Мы – это мы

Ксения Перова, 2023

Если в лесу рядом с твоей деревней живет палач, тебя не погладят по головке за дружбу с его сыном.Но что делать, если эта дружба неожиданно становится самым важным событием в жизни и, быть может, твоей судьбой?Что важнее – следовать своим путем или жить спокойно и безопасно? Стоит ли риск одного приключения тысячи дней благополучия и комфорта?Дирхелю Магуэно предстоит выбрать между дружбой с Эдвардом Райни и всей прошлой жизнью, включая свою семью.И выбор этот будет не из легких.

2

Всю следующую неделю шли дожди. Солнце редко выныривало из-за туч, и не успевало все хоть немного просохнуть под его лучами, накатывал очередной вал облаков, и вновь мир становился мокрым и противным до дрожи.

Побывав в лапах Майло, Хэл решил малость отдохнуть и несколько дней не приходил ночевать, кочуя по домам сестер и приятелей. Его кормили, с удовольствием слушали немудреную игру на флейте и журили за шалость с Аганном, который, по слухам, даже к окнам в ночную пору теперь подходить боялся. Хэл сомневался, что здоровенного мужика, никогда не отличавшегося трусостью, можно пронять таким глупым розыгрышем, но в глубине души ему было приятно.

Как бы невзначай он расспрашивал односельчан о Свершителе и его семье и скоро обогатился кучей новых знаний.

Первый Свершитель — отец нынешнего — обосновался здесь около сорока лет назад и сразу же построил дом в самой чаще леса. Завел обширное хозяйство — огород, козы, все, что нужно для жизни. Большую часть времени проводил во Вьене, выполняя приказы о наказаниях, и лишь изредка возвращался в лес к семье. Его сын перенял эту традицию, никого из проклятой семьи в деревне ни разу не видели.

Говорили обо всем этом по большей части шепотом и постоянно сотворяя охранные знаки, поскольку само упоминание о Свершителе могло навлечь беду на говорящего.

Теперь Хэл понял, отчего сын Свершителя не захотел даже приблизиться к нему. Наверняка сцена, что произошла между ним, Натаном и Беном была далеко не первой, и мальчик научился не доверять никому из деревни.

Однако как же он живет вот так — совсем один, без друзей? И что это он такое раскапывал?

К странному мальчику его влекло не только любопытство, но и подспудное желание делать все наперекор, пробудившееся в Хэле пару лет назад. Ну и потом, если он завяжет знакомство с сыном Свершителя, сможет рассказать, как тот живет, его авторитет среди мальчишек взлетит до небес.

Сказочки о том, что Свершитель ест на завтрак заблудившихся в лесу маленьких детей, смешили Хэла, хотя он и знал, что даже самые дикие россказни порой содержат крупицу истины. Но это, наоборот, только добавляло азарта предстоящему приключению.

Осуществить свою задумку Хэл решил в первый же ясный день, но прежде на всякий случай забежал домой. Совесть его была неспокойна из-за того, что он бросил родителей и особенно маму в обществе Майло.

Дом, залитый утренним солнцем, умытый дождем, встретил его странной тишиной. Тяжелые от воды ветви кустов и яблонь клонились к земле, готовые окатить неосторожного холодным водопадом.

Дрожа от острой прохлады, Хэл по привычке прокрался на задний двор к «своему» окошку. Он уже забыл, когда в последний раз входил в собственный дом через дверь, не таясь, как положено любому человеку, но не придавал этому особого значения. Это просто жизнь, и она вот такая. Хэл с раннего детства усвоил, что лучший способ пережить любую напасть — не воспринимать ее слишком серьезно.

В комнатенке с трудом помещались три узкие кровати — его собственная и двух братьев. Майло раньше спал на полу, но, как только последняя из сестер покинула дом, быстро перебрался в «девчачью» комнату и теперь жил там, как король, в полном одиночестве. Хотя, конечно, сложно представить человека, который захочет делить комнату с Майло.

Прокравшись на кухню, Хэл подхватил кусок хлеба, черпанул ложкой кашу прямо из горшка. На кухонном столе стояли две тарелки, лежали ложки, сыр и яблоки. В столбах света танцевали пылинки. Казалось, здесь собирались завтракать двое, но что-то им помешало… вот только что? И где же они сейчас, ведь в доме так тихо?

Кольнуло нехорошее предчувствие; обычно Хэл был слишком беспечен и невнимателен, чтобы их замечать, но сейчас словно бы кто-то прошептал над ухом: «Смотри! Будь осторожен!».

Хэл сунул хлеб за пазуху, отхлебнул прохладной грушевой воды прямо из кувшина… и вдруг странный звук самым краешком коснулся сознания. Он выглянул из кухни в коридор — пусто. Дверь в комнату Майло плотно закрыта, но он всегда закрывался, домашние к этому давно привыкли.

Хэл тихонько приблизился к двери, не замечая, что крадется на цыпочках. Положил ладонь на грубые доски и замер, обратившись в слух.

В начале ничто не нарушало тишину, кроме чириканья птиц во дворе — входная дверь была распахнута настежь, на пол коридора и стену косо падали горячие солнечные лучи. А потом за дверью Майло возник какой-то звук — шорох ткани и как будто бы стон. Даже не стон, а тяжелый вздох, как будто человеку зажали рот ладонью и он пытается вдохнуть носом достаточно воздуха.

Хэл резко отдернул руку, словно доски двери обожгли ее. Что-то как будто оформилось в его сознании, какое-то ужасное понимание готово было родиться — и, спасаясь от него, Хэл, бухая половицами, выскочил из дома и бросился бежать.

Остановился лишь у самого леса — сердце колотилось в горле, дыхание срывалось. Внезапно навалились отчаяние и горечь, захотелось уйти и больше не возвращаться. Но Хэл был уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что это невозможно. В одиночку в лесу не выжить…

Однако у Свершителя же как-то получается?

Он медленно побрел между деревьями, забыв даже про флейту. Все привыкли к тому, что Хэл неизменно бодр и весел и отвечает смехом на любые жизненные неурядицы. Но и его оптимистичный настрой иногда давал сбой. Например, сейчас, когда смутные подозрения впервые стали оформляться в нечто такое, что не укладывалось в сознании… и если Аганну он еще мог насолить, перед Майло пасовал точно так же, как и все домашние.

Собственно, Аганн ничем таким не провинился, даже наоборот — помог семье Магуэно с провизией прошлой зимой. И теперь припоминал им это на каждом деревенском собрании. Как и многим другим; половина деревни ходила у него в должниках, а значит, всегда говорила в его пользу. Богатенький, заносчивый говнюк — приятно немного сбить с такого спесь. Он…

Хэл медленно моргнул и вернулся в реальность.

Впереди между деревьями проглядывало что-то светлое, напоминающее доски забора.

Хэл вздрогнул и невольно замедлил шаг. Он старался идти так же бесшумно, как сын Свершителя, но согнутые им тонкие ветки со свистом распрямлялись за спиной, под ногами похрустывал подлесок, сучки с сухим треском ломались о плечи.

Похоже, перед ним и впрямь была усадьба Свершителя, хотя больше всего она напоминала крепость. Забор в полтора человеческих роста из плотно подогнанных друг к другу заостренных бревен — настоящий частокол. Никаких признаков ворот или калитки, хотя, судя по примятой траве, ходят здесь довольно часто.

Как же они попадают внутрь?

Из-за забора не доносилось ни звука. Хэл прошел немного вправо, пока не наткнулся на дерево с удачно растущими ветками. Вскарабкался примерно до середины ствола, но сколько ни вытягивал шею, густая листва мешала разглядеть подворье Свершителей. Пришлось проползти немного вперед по толстой ветке, хотя она угрожающе пружинила под тяжестью Хэла. Но теперь — наконец-то! — он смог хоть что-то увидеть.

Солидный дом в два этажа, сложенный из толстых бревен, окружали многочисленные сараи и пристройки. Небольшой двор, покрытый деревянным настилом, посередине колодец. Ни во дворе, ни у дома ни души.

Стоп, а это кто?

Что-то мелькнуло в просвете между листьями, Хэл присмотрелся… и вздрогнул. По настилу прогуливался огромный серый пес с черной маской на морде и такой богатой шерстью, что можно было, наверное, стричь его, как овцу. Секунду спустя к нему присоединился второй, рыжей масти — потянулся, раззявив пасть с устрашающими клыками.

Пот выступил у корней волос и потек по шее. Хэл мысленно порадовался, что даже не пытался проникнуть за забор — не хотелось бы свести близкое знакомство с такими зверюгами.

Внезапно влажная ладонь скользнула, Хэл потерял равновесие и еле удержался на ветке. Псы тут же навострили уши, принюхались и залились яростным лаем. Низкое, басовитое гавканье разносилось, казалось, по всему лесу. Собаки подбежали к забору в том месте, где росло дерево, и принялись с остервенением бросаться на него, демонстрируя полную готовность разорвать чужака в клочья.

Хэл неуклюже попятился, чтобы поскорее вернуться к спасительному стволу… и кувырнулся с ветки вниз головой.

К счастью, она не нависала за забором, иначе тут бы ему и пришел конец. Но падение с такой высоты не сулило ничего хорошего, и Хэл зажмурился в ожидании удара и неизбежной боли… но их не последовало.

Пара крепких рук подхватила его, их обладатель не удержался на ногах, и они вместе повалились в куст. Хэла ощутимо пихнули в спину, он поспешно завозился, пытаясь встать. И все же прошло еще несколько секунд, прежде чем они, с ног до головы исцарапанные, вырвались наконец из цепких объятий куста.

Хэл нисколько не удивился, обнаружив, что смуглое скуластое лицо спасителя ему знакомо. Правда, выражение его было еще более мрачным, чем при их первой встрече.

— С-спасибо! — только и смог вымолвить Хэл и, поскольку собаки за забором по-прежнему громко выражали возмущение, счел за благо ретироваться.

Только на границе леса, отдышавшись и немного придя в себя, он понял, как сглупил. Это был шанс познакомиться, а Хэл бездарно его профукал, испугавшись, что на шум выйдет Свершитель. Хотя, конечно, трудно рассчитывать на доверие после того, как тебя застукали за подглядыванием.

Хэл с досадой треснул ладонью по лбу, но ничего не изменишь, что сделано, то сделано. При мысли о неизбежном возвращении домой на душе стало совсем скверно.

И вдруг чуть хриплый и низкий голос произнес у него за спиной:

— Зачем ты бьешь себя?

Хэла окатила волна жара, он испуганно обернулся — и не поверил своим глазам.

Сын Свершителя стоял прямо у него за спиной. На этот раз черные волосы были стянуты кожаным шнуром в небрежный хвост. Темные глаза точно бездонная заводь, но выражение досады на смуглом лице как будто слегка сгладилось.

Как ему удалось подкрасться незамеченным? Безветрие, тишина, лишь где-то вдалеке посвистывали птицы. Солнце стояло высоко, на темно-изумрудный мох под ногами падали рваные пятна света.

— Это… ты что, следил за мной? — Хэл с трудом разлепил враз пересохшие губы.

— Ты тоже за мной следил, — резонно заметил мальчик. Он произносил слова медленно и с некоторым усилием, как человек, которому нечасто приходится пользоваться речью.

Возразить было нечего, но Хэла это нисколько не смутило.

— Я случайно наткнулся на вашу усадьбу, — заявил он, — и-и-и… просто решил узнать, дома ты или нет.

— Обычно для этого стучат. — Хэл готов был поклясться, что в глазах мальчика промелькнуло ехидное выражение и тут же исчезло за завесой непроницаемости.

— А я похож на кого-то обычного? — Хэл вызывающе подбоченился.

Мальчик словно ощупывал его лицо пристальными черными глазами. Потом взгляд скользнул ниже и зацепился за флейту, заткнутую за пояс.

— Хочешь, чтобы я сыграл? — догадался Хэл и достал инструмент.

Но едва только первые трели разлетелись по лесу, как мальчик вскинул голову, тонкие ноздри затрепетали, точно у лошади, почуявшей змею. В следующий миг он развернулся и буквально растворился в негустом подлеске.

— Эй, погоди, ты куда? — воскликнул Хэл, бросаясь следом. — Не нравится — так и скажи…

Но мальчик исчез, точно его и не было.

Уязвленный Хэл уже собрался сыграть погромче, как вдруг за спиной зашумело и затрещало, и из кустов вынырнули Бен и Натан.

— Ну наконец-то! — крикнул последний еще издали. — Думали, ты уж никогда в лесу не появишься!

Бен хлопнул Хэла по плечу, и они пошли по лесу, дружески болтая. Но Хэлу постоянно чудилось, будто в спину упирается темный взгляд, и теперь была его очередь чувствовать себя не в своей тарелке. Он сообразил, что новый знакомый ретировался, услышав приближение мальчишек, — оставалось только позавидовать остроте его слуха. Хэл досадовал на свою недогадливость — флейта неизбежно привлекала внимание, именно ее напев и помогал им обычно собраться вместе в лесной чаще.

Теперь уже поздно сожалеть, пришлось провести весь день с Беном и Натаном, старательно развлекаясь, чтобы они ничего не заподозрили. Вначале нужно подобраться к сыну Свершителя поближе, а уж потом хвастать успехами. Поймать нужный момент Хэл умел как никто.

Он вернулся домой, когда солнце уже закатилось, и лишь густо-красная черта полыхала сквозь стену леса, как ожог.

Отец и братья сидели за столом, мать хлопотала на кухне, подавая сразу по две тарелки со сноровкой и скоростью человека, привыкшего к многолюдству. Маленькая, тихая и какая-то бесцветная, она всегда словно бы старалась быть как можно незаметнее, занимать поменьше места. Вот и сейчас даже не взглянула на вошедшего Хэла, лишь быстро положила картошки с тушеными овощами в еще одну тарелку.

Хэл, не поднимая глаз, молча приткнулся к краю стола и принялся жевать. Но, конечно, незамеченным его появление не осталось.

— Явился, не запылился! — Насмешливый голос Майло резанул, как нож. — Три дня где-то шлялся, пока мать одна надрывалась, а теперь смотри-ка — пришел и наворачивает как ни в чем не бывало!

«Вот сам бы ей и помог, раз такой умный».

Отец, мать и братья продолжали есть, глядя в тарелки, и в душе Хэла в который уже раз поднялся гнев — не только на брата, но и на всех остальных, безропотно терпящих такое. И в то же время смутным холодом ощущалась некая тайна, хранимая Майло за закрытой дверью его комнаты; она сковывала Хэлу язык, хотя обычно он за словом в карман не лез.

Вот и сейчас упорно, со злостью продолжал запихивать в себя еду, не поднимая глаз под злобными нападками Майло. К счастью, сил у старшего надолго не хватило, он быстро покончил с едой и ушел к себе, громыхая костылем по дощатому полу.

Хэл сознавал справедливость упреков, но не мог заставить себя проводить дни дома даже ради матери. Последнее время каждое столкновение с Майло словно вырывало из него что-то, и рана долго, болезненно саднила. И он старался не пересекаться с братом — почти каждый день отправлялся в лес и бродил там, надеясь встретить нового знакомого.

Но тот как сквозь землю провалился. Пару раз Хэл добирался до усадьбы Свершителя, однако близко подходить не рисковал, а из-за забора не доносилось ни звука, как будто дом был необитаем.

Хэл и сам до конца не понимал, чего добивается, но он вообще не слишком-то задумывался о причинах своих желаний — почему нравится та еда или эта, один человек или другой. Возможно, в нем говорил дух противоречия, да и сам мальчик ему глянулся. Чувствовалось, что он отнюдь не глуп, за словом в карман не лезет, пусть такая необходимость и возникала нечасто.

Тем временем лето быстро подходило к концу, совсем скоро урожайная пора — тогда уж в лес точно не убежишь, в хозяйстве понадобится каждая пара рук. А там и осень, потом зима, которая замурует всех по домам, отрежет сугробами от остального мира. Надо было торопиться.

В один из последних погожих дней Хэл в который уже раз одиноко бродил по лесу. Теперь он не рисковал играть на флейте, так что многочасовое хождение стало уж совсем невыносимо скучным. Но он не отступал и упорно нарезал круги, сворачивая под самыми неожиданными углами и насвистывая себе под нос обрывки мелодий. И вдруг понял, что вышел на ту самую полянку, где они с друзьями наткнулись на сына Свершителя, собиравшего травы.

К полному изумлению Хэла, он и сейчас был там — сидел на корточках и как ни в чем не бывало копался в корзинке. По смуглому лицу пробегали тени, когда солнце то скрывалось за быстро несущимися облаками, то выныривало вновь.

Хэл бросился вперед.

— Привет! Наконец-то я тебя нашел!

На этот раз мальчик не убежал. По губам скользнула чуть заметная усмешка, но лицо тут же вновь приняло холодное, отстраненное выражение. Мельком взглянув на Хэла, он вернулся к своему занятию.

— Что собираешь, опять те корни? Все хотел спросить, зачем они тебе? И кстати — как тебя зовут?

Все это Хэл вывалил одним махом и с нетерпением принялся ждать ответа. Однако мальчик и не думал отвечать — он аккуратно срывал темно-зеленые курчавые листочки, росшие у самой земли. Каждый листочек внимательно осматривал и лишь после этого клал в корзинку. Затянувшуюся паузу прерывал лишь шелест листвы над их головами да далекие выкрики кукушки.

— Эй, невежливо молчать, когда тебя спрашивают! — наконец возмутился Хэл. — Я вот Дирхель Магуэно, но все называют меня Хэл, так что ты тоже можешь меня так звать.

Никакой реакции.

Хэл присел на корточки, наклонил голову и вывернул ее так, чтобы заглянуть в лицо мальчику. Тот слегка отодвинулся, чтобы голова Хэла не закрывала обзор, и невозмутимо продолжил свое занятие.

Просто не верится! Хэл столько времени угрохал, чтобы найти этого мальчишку, и вот с ним не просто не хотят говорить, а вообще игнорируют!

Но он вспомнил обстоятельства их первой встречи и, подавив раздражение, примирительно произнес:

— Понимаю, мы плохо начали. Бен и Нат растоптали твою корзинку, а я как-то… не знаю, что на них нашло, они вообще-то неплохие ребята. В любом случае извини, что так вышло.

Движения тонких, мускулистых рук как будто немного замедлились, но их обладатель так и не поднял глаз.

— Эй, я же сказал, извини! — возмутился Хэл, как будто мальчик нарушил правила игры. — Ты меня выручил там, под деревом, так что мы с тобой теперь приятели!

— Вовсе нет, — холодно произнес мальчик и тщательно утрамбовал сложенные в корзинке листья.

— О, ты все-таки заговорил! — обрадовался Хэл и плюхнулся на траву. — Давай, скажи, как тебя зовут! Не скажешь? Нет? Ну и ладно, я сам угадаю! Ник! Верно? Нет? Значит, Пит? Тоже нет? Ну тогда дай какую-то подсказку, сам я не справлюсь!

Перебрав десятка три имен без всякой реакции со стороны собеседника, Хэл, в конце концов, выдохся и потерял терпение.

— Ты такой вредный, даже имя свое назвать не хочешь! А вот я сейчас возьму и-и… украду твою корзинку!

И прежде, чем мальчик успел среагировать, Хэл вскочил, схватил корзинку и побежал, лавируя между деревьями и хохоча во все горло. Триумф длился не больше пары минут — одна крепкая рука сцапала его сзади за ворот рубашки, а вторая выхватила корзинку.

— Все-все! — Хэл поспешно поднял руки ладонями вверх, все еще смеясь. — Ты победил, признаю! А скажи-ка, как тебе удается бесшумно ходить по лесу? Научишь меня?

Они стояли лицом к лицу, тяжело дыша. Только тут Хэл осознал, что мальчик значительно выше него — пришлось приподнять голову, чтобы взглянуть в возмущенно сверкающие темные глаза.

— Слушай, ну я же извинился за тот раз! Почему бы нам не стать друзьями? Дружить со мной очень даже выгодно! Я знаю все рыбные места на реке и ловушки, где можно разжиться куропаткой. Ну как, друзья?

— Нет.

Мальчик обогнул Хэла, но тот ловко преградил ему дорогу и хитро подмигнул.

— Научу тебя играть на флейте! Ты же хочешь научиться?

Мальчик чуть помедлил, но все же ответил:

— Нет.

— Знаешь, очень обидно, когда тебе вот так раз за разом отказывают! — заявил Хэл. — Не боишься, что я как-нибудь ночью проберусь к твоему дому и…

Он сделал драматическую паузу, но тут же вспомнил собак и понял, что угроза лишена всякого смысла.

Мальчик снова чуть заметно усмехнулся, как человек, одержавший победу без особых усилий. Развернулся и, зажав корзинку под мышкой, скрылся в густом кустарнике. И снова ни одна веточка не хрустнула, и даже не было слышно звука удаляющихся шагов.

— Все равно подружимся, никуда не денешься! — крикнул ему вслед Хэл, достал флейту и с улыбкой повернул к деревне, наигрывая веселый мотив.

Впервые за много дней на сердце у него было легко.

Начало сбора урожая Хэла отчасти даже порадовало. Работать в поле нелегко, зато риск столкнуться с Майло сводился к нулю.

Как назло, погода испортилась окончательно, собранные овощи приходилось относить в сарай и на чердак, раскладывать на просушку, прежде чем убрать в погреб. Спину ломило, руки распухли и потрескались от постоянной возни в холодной влажной земле. Но Хэл не жаловался — привык.

Да и посмотрел бы он на того, кто начал бы жаловаться в их семейке!

Пол приболел, несколько дней переносил лихорадку на ногах, но, в конце концов, все-таки свалился, что вызвало у Майло такой приступ ярости, словно несвоевременной болезнью отец нанес ему личное оскорбление.

Теперь, отработав в поле, Хэл занимал пост у постели отца — придерживал, когда тот метался в бреду, давал напиться, обтирал прохладной водой пылающее лицо. Но Майло словно припекало — на третий день он велел матери оставаться с отцом, а Хэла прогнал в лес собрать можжевеловых ягод для отвара от лихорадки.

Понять брата было невозможно и тем более невозможно было ему угодить. Что не сделаешь — все не так. Но сейчас Хэл не думал об этом, тревога за отца гнала его вперед. За время своих одиноких блужданий он хорошо изучил лес и сразу направился туда, где можно было нарвать ягод.

Низкое небо хмурилось. Листва только-только начала желтеть, но в лесу было мокро и так холодно, словно зима началась прямо без перехода, минуя осень. Хэл подобрал полы великоватого ему плаща и почти бегом устремился сквозь чащу.

Охваченный тревогой, он не смотрел под ноги и чуть не споткнулся о человека, который, стоя на коленях, с остервенением рвал траву.

— Темный бы тебя… эй, да это ты!

Человек мгновенно выпрямился и отскочил назад с уже знакомым проворством. Хэл ухватился за ствол дерева и перевел дух. За бесконечными осенними заботами он не забывал о новом знакомом, но сейчас все мысли занимал отец, и Хэлу было не до веселья.

— Прости, я тебя не заметил… — рассеянно произнес он и только тут обратил внимание на внешность мальчика.

Тот тяжело дышал, проступивший сквозь смуглую кожу румянец казался багровым. Черные глаза ярко блестели, взгляд блуждал, словно искал что-то. Ни плаща, ни куртки, лишь рубашка и поверх короткая шерстяная жилетка, распахнутая на груди. Рукава рубашки закатаны по локоть, руки перепачканы в земле.

— Ты чего? — удивился Хэл. — Случилось что-то?

Мальчик посмотрел на него измученным взглядом.

— Нет. — Голос у него был хриплый и как будто сорванный.

— Кто-то тебя обидел? Бен и Нат?

— Нет.

Все это выглядело более чем странно, но, увы, у Хэла не было времени разбираться..

— Слушай, отец заболел, я наберу ягод и назад. Не могу болтать, здорово, что повидались, давай!

Он прошел мимо, отодвигая с дороги мокрые ветки. На миг показалось, что сейчас ему на плечо ляжет рука, но мальчик не пошевелился и не издал ни звука.

И Хэл поспешил к кустам можжевельника.

Ближе к вечеру отец пришел в себя.

Накрапывал дождь, монотонно шелестел за окном, словно шептал что-то. Он навевал сон, но Хэл усилием воли отгонял дремоту. Клод и Себастьян уже спали, утомленные днем, полным тяжкого труда, мать возилась на кухне. Она постоянно пребывала в движении, словно только работа придавала ее существованию какой-то смысл.

Голова Хэла все тяжелее давила подбородком на подставленную ладонь, и тут он заметил, что отец открыл глаза и смотрит на него.

— Как ты? — прошептал Хэл, оглядываясь на полосу света под дверью и мысленно умоляя Всемогущего, чтобы тот задержал Майло в деревне подольше.

А еще лучше — чтобы Майло поскользнулся где-нибудь на своем костыле и сломал шею.

Отец погладил его по руке и чуть опустил веки. Осунувшееся лицо казалось моложе, чем обычно, его можно было принять за старшего брата Хэла.

— Рассказать тебе что-нибудь? Может, хочешь попить?

Пол слегка качнул головой.

— Нет. Посиди со мной.

— А я и так здесь, никуда не денусь!

Хэл бережно поправил волосы отца, прилипшие к влажной шее. Встал, чтобы принести новую свечу — прежняя уже догорала, и тут входная дверь скрипнула, впуская постукивание костыля.

В груди Хэла привычно похолодело, он невольно задержался в комнате, чтобы Майло его не заметил. Тот прошел на кухню, но резкий голос разносился по всему дому:

— Слыхала, что во Вьене-то случилось?

Мать что-то прошелестела в ответ, и Хэл невольно поморщился. Майло относился к матери с еще большим презрением, чем к отцу, совсем ее не замечал. Хэлу казалось, что он и упоминает-то ее только как предлог для попреков, мол, шляешься, не помогаешь…

Но новость, как видно, жгла Майло язык, и, когда он заговорил, Хэл, собиравшийся проскользнуть в кладовку за свечой, застыл на месте:

— Жену корзинщика должны были казнить — мужа порешила. И подумать только, пока ее везли на площадь, собралась преогромная толпа, споры пошли, да раздоры, виновна она или нет. Мол, муж-то ее изрядно поколачивал, и она лишь защищалась, за что же жизни лишать? Слово за слово, начали ее отнимать, Свершителю голову разбили, одна половина народа с другой схлестнулась. Визг, крики, кровища рекой течет! Весь город ходуном ходил, такая была драка! Патруль, стражу — всех разметали! Во дела, а?

Мать что-то спросила, и Майло продолжил, задыхаясь от волнения:

— А Темный ее знает, то ли сбегла, то ли затоптали. Мальчишка Аганнов вот только из Вьена вернулся, говорит, боялся ехать, город, как котел, бурлит! Свершителя даже прибили, вот оно как! Лекарь к нему ни в жисть не сунется, помрет, как пить дать. А когда теперь нового-то сыщут, глядишь, много времени пройдет. Какое-никакое, а все же послабление, повезло нам!

«А нам-то чего? — с досадой подумал Хэл. — Можно подумать, мы разбойники какие».

И тут же понял, почему сын Свершителя был сам не свой — видимо, уже знал о несчастье с отцом.

Хэл не успел додумать эту мысль, как свеча у кровати Пола мигнула и погасла. В тот же миг дверь приоткрылась, и в светлом проеме возникла перекошенная фигура. Хэл невольно попятился.

— Ты чего не спишь?

— С отцом сижу. Хотел за новой свечой…

— Живо ложись! — отрубил Майло. — Нечего огонь бестолку жечь!

Костыль прогремел по коридору, хлопнула дверь.

Хэл с силой втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Майло даже не спросил, как здоровье отца, и это бесило гораздо больше, чем грубый тон. И все же Хэл промолчал — опять промолчал. Хоть он и с трудом терпел выходки Майло, все же не мог до конца избавиться от страха. От брата осталось фактически лишь полчеловека, однако силы и ярости хватило бы на пятерых.

— И то верно, — прошелестел голос отца, — от света только глаза болят.

— Как ты можешь это терпеть? — негромко произнес Хэл. Он и сам не ожидал от себя такого вопроса — то ли новость взбудоражила, то ли темнота способствовала откровенности. — Почему вы с мамой это терпите?

Пол молчал так долго, что Хэл, снова присевший на край постели, решил уже, что не получит ответа. Успел ощутить по очереди неловкость, досаду и чувство вины за то, что тревожит больного.

И тут отец тихо промолвил:

— Он тяжело болен… долго не протянет.

— А мне кажется, он нас всех переживет и похоронит. А потом спляшет на наших могилах.

— Не говори так.

Руки Хэла сжались в кулаки.

— То, что он болен, не дает права так себя вести.

Отец вздохнул и повернулся на бок.

— В год, когда родился Майло, было очень холодно, все лето шли дожди. Хлеб сгнил на корню, овощи погибли. Все голодали, и твоя мама тоже… а когда Майло родился, все думали — не жилец. Он дышал так, словно каждый его вздох последний. Но однажды, когда твоя мать спала… я сидел у очага и держал Майло на руках. От тепла ему как будто становилось легче. И вдруг — то ли свет упал по-другому, то ли я задремал… но мне почудилось, будто личико Майло покрыли морщины и я вижу перед собой старика, прожившего долгую жизнь. И утром сказал твоей матери — ничего не бойся, он выживет… наш сын будет жить. А потом, без всяких причин…

Пол тяжело вздохнул и закашлялся, стараясь производить поменьше шума. Хэл придержал его за плечи. От тела отца исходил жар, обжигающий даже сквозь одежду. В распахнутом вороте рубахи мелькнул слабый отблеск — маленький охранный амулет из темного металла, все, что осталось у Пола от матери. Отец носил его не снимая, но болел так часто, что проку от этой вещицы, судя по всему, было немного.

— Я пытался… урезонивать его, — продолжал Пол, отдышавшись, — просил, уговаривал. Но ярость его слишком велика. Он понимает, что скоро умрет и завидует всем нам, нашему здоровью, тому, что мы продолжим жить, когда его не станет. Впереди у него ничего нет — ни любви, ни детей, ни свадебных венков… только смерть. И он… ненавидит нас за это.

— Но что же делать? — вырвалось у Хэла. — Невозможно так жить!

Пол тяжело вздохнул.

— Мы должны. Каким бы ни был Майло, он наш сын и твой брат. Мы не можем бросить его в беде.

«А как же наша жизнь? Неужели она не имеет значения?!» — хотел крикнуть Хэл, но сдержался, лишь молча накрыл горячую руку отца своей. В комнате было прохладно, но на висках выступил пот, его обуревали сотни взвихрившихся чувств и мыслей.

Еще ни разу в жизни отец не говорил с ним так прямо и откровенно, но его слова переворачивали все в сердце Хэла. В эти минуты он любил отца, как никогда прежде, хотел уберечь его и маму, но не знал, как это сделать.

— Поспи, — прошептал он, — я буду рядом.

— Спасибо.

Пол все еще держал его руку, но постепенно дыхание выравнивалось, и пальцы мягко расслабились. Хэл продолжал сидеть в той же позе и думать, думать, думать…

Он чувствовал себя ужасно беспомощным. Отец прав, прогнать Майло из деревни, как от века поступали с неугодными людьми, обречь его на одинокую, мучительную смерть они не могут. Но и терпеть дальше его злобные выходки нет никаких сил. В этот миг Хэл был готов на что угодно, лишь бы найти выход из этой ловушки.

И тут в голову пришла неожиданная, почти безумная мысль.

Вязкая темнота липла к оконному стеклу, как смола. В доме царил покой, лишь дыхание Пола и тихое шуршание мыши в углу нарушали тишину.

Хэл поднялся, потянулся всем телом, онемевшим от долгой неподвижности. Потом подошел к шкафу, где хранилась одежда, и на ощупь подцепил доску пола у его правой ножки.

Местонахождение тайника хранилось в строжайшей тайне, но, разумеется, все дети о нем знали. Хэл запустил руку в углубление и вынул объемистый узелок, набитый пластом¹. Мать собирала его на приданое младшей дочери, но та почему-то и слышать не хотела о замужестве. Уехала в город и там пробивалась самостоятельно — ни кусочка пласта с собой не взяла.

Хэл сунул узелок за пазуху, достал из шкафа отцовский зимний плащ и, не рискуя идти мимо комнаты Майло, осторожно вылез в окно. Холодный ночной воздух взбодрил его, и сонливость отступила. Следовало торопиться, чтобы успеть до света совершить задуманное.

Примечания

1

Мелкие осколки пластика, используются в качестве денег.