижать к себе, заливаясь смехом. Так зарождалась дружба двух молодых людей, которой вряд ли суждено было перерасти во что-то более серьезное.

Так и случилось, осенью сорокового года к Закие посватался местный передовик производства, тракторист-механизатор, высокий, красивый парень. Он год как вернулся со службы в рядах красной армии, был образованным, комсомольцем и кандидатом в члены коммунистической партии. Короче говоря, перспективный парень и завидный жених. Той же осенью они сыграли свадьбу, гуляла вся деревня, только Ахмея не было на той свадьбе. Он по просьбе женщин остался дежурить на ферме, да и не мог он видеть, как его любимая девушка выходит замуж за другого.

С того времени Ахмей стал реже заглядывать на ферму, еще реже старался сталкиваться с Закией. И она, выйдя замуж, поменялась, уже не шутила с ним и старалась вести себя строго, как подобает замужней женщине.

Молодые девушки Ахмея не замечали, зато женщины постарше видели в нем не внешнюю, а внутреннюю красоту. Он хоть и был парнем неказистым, добротой и отзывчивостью Аллах его не обделил. Всегда был готов помочь людям — кому дров наколоть, кому скотину зарезать — и никогда не просил за это платы.

Обычно к нему с просьбой обращались одинокие женщины, вдовые или разведенные, те, что больше других нуждались в мужской помощи. Как-то после работы, по дороге домой, к Ахмею подошла Хания. Молодая женщина лет двадцати пяти, невысокого роста, худенькая. Ее темно-русые волосы постоянно выбивались из-под платка и падали на маленькие серые глазки. Очень симпатичная и улыбчивая, она не была похожа на типичную башкирку, больше походила на марийку.

— Ахмей, ты не торопишься? Помощь твоя нужна, — заговорила она.

— Что случилось? — отозвался Ахмей. — Если только недолго, дома еще дела ждут.

— Недолго, дверь покосилась входная, не закрывается плотно.

— Хорошо, — согласился он. Дома сегодня его ждала Рания, жена брата, они собирались перебрать картошку в погребе.

Дойдя до дома Хании, они быстро вошли во двор. Хозяйка излишне суетилась, резким движением захлопнула калитку и спешно завела гостя в дом.

Молодая женщина работала на колхозной ферме не первый год. Сама она была не местная, ее привез сюда муж. Молоденькую шестнадцатилетнюю девушку выдали замуж за местного мужчину, бывшего зэка. В родной деревне за ним ходила дурная слава, поэтому никто за него замуж не хотел и родниться с ним ни у кого желания не было. Еще по малолетству он попал в тюрьму за воровство и разбой и с тех пор на свободе бывал только временами. И вот, когда уже возраст перевалил за тридцать, решил вернуться в родную деревню. Год помыкался один в поисках жены, а потом поехал в соседнюю деревню и привез Ханию.

Она была старшим ребенком в семье и не отличалась красотой, зато была трудолюбивой.

Отец, видимо, решил поскорее избавиться от дочери, решив, что пока берут — надо отдавать, тем более за нее предложили неплохой калым. Учитывая, что мужчин в селе не хватало, а толковых с руками тем более, такой вариант для Хании был хорошим.

Муж ее сильно не обижал, так, изредка, по пьяни мог руку приложить, и то больше для профилактики. Доброго слова, конечно, она от него не слышала, такой же он был и с детьми. Зато по хозяйству был незаменим, любое дело ему давалось легко. Жили они в достатке, Хания родила ему двоих детишек и планировали еще. Но судьба распорядилась по-другому. В один из зимних морозных дней ее муж запряг лошадь и отправился в лес заготовить дрова. До самой ночи ждала его Хания и только под утро поняла, что случилось что-то страшное. Она попросила о помощи соседей, и с несколькими подводами поехала его искать. Нашли в полдень, сперва лошадь с гружеными дровами санями, а потом и мужа Хании. Он лежал лицом вниз под свежеспиленным стволом березы. Кисти рук были разодраны в кровь, ногти содраны с пальцев. Было видно, что человек несколько часов пытался спасти себя, но выбраться из-под дерева ему не удалось: так и замерз, выбившись из сил. И девушка осталась одна с двумя детьми в чужой деревне, в стороне от своих родственников.

— Дети, идите погуляйте, Ахмей проходи, — произнесла командным голосом Хания.

— Какая дверь? — спросил Ахмей.

— Вот, входная, — показала девушка.

Дверь действительно отвисла, гвозди на петлях наполовину вылезли. Парень быстро установил дверь на место, подложил снизу чопик и заколотил гвозди по самые шляпки. Вся работа заняла не больше десяти минут. Прибрав за собой инструмент, Ахмей засобирался было домой, но хозяйки нигде не было и он прошел через сени внутрь дома. Хания уже накрыла на стол, она переоделась в чистое, выходное платье. На голове был красивый платок.

— Проходи, не стесняйся, сейчас чай попьем, — услышал Ахмей, он немного растерялся. Хания была симпатичная женщина, а такой нарядной и красивой Ахмей ее никогда не видел.

— Я, наверное, пойду, — пробубнил он.

— Не торопись, я уже чай налила.

На столе стояли две чашки с чаем, нарезанный большими кусками хлеб, масло и кусковой сахар в красивой пиалушке.

Ахмей аккуратно сел за стол, хозяйка засуетилась вокруг него: подливала чай, пододвигала угощения и каждый раз, как бы невзначай, касалась его. Задевала то рукой, то бедром. Она потянулась за маслом из-за спины Ахмея, чтобы пододвинуть поближе к гостю, и он почувствовал на своем плече женскую грудь, мягкую и одновременно тяжелую. От неожиданности Ахмей поперхнулся, дернул рукой и пролил чай себе на штаны.

— Сейчас я протру, — защебетала хозяйка и принялась тереть тряпкой по штанине, особо не церемонясь в движениях. Ахмей уже был перевозбужден случившимся и, когда Хания несколько раз провела рукой ему в районе паха, он не выдержал, вскочил и ничего не говоря побежал к выходу. Так, не останавливаясь, он добежал до дома, где его уже ждала Рания.

— Ты чего такой испуганный, как будто за тобой черт гнался? — спросила она.

— Нет, все нормально, у Хании дверь ремонтировал, — ответил Ахмей.

— Ну, тогда идем в погреб, времени итак мало, заодно расскажешь, как Хания поживает, — хитро улыбнувшись, сказала Рания.

Ахмея от произошедшего распирали эмоции, а работа в погребе располагала к разговору, и он выложил Рание все, что с ним произошло. Жена брата с удовольствием посмеялась над его рассказом.

— Чего же ты растерялся, глупый. Она женщина одинокая, при этом еще молодая и очень даже симпатичная. Ей мужской ласки не хватает, любви хочется, а ты сбежал, — заливалась Рания. — Нельзя обижать вдов, им итак нелегко.

Ахмей очень любил Ранию, как сестру. Она с детства заботилась о нем как родная мать, а может даже нежнее. Поэтому всегда прислушивался к ее советам и старался не огорчать. Но в этот раз он совсем не мог понять, шутит она или говорит всерьез.

Рания родилась еще до революции, в довольно зажиточной семье, а по деревенским меркам даже в богатой. Отец Рании владел несколькими магазинами и считался успешным купцом в районе. В семье было пятеро детей, три девочки и два мальчика, Рания была второй по возрасту. Все дети успели получить хорошее образование, не только общее, но еще музыкальное и специальное. Старший брат выучился на экономиста, чтобы пойти по стопам отца, Рания получила педагогическое образование, а младшая из сестер пошла в медицину. Отец очень гордился своими детьми и очень хотел дальнейшего укрепления семьи, преумножения ее достатка. Поэтому Ранию выдал замуж за старшего сына очень преуспевающего землевладельца. Тоже безродного, как и он сам, но богатого по местным меркам.

Рания сразу полюбила мужа — Халяфа — не за внешность, за характер. Он был очень спокойный и рассудительный молодой человек с хорошим образованием, трудолюбивый. Халяф не был похож на своего отца — мужчина невысокого роста, коренастый. Очень нежный по отношению к жене и справедливый в вопросах воспитания детей.

После свадьбы их переселили в отдельный дом на окраине деревни. Отец отдал сыну две лошади, корову, бычка и выделил землю под посев. Остальное они должны были заработать сами. Рания устроилась в местную школу преподавателем, оклад там был небольшой, но все-таки это была хорошая помощь мужу.

После революции Халяф одним из первых вступил в колхоз, добровольно сдал туда всю скотину и отдал землю. Только благодаря этой прозорливости его семья не пострадала от репрессий, которые начались в конце двадцатых годов. Родителей Халяфа раскулачили жесточайшим образом. Отобрали все, а семью в полном составе увезли и сослали куда-то на восток страны. Этот день Рания запомнила на всю жизнь.

Утро начиналось красиво, солнце с семи утра светило в окно, наполняя избу весенней радостью. Муж уже ушел на работу, малые дети еще спали. И тут раздался стук в дверь. «Кого это с утра принесло?» — подумала Рания, накинула шубу и пошла открывать. За дверью стояла соседка:

— Привет, соседка, из Уфы отряд солдат приехал, будут раскулачивать. Прячь все, что есть, подальше, без штанов оставят, — сказала она и убежала, не дожидаясь ответа.

Прятать особо было нечего, жили они скромно. Запасы продуктов хранились в подполе и погребе, перепрятывать их было некуда. Да и опыт гражданской войны подсказывал, что, сколько ни прячь — все равно найдут и еще накажут за то, что прятал. Через час с работы вернулся муж.

— Ты чего так рано?

— Сегодня работать не дадут, продотряд в деревне работает. Сходи аккуратно к родителям, предупреди. Я с детьми посижу.

Рания быстро оделась и вышла на улицу. Солнце уже поднялось и ярким светом отражалось от снега. Быстрым шагом по тропинке вдоль заборов девушка шла в другой конец деревни. Было пустынно, все прятались по домам, никто не хотел рисковать. Она дошла до дома муллы, он жил в центре деревни в большом красивом доме. Ворота были открыты нараспашку, во дворе никого не было. Рания осторожно заглянула вовнутрь, там царил полный беспорядок: кругом валялись какие-то тряпки, пожитки, мусор. Двери в дом, сарай и амбар были распахнуты, на грязном снегу возле крыльца ярким пятном выделялись брызги свежей крови. Страх овладел девушкой, дальше заходить она побоялась. По свежим следам она поняла, что всю скотину муллы угнали, поэтому и стояла такая тишина. Рания ускорила шаг в сторону родительского дома, она замечала в окнах домов испуганные лица, все прятались, надеясь, что их не тронут. Чем ближе она подходила к району, где жили родители мужа, тем громче слышались крики, шум и лай собак. Она повернула с переулка и остановилась, не зная, что делать дальше. Возле дома стояла группа вооруженных солдат и несколько лошадей, запряженных в сани. Из открытых ворот выгоняли скотину: коров, бычков, баранов. Солдаты бегали и ловили по двору разбежавшихся куриц и гусей. Вместе с солдатами были и местные руководители, председатель сельсовета и парторг. Рания, преодолевая страх, подошла поближе к дому.

— Кто такая? Что тебе надо? Ты из этой семьи? — задал вопрос один из солдат.

— Нет, она местная учительница, — ответил ему парторг.

— Ну ладно, проходи гражданка, не мешай кулаков арестовывать.

Рания не сдвинулась с места, просто молча стояла и смотрела. Заглядывая в окна, она пыталась понять, что происходит внутри дома. Но скоро входная дверь распахнулась, и оттуда с грохотом вывалился отец семейства, верхней одежды на нем не было, лицо разбито в кровь, на ногах только вязаные носки. За ним высыпала вся семья, жена и дети громко плакали. Солдаты прикладами винтовок выгоняли всех на улицу. Прежде чем всю семью погрузили в сани и повезли в сторону сельсовета, мать успела заметить Ранию.

— Забери Ахмея, он твой сын, — это последнее, что услышала девушка в общем гаме.

Простояв еще около часа в шоковом состоянии возле дома, она, наконец, вошла в пустой двор, но там никого не было. Она боялась заходить в дом и поэтому крикнула с крыльца:

— Ахмей, сынок, ты где?

— Я здесь, — послышался голос за сараем.

Рания сбежала с крыльца и увидела пятилетнего мальчика, играющего в сугробе снега.

— Пойдем домой, ты уже, наверное, замерз, — обняла его девушка.

Ахмей был ненамного старше детей Халяфа и Рании, поэтому прибавление в семье прошло незаметно для колхозного руководства.

Утром Ахмей шел на работу, а в голове крутилась только одна мысль, как он будет смотреть на Ханию, ему было очень стыдно за вчерашний побег. Но вопрос решился сам собой, девушка нагнала его сзади и шепнула:

— Не обижайся, я не хотела тебя обидеть. Приходи в субботу, я баню буду топить, попаришься.

Ахмей молча кивнул головой, а Хания пошла дальше в компании женщин. С ними же шла Закия.

— Как дела, Ахмей? — спросила она. — Ты сегодня что-то совсем молчаливый.

— Все хорошо, — смущаясь, ответил он, казалось, что все вокруг, в том числе Закия, знают о его вчерашнем позоре. Поэтому он ускорил шаг в сторону конюшни, к своим любимым лошадям, они над ним смеяться не будут.

Наступила суббота, рабочий день был короче обычного и, придя домой, Ахмей быстро принялся за домашние дела: прибрал в сарае, почистил за скотиной, выскреб снег со двора.

— Я в баню схожу, — подошел он к Рание.

— Мы же только завтра топим, в холодную пойдешь? — удивилась она.

— Нет, меня Хания пригласила, — прошептал он.

— Хорошо, тогда переоденься в чистое, возьми с собой мыло и полотенце и ничего не бойся, — улыбнулась Рания.

Ахмей шел очень тяжело, то и дело останавливался, несколько раз разворачивался, хотел вернуться. Так, в раздумьях, дотопал-таки до калитки Хании. Зимой темнеет рано, поэтому кроме тропинки и калитки ничего не было видно, только в окне тусклый свет керосинки. Он осторожно постучал в дверь.

— Ахмей, молодец, что пришел, — встретила его Хания, распахнув дверь. — Проходи, чай попьем.

— Я в баню пришел, — пробормотал он.

— Конечно, сейчас тебя провожу, только воду холодную возьму.

Хания вышла из дома с ведром воды и быстро зашагала за сараи в сторону бани. Ахмей старался не отставать. Бани в деревнях строили подальше от других построек, делалось это ради безопасности, так как этот объект считался самым пожароопасным. Не проходило и года, чтобы одна-две бани не сгорали в деревне. Поэтому их ставили за сараями, метрах в пятидесяти от дома. Баню обычно строили общую на два-три дома, топили и мылись по очереди. Войдя внутрь, Хания поставила ведро у двери, постелила простынь на лавку. Баня у нее была небольшая, состояла из двух помещений. Маленькая раздевалка с топкой печи и помывочная, там же парилка. В раздевалке стояла одна лавка, в стену были вбиты гвозди, чтобы вешать одежду. Двоим в этом помещении было не развернуться.

Помывочная оказалась более просторной. В ней находилась печь, большая бочка с водой и полок парилки. Потолок был низкий, и даже Ахмей, со своим невысоким ростом, рисковал удариться головой о дверной косяк входа. Для освещения использовалась маленькая керосинка, поэтому в помещении царил полумрак.

— Вот, здесь горячая вода, здесь веник замочен, парься, а я пойду детей уложу, — услышал Ахмей, и дверь за девушкой захлопнулась.

Легкое разочарование пришло к Ахмею, не на это он рассчитывал, когда шел в гости. На что точно рассчитывал, он, конечно, не знал, но ожидание чего-то прекрасного присутствовало в его голове все эти дни. Но делать нечего, раз пришел в баню, надо было париться. Он залез на полок, подкинул воды на камни и стал греться. Тут в предбаннике послышался шум, Ахмей насторожился: а вдруг это кто чужой или соседи пришли, как он объяснит, что он здесь делает в бане. Попробуй выпутайся из такой ситуации! Страх охватил его, даже организм дал слабину, хорошо, что в жаркой бане запах не чувствуется. Дверь в помывочную распахнулась и в проеме появилась Хания, на ней была только ночная рубашка, а в руках мыло и мочалка.

— Решила прийти попарить тебя, а то как-то негостеприимно одного тебя оставлять, — громко сказала она и широко улыбнулась.

Ахмей автоматически прикрыл руками пах и улыбнулся в ответ:

— Я бы и сам справился, зря беспокоилась.

— Что ты там прячешь? — рассмеялась она. — Я что, мужчин не видела? — девушка взяла ковшик и еще раз плеснула на каменку.

Плотный пар заполнил всю баню. Стало очень жарко, пот проступил по всему телу Ахмея, Хания тоже покрылась влагой, нательная рубашка быстро отсырела и стала прилипать к телу молодой женщины. Взору Ахмея открылись все прелести Хании: хорошая фигура, красивая грудь, соски торчали из-под ткани. Девушка развернулась спиной и наклонилась к тазу с веником, ткань белья чуть забилась меж ягодиц. Ахмей не мог оторвать взгляд, а его мужское естество перестало ему подчиняться и торчало между ног, выдавая желания и мысли своего хозяина. Хания развернулась с веником в руках.

— Ого, да ты красавец, не ожидала, — охнула девушка и, бросив веник, начала снимать рубашку.

В эту ночь Ахмей познал женскую любовь во всех ее красках. А Хания утолила свой голод, длившийся уже больше года.

После того банного дня Ахмей стал захаживать время от времени в гости к Хание. Не так часто, как хотелось бы ему, а только по приглашению и не чаще одного раза в неделю. Кровь в молодом организме играла, тем более распознав женскую любовь, ее хотелось в этом возрасте постоянно, но Хания строго-настрого запретила ему приходить без приглашения и попросила не рассказывать об этом никому.

На Закию как на объект вожделения он уже не смотрел, тем более весной все узнали, что девушка беременна, и чувства Ахмея по отношению к ней теперь больше походили на дружеские. Он частенько приходил помочь ей на ферме.

— Ахмей, братишка, — кричала она с другого конца коровника, — нужна твоя помощь.

И Ахмей бросал свою работу и бежал к ней.

— Как твои дела? Жениться не собираешься? — со смехом спрашивала она.

— Нет, я только тебя люблю, — отвечал со смехом он.

— А тебя муж не обижает? — интересовался он.

— Муж меня очень любит, на руках носит. Вот на выходные в райцентр поедем, одежду мне покупать, — похвасталась Закия.

Ахмей в райцентре был один раз, и ему очень хотелось побывать там еще.

— А меня с собой возьмете? — с надеждой в голосе спросил он.

— Ладно, я поговорю с мужем, наверно, он не будет против. Ты много места в арбе не займешь, — рассмеялась Закия.

Вечером на радостях Ахмей поделился ожидаемой поездкой с Ранией. Так как в район деревенские выезжали не так часто, задание выезжающему давали целым списком, чтобы ничего не забыл купить. Поэтому брат с женой сели составлять список.

— Заедешь к моей младшей сестренке, Танзиле, адрес я тебе напишу, отдашь ей список, она поможет тебе, — инструктировала Рания. — Танзиля давно живет в райцентре, всех знает, с ней ты не заплутаешь.

— Да, может, меня еще не возьмут, — пытался протестовать Ахмей.

— Возьмут, раз Закия пообещала, муж ей ни в чем не отказывает, — осадила его Рания.

Так и получилось, уже на следующее утро Закия сказала, что муж не против поездки Ахмея. Когда наступил долгожданный день, выезжали ранним утром, еще затемно. До райцентра было около двадцати километров, по весенним дорогам не менее трех часов в пути.

— Ну что, Ахмей, много с собой денег взял? — с улыбкой спросил Ралиф, муж Закии. — А то в центр не часто выбираешься, надо приодеться и гульнуть, — рассмеялся он.

— Нет, — пробормотал Ахмей. — Только то, что дал брат на покупки инструмента и вещей по хозяйству.

— Ну ладно, я угощу тебя пивом, пробовал когда-нибудь пиво? — спросил Ралиф.

— Не смущай его, — заступилась Закия, — наш Ахмей алкоголь не употребляет и не курит, и к женщинам не бегает, — засмеялась и обняла мужа.

Прибыв в райцентр, доехали до сельсовета. Ахмей вытащил из арбы корзину с подарками для Танзили.

— Все, приехали, выгружаемся, — скомандовал Ралиф. — Через четыре часа встречаемся здесь же, если опоздаешь, пойдешь домой пешком, — пригрозил он.

— Не опоздаю, мне здесь особо делать нечего.

Спросив у первого встречного, как пройти по этому адресу, Ахмей зашагал по улице уверенным шагом. Именно так, по его мнению, должны ходить местные. Ахмей побаивался районную шпану, ему рассказывали, что деревенских часто обворовывали, а некоторых даже избивали. Поэтому при появлении группы людей он ускорял шаг, а иногда переходил на бег. Через полчаса поисков он, наконец, вышел на нужный адрес. Дом был небольшой, но очень нарядный: оконные ставни покрашены в синий цвет с белыми вставками, стены снаружи обиты досками и выкрашены в светло-коричневый. Двор аккуратный и ухоженный, дорожка до дома выложена камнем. В деревне таких домов не было.

— Есть кто дома? — постучался Ахмей.

Дверь открыла женщина выше него ростом, на полголовы как минимум. Одета она была не нарядно, но очень чисто и опрятно, сразу видно — городская.

— Ты кто, что тебе надо?

— Я от Рании, ищу Танзилю, — промямлил парень.

— А, ты от сестры. Как тебя зовут?

— Ахмей. Вот подарки от нее и письмо со списком.

— Ну, проходи.

Ахмей вошел в дом, еще за порогом сняв обувь. Внутри было идеально чисто, поэтому он встал в уголке и старался ничего не задеть, пока хозяйка разбирала корзину и читала письмо.

Танзиля жила одна. Так и не выйдя замуж по молодости, она посвятила себя работе. Родилась вместе с первой революцией 1905 года, и, видимо, это сказалось на характере девочки. Младший ребенок в семье, любимая дочь отца, она получила прекрасное образование и с детства мечтала заниматься медициной. Революция семнадцатого года чуть не перечеркнула все мечты Танзили. У отца отобрали все его магазины, сам он вместе с женой уехал в эмиграцию в Турцию. Звал и детей, но понимания не нашел, у каждого был свой быт, семья, работа. Особенно уговаривал младшую:

— Ты еще молодая, не замужем, привыкнешь к новой стране.

Но Танзиля, упоенная идеями нового мира, равного для всех, решила остаться на родине. Поступила с первой попытки в медицинский институт, училась с удовольствием, в свободное от учебы время подрабатывала в больнице. На личную жизнь времени не оставалось. Окончила институт с отличием, и ей предлагали остаться в городе, но она вернулась в родной район. И не прогадала — хороших врачей в районе не было, а влюбленных в свое дело здесь вообще не бывало. Женщине в медицине пробиться по карьерной лестнице вверх всегда сложнее, чем мужчине, но отсутствие достойной конкуренции позволило Танзиле уже к тридцати годам стать главврачом местной больницы. Она стала специалистом широкого профиля, осуществляла прием пациентов, назначала лечение и даже оперировала в экстренных случаях. Танзиля в одном лице была терапевтом и хирургом, гинекологом и урологом, травматологом и проктологом, и даже педиатром. Слух о ней быстро разнесся по району и близлежащим регионам. В больницу стекались люди с разными болячками, и она никому не отказывала в помощи. Собрала вокруг себя хороших специалистов, таких же увлеченных медициной, и грамотно организовала работу медицинского учреждения. Простой народ по привычке не приходил к врачу с пустыми руками, и Танзиле несли все, что могли принести. В основном было что-то съестное: мед, варенье, солености, копченые и вяленые гуси, сушеная рыба, яйца, мясо, хлеб и, конечно, самогон. Столько она съесть и выпить не могла, поэтому гостинцы стала относить в детский дом, который находился по пути между больницей и ее домом. К своим тридцати пяти годам Танзиля была самым узнаваемым и уважаемым человеком в районе.

— Так ты у нас завидный ходок в деревне? — она оторвала взгляд от письма и с оценивающей ухмылкой посмотрела на Ахмея. — Сестра пишет, чтобы я присмотрелась к тебе.

— Я не знаю, — опять промямлил он.

— Ну, проходи, буду к тебе присматриваться, — она шагнула к нему, заставив его попятиться.

— Не бойся, сестра вот пишет, что ты опытный в любовных делах, — рассмеялась женщина. — И по хозяйству, говорит, не промах.

Отступать дальше было некуда, девушка прижала его к стене всем телом, а ее руки уже расстегивали ремень на брюках. Плоть Ахмея начала предательски выпирать из штанов. Танзиля крепко поцеловала парня в губы и увела за занавеску, где стояла шикарная металлическая кровать, таких он еще не видел.

Через час Танзиля и Ахмей сидели за столом. На обед был суп-лапша из курицы, на столе стояли тарелки с нарезанной колбасой, вареным мясом и картошкой в масле. Шикарный обед для Ахмея.

— Сейчас пойдем в центр, пройдемся по твоему списку, надо все успеть купить. Точно не хочешь у меня остаться? — с ухмылкой спросила девушка.

— Мне домой надо, работы много, — ответил парень, сделав вид, что не понял смысла вопроса.

— Ну, смотри, жду тебя летом в гости, приезжай на подольше, погостить, — рассмеялась она.

Ахмей кивнул, доедая очередной бублик с конфетой. Такие сладости он ел в первый раз в жизни, поэтому уминал одну за другой. Это были конфеты «Мишка на севере», мягкие, глазированные, с ореховой начинкой, в вафлях, покрытых шоколадом. А на обертке был изображен белый медведь. Оставшиеся угощения хозяйка завернула ему в дорогу.

Конец ознакомительного фрагмента.