Бабочки

Ксана Гильгенберг

Лика только что окончила школу в двадцать восьмой раз, потому что именно столько жизней она уже прожила. Каждый раз всё в её жизни происходит по одному и тому же сценарию. Вот и в этот раз жизнь текла в привычном русле. Она должна была поступить в институт, выйти замуж за своего одноклассника, родить дочь и так далее. Всё к этому и шло. Лика подала документы в институт, да и Влад был в неё влюблён. Но в тот день, когда он пригласил Лику на вечеринку, некто решает вмешаться в жизнь девушки.

Глава 4

Секрет

Стараясь дышать глубоко и медленно, Лика протянула руку к дверному звонку. Рука дрожала и девушка опустила ее так и не позвонив. Еще минуты две она заставляла себя дышать глубоко и размеренно. Наконец, ощутив некоторое успокоение, решительно нажала на звонок.

— Привет! — выпалила она

— Привет, — сказал он, проваливаясь в глубину ее глаз. На какое-то мгновение время застыло. Эти двое словно выпали из реальности. Они начали существовать вне этого мира и вне времени. Только продлиться прекрасному мгновению не пришлось.

— О, Ликусь, привет! — выкрикнула из коридора Эмилька, — чего вы там застряли?

Влад и Лика, словно очнувшись, заулыбались друг другу.

— Действительно, чего это мы? Проходи, — сказал Влад, беря гостью под руку. — Проходи, чувствуй себя, как дома.

Через широкий коридор они вошли в большую освещенную комнату. Здесь было человек семь, в основном одноклассники Лики, лучшие друзья Влада — Олег и Малик — о чем-то спорили с Ариной и Анжеликой, девочками из параллельного 11 Б, у окна. В стороне от них по телефону с кем-то беседовал еще один их одноклассник, Антон. А в кресле, к которому Влад подвел Лику, расположился парень чуть постарше. На вид ему было лет девятнадцать или двадцать. У него было очень доброе и красивое лицо, но большие и выразительные глаза скрывали печаль. Когда Влад представил ему Лику, он улыбнулся, но и улыбка была полна грусти. Лике показалось, что она уже видела где-то эту улыбку. Она попыталась припомнить, где, и в этот же момент выяснилось, что Сергей, так звали этого парня, являлся двоюродным братом Влада. Тогда Лика и вспомнила, что слышала еще зимой от кого-то от одноклассников, что у Влада умерла тетя. Вероятна, она была мамой Сергея. Решив уточнить эту информацию позже у Танюшки, Лика улыбнулась в ответ. Отчего-то она ощутила некое единство с этим человеком. Возможно, просто от того, что понимала его боль, ведь она росла без матери. И хотя ее мать была все же жива, иногда она об этом забывала.

Потом они немного поболтали с присоединившейся к ним Эмилькой. Эмилька, или Эмилия, была красивой, высокой и стройной. Ее глаза были настолько черными, что невозможно было различить их зрачок, и из них всегда струился какой-то непонятный магнетизм, который окутывал и гипнотизировал каждого, кто осмеливался заглянуть вглубь этих глаз. Вот и сейчас она пыталась поймать взгляд Сергея, чтобы очаровать его своей магией.

Кто-то включил музыку. Разговаривать стало неудобно. Арина и Анжелика выдвинулись в центр комнаты, изгибаясь в танце. Кто-то задёрнул шторы на окнах и в комнате стало почти темно. Тела девушек превратились в непонятную игру света, тени и малинового блеска, которого добавляло яркое платье Анжелики.

Так как Лике не хотелось танцевать, Влад предложил показать ей всю квартиру полностью. Она с радостью согласилась, потому что никогда не любила слишком громкую танцевальную музыку.

Комната Влада удивила ее своим порядком и минимализмом. Здесь всего-то расположились диван, стол с креслом и платяной шкаф. На подоконнике два комнатных цветка, казалось, пытались выглянуть во двор, словно им было одиноко в этой почти пустой комнате. Такой же одинокой казалась и рамка с фото. Лика взяла ее в руки, чтобы получше рассмотреть. Кадр определенно был очень удачным. Счастливая семья в лице еще мальчишки Влада и его родителей смотрела на нее, улыбаясь. От фото веяло любовью, негой, теплом и еще чем-то таким знакомым, но давно забытым, от чего у Лики защемило сердце. Она вспомнила о маме. Девушка часто о ней вспоминала, но думать о ней запрещала себе, не позволяя таким мыслям надолго оставаться в своей голове. Вот и сейчас она отбросила их и, обернувшись к Владу, спросила:

— Где это?

— Это в Крыму. Севастополь. Вот… смотри, — объяснял он, указывая пальцем позади плеча своего отца, — это памятник затонувним кораблям. Только здесь видна небольшая его часть.

— Да-да, вижу. Очень красивое фото. Вы здесь такие счастливые…

— Да, мне тоже очень нравится, — кивнул Влад, и его улыбка стала еще более теплой, словно бы южное солнце с фотографии на самом деле грело его. — Ты была на море? — спросил он.

— Только в мечтах, — улыбнулась Лика.

— Море прекрасно! — вдохновенно протянул он. — Ничто не сравнится с ним. Тебе нужно обязательно увидеть море, — добавил он, глядя ей в глаза и склоняясь к ней, — оно, как твои глаза…

Лика закрыла глаза и почувствовала те же легкость и желание полета, какие испытывала во сне. А его дыхание у ее лица напоминала прикосновение крыльев белых бабочек.

Лика уже почти потянула на себя приоткрытую дверь ванной, когда услышала голос Эмильки, идущий оттуда. Она говорила о Рите. И то что Лика услышала, повергло ее в шок. На некоторое время девушка застыла. В этот момент ей показалось, где-то глубоко внутри нее раздался страшный треск. Это рушились ее надежды и мечты, а, в общем, вся ее жизнь. Еще несколько секунд назад она бы назвала себя самой счастливой на свете. Близость мечты опьянила ее. Как близко было счастье. Она держала его в руках, а теперь оно ускользало, высыпалось, как песок между пальцев. Бедняжка хотела провалиться сквозь землю, раствориться, просто не быть, чтобы не слышать того, что слышала, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Она не могла заставить себя хотя бы просто отпустить ручку двери, продолжая сжимать ее так сильно, словно хотела вогнать в нее всю свою боль. Слезы полились из ее глаз, и почему-то стало тяжело дышать.

«А Лика знает?» привело ее в чувство. «Думаешь, ей нужно рассказать? «заставило отпустить ручку двери и поскорее удалиться. Она даже не вспомнила об оставленной в комнате Влада сумочке. Ни с кем не прощаясь, Лика просто сбежала.

Во дворе, вдохнув темную вечернюю прохладу, она наконец смогла нормально дышать. Чего она не могла, так это вернуться домой с заплаканными глазами. Ей во что бы то ни стало нужно было вернуться с радостным выражением лица, иначе настойчивых расспросов от тети не избежать, а тетя умела добиваться ответов на свои вопросы.

Лика подняла глаза на свое окно. Темно. Зато на желтом квадрате соседнего четко вырисовывался кошачий силуэт. «Коко?» — мысленно спросила себя Лика, вспомнив о говорящей кошке. «Может, я умерла? Потому что все, что сегодня произошло не похоже на правду, нереально это все! Да, я умерла, я умерла, я умерла, я умерла…» — твердила она самой себе, как зачарованная глядя на окно.

— Можно сказать и так, — пронеслось в голове.

— Коко? — спросила Лика мысленно.

— Ты уже меня узнаешь. Похвально.

— Так значит, я в самом деле умерла? — спросила Лика и удивилась тому спокойствию, которое разлилось по ее телу.

— Каждый день — это маленькая жизнь, и каждую ночь, засыпая, ты умираешь. Вчера ты была одна, сегодня ты уже другая, и завтра, родившись с рассветом, ты уже будешь не ты, это будет иной человек. Да, у тебя будет то же лицо и то же тело, но твой взгляд никогда не будет таким, как вчера или сегодня, твоя улыбка станет другой, изменяться твои движения, потому что сегодня, получив свой опыт и наполнив свое сердце новым содержанием, ты умрешь, и утром тебя ждет встреча с обновленной тобой.

— А боль? Боль останется или уйдет?

— Так ли уж плоха боль?

— Не знаю… иногда она может быть невыносимой, — Лика произнесла это вслух, вспомнив, как больно внутри, когда рушится все, чем живешь. Боль по-прежнему сжимала ее в своих цепких объятиях.-Завтра, когда я проснусь, ее не будет?

— Если ты этого захочешь. Ведь может быть иначе. Многие люди хотят боли. Они не умеют жить без нее.

— Люди не хотят боли, — устало заметила Лика и развела руками.

— Тогда зачем порождают ее?

— Может, они просто не знают, как жить без боли?

— Ну, что ж давай проверим… Я открою тебе секрет, как жить без боли и посмотрим, поможет ли это тебе.

— Мне кажется, я смогу жить без боли, — начала воодушевляться Лика.

— Тогда перестань сопротивляться жизни. Прими ее такой, какая она есть, во всей ее красоте и уродстве, возвышенности и низменности, гениальности и бездарности, безмерной преданности и предательстве. Жизнь… она совершенно не такая, как мы о ней думаем. Она гораздо больше, шире и полнее, гораздо ярче и насыщеннее. Преодолей границы, которые скрывают от тебя полноту жизни.

— Какие границы?

— Границы, которыми ты делишь мир надвое — на добро и зло, черное и белое, правильно и неправильно, боль и радость…

— Но как же тогда знать, что хорошо, что плохо?? — возмутилась Лика, не дав Коко закончить мысль.

— Ты уже это знаешь, и не можешь не знать, но ты можешь научиться воспринимать и то, и другое только лишь, как опыт. Перестань раскрашивать жизнь в черно-белые тона. Пусть она будет золотистой или сиреневой, а лучше позволить ей переливаться всеми возможными цветами.

— Это и есть секрет?

— Да. Нужно лишь перестать постоянно взвешивать все и всех на весах.

— Это что-то абстрактное. Я думала, ты скажешь, что-то конкретное, — вздохнула Лика.

— Конкретное желаешь? Тогда попробуй насладиться болью, которая сейчас в тебе.

— Ты бредишь! Как можно наслаждаться болью? По-твоему, я мазохистка? — возмутилась Лика, пытаясь увидеть глаза в темном силуэте в окне.

— Ты права, болью почти что невозможно насладиться. И знаешь, почему?

— Боль неприятна… невыносима… от нее хочется избавиться, — с горечью говорила Лика и эти слова холодом заполняли все вокруг, — боль убивает… она въедливая и ноющая… она… она разъедает душу, разрывает ее и душа покрывается… гниющими ранами, которые так и болят и болят, и эта боль всегда с тобой и никуда не уходит… к ней не привыкнуть. Можно на время забыться, отвлечься, но она настойчиво призывает к себе, и постепенно она поглощает тебя и так ты стареешь и умираешь… боль тебя убивает…, — замолкнув, она склонила голову и опустила плечи, словно ощутив неизбежность нарисованной ей же самой картины.

— Красиво. Пафосно. И даже правдиво. В рамках твоих же границ. Стереотипно.

— А что в рамках твоих границ? — спросила Лика машинально, хотя ее это не очень интересовало. В этот момент она была во власти своей боли, в очередной раз ведя с ней бой, заставляя себя не чувствовать ее, пытаясь выдавить захватчицу из души и тела вон.

— Что ты делаешь, когда видишь красный сигнал светофора?

— Это к чему? — удивилась Лика, но тишина в ответ требовала ответа. — Стою, конечно!

— И ты не пытаешься ударить светофор? Не жаждешь снести его с дороги?

— Нет, не пытаюсь, — тихо ответила девушка, сразу поняв, к чему ведут эти вопросы. — Хочешь сказать, что все дело в неправильном восприятии боли?

— Точнее в ее полном не восприятии, — поправила Коко и замолчала, словно давая хозяйке возможность обдумать услышанное. Выждав с минуту, она продолжила, — Попробуй насладиться болью… точно также, как ты наслаждаешься приятными ощущениями. Давай почувствуй ее и усиль в себе ощущение ее, сконцентрируйся на ней все свое внимание, но не с целью вынести ее за пределы себя, а с целью услышать ее, принять и насладиться. Давай! У тебя получится!

Лика замерла, устремив свой внутренний взор внутрь себя. Она надеялась показать Коко бесполезность ее наставлений и лишь поэтому постаралась проделать все, что ей предложила кошка.

— Я не могу, — с изумлением воскликнула она.

— Не можешь, что?

— Не могу насладиться болью, — растерянно констатировала Лика, — ее нет… она ушла…

— Нет, не ушла. Как не ушел бы с дороги светофор. Ты ее приняла, прочувствовала и красный свет стал снова зеленым.

— Но это невероятно! — изумилась Лика, — неужели вот так просто?

— Все гениальное просто, кажется, так это говорится? Сложно другое, душенька…

— Что же? — поторопилась узнать девушка, готовая теперь справиться с любой сложностью.

— Вспомнить об этом в момент боли… А то ведь привычка — вторая натура, — заключила Коко, а Лика сразу почему-то поняла, что разговор на этом закончен.

Девушка еще некоторое время побродила под окнами, размышляя над словами своей кошки. Больше всего ее удивляло то, что, на самом деле, боль покинула ее. Раньше бы она сотню раз прокручивала в голове произошедшее у Влада дома, вспоминая все новые детали разговора, придавая все более трагичный смысл словам и интонациям, и ощущая, как боль, нещадно раздирает ее сердце на кусочки. Сейчас же она не могла и не хотела вспоминать отдельные слова, словно бы вся ситуация съежилась, сжалась и превратилась в маленький стеклянный шар, который вешают на новогоднюю елку.

— Забавно… Боль не так страшна, если в ней увидеть иной смысл, — подумала Лика, поднимая глаза в еще больше потемневшее небо, зажигающее свои первые звезды. — Мама, — позвала она тихо. Где-то в глубине души она верила, что мамино сердце услышит ее даже на другом конце Земли. — Мама, я люблю тебя, — прошептала она с жаром и две слезинки скользнули по ее щекам. Больше десяти лет она не произносила этой фразы, потому что эти четыре слова причиняли ей невыносимую боль, боль, которая могла родиться только в сердце брошенного ребенка. Какое бесчисленное количество раз, будучи еще ребенком, а потом подростком, Лика вспоминала тот день, когда мама упаковывала вещи, свои и Катюшины, а Лика радовалась, полагая, что они все едут отдыхать. Она распевала какую-то придуманную ею же самой песенку и выбирала со своей полки вещи, которые хотела взять собой. Вытащив из самой глубины розовую в кружевах юбку, она стала укладывать ее в чемодан, рассказывая маме, куда она станет ее надевать. Мама отчего-то совсем не была рада. Она присела перед дочерью, и та увидела слезы в ее глазах. Обняв малышку, мама начала объяснять что-то про их семью, про какие-то проблемы. Лика ничего не понимала, кроме того, что произошло что-то плохое, но что именно, не осознавала. Даже когда мама сказала, что Лике придется жить с папой, то и тогда малышка не поняла, что мама с сестренкой уезжали навсегда. Понадобилось несколько месяцев пустых ожиданий, горьких детских слез по ночам, редких и кратких телефонных разговоров, в которых мама всегда говорила одно и то же, что любит и скучает, но когда приедет, не знает. Постепенно из ее жизни ушли и эти телефонные разговоры, затем и слезы тоски, и лишь ожидание встречи крепко-накрепко укоренилось в сердце, и изредка давало о себе знать во сне. Тогда ей снилось, будто она снова малышка сидит у мамы на коленях, и та одной рукой причесывает ей волосы, а другой придерживает за плечо. И от ее руки исходит особое тепло, которое постепенно разливается по всему телу и согревает душу.

Именно это тепло Лика и ощутила теперь вместо привычной боли, и этот, столько лет мучивший ее, день, превратился в еще один «елочный шар».

— Спасибо, — тихо прошептала девушка куда-то вверх, звездам и направилась к подъезду.