Приснись мне

Ксения Авдеева, 2019

Я верю в особую миссию проводников. Это люди, иногда близкие, иногда посторонние, чье слово метит прямо в сердце. Я помню первую такую встречу. Мне было 18, я практиковала йогу и верила в чудеса. Поэтому баннер "Ясновидящая бесплатно ответит на один вопрос" вызвал любопытство. Я спросила: "Когда я выйду замуж?" И ясновидящая ответила… Тот получасовой диалог перевернул мой мир, предопределив дальнейший путь и жизненную философию… Случается, и я становлюсь проводником для других. И это большое счастье. История той встречи с ясновидящей стала импульсом для книги, которая, я верю, станет проводником для многих сердец.

Глава 5

Снежная буря, начавшаяся в день свидания в кафе, продолжалась два дня. Лиля не находила себе места в ожидании очередного звонка от Антона. Вика, погруженная в свой новый проект, почти исчезла с радаров, но подруга не винила ее. «У каждого своя жизнь», — повторяла Ирина Георгиевна, и Лиля молча соглашалась, понимая в глубине души, что мамина фраза предназначалась в первую очередь отцу. Но сейчас она была спасательным кругом, чтобы не обрушить на Вику всю мощь разрушительных эмоций, бушевавших в душе.

Антон прислал сообщение на третий день, приглашая на прогулку. За окном был легкий мороз и ярко светило солнце, до настоящей, не календарной весны в Питере еще далеко, но ясная погода дарила надежду, что серым холодным дням скоро придет конец. Они встретились у станции метро «Канал Грибоедова», Антон приобнял Лилю и проговорил:

— Рад тебя видеть. Давай просто погуляем по центру, я прихватил фотоаппарат, хочу сделать пару кадров. Скажи, если замерзнешь — нырнем в какое-нибудь кафе.

— Хорошо, — кивнула Лиля, пряча глаза. Ей казалось, что если они встретятся взглядами, Антон сразу прочтет все ее переживания последних дней.

— Я люблю Питер зимой. — Антон навел объектив на Исаакий. — Он не такой туристический, не с обложки, настоящий. Холодный, но такой красивый… А твое любимое время года?

— Золотая осень. Мимолетный, но прекрасный момент.

— Согласен. Но все-таки зимний город максимально передает свою истинную суть. Немного отстраненный, даже надменный, но красивый и чарующий.

— И замораживающий, — произнесла Лиля, дыша на заледеневшие пальцы.

— Пойдем, выпьем чего-нибудь горячего. — Антон потянул ее в ресторанчик в переулке.

Они заказали глинтвейн и сели у окна, наблюдая за снующими туда-сюда прохожими.

— Мне кажется, зимний Питер похож на тебя, — улыбнулся Антон.

— Почему?

— Тебя сложно раскусить. Что кроется за этим холодным фасадом.

Лиля вспыхнула и принялась усердно размешивать напиток палочкой корицы.

— Я… Я не холодная, что ты… Просто, я не привыкла открываться людям.

— Понимаю. Боишься, что тебе сделают больно. — Антон поймал ее взгляд и снова улыбнулся. — Мне это знакомо.

— Правда? — удивилась Лиля.

— Да. В моей жизни была история, которая принесла много ярких эмоций, а затем столь же интенсивной боли.

— Расскажешь?

— Как-нибудь в другой раз, — отмахнулся он. — Я просто хочу сказать, что понимаю тебя. И мне жаль, что кто-то так сильно ранил тебя.

Лиля молча смотрела в окно. В глазах нестерпимо щипало, но меньше всего на свете она хотела бы сейчас расплакаться. Поэтому она сосредоточилась на дыхании, ожидая, когда отступит волна нахлынувших эмоций.

Антон тоже молчал. Он допил глинтвейн и начал просматривать фото, отснятые на прогулке. Лиля, не ожидавшая, что разговор так резко прервется, растеряно вертела головой, делая вид, что увлеченно рассматривает других посетителей. Казалось, что тонкая ниточка, связывавшая их с Антоном всего минуту назад, вдруг порвалась и из комнаты улетучился весь воздух. Она пыталась вернуть внутренний баланс, но лишь сильнее ощущала нарастающую тревогу.

— Что ж, фотоохота вышла вполне удачной, — заключил Антон, оторвавшись, наконец, от экрана фотоаппарата. — Сможешь посмотреть пару кадров в соцсетях сегодня вечером.

— Буду ждать. Уверена, получилось отлично.

— У меня встреча с приятелем на Гостинке через полчаса. Давай я провожу тебя до метро. — Антон расплатился с официантом и протянул руку Лиле, помогая подняться и надеть пальто.

Воздух так и не вернулся. Ни когда они вышли на улицу, ни когда, попрощавшись, Лиля спустилась в метро. Она чувствовала, что что-то случилось, но не могла понять, что именно. Притяжение, которое так влекло ее к Антону с момента знакомства, исчезло, а на его место пришла необъяснимая тоска.

— Вики, я знаю, что ты очень занята. Но ты мне нужна. — Лиля отчаянно нуждалась в необузданном оптимизме подруги. И через час Вика уже сидела у нее на кухне, уплетая знаменитый лимонный пирог Ирины Георгиевны.

— Твоя мама запретит пускать меня в дом, — хмыкнула она, пережевывая очередной кусочек. — Я вечно уничтожаю ее фирменный пирог за минуту.

— Поверь, этот факт лишь добавляет тебе пару баллов в личном рейтинге мамы.

— Прекрасно, тогда я возьму еще один. Но ты ведь меня пригласила не для того, чтобы я расточала комплименты кулинарным способностям твоего предка. Что стряслось?

— Я не знаю. — Лиля пожала плечами.

— Интересная формулировка. А поподробнее?

— Сегодня утром у меня было свидание с Антоном. И оно было странным.

— В каком смысле?

— Он был любезен, внимателен, а потом… Вдруг отстранился, стал заниматься фотографиями, как будто меня вообще здесь нет.

— Он проводил тебя?

— До метро. Сказал, что у него еще одна встреча. Я вообще не поняла, свидание это было или что.

— Ну так и плюнь! Что голову ломать? — категоричная Вика вынесла свой вердикт. — Ты знаешь мою позицию. Нечего из-за мужчин страдать. Если фотки для него важнее тебя, то и думать про него не стоит.

— Но я… — Лиля беспомощно всплеснула руками. — Я чувствовала, что нравлюсь ему. И вдруг такой поворот. Наверно, я что-то сделала не так.

— Опять начинается! — Вика закатила глаза. — Мы с тобой это уже обсуждали. Помнишь разговор про твоего отца? Вот и перестань ходить по этому кругу и во всем винить себя.

Лиля кивнула и обняла подругу. Она всегда завидовала Викиной внутренней силе и умению защитить себя. Сама же вечно колебалась, не способная откинуть сомнения. Вот и сейчас Лиля изо всех сил старалась храбриться и убедить себя, что внезапная перемена в Антоне не ее забота.

Но все усилия были напрасны. Чем больше проходило времени с последней встречи и чем дольше молчал ее телефон, тем сильнее Лиля ощущала растущий в животе узел нервов. Он крутил ее изнутри, заставляя метаться по квартире. Работа валилась из рук, мысли разбегались как тараканы. Город снова погрузился в привычный сумрак пасмурного безвременья, вторя настроению девушки.

Прошла неделя, Антон не выходил на связь. Лиля, изможденная внутренним диалогом, поняла, что ей нужен живой собеседник, если она хочет сохранить остатки разума. Вечером того же дня на диване в ее комнате сидел Влад, по-турецки сложив ноги и широко улыбаясь.

— Существует ли что-то в этом мире, что может испортить тебе настроение? — ехидно поинтересовалась Лиля, ставя на журнальный столик заварочный чайник. — Знаешь, этот вечно довольный вид иногда даже раздражает.

— Существует! — хмыкнул Влад, делая улыбку еще шире. — Например, когда милая девушка грустит. Но разве мой похоронный вид как-то поможет ситуации? — Влад весело подмигнул. — Что случилось, принцесса? Неужели твой принц обидел тебя?

— Нет, — Лиля устало опустилась в кресло. — Он просто не звонит. Уже неделю.

— И что ты предприняла?

— Отчаяние. Фрустрация. Два шота текилы с подругой. Снова отчаяние.

— Разнообразно! — хмыкнул Влад. — А ему звонила?

— Нет.

— Почему?

— Что значит почему? — искренне удивилась Лиля. — Я не хочу навязываться!

— Погоди-погоди! То есть позвонить мне в будний день и ультимативно потребовать встречи — это нормально, а просто позвонить Антону — это навязаться?

— Это разные вещи.

— И чем они разные?

— Ты мой друг, а Антон…

— А в него ты влюблена, это понятно. — Влад закинул в рот несколько орешков и продолжил, жуя: — Но разве влюбленность меняет логику вещей? Если ты хочешь общаться с человеком, ты ему звонишь или пишешь. Почтовые голуби, в конце концов!

— Не издевайся! — Лиля замолчала, перебирая пальцами узор на вязаном свитере, а потом выдохнула: — Я боюсь.

— Чего?

— Что он подумает, что я в него втрескалась по уши.

— А это не так? — провокационно уточнил Влад.

— Так! Но ему это знать не нужно.

— Все равно не понимаю, — развел руками Влад. — Не ты ли мне рассказывала, как перед Новым годом приняла решение быть открытой в проявлении чувств?

— Да, но… — Лиля запнулась, ища оправдание.

— Но реальность оказалась сложнее теории.

— Типа того… — Лиля с отчаяньем посмотрела на друга. — Скажи, что мне делать?

— Ну… У тебя есть две альтернативы, — с видом эксперта начал Влад, вынимая из вазочки два ореха. — Первый — ты оставляешь все как есть, ждешь звонка и страдаешь. Но в этом случае ты должна понимать, что Антон может не выйти на связь. Второй — ты звонишь сама и по ходу действия разбираешься, чем вызвано его молчание.

— Я думаю, я ему просто надоела. — Лиля водила носком ноги по полу, выписывая замысловатые узоры на длинном ворсе. — В последнюю встречу он сказал, что я холодная.

— Интересная формулировка. И знаешь, мне кое-что становится понятно.

— Что же?

— Для начала скажи: ты понимаешь, что тебя привлекло в Антоне?

— Он красивый. Взрослый. С отличным вкусом.

— Это все понятно. А если взглянуть глубже?

— В смысле?

— Ну подумай. Ты его почти не знаешь. Сколько вы знакомы, пару недель? Что-то же притянуло тебя к нему?

— Не знаю, — пожала плечами Лиля. — Это магия какая-то.

— Как человек, кое-что смыслящий в эзотерике, — Влад картинно сложил руки перед грудью и сделал легкий поклон, — могу точно сказать, что тут нет никакой мистики, чистая психология.

— Так поведай же мне истину, о гуру!

— Ты почувствовала его искренний интерес, с первой минуты от него шел поток эмоций.

— Да, продолжай. — Лиля с любопытством рассматривала собеседника.

— Именно эмоции, живые, настоящие — то, что притягивает людей. Ты как мотылек, летящий на свет. Или как наркоман, который хочет новую дозу. Тут уж как посмотреть. Вопрос лишь в том, даёшь ли эмоции в ответ. Судя по всему — не очень. — Влад испытующе посмотрел на девушку.

— Я… Наверно, ты прав. Тогда в кафе, когда Антон внезапно переключился на фотоаппарат, мне показалось, что что-то оборвалось.

— Канал, по которому от него шли эмоции, — кивнул Влад. — Все есть энергия, друг мой. Отношения — это обмен энергией. Если ты закрываешься и ничего не отдаешь, человек решает, что ты не хочешь обмена.

— Мне просто нужно больше времени! — В голосе звучало отчаянье. Лиля провела рукой по волосам и отвернулась к окну.

— Эй… Я понимаю, крошка. Просто не все мужчины готовы ждать, или добиваться, или просто попытаться понять. Придет тот, кто будет чувствовать тебя и будет идти навстречу.

Лиля перевела на него печальный взгляд:

— Проблема в том, что я хочу этого мужчину.

— Как в магазине?

— Ну нет, не передергивай. Я просто не могу думать ни о ком другом.

— Тогда сделай шаг навстречу сама, все просто!

— Просто, конечно… Слушай, откуда ты понахватался всей этой терминологии? Энергии, поток…

— Годы поисков себя, — пожал плечами Влад.

— Нашел?

— О да! Иначе бы не раздражал тебя вечно довольным лицом. — Влад улыбнулся даже шире обычного. — Но это был долгий путь.

— Расскажешь?

— Пожалуй, да. Надо же продемонстрировать, что твои страдания не самые страдальческие страдания в мире.

Влад сделал долгий глоток чая, помотал головой, разминая плечи, немного помолчал и произнес:

— Я вырос в детдоме.

— Серьезно? — воскликнула Лиля и осеклась, понимая нелепость вопроса. — Прости, просто ты совсем не похож на воспитанника приюта.

— Да, понимаю твое удивление. Поверь, я много работал с собой, над собой… Чтобы сегодня ты могла произнести эту фразу.

— Там было очень плохо?

— Ужасно. Иногда терпимо. Но по большей части… ад.

— Ты был там с рождения?

— Да. Мать бросила меня в роддоме, поэтому я никогда не видел иной жизни, пока не вырос. Но, может, оно и к лучшему. Ребятам, которые знали своих матерей, было сложнее.

— Боже, мне даже сложно представить, что тебе пришлось пережить.

— Мне повезло, мой интернат был образцово-показательным, там не было дедовщины и насилия со стороны персонала. Но, знаешь, это не сильно спасало ситуацию. Особенно жутко было во время болезни. Когда ты лежишь, тебе плохо, и ты точно знаешь, что никто не пожалеет. Градусник принесут, капельницу поставят, но никто не обнимет, не поцелует, не пообещает, что скоро все пройдет. А тебе слишком мало лет, чтобы ты мог найти ресурс внутри. Стать взрослым для самого себя.

Лиля молча подлила ему чай, внимательно слушая.

— Дети в детдоме рано перестают капризничать и плакать. Они просто понимают бессмысленность этих действий. Многие ожесточаются, пытаясь заглушить внутреннюю пустоту агрессией, драками, абьюзом. Другие, подобно мне, закрывают свои чувства на засов, запрещая себе что-либо ощущать. Этакие биороботы.

Влад посмотрел за окно, где медленно кружила метель. Безликая многоэтажка напротив, кусок серого неба и суетливые снежинки напомнили ему о тех безрадостных временах, когда казалось, что нет просвета.

— Что заставило тебя измениться?

— Я дружил с одним парнем, Пашкой, он был похож на меня. Такой же робот со сжатой пружиной внутри. Он был на пару лет меня старше. В восемнадцать Паша выпустился из интерната, но мы продолжали поддерживать связь. Пока однажды… Я не узнал, что он повесился.

— Это ужасно… Что случилось?

— Я не знаю точно. Но я думаю, что пружина резко разжалась и он не вынес той лавины боли, что обрушилась на него. В тот момент, когда я узнал о Пашиной смерти, я точно решил, что не хочу повторить его судьбу. Многие детдомовцы идут путем суицида или затворничества разной формы, не умея справиться с переживаниями и взрослым миром. Я понял, что хочу иной судьбы. И начал поиски.

— Нужно много сил, чтобы решиться изменить судьбу.

— Да, пожалуй. По крайней мере я точно знаю, сколько сил требуется, чтобы просто начать капать вглубь. Заставить себя посмотреть в лицо внутренним демонам, изучить их, познакомиться, научиться с ними жить, а потом, окрепнув, пинком отправлять их за горизонт. Одного за другим, одного за другим. Это такое удовольствие, когда ты просыпаешься утром и чувствуешь, что твое внутреннее пространство стало чище, а мучавшая боль исчезла. — Влад улыбнулся своим большим белозубым ртом. — Это стоит всех поисков, ретритов, семинаров, бесед с псевдогуру, которым нужны лишь твои деньги, медитаций, на которых ты бьешься в истерике от нахлынувших воспоминаний… Было не просто, но все не зря.

— Мне жаль, что твое детство было таким мрачным. Страшно не знать материнской любви и заботы.

— Не стоит меня жалеть! — отмахнулся Влад. — Знаешь, я много лет был зол на судьбу, Бога… Я злился, глядя в окно, как из соседней школы выбегают семейные дети. Их встречают, им рады, сейчас их накормят горячим обедом и обязательно поинтересуются, как прошел день. Мой горячий обед сопровождал лишь стук ложек, таких же обделенных, как и я. Но когда я пересек рубеж тридцатилетия и мое детство стало восприниматься как что-то более отдаленное… Я понял, что такое начало жизни было мне необходимо, иначе я никогда не начал бы копаться в психологии и углубляться в духовность. Детство, лишенное любви, стало пинком, предавшим мне нужное ускорение. Будь оно более благополучным, хватило ли бы мне запала идти так далеко? Сомневаюсь. Так что не жалей. Я благодарен.

Влад откинулся на диване, расслабляясь.

— Спасибо тебе, — тихо проговорила Лиля. — Теперь я ясно вижу, что мои страдания не самые страдальческие в мире, а полная ерунда.

— А вот и нет! — строго сказал Влад. — Никогда не обесценивай свой опыт. Все, что происходит с тобой, — важно. Стоит лишь помнить полезную формулу. Меньше драмы, больше конструктива. Договорились, принцесса?