Дочь меабитов. Книга 2. Сквозь огонь

Кристина Лысова (2024)

Королева Габриэлла выжила в страшной тюрьме на острове в Холодном море, куда её упрятали враги. В неволе она родила наследника престола Каймиарской Империи. Теперь ее главная цель — выбраться на волю вместе с сыном и расквитаться с заказчиками ее покушения. Она подозревает в причастности к нему всех, от своего мужа, Императора Шана, до собственного отца, правителя королевства Мёбиус. Осталось ли в сердце королевы место для любви? Сможет ли другой мужчина затмить Императора? Выдержит ли она страшные испытания ради побега? И какую цену придётся заплатить Габриэлле за свою свободу? Ответы на эти вопросы уже во второй части романа «Дочь Меабитов».

Глава IV. Молитва королевы

Габриэлла ненавидела четверги за нескончаемое, выматывающее дежурство у печей. Целый день женщины ее отряда молча, как серые тени, выгружали обожженный кирпич на деревянные лотки и перетаскивали к небольшим вагонеткам, в которых груз перевозили дальше по рельсам на ближайшие склады. Никаких автоматизированных платформ, роботов-погрузчиков или другой техники, которая могла бы хоть как-то облегчить труд арестанток, в лагере и в помине не было.

Отстояв всю смену, БИ 320 часто думала, уж не приснился ли ей тот мир, в котором есть летающие шаттлы, красивая одежда и вкусная еда, дворцы и храмы. Под вечер мысли путались, спина и плечи болели при каждом движении. Но самым страшным было не это: работы на обжиге заканчивались впритык перед ужином. А после у нее хватало сил только доплестись до своей койки. Не в силах идти к сыну, Габриэлла сквозь сон чувствовала, как ноет каменная от застоявшегося молока грудь.

Поэтому сегодня она решила забежать к нему пораньше. До переклички. Тихо-тихо, стараясь даже дышать через раз, Би кралась к домику, белеющему в рассветной розово-синей дымке. Ей уже чудился нежный запах тепленького, сонного младенца, когда грубый окрик заставил вздрогнуть и, холодея от страха, обернуться.

Огромная, под два метра ростом, тяжелая, ширококостная женщина с бесцветным лицом медленно подошла к ней. Надзирательница Дерна большую часть жизни с особым наслаждением занималась перевоспитанием симпатичных заключенных. Ее боялись абсолютно все, даже самые матерые обитательницы острова.

— 320-я! Куда идешь? — рявкнула она, нависнув над Би.

Би посмотрела прямо в водянистые злые глаза.

— Я в туалет шла…

— Туалет в другой стороне.

— Я спросонья перепутала. Я вечно путаю. Плохо ориентируюсь в пространстве.

Женщина презрительно усмехнулась.

— Иди на плац, убогая. Через пять минут построение.

Надзирательница проводила гневным взглядом прямую спину арестантки. Слишком ей не нравились те, кто еще не вжал голову в плечи, не сгорбился в вечной почтительно-испуганной судороге. «Ничего, и эту обломаем», — злорадно подумала она.

— Доброе утро, лагерь! — интендант отделения вышел на плац. С утра, на фоне понурых арестанток, он был до безобразия свеж и привлекателен. Каждый раз Би в полушутку думала, глядя на него, что присылать такое руководство сюда — часть издевательства над женщинами. После того разговора вечером в сарае прошла неделя. Он больше не пытался встретиться с ней взглядом и никак не выделял из общей массы. Габриэллу это радовало. Ей не нравилось, как она чувствует себя рядом с этим симпатичным мужчиной. И дело было не только в тревоге за сына. В присутствии интенданта она сразу теряла свою собранность и настороженность. Он смущал ее и одновременно притягивал своей добротой. Хотелось протянуть руку и провести пальцами от острой скулы к уголку таких привлекательных, улыбчивых губ.

Но сегодня, напуганная Дерной, расстроенная сорвавшимся походом к Илиасу, она, опустив голову, вполуха слушала, как начальник распределяет нагрузку на день. «Итак понятно, что в четверг — кирпич».

— Лин заболела и не может следить за работами на обжиге, кто пойдет ей на замену? — неожиданно спросил сотрудников лагеря Амир.

— Сир, назначьте меня, — пробасила Дерна и сердце Би вновь испуганно сбилось с ритма.

***

Женщины двигались к печам в строгой иерархии. У входа в цех, на деревянной скамье, лежала небольшая стопка огнеупорных краг. Их выдавали самым пожилым или отличившимся на работах. Еще нескольким доставались тканевые перчатки. Все остальные брали длинные полосы ткани из большого грязновато-зеленого контейнера и пытались хоть как-то перемотать руки. Когда Габриэлла подошла к ящику, Дерна захлопнула крышку, чуть не прищемив ей пальцы.

— Ленты закончились, — с жуткой улыбкой сказала она. Вообще улыбка на этом лице смотрелась страшнее, чем гримаса злости.

— Я видела, что там еще есть, — попыталась возразить Би.

— А я видела, что нет.

Би ничего не ответила. Спорить было бесполезно и даже опасно. Она обреченно пошла дальше. Малышка Ли за спиной у надзирательницы сунула ей кусок своей ленты. «Хоть немного руки прикроешь», — прошептала в самое ухо. Габриэлла в ответ благодарно пожала ее ладошку.

Горячий воздух дрожал вокруг печи. Девушки брали кирпич с железных поддонов и перекладывали в деревянные лотки. Как только Би взяла в руки красноватый прямоугольник, ее жалкая защита мгновенно истлела. Закусив губу, она молча делала свою работу. Голова кружилась от жара и боли. Мутило, хотелось пить. Она то и дело сглатывала, пытаясь бороться с тошнотой, подступающей при каждом новом соприкосновении с раскаленными кирпичами. Надзирательница несколько раз проходила мимо, обязательно задерживалась рядом с ней, внимательно следя, чтобы та клала груз аккуратно и ровно.

— Доброго дня! Как у вас идут дела? — неожиданно, прежде всего для Дерны, Амир появился в дверях и пошел среди женщин. Его красивое смуглое лицо уже через минуту стало сосредоточенно хмурым.

— Почему работы идут без огнеупорных рукавиц? — спросил он, как раз остановившись около Би. — Почему вы не взяли защиту?

«Боги, какая наивность. Сама не взяла, конечно! И что он ждет в ответ, что я ему скажу правду?».

— Сир, рукавиц на всех не хватает, — ответила за нее Дерна. — Кому их не хватило, берут перчатки или наматывают ленты. 320-я не взяла ничего сознательно. Ведь так?

Амир внимательно посмотрел в усталые серые глаза.

— Да, я сама не взяла, — тихо сказала Би. Начальство меняется слишком часто, а Дерна, говорят, здесь уже полжизни.

— Покажите ваши ладони, — попросил интендант. Вроде и приказал, но по-доброму. Би не заметила сама, как протянула ему руки. Пальцы дрожали. Багровые, кое-где очень глубокие ожоги одним видом вновь вызвали у нее тошноту. Би закрыла глаза.

— Тааак, — протянул Амир и крикнул громко, чтобы слышно было каждой. — Объявляю перерыв! Все встают в ряд и показывают мне руки.

Оказалось, что кроме нее, еще трое девушек работали практически голыми руками. Их пальцы и ладони обожгло сильнее всего. Но так или иначе ожоги получили все, кто таскал кирпичи без специальных рукавиц.

— Все, получившие ожоги сегодня на работах, немедленно отправляются в медпункт. Номера БИ 320, ЛИ 215, Н50, У401 освобождаются от всех видов работ на три дня. Работы на обжиге на сегодня считаются закрытыми. Дерна, как только закончите здесь, зайдите ко мне в кабинет! — впервые за те несколько месяцев, что новый начальник заступил в должность, люди услышали, как он рассерженно повысил голос.

***

Габриэлла вошла к медсестре последней. Та посмотрела на ее руки и напустилась на нее:

— Ты что, специально ищешь приключения себе на голову, Би?

— Нет, они на меня сами падают, — попыталась пошутить девушка.

— Сами падают, а ты терпи… — ворчала она. Би и терпела. Чему-чему, а долготерпению «Иннос» учит лучше и быстрее всего.

Пока Лора спасала обожженные руки, Би повторяла молитву, придуманную специально, чтобы однажды не забыть кто она на самом деле: «Я Габриэлла, дочь Меабитов, принцесса по рождению и воле Богов. Я королева-мать!». Она твердила эту фразу перед сном и с утра, когда особенно тяжело давались работы, когда гнев надзирателей обрушивался на нее, когда страх за беззащитный родной комочек в «Домике» затмевал разум. Она оказалась в аду, не успев умереть. Поэтому рассчитывала выжить и выбраться.

***

Всю последующую неделю Дерна ходила угрюмая, но арестанток не задирала и не штрафовала. А Би, на всякий случай, сама старалась не попадаться ей на глаза. Она жила ожиданием, от посещения до посещения малыша. Тем женщинам, у кого дети были внесены в дело, выделялось 15 минут три раза в день на посещение ребенка. Как мало это для материнской любви. Но как много для горстки «островных» детей. В «Домике» жили 25, в большинстве своем худеньких, бледных ребятишек. И далеко не ко всем приходили матери. Многим дети были нужны лишь ради дополнительного пайка. Габриэлла завидовала тем, кто мог не таясь навещать своего малыша, и искренне негодовала, что этим волшебным правом кто-то пренебрегает. У нее были жалкие тайные ночные вылазки на счастье вдыхать нежный запах темной макушки ее мальчика. Для сына Би тоже придумала молитву. Прижимая его к груди она шептала: «Ты Илиас, сын великих Каймиаров и отрада Меабитов, властелин всех людей под ликом Солнца». Мальчик счастливо улыбался. Смуглый, с вьющимися, как у отца, волосами, он совсем не походил на свою мать. Только серые глаза выдавали в нем родство с меабитами. «Мы обязательно выберемся отсюда. И я тебе подарю весь мир», — говорила ему Би. А в душе, как ил в стоячей воде, поднимался страх, что этого никогда не случится. Фраза Амира о статусе сверхсекретного военного объекта, присвоенного лагерю, не давала покоя. Королева была уверена, что это все произошло только из-за ее присутствия здесь. «Шан, если это все ты, однажды я буду стоять и с радостью смотреть на то, как тебя расстреляют», — со злостью думала она, качая на руках его наследника.

В один из дней, когда она уже аккуратно закрывала калитку низкого забора, готовая сразу же нырнуть в широкую тень от высокой, почти трехметровой стены, окружавшей лагерь по всему периметру, интендант кашлянул за ее спиной. Габриэлла вздрогнула и, обернувшись, испуганно прижалась к холодному дереву калитки.

— Добрый вечер. А что это вы тут делаете? — мягко, слишком по-человечески для начальника лагеря, спросил он.

— Я помогала Дивал с детьми. Ребят много, а перед сном она одна. Иногда я прихожу помочь, — во всю врала Би.

— Любите детей?

— Просто скучно, вот и отвлекаюсь как могу…

— Как ваши руки? — Амир улыбнулся ей.

Габриэлле моментально захотелось сбежать от этих глаз, от этой улыбки.

— Спасибо, гораздо лучше. Я могу идти? — уже почти прошептала она.

— Конечно, — Амир отстранился, пропуская ее. — Завтра четверг. Берегите свои ладошки.

Би кивнула и быстрым шагом пошла в сторону барака. Лицо ее горело. «Да что же это такое!», — рассердилась она сама на себя.

А следующим утром у цеха обжига исчезли ленты и тканевые перчатки. В большом железном ящике их ждали аккуратно и в достаточном количестве сложенные стопки жаропрочных рукавиц. Би медленно, не веря своим глазам, взяла себе пару и подумала, что ни одни перчатки, самой дорогой кожи никогда не приносили ей такой радости. Вокруг девушки, многие из которых были почти еще детьми, счастливо разбирали защиту. У Габриэллы предательски задрожал подбородок. Захотелось посмотреть в так пугающие своей притягательностью темные глаза интенданта и сказать спасибо. Но Би вряд ли бы смогла произнести хоть что-то. Она молча работала, не успевая вытирать слезы. Они беззвучными дорожками бежали по лицу, капали на поддоны и с едва слышным шипением испарялись с поверхности раскаленных кирпичей.

В конце дня звонок, возвещающий окончание работ, вдруг раздался на час раньше положенного. Не помня себя от радости, Габриэлла привычным путем обежала цех и череду складов. Вдоль стены, уже в опускающихся сумерках, на цыпочках пробралась к «домику». Весь конвой рассредоточился на КПП, часть дежурила у столовой. Никому не бросилась в глаза тень, мелькнувшая между постройками в дальней части заднего двора.

Габриэлла забежала в комнату, где жил ее сын. Дети еще не спали. Илиас сидел на полу вместе со всеми, цепко сжимая пальчиками свою нелепую, сшитую матерью к его рождению лошадку. Увидев Габриэллу, он потянулся к ней ручками, требовательно захныкал и заулыбался одновременно. Она села на ковер и взяла его к себе на колени. Еще пятеро ребят, примерно такого же возраста, как ее сын, поползли к ним. Некоторые даже попробовали также забраться к ней на руки. Но получив ревностный отпор от Илиаса, не желающего делиться мамой, а главное от лошади, которой он сердито размахивал, малышня просто жалась к теплой, ласковой женщине.

Би торопливо расстегнула ворот платья и приложила сына к груди. Придерживая его одной рукой, она старалась ладонью свободной руки дотянуться до макушки каждого ребенка, погладить, пощекотать, посчитать пальчики.

Дивал заглянула к ним и улыбнулась:

— Ты прямо как мать-наседка цыплят собрала. Смотри, затрогают тебя, совсем без сил останешься. Всех все равно не приголубишь.

Габриэлла ничего не ответила, но про себя подумала: «Я королева-мать. В моем сердце много любви. Я — дочь великих Меабитов. У меня много сил».

Илиас заснул, приоткрыв розовый ротик. Спали, пригревшись, и остальные ребятишки. Аккуратно уложив всех в кроватки, Би отправилась на ужин. Она спешила и, вопреки своей привычке, не оглянулась на «домик». Поэтому не заметила высокую женскую фигуру, притаившуюся у окна.

Дерна довольно ухмылялась. После того, как этот сопливый интендант вызвал ее на ковер и отчитал как девчонку за нарушение техники безопасности на обжиге, она возненавидела БИ-320 еще сильнее. Наконец-то ей стало понятно, чего та сюда шастает. Осталось выбрать удобный момент, чтобы вернуть должок.

***

Очень рослый для клипера «Джем» легко бежал рысью вместе со своей маленькой хозяйкой на спине. Серый, с причудливыми черными пятнами на боках, он был ее любимцем. Принцесса уверенно сидела в седле, меняя то и дело строевую рысь на учебную. «Когда уже можно будет учиться галопу?» — думала девочка, с завистью глядя, как в соседнем манеже наездник объезжает новую лошадь. А что, если… технику она знала, только не пробовала ни разу в свободной езде без корды. А вот и отец подошел посмотреть. Не то на дочь, не то на недавно приобретенную каурую спесивую кобылу с сияющей золотом гривой.

Эх, была не была. «Галоп!», — звонко крикнула принцесса и пришпорила «Джема» левой ногой. Малыш легко послушался и радостно понес свою наездницу по большому овалу загона. Сердце билось так громко, что заглушало все вокруг. Девочка закричала победно: «Пааап, я сама подняла его в галоп!». Проскакав три круга, Джем сбавил темп и перешел на рысь. А затем на шаг. Похлопав своего друга по холке, тонкая фигурка легко спрыгнула на землю, взяла клипера под уздцы и подошла к краю манежа.

Король улыбался, но при этом имел такой бледный вид, что принцесса испуганно спросила:

— Папа, все в порядке?

Отец вытер испарину со лба и усмехнувшись сказал:

— Пару секунд назад я всего лишь несколько раз чуть не умер, глядя, как ты снова и снова проносишься мимо меня на этом бешеном коняке. Но теперь все нормально. Кажется, тебе пора двигаться дальше в искусстве наездника под руководством моего жокея. Пока ты себе шею не сломала…

Габриэлла зарылась лицом в густую гриву лошадки. «Звездочка, моя милая. Ты, наверное, когда-то тоже была красотка с блестящей гривой», — прошептала она. Здесь на острове конюшня была для нее самым любимым и одновременно самым тревожным местом. Воспоминания, которые каждый день она прятала как можно глубже, накатывали рядом с этими животными, неконтролируемой лавиной. Вот и сейчас королева плакала, поглаживаю теплую, спокойную кобылу

— Любите лошадей?

От неожиданности она вздрогнула. Новый начальник лагеря стоял совсем рядом. «Опять этот Амир бесшумно подкрался. Как только у него так получается»

— Простите, я не хотел вас напугать. На днях должны привезти нового коня. Я зашел посмотреть готово ли для него место.

— Да, я как раз закончила с уборкой, — глухо ответила Би, стараясь смахнуть слезы.

Начальник приблизился к лошади и тоже ее погладил.

— Красивая кобыла, несмотря на возраст, — сказал он. Его рука вдруг прошлась по гриве и накрыла пальчики Би, — Вы дрожите! Вам нехорошо?

— Нет, все нормально. Просто… Знаете, в детстве у меня был пони. Вернее, не совсем… Клипер. Его звали «Джем». Я вдруг вспомнила… — голос Би дрогнул, и она снова разозлилась на себя.

— Понимаю, — тихо сказал Амир, продолжая держать свою ладонь на ее пальцах.

Она мягко высвободилась и отступила.

— Я закончила. Могу идти?

— Да, если хотите. А можете задержаться и погладить других лошадей.

Би невольно улыбнулась.

— Как вас зовут? — мужчина посмотрел ей в глаза. Сердце забилось так, будто она снова пустилась верхом в галоп.

— БИ-320, — Габриэлла с раздражением услышала свой странно звучащий голос. «Боги! Почему с этим человеком так сложно говорить!»

— Это я знаю. Как вас по-настоящему зовут?

— Простите, сир. Я не могу сказать. Мне нельзя.

— Ладно, — с явным сожалением протянул он. Медленно подойдя к Би, мужчина подал ей руку для рукопожатия и сказал, — Тогда позвольте представлюсь я. Меня зовут Сулем.

Би вновь улыбнулась. Так нелепо звучала его вежливость здесь, в неволе, посреди конюшни.

Она легонько пожала его руку.

— Очень красивое имя. Что оно означает?

— Означает «мирный посланник Бога». А что означает твое? Просто скажи значение, не называя его. Так можно? — он не отпустил маленькую узкую ладошку и мягко погладил большим пальцем заживающие рубцы.

— Да, можно пожалуй… Мое имя означает «божья помощница». Оно очень древнее, — Би собралась высвободить свою ладонь из затянувшегося рукопожатия, но прикосновения были настолько приятны, что хотелось стоять так вечность.

–Удивительно как созвучны по значению наши имена, — начальник накрыл ее ладонь второй рукой.

«Сколько можно, в самом деле», — Габриэлла наконец очнулась, выдернула руку, попятилась и как назло уперлась спиной в один из столбов, поддерживающих крышу.

Мужчина подошел и провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Я не хотел тебя смущать. Прости… Я… просто хотел…

— Сир, прошу! — Би оборвала его сбивчивую речь. — Я понимаю, о чем вы. Но я не могу… Пожалуйста. Если вы будете настаивать, конечно, у меня не будет ресурсов противостоять вам… Но прошу, не надо, — попросила она сдавленным шепотом. А про себя сердито подумала: «Не хватает еще снова при нем заплакать».

Мужчина изменился в лице и отступил. Он не злился, но явно был расстроен. Его красивые смуглые скулы и миндалевидные глаза так притягивали ее взгляд.

— Ну что вы. Я ведь не насильник. Извините, если напугал вас. Можете идти.

Габриэлла кивнула и выбежала из конюшни гораздо быстрее чем того требовала вежливость.

Сулем стоял, привалившись к дверному проему, и смотрел вслед торопливо удаляющейся фигурке. Впервые за несколько лет его так сильно влекло к женщине. «Не вовремя и не к месту все», — подумал он с досадой.

***

Последующие три дня ее жизнь шла своим чередом. Работы, редкие встречи с сыном, работы. Усталость, окрики надзирательниц, стычки арестанток. Би старалась не ввязываться ни в какие споры. Не хватало еще попасть в карцер. Малыш так хорошо начал узнавать ее. Тянул к ней каждый раз маленькие ручки и улыбался.

«Думай, как отсюда выбраться, Габриэлла! Думай!», — все время повторяла она сама себе.

Королева уже давно мысленно начертила в голове карту всего лагеря, все вышки, места усиленной охраны, где ворота въезда, дополнительные створы, где выход к лесу. Но самое важное удалось узнать как раз в тот день, когда большая коневозная машина въехала со стороны северных ворот. Водитель вылез из кабины и подал документы часовому. Би в это время несла корзину с мокрым бельем из прачечной. Она замедлила ход и прислушалась.

— Добро, добро! Проезжай. Я думал вы паромом его переправите.

— Да нет, через перешеек решил проехать. Мало ли, вдруг разволновался бы на корабле. Он и так мне весь фургон чуть не разнес. Никогда еще такой зверюги не видал. Не конь, а демон ночи!

«Перешеек! Не совсем значит это остров! Есть сообщение с большой землей по суше», — Би обрадовалась новым данным.

Машина вновь двинулась, в решетчатом окне она увидела жгуче-черную голову коня. Бедный, вот и он в плену в этом проклятом месте.

Начинался дождь, обещавший перейти в ливень, и Би поспешила вернуться обратно. Развешивать белье в такую погоду было бессмысленно.

В считанные минуты налетел ветер, небо почернело. Грянула гроза, холодная и беспощадная, как все в этом месте. Дождь лил стеной. В прачечную забежала мокрая насквозь Камри.

— Это я от конюшни пока пробежала, вся вымокла, — посетовала она. — Ты не представляешь, какого коня там привезли. Порвал все веревки, и ремни. Носится по манежу, на дыбы встает, никого не подпускает. Сам огромный.

Габриэлла выглянула из-за двери. Дождь даже не думал заканчиваться. А так хотелось посмотреть, что же там за зверь такой. Немного помедлив в нерешительности, Би все-таки шагнула навстречу грозе.

— Куда ты? — удивленно крикнула ей вслед Камри.

Но та уже бежала к загонам. Холодные капли хлестали ее по лицу. Ветер сорвал с головы косынку. Капюшон вообще не имел смысла в такую непогоду, и она побежала как есть с обнаженной гладко выбритой головой, по которой нещадно молотил дождь.

А у конюшни действительно творилось нечто неописуемое. Огромных размеров конь метался по загону. Повод болтался из стороны в сторону. Черные, блестящие от воды бока вздымались, мокрая грива металась, раскидывая брызги в разные стороны.

Габриэлла остолбенела, узнав в животном настоящего Шайра — представителя очень редкой древней породы лошадей. Причем беснующийся зверь был явно одним из крупнейших среди своих соплеменников. Его мохнато-белые «носочки» делали ноги зрительно мощнее. Настоящий исполин-тяжеловоз. Похожую лошадь она видела лишь однажды…

У загона бессмысленно переговариваясь бегали начальник лагеря, конюшая и мужчины, сопровождавшие животное до места назначения. Что делать не знал никто. В тот самый момент, когда Габриэлла приблизилась к забору, конь в фантастическом прыжке перемахнул через ограду и чудовищным галопом поскакал прямо на нее.

«Запомните, Ваше Высочество, шайров тренируют только на древнем языке. Такой уж у нашей конной братии обычай», — голос старого королевского конюха мгновенно мелькнул в голове. Отступать времени не было, Би выставила правую руку вперед и закричала: «Зерими линга, зерими линга!».

Конь дико заржал и встал на дыбы в полуметре от девушки. Но дальше не побежал. Переступая огромными ногами, он остановился, тяжело дыша. От боков шел пар, моментально сбиваемый дождем. Би сделала несколько шагов вперед. Животное дрожало и всхрапывало. Протянув руку вверх к голове жеребца, она проговорила: «Дорунга нэ, дорунга нэ». До холки не дотянулась, погладила нос. Он посмотрел на Би блестящими черными глазами, а потом ткнулся носом в ее мокрую макушку. Она засмеялась и спокойно взяла гиганта под оборванную веревку: «Торо, торо не».

К ней уже бежали потрясенные мужчины.

— Как вам это удалось? — первым опомнился Амир.

— Да она никак ведьма! — старый водитель попятился и в обережном жесте прижал кончики пальцев рук сначала к груди потом ко лбу.

— Это конь породы Шайр. Их тренируют только на древнем языке. Он нервничал, потому что его пугает гроза, а команды ваши непонятные, — ответила Би. Голос ее был спокойным, но сердце бешено колотилось. Она сама не до конца верила, что ей удастся правильно назвать слова и животное остановится. Сейчас до нее стало доходить насколько опасно и безответственно по отношению к сыну она себя повела.

— Сможете отвести коня в стойло? — спросил Сулем.

— Конечно, — Би двинулась к конюшне. А черный исполин послушно шел рядом. На его фоне арестантка выглядела совсем хрупкой, почти ребенком.

«Какой ты красивый, — Габриэлла гладила нового постояльца. Ему уже насыпали овса и поставили ведро воды. — Отдыхай, черный воин, отдыхай. Я завтра к тебе забегу».

Внезапно холодный ветер ворвался под крышу конюшни. Би поежилась и только сейчас заметила, что насквозь промокла. Хлопнула дверь.

— Вы здорово меня напугали. Я думал, этот дурной конь вас затопчет, — Сулем подошел ближе. В его руках был сверток. — Принес вам со склада сухую одежду.

Би бросило в жар, несмотря на мокрое платье.

— Спасибо, — тихо сказала она, повернув к нему блестящее от капелек дождя лицо. — Гроза еще не закончилась. Какой же смысл переодеваться…

Но мужчина уже не слушал ее. Отбросив вещи в сторону, он резко притянул Би за руку и поцеловал долгим, бесконечно долгим, теплым поцелуем.

— Я чуть не умер от страха за тебя, — прошептал он, прижав ее к себе.

Би оцепенела. Теплая волна затопила ее, каждая клеточка тела отзывалась сладостной болью на эти объятия. Как давно никто не обнимал ее с такой нежностью. Би судорожно вздохнула и перестала бороться с тем, кого впервые в жизни можно выбрать самой.

— Поцелуй меня еще… Сулем.

Тонкие, терпкие на вкус губы. Шепот: «Давай-ка снимем с тебя все мокрое». Руки, спешащие разделаться с застежками на платье. Грубая отяжелевшая ткань сползла с плеч, обнажив влажную разгоряченную кожу. Би вздрагивала от каждого поцелуя, покрывавшего ее плечи, грудь, живот. Нежные, но уверенные ласки заставляли тихо стонать, тело стало тяжелым, ноги подкашивались.

Оторвавшись на минуту от нее, Сулем расстелил свой плащ на копне сена в углу, а затем, легко подняв Би на руки, осторожно донес и уложил на него.

Его одежды упали рядом… вместе с последними сомнениями и робостью. Осталось только желание прикасаться, гладить, вдыхать запах кожи, рисовать языком горячие дорожки на теле. В самом центре непогоды, под грохот молний, двое слились в древнем как мироздание танце. В пульсирующем ритме, двигаясь навстречу друг другу, наполняясь сладкой, едва переносимой болью ожидания. Би мягко выгнулась в рельефных, с проступающими бороздками вен, смуглых руках и ее тихий стон смешался с раскатами грома.

После грозы всегда такое чувство, что для всего живого мир начинается заново. Черный конь беспокойно топтался у себя в стойле, две других лошади принюхивались и вертелись, пытаясь рассмотреть нового соседа. На сене спали двое. Только что начался их общий мир, но они еще на знали об этом. Габриэлла летела во сне над побережьем Мёбиуса в сверкающем шаттле. А рядом в рубке сидел Сулем и улыбался своей открытой, согревающей улыбкой.