Чай, чапати, чили, чилим

Кристина Камаева, 2007

"Чай, чапати, чили, чилим…" – это книга о жизни в Индии двух русских студенток, их экзотических приключениях, путешествиях и встречах. Пять ярких незабываемых лет провели девушки на чужбине, среди людей, которые живут и думают совсем не так, как принято в нашем социуме. С ними можно ладить, но понять иногда бывает трудно.

Сладкая жизнь

Сотрудники ICCR пожелали ознакомиться с условиями проживания в нашей новой квартире. Пришлось проявить изобретательность. Мы уговорили иранку Казале, которая недавно приехала в Индию и устроилась в том же доме, что и наши друзья, соврать работникам ICCR, что мы собираемся жить с ней. Все мужские вещи были на время вынесены из квартиры, ботинки задвинуты далеко под кровати, плакаты с полуголыми девицами заменены пейзажами.

В назначенный час мы возвратились в общежитие, встретили Леди Мэтьюс и Сури Рао и познакомили их с Казале. Реза и Али ждали нас с мотоциклами в отдалении. Они приехали, чтобы помочь перевезти вещи.

Следуя за мотоциклистами, Ambassador подъехал к особняку Vijaya Kiran (Луч Победы). По чистенькому дворику, мимо охранников, мы повели Леди Мэтьюс и Сури Рао к подъезду и дальше по лестнице, взяв их в плотное кольцо. Показали холл, кухню, комнаты наверху. При всем к нам недоверии, они согласились, что квартира очень хорошая.

— Главное, безопасно! — сказала Жанна. — Вы видели, сколько здесь сторожей?

Потом мы проводили Леди Мэтьюс и Сури Рао до самой машины, чтобы они не зацепились по дороге с индийцами, проживающими в доме. Желаемого результата мы достигли: нам разрешили переехать из общежития. Из-под опеки ICCR мы попали под присмотр иранцев.

— Что ты надела? У тебя есть еще что-нибудь? — спрашивает меня Нейсон. Мы собираемся поужинать в ресторане.

— Так плохо? — пугаюсь я.

— Хорошо. Но для Индии это слишком.

— Опасно выходить на улицу в таком виде, — поясняет Али, — нужна более закрытая одежда.

— У нее все вещи такие, — предупреждает Жанна.

Конечно, я рассчитывала на индийскую жару, а не на возбудимость местного населения. Осмотрев мой гардероб, иранцы восклицают:

— Вах-вах! Сначала едем в магазин. Только потом в ресторан.

В магазине мне подбирают летний костюмчик и платья без смущающих вырезов.

— Чудеса, — шепчет Жанна, на радостях она тоже выбирает себе новую одежду.

В другой раз мы приходим домой немного позднее, чем обычно.

— Куда вы ходили?

— На ипподром.

— Как на ипподром? — у иранцев вытягиваются лица.

— Очень просто, — поясняет Жанна, — у нас был один урок. По дороге в колледж мы всегда проезжаем мимо ипподрома. Решили заглянуть. А там как раз скачки.

Иранцы глядят на нас так, как будто мы только что слетали на луну.

— Это же очень опасное место! Скажите правду, вас туда просто так пустили?

— Конечно! Там толпы народу, одни мужики. Вход стоит пять рупий. Мы заплатили пятьдесят рупий за ложу, очень комфортно, все видно. Но ставок не делали.

— Эти девушки такие шустрые, — говорит Реза Али, — мы четыре года живем в Индии и ни разу не ходили на ипподром!

— Не переживайте. Мы все сфотографировали.

— Почему нас не предупредили? — продолжают сетовать иранцы. — Это вам не Россия! Здесь дикие люди.

— Обалдеть! — изумляется Жанна. Если забота учителей и сотрудников ICCR ее страшно раздражала, то забота мусульман вызывает слезы умиления.

— Да чтобы в России вот так, ни за что, второй месяц подряд, водили по ресторанам, барам, дискотекам? Дураков нет! — делится она со мной впечатлениями. — Вот, что такое настоящее ухаживание!

Иранцы же признались позже, что для них было потрясением, когда мы согласились ехать в ночной клуб.

— Мы же тогда были знакомы всего неделю! — вспоминали они. — Ехать ночью на мотоциклах неизвестно с кем, неизвестно куда! Вы очень смелые девушки

В здании Vidjay Kiran иранцы занимали несколько квартир. В одной из них жил Реза Ширази, к нему–то и приехала Казале. Целью ее, как поговаривали, была не учеба, а сам Ширази. Но он устоял перед соблазном: в Иране его ждала юная и очень богатая невеста. Казале — девушка тоже далеко не бедная — утешала себя походами в магазины. Она скупала золотые украшения и приглянувшиеся индийские наряды.

В другой квартире проживал Хусейн. Из всей компании он был самым тихим и робким. Украшением его интерьера в холле были два настенных олимпийских медведя и огромная гипсовая челюсть. Все наши друзья учились в Индии на дантистов. Учеба им давалась нелегко. Больше всех преуспел Али, он добрался до третьего курса. Тридцатилетний Реза Сафари застрял на втором. Хусейн уже четыре года учился на первом курсе. Деньги за обучение и содержание они исправно получали у родителей, даже не пытаясь подработать.

Эти жизнерадостные прожигатели жизни не мучились угрызениями совести, ругали Индию и индийцев, но, в то же время, не желали возвращаться в Иран, где господствовал строгий мусульманский режим и всем заправляли муллы.

По телевизору там показывали бесконечные выступления лидеров ислама или игру на национальных инструментах. Даже в жару ходить по улицам разрешалось только в костюме. Женщины носили косынки на головах и темные бурки, потому что без них сразу забирали в полицию, стыдили и штрафовали. Мужчинам запрещали заговаривать с дамами на улицах. Впрочем, любые сборища и праздные беседы не приветствовались. Во время намаза надо было все бросать и молиться.

Только в стенах своего жилища можно было расслабиться. Они маскировали на крышах спутниковые антенны, покупали в армянских колониях домашнее вино, устраивали вечеринки, на которых женщины сбрасывали бурки и платки и оказывались в мини юбках, а потом ночь напролет плясали под удалые мотивы запрещенных местных и иностранных музыкантов. Запрет на все разжигал желания и придавал остроту самым простым и привычным для них действиям.

Индия — демократичная страна. Люди разных сословий и вероисповеданий живут здесь бок о бок, не ущемляя друг друга. На одном пятачке земли помещаются церковь, мечеть и индуистский храм. Из нашей квартиры слышны и пронзительные напевы муллы (первый раз он кричит в пять часов утра) и аллилуйя Христу. А индусы приводят во двор украшенного блестящей красной попоной слона, чтобы люди могли поклониться священному животному и предложить ему фрукты.

Здесь не существует понятия моды. Замужние женщины на протяжении веков носят сари — красивый и сексуальный наряд. Но девушки предпочитают шальвар-камиз — более демократичную одежду. Это комплект из длинных удобных штанишек, платья и широкого шарфа — дупатта. Яркие, расшитые цветными нитями, шелковые или льняные, эти наряды никогда не повторяют друг друга. Шарфом девушки прикрывают грудь, создавая преграду алчным взорам горячих индийских мужчин. В цивилизованном Бангалоре популярны джинсы и другие разновидности европейской одежды. В магазинах доступны самые откровенные вечерние платья, сарафаны и купальники. Но, если нарядиться так, что видны колени и плечи, на улицу лучше не выходить. Каждый встречный громко сообщит все, что он думает по поводу вашего платья и вашего тела, а за вами потянется шлейф поклонников.

Здесь есть спутниковое телевидение для всех желающих, шестьдесят с лишним каналов, все современные музыкальные клипы, Fashion TV, новости CNN и BBC, фильмы индийские и американские, популярные сериалы. Огромные,"долби-диджитал"кинотеатры, где в прохладных залах можно посмотреть новые фильмы, всегда набиты до отказа. Пиратские копии любых фильмов на дисках легкодоступны всем и свободно продаются на рынках города.

В городе сотни баров, ночные клубы и дискотеки, интернет–кафе — на каждом шагу. Из самого глухого района города можно легко позвонить в родной Хабаровск.

Индия завораживает нас. А иранцы капризничают, сетуют на грязь. В Иране, люди, возвращаясь домой с улицы, не разуваются. Здесь же такое и представить невозможно. Наши друзья жалуются на то, что их везде хотят обмануть и одурачить. Сравнивают Индию со своей родиной, где до сих пор отрубают руку за воровство. Иранцы уверены, что каждый второй индиец — колдун, и сама эта земля волшебная. Поживешь на ней некоторое время и уже не вырвешься, нравится тебе это или нет. Может, этим они объясняют свои провалы на экзаменах. По-моему, дело проще. Они бойко болтают по-английски, но не могут выучить правописание — довольно сложный предмет в английском языке. Естественно, им не засчитывают ту абракадабру, которую они пишут на экзаменах. Даже в названии главной улицы города персы допускают ошибки.

Наше утро теперь начинается с тонкого лязга металла во дворе — это точильщик ножей предлагает свои услуги. Потом звонкими голосами выкрикивают каннарские слова торговцы овощами, которые запруживают своими тележками двор. Молочница приносит молоко. Служанка готовит на кухне завтрак и обед. Она открывает дверь своим ключом, чтобы не будить хозяев. К завтраку мы пробуждаемся и постепенно подтягиваемся в холл. Иранцы накрывают на стол, и все дружно садятся завтракать. Но брать еду сразу не позволяет этикет.

— Уважаемый Али Мирлоги! Не соблаговолите ли вы первым отведать эти скромные самосы с большого блюда? — начинает ритуал Реза Сафари.

— Что вы, любезный Реза Сафари! — в ужасе отшатывается от стола Али. — Только после вас.

— Я не могу взять самосы с этого блюда прежде вас, досточтимый и многоуважаемый Али Мирлоги! Пожалуйста, усладите ими свои уста первым! — не сдается Реза.

— Позор на мою бедную голову, если я дотронусь до них раньше вас, о учтивейший…

— Так! — не выдерживает Жанна. — Я возьму. — Она переносит золотистый индийский пирожок с большого блюда на свою тарелку. — Теперь налетай, ребята!

Иранцы облегченно вздыхают и едят дальше без выкрутасов. Интересно, как они справлялись без нас?

После трапезы, к чаю, Али достает из холодильника десерт — сладости из Ирана. Они никогда не переводятся в этом доме. Знакомые или родственники приезжают из Ирана в Индию и обязательно одаривают ими иранских студентов. Мы жуем вязнущие на зубах сладости с фисташками, которые называются"газ", жуем, потому что они являются теперь неотъемлемой частью нашей жизни, сладкой и беззаботной.

Нам ничего не надо делать. Нудный быт остался позади в прошлой, не такой сладкой жизни. Служанка моет посуду и прибирает в квартире. Мусор, выставленный за дверь, уносит смуглый жилистый дед в белом дхоти. Правда, стирать свои вещи служанке мы не доверяем, потому что видели, как она сворачивала в тугой жгут персидские рубашки и колотила этим жгутом об пол в душевой. Это привычный национальный способ стирки. Так можно обойтись минимумом мыла или порошка. Дырки и выдернутые в процессе нити никого не смущают.

— Не переломимся, сами постираем платья и нижнее белье, — решительно заявляет Жанна. — А постельное — пусть колотит, не жалко.

Высушенное белье собирают в охапку и несут вниз, в подвал. При тусклом электрическом свете гладильщик пересчитывает вещи и, молча, кивает головой. Утюг у него колоритный — на углях. Позже он приносит домой стопку выглаженного белья и одежды. Плата за выглаженную вещь смешная: всего одна рупия.

Мы готовим изредка, чтобы друзья попробовали блюда русской кухни. Они, правда, не слишком ее жалуют. Борщ называют"овощным рынком в одном котле", пельмени — "кусками сырого мяса в непроваренном тесте". Они не верят, что нормальную еду можно сготовить быстро. Рис по их методу готовится два часа, при этом он остается рассыпчатым и вкусным. Куриный суп — это, вообще, еда для больных. Оливье они считают своим национальным блюдом. В Иране все ингредиенты перемалывают и перетирают, в результате получается однородная паста, которая тоже называется"оливье". По их мнению, так и надо готовить это блюдо. А мы непривередливые, дружно хвалим иранскую пищу, и довольные персы готовят намного чаще нас. Разумеется, когда устают от еды, которую варит служанка. Особенно здорово у них получается кебаб. Приспособление для его жарки они называют"мангал", и слово"шашлык"им знакомо. Совпадения в наших языках всегда радуют нас.

«Здесь совсем не умеют делать колбас и сосис», — сетует Али. Мы с ним согласны, в России"колбас"и"сосис"тоже вкуснее здешних. Также как в России, в Иране пьют черный чай без молока."Вторячок" — дело немыслимое. Чай должен быть только свежим, иначе гости будут оскорблены и никогда больше не придут.

У них тоже есть слово стакан, но так называют кружку. Ватрушка — понджик, сахар — шаккар, утюг — утю. Чюмодан, лак, фитиль, комод, душ, ван, сарафан, абажур, цирк и прочее, — всех совпадений не перечислишь. На севере Ирана даже помидор называют помидором.

Нам больше не о чем беспокоиться. Только изъявлять желания.

— Мне надо съездить в магазин, в больницу, отправить письмо, выщипать брови…

— Без проблем!

— Я хочу напечатать фотографии, съесть пирожное, потанцевать…

— Мигом организуем!

Женщинам нельзя отказывать. Они впечатлительные. Могут обидеться и заплакать. Они ничего не решают самостоятельно. Их нужно лелеять и оберегать от невзгод и защищать от негодяев, которые встречаются на каждом шагу. Лучше вообще никуда одних не пускать! Если у меня болит голова, или Жанна порезала палец, Али поджигает на блюде специальные зерна и окуривает нас дымом от"назара", т.е. сглаза.

— Почему восточные женщины жалуются, что их угнетают? — возмущается Жанна. — Все их капризы выполняются! Еще и свободу им подавай!

Мы не променяем свободу на восточные сладости, но поневоле сравниваем защищенную и спокойную жизнь восточной женщины с непростой судьбой женщины русской.