Обезглавленное древо. Книга третья. Тайны ратоборца

Ксения Перова, 2020

Через триста лет после того, как эпидемия погубила большую часть человечества, люди живут на уровне средневековья. Споры решаются в Круге Правды, где сражаются ратоборцы обвинителя и обвиняемого. У Сильвана Матье есть особый Дар, благодаря которому он почти всегда побеждает в Круге. Но из-за нелепой случайности его жизнь резко меняется – он вынужден отправиться в далекий и опасный путь к таинственному Хранилищу, где собраны остатки погибшей цивилизации. Что ждет его на этом пути? Найдет ли он то, что ищет? Ведь Дар – не единственная тайна Сильвана…

3

Утро выдалось солнечным, чистым, в парное, голубовато-розовое небо поднимались бесчисленные струйки дыма из труб. Стоя у окна в жарко натопленной комнате, Сильван ощущал, какой на улице отличный хрустящий мороз.

Прошел целый месяц с того дня, как он потерпел поражение в поединке, который обязан был выиграть. Нос давно зажил, синяки сошли, но и только.

Каждый день Сильван просыпался с безумной надеждой — а вдруг сегодня что-то изменится?

И каждый день открывал ему всё новые глубины отчаяния.

Сегодня, в канун Новогодья, он впервые проснулся… и ничего не почувствовал. Не бросился к сидевшему у двери Роберту с обычной проверкой. Просто встал и подошел к окну.

Он смотрел, как полыхает на углу улицы Костер Бедняков, и машинально сжимал в ладони мешочек с шариками. Снег, еще вчера ночью пушистый и свежий, уже превратился в грязь под ногами людей. Все суетились, чтобы закончить с делами пораньше и сесть за праздничный стол со своими семьями.

Одному Сильвану некуда было спешить.

Он хотел по уже устоявшемуся обычаю попросить принести завтрак в комнату, но вместо этого оделся и, пригладив волосы, спустился в столовую. Всё-таки сегодня Новогодье, может, ради праздника родители сменят гнев на милость?

Господин и госпожа Матье уже завтракали, молча сидя друг напротив друга. Когда Сильван вошел, отец даже головы не поднял. Госпожа Матье опустила чашку на стол и повернула к сыну каменное лицо. Ее темно-лиловое платье с черной отделкой смотрелось почти как траурное.

— А, это ты! — произнесла она таким тоном, будто делала ему огромное одолжение. — Чем обязаны такой честью?

— Доброе утро, мам. Отец, — Сильван нерешительно опустился на стул и попытался улыбнуться, — замечательно выглядишь, мамочка.

Госпожа Матье фыркнула и продолжила завтракать — методично, словно укладывая вещи в сундук. Казалось, закончив есть, она скажет: «Ну вот, всё вошло!» — и захлопнет рот, как крышку сундука.

За прошедший месяц Сильван не участвовал ни в одном поединке. Клиенты продолжали обращаться к нему — он оставался лучшим, хоть поражение в последнем бою и нанесло ущерб его репутации.

Но Сильван не мог заставить себя выйти в Круг без Дара. Родители об этом, естественно, не знали и считали нежелание сына сражаться просто нелепой блажью.

Госпожа Матье вначале пыталась действовать лаской и уговорами. Потом начала плакать и говорить, что Сильван сведет её в могилу, где она наконец соединится с Дарси, который никогда не огорчал маму. Обычно после такого Сильван не выдерживал и уступал, но в этот раз проявил упорство. Страх перед очередным поражением затмевал всё.

Тогда госпожа Матье поступила так же, как поступала всегда, если не могла добиться своего — то есть закатила грандиозный скандал, при воспоминании о котором Сильвану до сих пор хотелось закрыть голову руками и куда-нибудь спрятаться.

Господин Матье, в отличие от супруги, молчал. Не уговаривал Сильвана, не ругал и не называл скверным сыном, из-за которого семья опозорится и пойдет по миру. Всё это отражалось в его взгляде, выражавшем чистое, холодное презрение.

Ты ничтожество, говорил этот взгляд. Дарси был настоящим ратоборцем, а ты никто и ничто. Какое-то время тебе везло, но теперь везение закончилось.

Это было даже хуже, чем крики и обвинения матери — быть может, потому что в глубине души Сильван соглашался с отцом. Ему повезло, на какое-то время он получил Дар и вместе с ним — ту жизнь, о которой всегда мечтал. А теперь тот же нелепый случай всё отнял.

Госпожа Матье поднялась и демонстративно поправила платье. Сильван подозревал, что она специально одевается попроще — хочет показать ему, что они нуждаются, хотя это не так и Сильван знал об этом. Да, ему щедро платили за поединки, но на займах отец зарабатывал куда больше.

— Дорогой, сегодня на ужин приглашены Картоны и Рэдинги, — произнесла она, старательно игнорируя Сильвана, — нам тебя ждать?

— Конечно, дорогая. — Господин Матье поднялся и предложил руку жене. Они величественно удалились, даже не взглянув на Сильвана.

Оставшись в одиночестве, он уныло окинул взглядом стол. Есть совершенно не хотелось. Он вообще мало ел весь этот месяц и изрядно похудел. Мышцы, худо-бедно наработанные поединками, казалось, сдулись и прилипли к костям. И, глядя в зеркало, Сильван видел того, кем он и был на самом деле — нескладного, тощего юношу, зачем-то напялившего куртку ратоборца.

И тогда ему хотелось расколотить к Темному все зеркала в доме.

Несколько минут Сильван понуро сидел, глядя на пустые стулья, на знакомые с детства тарелки и чашки, молочник с отбитым краем. В мозгу вспыхнуло воспоминание — они с Дарси гоняются друг за другом по столовой с игрушечными мечами, Сильван взмахивает своим и — дзынь! — молочник и еще половина посуды летит на пол.

Он помнил леденящий ужас, сдавивший сердце, помнил, как Дарси выбежал в коридор и закричал, что он разбил посуду в столовой. Его не наказали — его никогда не наказывали. Он был надеждой семьи, её будущим. Всё, что здесь делалось, делалось для него. Мать даже сохранила проклятый молочник, хотя терпеть не может испорченных вещей и обожает всё новое.

При мысли о брате на глаза навернулись слезы, и Сильван даже не попытался их сдержать.

Он не отходил ни на шаг от Дарси, когда тому стало хуже, сидел рядом днем и ночью. Они много разговаривали. И однажды Дарси сказал: «Надеюсь, теперь они оценят тебя по достоинству». Он говорил так, зная, что умрет, вот только Сильван не мог, не хотел в это верить. И не придал значения его словам.

Но теперь, спустя пять лет, сидя за столом в родном доме, где он стал чужим, Сильван неожиданно понял.

Его и правда оценили, все без исключения — родители, друзья, девушки и горожане. Он не мог это потерять из-за какого-то дурацкого ушиба.

Что он делал целый месяц? Торчал безвылазно в своей комнате, пил, катал по ковру шарики, изнывал от скуки. Даже молился, надеясь разжалобить Всемогущего, которого, может, и вовсе не существует!

Сильван сжал кулаки. Нужно сделать всё, чтобы вернуть Дар. Дарси никогда не стал бы сидеть и тупо жалеть себя. Время сожалений прошло.

Пора действовать.

Мороз окреп, ледяной воздух прихватывал ноздри, когда Сильван торопливо шел по улице. В одежде ратоборца он чувствовал себя увереннее, хоть она и болталась, как на вешалке. Меч на бедре, кинжал у пояса — Сильван не совсем понимал, зачем ему понадобилась полная экипировка, просто чувствовал, что так правильно.

Было здорово снова оказаться среди городской суеты. Он зашел в пару лавок, потолкался на рынке. И с чем большим количеством людей говорил, тем сильнее тревожился.

Вроде бы ничего не изменилось — с ним по-прежнему с удовольствием беседовали. Но в манере общения появился какой-то неприятный холодок. Сильван знал, что его поражение, благодаря которому убийца женщины и троих детей остался безнаказанным, прогремело на весь Тэрас, и понимал, что люди будут не в восторге от этого.

Но такого откровенного осуждения он не ожидал. В конце концов, если они и вправду верят, что Всемогущий являет в Круге свою волю, то какие претензии к ратоборцу? А если этот человек и вправду никого не убивал? Возможно ведь и такое?

Сильван не без досады вспомнил, как толпа защитила его от нападок Тома Кольбера, чьи претензии, положа руку на сердце, имели под собой основания. Выходит, им вообще наплевать на истину — главное, чтобы победил ратоборец, на которого они поставили?

Весь во власти этих мрачных мыслей, Сильван сворачивал во всё более глухие переулки. Угасающий свет зимнего дня сюда почти не проникал. Роберт за его спиной походил на мрачный призрак в темном плаще с капюшоном.

Наконец они остановились у неприметной двери. На грубых досках едва виднелся странный символ — змея, кусающая собственный хвост. В полумраке красная краска выглядела бурой.

Сильван старательно огляделся и вошел без стука. Роберт последовал за ним, дверь закрылась за его спиной с пронзительным визгом. Они очутились в крохотной низкой комнатушке, освещенной единственной лампой с закопченным стеклом. Стены от пола до потолка покрывали непонятные символы и высказывания на незнакомом языке. Убожеством обстановки комнатка напоминала хлев, да и пахло в ней соответственно.

Сильван брезгливо поморщился. На скрип двери из полумрака появился высокий старик — ему приходилось пригибаться, чтобы не оцарапать макушку о потолок. Из-за этого внушительная фигура выглядела жалко, как будто застыла в подобострастном поклоне. Седые волосы свисали сальными прядями, а глубоко посаженные глаза алчно вспыхнули при виде посетителей.

— Ратоборец Матье! — прошелестел он с улыбкой, обнажившей потемневшие зубы. — Знатный, знатный гость! Чем могу служить? Амулет на победу? Заговор? Приворотное зелье… хотя, возможно, вам скорее нужно отворотное?

И он подмигнул с таким значительным видом, что Сильван чуть не плюнул с досады. Естественно, история с Бесс тоже ни для кого не являлась тайной. Он это понимал, но видеть подтверждение было не очень-то приятно.

— Заговор на возвращение утраченного.

— Нет ничего проще! — Старик отдернул занавеску, скрывавшую заднюю часть комнаты. За ней обнаружились ряды стеллажей с аккуратно сложенными бумагами, склянками и пучками трав. От них распространялся сладковатый запах пыли и тления.

— Что именно было утрачено? — Старик рылся на полках, отчего запах стал почти невыносимым. — Вещь? Человек? Чье-то расположение? Любовь или дружба?

— Вообще-то, — Сильвану хотелось зажать нос и сбежать, но он терпел, — скажем так… у меня был некий дар. А потом исчез. Есть у тебя что-то для этого? И, Всемогущего ради, поторопись, а не то я тебе весь пол уделаю. Как ты можешь терпеть эту вонь?

Старик хихикнул.

— Привычка, господин Матье, ничего кроме привычки! Ко всему можно притерпеться при необходимости! — Он протянул Сильвану маленькую бутылочку, завернутую в лист бумаги. — Выпить сразу после заката, три раза прочитать заговор, после чего лечь спать. На следующий день утраченное вернется, но… — Тут старик многозначительно поднял высохший палец. — Есть одно условие — вы должны проспать всю ночь, не просыпаясь! Иначе заговор потеряет силу!

Сильван кивнул и поспешно схватил бутылочку.

Минуту спустя он стоял на улице, обедневший на три пласта, и жадно вдыхал морозный воздух. Стемнело, в переулке не было ни души, только где-то наверху мерцало болезненно-желтым светом одинокое окно. Дом словно подглядывал за Сильваном.

— Полагаю, вы начали не с того конца, — произнес Роберт, отряхивая плащ, как будто они вылезли из кучи мусора.

Это были его первые слова за весь день, и Сильван вздрогнул.

— Не с того… о чем ты?

— Если вы решили вернуть Дар, для начала следовало обратиться к лекарю. Ведь вы ударились головой, а последствия…

— Да какие там последствия! Целый месяц уже прошел! — Сильван бережно спрятал бутылочку в поясной кошель. — К тому же лекарю придется всё рассказать, и через пару часов весь город узнает, что у меня был Дар и я его потерял.

— Вы полагаете, этот старик никому и ни о чем не скажет?

— А ему никто не поверит, — усмехнулся Сильван, — он постоянно несет всякую чушь, совсем выжил из ума.

— И тем не менее вы решили обратиться к нему за помощью?

Они двинулись по переулку в сторону центра.

— Видишь ли, — Сильван так обрадовался возможности поговорить с кем-то, кто не осуждает его, что телохранитель даже не вызывал у него обычного раздражения, — я решил так: мой Дар, по сути, есть нечто мистическое, верно? Его нельзя объяснить рациональными причинами. Значит, для его возвращения логично призвать на помощь колдовство или что-то в этом роде.

— Колдовство? — повторил Роберт со смесью презрения и насмешки. — При всем уважении, мастер Сильван, это не колдовство, а простое шарлатанство.

Сильван остановился и резко развернулся к телохранителю. Роберт был ниже ростом, но гораздо массивнее, и со стороны они смотрелись наверняка презабавно — словно молодой петушок наскакивает на меланхоличного голубя. Но Сильван так разозлился, что плевал на всё.

— Слушай, надо было с чего-то начать, и я начал! А что насчет тебя? Весь месяц просидел со мной, точно чучело, и толку от тебя столько же! А теперь, когда я пытаюсь что-то сделать, ты вдруг раскрываешь рот и начинаешь нудеть! Предложи что-нибудь стоящее или помалкивай!

Вместо ответа Роберт вдруг с силой толкнул Сильвана в грудь. Тот полетел спиной вперед и успел только удивиться. Он много чего говорил Роберту с досады, но тот ещё никогда не доходил до рукоприкладства. Обычно все злые замечания и ругательства разбивались об его молчание, как о каменную стену.

Сильван грохнулся на мостовую, аж дыхание выбило из груди, и тут кто-то спрыгнул с крыши и мягко приземлился между ним и Робертом. Тот мгновенно отскочил назад, выхватывая меч.

— Не дергайся, Альди, — холодно произнес низкий голос, показавшийся Сильвану знакомым, — просто поговорим. Пока, по крайней мере.

— Интересный способ начать разговор. — Роберт не изменил боевую стойку. Лезвие меча слабо поблескивало в полумраке. — Прыгнуть на голову собеседнику.

— Погоди, Робби, — Сильван поднялся, путаясь в тяжелом меховом плаще, — Питер Норд, верно?

— Он самый. — Питер повернулся к Сильвану — удивительно легко и плавно для такого крупного человека. Несмотря на мороз, на нем была только кожаная куртка поверх рубашки.

— Я хотел вернуть вам пласт после поединка, — поспешно произнес Сильван, доставая мешочек, — но мой телохранитель не мог вас найти. Вот, возьмите, здесь ровно тысяча.

Он протянул мешочек Питеру, но тот не сделал движения, чтобы его взять.

— Темный с ним, с пластом. Мне нужна была победа и правосудие над убийцей моей семьи.

— Клянусь Всемогущим, я и сам хотел того же! — с жаром воскликнул Сильван. — Но Круг… в нем всякое случается. Мне очень жаль, что я проиграл, но так уж вышло…

— «Так уж вышло»? — повторил Питер, словно не веря своим ушам. — Знакомая фразочка! Так уж вышло, что Артур Маккью обезумел, проходя мимо нашего дома. Так уж вышло, что никто его не видел. Так уж вышло, что соседи отправились в гости к родне и не слышали, как кричали моя жена и дети, когда их убивали.

Капли пота собрались на висках Сильвана. Он потихоньку придвигал руку ближе к рукояти меча. Хриплый голос Норда потерял надменную холодность и напоминал клекот раненой хищной птицы.

— Круг Правды был моей последней надеждой на справедливость, а лучший в Тэрасе ратоборец проигрывает, сражаясь так, будто впервые взял в руки меч!

Лицо Сильвана вспыхнуло от унижения, но он промолчал. Да и что тут скажешь? Не объяснять же этому сумасшедшему про Дар — всё равно не поверит.

Питер замолчал, тяжело дыша. Сильван не видел Роберта, но знал, что тот не дремлет. Если Норд сделает шаг вперед…

— И тогда мне всё стало ясно, — произнес вдруг Питер с неожиданным спокойствием, — когда непобедимый ратоборец пропускает удар и делает вид, будто потерял сознание, это означает, что кто-то заплатил ему за то, чтобы он упал!

— Что?! — Сильван обомлел. — Вы обвиняете меня в том, что я проиграл специально?

— Чтоб меня Темный сожрал с потрохами, да! Я заплатил тебе больше обычного, но ты всё равно позарился на этот жирный кусок!

— Ничего я не зарился! — возмутился Сильван. — Какой ещё кусок!

— Тогда почему проиграл, а?

— Я же сказал, так получилось! — Сильван окончательно вышел из себя. Если он и сочувствовал Норду в начале, то теперь думал лишь о том, как бы побыстрее закончить этот неприятный разговор.

Питер шагнул было к нему, но замер, когда меч Роберта уперся ему между лопаток.

— Господин Норд, вы расстроены, — спокойно произнес телохранитель, — вам лучше уйти.

Все трое тяжело дышали. Фигура Питера казалась статуей, высеченной из морозного мрака.

— Я уйду, — произнес он, запинаясь от ярости, и суставы его пальцев хрустнули, сжимаясь в кулаки, — но ты, Сильван Матье, с этого дня ходи оглядываясь! Сколько бы ни заплатили родичи Артура, растратить их пласт ты не успеешь!

Он оттолкнул Роберта с дороги и пошел прочь; узкий, темный переулок поглотил его, точно змеиная пасть. Сильван шумно выдохнул и оперся о стену дома. Он весь взмок, даже на поединках не доводилось так потеть.

— Вот тебе и поздравление с Новогодьем! — язвительно произнес он. — Красота, да и только!

— Его можно понять, — заметил Роберт, вкладывая меч в ножны.

— Ну разумеется, всех и всегда можно понять! — Сильван никак не мог отдышаться. — А как насчет того, что он здесь нес? Будто бы мне заплатили за проигрыш. Ты-то знаешь, что это чушь, чего ж молчал?

Роберт пожал плечами.

— Он бы мне не поверил. Он сейчас не поверит никому и ничему. На вашем месте, мастер Сильван, я бы воспринял его угрозы со всей серьезностью.

— Да ладно! — фыркнул Сильван, увлекая телохранителя за собой. — Ратоборцам постоянно угрожают. Издержки профессии.

Переулок вывел их на оживленную улицу, и Сильван немного расслабился.

— Наплевать, — как можно беспечнее произнес он, — приятного мало, но не сидеть же под замком, потому что кто-то недоволен поединком! Я спячу, да и дел по горло. Нужно думать, как вернуть Дар, а не заморачиваться с этим… забудь, в общем. Дело прошлое.

Роберт покачал головой. Пар от дыхания оседал на его плаще, покрывая край капюшона каемкой инея.

— Только не для этого человека. Он всё потерял, — мрачно произнес он, и у Сильвана мурашки побежали по спине от этих слов, — а люди, которым нечего терять, опасны.

Таинственный пузырек не помог нисколько. Сильван всё проделал, как велел старик, и потом еще неделю его швыряло от отчаяния к надежде, пока он не осознал, что Роберт был прав. Это просто обман.

Его охватила такая ярость, что телохранителю пришлось снова применить коронный прием с усаживанием в кресло.

Несмотря на показное легкомыслие, Сильван никак не мог отделаться от мыслей о Питере Норде. Всё в нем бунтовало против того, чтобы «ходить оглядываясь» — ведь это означало бы фактически признать справедливость обвинений.

Сильван чувствовал вину, но лишь за проигрыш, а проиграть может любой. Простое невезение, вот и всё. Почему он должен страдать из-за чьих-то дурацких выдумок? Как будто у него мало проблем!

Несмотря на эти правильные мысли, Сильван под разными предлогами просидел дома целую неделю. Выдумывал их исключительно для себя, поскольку родителям так ничего и не объяснил.

Сказать, что они недовольны, значило ничего не сказать. Сильван пережил уже два скандала, которые начинались как попытки госпожи Матье выяснить, почему он перестал выходить в Круг. Отец продолжал молчать, но чувствовалось, что он тоже на пределе, и скоро Сильван поймет, что почем.

Всемогущий, как же это его ранило! Он любил родителей и последние несколько лет купался в их любви, которой жаждал всю жизнь. Видеть их сердитые лица, слышать, что он неблагодарный, бесчувственный и никуда не годный сын было, пожалуй, худшим во всей этой истории.

А тут еще Роберт, всё чаще уходивший в город по каким-то тайным делам, начал приносить тревожные вести. Прошел слух, будто бы Сильвану заплатили за поражение в поединке. Мол, именно поэтому он нигде не появляется и больше не выходит в Круг — боится мести обвинителя. Поговаривали даже о том, чтобы исключить его из клана ратоборцев за нарушение Кодекса.

Услышав об этом, Сильван просто сел, где стоял, и обхватил голову руками. Было ясно, что Питер Норд не терял времени даром. Он не мог подобраться к Сильвану, пока тот сидит дома, и явно рассчитывал выманить его, распуская грязные слухи.

И разве Сильван смог бы их опровергнуть? Его слово против слова Питера, а этот поединок и впрямь выглядел подозрительно. Совет Роберта как можно скорее выходить из боя, если поражение неминуемо, сыграл с ним злую шутку. Позволь он избить себя до полусмерти, люди сочувствовали бы ему и меньше верили наговорам. К тому же появился бы весомый повод не выходить в Круг подольше.

Сильван понял, что запутался и с каждым движением увязает всё больше, как человек, провалившийся в трясину. Вернись Дар прямо сейчас, Сильван не рискнул бы выйти в Круг Правды. Услышать осуждающий гул, увидеть отвращение на лицах тех, кто его обожал и носил на руках, — нет, этого он не вынесет!

Он даже перестал играть в шарики, малодушно опасаясь, что мальчишки прогонят его. Им было лестно, что знаменитый ратоборец снисходит до них и играет в их обществе. Кому и зачем он нужен теперь?

А погода, как назло, стояла замечательная — тишина, безветрие, легкий морозец. Иногда по ночам подсыпало чуть-чуть снега, и город просыпался свежим и обновленным. За окном Сильвана один солнечный день сменялся другим, а он мог лишь бессильно смотреть на знакомые улицы. Жизнь продолжалась, но Сильвану в ней больше не находилось места.

И он всё чаще задумывался о том, стоит ли влачить ее дальше.

Зимой темнеет рано, и Сильван уже второй час сидел у окна, подперев голову руками и смотрел, как идет снег. Отдельные снежинки вертикально падали в желтом свете фонаря, вспыхивали и тут же гасли, появляясь из ниоткуда и исчезая в никуда.

На столе стоял поднос с давно остывшим ужином, но Сильван не обращал на него внимания. Он с головой погрузился в созерцание снега. Это помогало ни о чем не думать, и боль слегка ослабевала. Дни слились в одну сплошную, тягучую массу, и Сильван чувствовал, что увязает в ней, как мошка в смоле.

Иногда он приходил в себя настолько, чтобы, уступив настояниям Роберта, поесть и хоть немного поспать. А всё остальное время проводил у окна, тоскливо глядя на мир, из которого его изгнали. Забросил шарики, перестал следить за собой, и служанка невольно морщила нос, входя к нему в комнату с подносом.

Порой вдруг накатывала ярость, и тогда ему хотелось разнести всю комнату. За то время, что он просидел здесь добровольным затворником, ни один человек не навестил его. Никто из тех, кто клялся ему в вечной дружбе, и ни одна из девушек, с которыми он так весело и беззаботно проводил время. Один-единственный проступок — и они просто вычеркнули его из своих жизней, как вымарывают неудачную строчку из письма.

Как же так получилось? Чем он, Сильван Матье, заслужил такой… крах? И когда закономерно приходили мысли о Дарси, он начинал осматривать комнату на предмет конкретных вариантов. Что лучше — броситься на меч или сделать петлю из простыней?

Но оружие Роберт давно забрал, а делать скользящую петлю Сильван не умел. Уморить себя голодом не даст всё тот же Роберт — силой накормит, если потребуется. А окно слишком низко, насмерть не разобьешься.

Всё-таки отец прав — он жалок! Даже не может придумать способ, как со всем этим покончить!

Сильван криво усмехнулся, и тут дверь тихо стукнула. Он настолько привык к тому, что в его комнату любой заходит, когда ему вздумается, что даже не обернулся. Человек приблизился, мягко ступая по ковру, и сел в кресло напротив Сильвана.

В волосах Роберта сверкали снежинки, от него потрясающе пахло снегом, свежим воздухом, дымом — запахи внешнего мира. И Сильван, хоть и готовился с этим миром попрощаться, жадно вдохнул его аромат.

— Я кое-что узнал, — произнес Роберт так спокойно, словно жизнь их текла своим чередом, без всяких изменений.

Сильван, сидевший с закрытыми глазами, не сразу понял, о чем он.

— Ваш Дар. Вы по-прежнему хотите его вернуть?

Сильван взглянул на него и неуверенно кивнул. Собраться с мыслями было нелегко — слишком много усилий он потратил на то, чтобы добиться обратного результата.

— Я поговорил кое с кем. Быть может, ответ на ваш вопрос следует искать не здесь. Что если ваш Дар — часть того, что осталось с древних времен? До Исхода. В таком случае мы сможем найти упоминания о нем в Хранилище.

— В Хранилище, — повторил Сильван, словно пробуя эту мысль на вкус. Что-то зашевелилось в душе — робкий, слабый огонек надежды. И он вцепился в него, как утопающий в брошенную ему веревку.

— Мы пойдем туда, — продолжал Роберт, — и попытаемся найти что-нибудь, связанное с вашим Даром. Какой-то способ его вернуть. Один человек согласился быть нашим проводником. Он Искатель.

Искатель! Сердце Сильвана забилось быстрее, разгоняя застывшую кровь, пробуждая жизнь во всем теле. Он вдруг почувствовал себя ребенком на пороге великих открытий. Идти с одним из Искателей к таинственному Хранилищу, увидеть своими глазами вещи, оставшиеся от великой цивилизации их предков!

Он вернет Дар и получит свою жизнь назад! Родители поймут, что ошибались насчет него, что же касается всех остальных — к тому времени дурацкие слухи давно утихнут.

— Робби, ты гений! — воскликнул он, вскакивая. — Когда уходим, сегодня ночью?

— Завтра, — сказал Роберт, поднимаясь, — нужно собрать вещи и припасов в дорогу. Я этим займусь, а вам нужно набраться сил. Поешьте и ложитесь спать.

Сильван бросился к подносу и жадно накинулся на еду. Его не смутила даже корка застывшего жира, покрывшая жаркое. Роберт одобрительно наблюдал за ним.

— Еще кое-что, — сказал он, когда Сильван проглотил последний кусок и облизал тарелку, — ваши родители. Сообщить им, куда мы отправляемся?

Сильван представил, какую истерику закатит мама, если узнает об этой затее, и поспешно замотал головой.

— Нет, ни в коем случае! Подготовь всё, и завтра, как стемнеет, отправимся. Ты условился встретиться где-то с этим Искателем?

— В кабачке «Поющая звезда» — там они обычно собираются.

— А, возле рынка! Ну и как он тебе? — с интересом спросил Сильван.

— Заведение вполне приличное.

— Да не кабачок, дурень! Как тебе этот Искатель? Он, ну… в порядке?

Роберт замялся на мгновение, но Сильван устраивался под одеялом и не придал этому значения.

— Он Искатель, это всё, что нам нужно. Я пообещал сотню пластов за то, что он отведет нас к Хранилищу. И три сотни — когда вернемся обратно.

— Четыре сотни пластов! — ахнул Сильван, садясь на кровати. — Ты обалдел?!

— Сейчас зима, мастер Сильван. Зимой никто к Хранилищам не ходит, добраться до них нелегко. Просто чудо, что Винс вообще согласился…

— Как его зовут?

— Винсент Пэриш. Завтра вы познакомитесь.

Роберт уже стоял в дверях, когда Сильван негромко произнес:

— Эй, Робби!

— Да?

— У нас ведь получится, правда? Мы вернем мой Дар? — Сильван старался взять решительный тон, но прозвучало это так, будто он уговаривает Роберта дать правильный ответ.

— Мы сделаем всё для этого, — твердо произнес телохранитель, — всё, что в наших силах. И даже больше.

Сильван еле дождался следующего вечера. Внезапный переход от полного отчаяния к надежде так его взбудоражил, что он полночи не мог уснуть, а проснулся засветло. Еще труднее оказалось вести себя как обычно, чтобы прислуга ничего не заподозрила. Сильван слишком долго просидел в четырех стенах, для его деятельной натуры это было смерти подобно — собственно, он уже и начал о ней задумываться.

Он сохранял прежний унылый вид, но съедал до крошки всю еду, что ему приносили, а днем прилег отдохнуть, хотя заснуть, конечно, не смог. Родители, к его большому облегчению, не появлялись — не хотелось им врать, во всяком случае впрямую.

Роберт тоже как в воду канул. Сильван понимал, что он готовится, но не мог отделаться от мысли — а вдруг телохранитель его просто разыграл? Ну или ему померещился вчерашний разговор с голодухи, и Роберт сильно удивится, когда Сильван начнет расспрашивать о предстоящем походе.

Но Роберт был категорически не склонен к мистификациям. Сильван мог бы представить, как он пьет горькую или примеряет женское белье, но не сочиняет подобный розыгрыш.

Солнце ползло к горизонту страшно медленно. В комнате уже царил полумрак, и Сильван, не дожидаясь служанки, сам зажег лампы. Плотно поужинал, переоделся в лучшую одежду, десять раз проверил то, что собирался взять с собой — туалетные принадлежности, пару любимых рубашек, кошелек, мешочек с шариками. Его охватило лихорадочное возбуждение, точно ребенка, которого в первый раз берут с собой на площадь Круга.

Когда в коридоре раздались шаги, не выдержал, бросился к двери… и нос к носу столкнулся с отцом.

Господин Матье явно удивился, но ничего не сказал — просто вошел в комнату, оттеснив Сильвана в сторону. Тот похолодел.

Неужели отец обо всем узнал? Но как? Застал Роберта за приготовлениями или тот ему всё-таки сказал? Как себя вести, что делать? Без Роберта за спиной Сильван вдруг почувствовал себя ужасно беспомощным.

Однако первые же слова отца развеяли его опасения.

— Когда собираешься возвращаться в Круг? — без обиняков начал он.

— Отец, я…

— Не мямли! — резко перебил его господин Матье, и взгляд голубых, как у Дарси, глаз, пронзил Сильвана насквозь. — Отвечай четко и прямо — и отвечай правду! Твоя мать скоро с ума сойдет от того, что ты вытворяешь. Но со мной эти штучки не пройдут.

«Какие штучки?» — мысль мелькнула в голове Сильвана, как метеор, но вслед за ней никаких других мыслей, увы, не появилось. Он был так напуган и сбит с толку, что просто молча стоял, опустив голову, и ждал, чем всё это кончится.

— Чем ты тут занимаешься? — Отец брезгливо огляделся. — Пьешь дни напролет, водишь девок? Так ты отблагодарил нас за то, что мы дали тебе возможность выходить в Круг? Наша семья одна из самых известных и уважаемых в городе, как ты смеешь нас так позорить?

Сильван чувствовал, как пылает лицо, как горячие слезы жгут глаза. Мать уже не раз говорила нечто подобное, но слышать такое от отца было в тысячу раз хуже.

— Мне сказали, ты нарушил Кодекс Ратоборцев. Тебя хотят изгнать из клана, — произнес господин Матье с опасным спокойствием, — это правда, что тебе заплатили за проигрыш?

Так вот оно что! Слухи дошли и до отца — не прошло и года. Теперь понятно, отчего он так разозлился. Впрочем, знание это мало чем могло помочь.

— Отец, это неправда, — глухо произнес Сильван, — я не сливал поединок. Я просто… проиграл.

— Тогда почему ты уже полтора месяца сидишь здесь, вместо того чтобы участвовать в поединках? Ты проигрывал и раньше. Нет, здесь что-то не то, и, клянусь Всемогущим, я выясню, в чем дело!

С этими словами господин Матье начал выдергивать ящички трюмо, выворачивая их содержимое прямо на пол.

— Где он? — произнес он сквозь зубы. — Говори, ну? Или мне всё здесь перевернуть вверх дном?

— Ч-что? — выдавил Сильван. Он не мог поверить, что отец — отец! — роется в его вещах. Ладно бы мама, обычное дело, но чтобы отец опустился до такого!

— Не старайся выглядеть глупее, чем ты есть! Пласт, который тебе заплатили за проигрыш! Где он?

— Я не брал никакого пласта! — крикнул Сильван, чувствуя, как слезы перехватывают горло. — Это правда! Я проиграл, но не нарочно, клянусь!

Конец ознакомительного фрагмента.